Клиент №7

Головная боль, нестерпимая жажда, дезориентация... у меня будто похмелье, вот только я не пью с тех пор, как начал работать на Саймона. По крайней мере, не пью в таких количествах, чтобы после пробуждения так страдать — всё же было одно исключение, когда я выпил вина у Лиама. Тогда меня лишь развезло, и я проспал до самого утра. На сей раз ощущения совершенно иные. Кошмарные. Несколько секунд ушло на то, чтобы вспомнить, что произошло перед тем, как я отключился. Кто-то из многочисленных врагов и конкурентов Саймона, наконец, сделал решающий ход. Меня похитили. Не думаю, что охотились конкретно за мной — в конце-концов, мы с Гарри стоим примерно одинаково. В салоне есть и другие мальчики с высокой квалификацией, с тем же успехом можно было взять Айзека или Филда. Что касается информации... Стивен работает куда дольше нас, он должен представлять большую ценность для охотников за секретами моего босса. Но выбрали меня. И, скорее всего, не глядя. Значит, избавятся, как от котенка, особо не раздумывая, если им не понравятся мои ответы или они решат, что я им больше не нужен. Нутро отозвалось неприятным жжением, ладони начало неприятно покалывать, но это мелочи по сравнению с тем, как я себя чувствовал из-за той дряни, что мне вкололи. В носу и глотке до сих пор кисло пощипывал тот неприятный химический запах. Что ж, пусть меня и подташнивало, но я готов. Лучше злить врагов Саймона, чем его самого. Помещение не отвратительное, к моему облегчению просторное. Немного нервирует, что окна закрыты, но это не так страшно. Комната похожа на гостиную, совмещенную со столовой — в ней небольшой зеленый диван на две персоны, видавший лучшие дни, высокий деревянный стол из массива и такие же стулья, низко спускающаяся лампа на толстом шнуре, какой-то ветхий шкаф с книгами и криво обтесанными корягами. Интересно, они вывезли меня за город? Так тихо, не слышно ни шума трассы, ни шороха ветвей в лесу. Очевидно, звукоизоляция в этом доме отличная. Кричи, Зейн, кричи, хоть глотку себе надорви — всё равно никто не услышит. Напротив меня — бритоголовый парень в светло-серой водолазке с закатанными рукавами, мой ровесник или чуть старше. На суровом лице несколько мелких шрамов, под глазами — темные круги, следы недосыпа и тревог. Он — такое же дитя неблагополучных районов, как и я. Рядом с ним его зеркальный близнец, разве что чернокожий, с темными вьющимися волосами. Взгляд сурово-усталый, на нем потрепанная футболка цвета хаки, хотя он явно может позволить себе одежду получше. За ними невысокий силуэт, выпускающий в воздух сладкий химический дым электронной сигареты — скорее всего, заказчик. Я не привязан. Бежать мне некуда, да и незачем — всё равно догонят и вернут обратно, только к тому же ещё и разозлятся, и изобьют. Испортят лицо. Дураку понятно, что привезли меня не на банкет. – Очнулся, – с удовлетворением проговорил бритоголовый, дернув уголком губ. – Мы уж думали будить тебя. Думаю, ты парень неглупый, поэтому договоримся на берегу. Мы задаем тебе вопросы, ты на них честно отвечаешь, после чего мы расходимся. Ты остаешься целым и невредимым. Устраивает? Устраивало бы больше, говори он чуть помедленнее, уж очень гудела голова, я не решился это сказать. Вряд ли передо мной извинятся за то, что проткнули меня иглой — спасибо, если одноразовой. – Вполне, – ответил я голосом сухим, как пески Сахары. – Можно горло сперва промочить? У меня сушняк. – Воду получишь после того, как ответишь на вопросы, – мягко сказал черный парень. Ему бы с таким голосом музыкой заниматься, но музыкантов на свете хватает, а вот костоломы и головорезы всегда нужны. – Будет тебе стимулом отвечать быстрее. Ну, разумеется. Не захочу говорить, за меня скажет обезвоживание. Отличный план. – Что ты знаешь о Лиаме Пейне? – спросил бритоголовый. Имя щелкнуло в воздухе хлыстом. Желудок неприятно сжался. Похоже, Саймон имеет к происходящему косвенное отношение, и меня не зря взяли на подземной парковке у апартаментов Лиама. Что ж, теперь меня либо убьют, либо... убьют. Убьют эти парни, если я не заговорю, убьет Саймон, если я раскрою какую-либо информацию о клиенте. Счастье было так близко! У меня снова появились деньги, и я почти перестал беспокоиться о том, что не смогу оплатить следующий семестр обучения сестер или лечение родителей. Я объяснился с Лиамом, и мы договорились видеться чаще. На долю секунды у меня было буквально всё: мои родители, сестры и... Лиам. И теперь я умру в каком-то богом забытом месте. Ещё и в Ад попаду, если он есть, за то, что торговал собой. Жаль, Гарри не услышит этой шутки — она бы ему понравилась. – О ком? Впервые слышу это имя, – нараспев произнес я и посмотрел в глаза бритоголового с самым честным выражением, на какое был способен. Саймон называет это: «Конечно, я сделал бы это бесплатно». После этого он всегда добавляет: «Конечно, я сделал бы это бесплатно, но лучше заплати» и неприятно смеется. Горе тому, кто не засмеется вместе с ним, и смертная казнь — если ты не сможешь объяснить, что конкретно тебя насмешило. Мало просто поддакивать и кивать головой — это лишь раздражает. Выдает фальшь и желание заработать. «Клиент бывает разный, – часто напоминает Саймон. – И к каждому нужен свой подход». Отлично. У кого-то вся жизнь проносится перед глазами, а у меня — сутенер и его наставления. Мои похитители синхронно выдохнули. Даже третий, стоящий в тени, издал какой-то неприятно-раздосадованный звук. – А хотели по-хорошему, – разочарованно протянул парень в серой водолазке, вставая из-за стола, чтобы обойти меня. Всё произошло за долю секунды — он схватил меня за шею и резко ударил об стол. Прямо в моей голове раздался оглушительный стук, словно что-то внутри колотилось об череп. Мне показалось, что по кости пошли трещины. На мгновение я ослеп, после этого перед глазами поплыло. Тошнота усилилась. От сухости во рту я закашлялся. – Мы знаем, что Лиам Пейн — частый клиент блядюшника, где ты торгуешь жопой, – сказал чернокожий парень, и теперь в его голосе не было ни грамма той мягкости, с которой он говорил в начале. – Мы знаем, что ты его любимая соска и по-совместительству лучшая соска в этой проституточной. Мы знаем, что ты был во Флориде вместе с ним, на его семейном предприятии. Мы знаем, что Лиам Пейн — деловой человек, и даже когда ездит отдыхать, всё равно продолжает заниматься делами. Вот и поведай нам, какими делами он занимался в своем маленьком отпуске? – Это Вы и так знаете — меня трахал, – машинально ответил я, обескураженный их осведомленностью. Парни переглянулись и фыркнули. – Это смешно, – согласился черный парень, тряхнув шевелюрой. – Любишь шутки? Я тоже. Проблема в том, что я не люблю, когда шутит кто-то другой — мне больше нравятся мои шутки, – вкрадчиво заметил он. – Я ведь даже начинал заниматься стендапом, только монологи не пошли. Сам понимаешь, белая публика таких, как мы, не слишком жалует, если шутить не о стереотипах. Слушай, Теренс, а покажи ему, какие шутки мне нравятся! – с искренним энтузиазмом попросил парень. Бритоголовый хмыкнул и, схватив меня за волосы, снова стукнул мою голову об стол — сильнее, чем в первый раз. В горле что-то кисло взорвалось. Желание пить усилилось раза в два. Череп начал гудеть, словно пароход. Отлично! Пара таких ударов, и я буду мало чем отличаться от Сирила из «Оз» по уровню интеллекта. Помню, как смотрел этот сериал вместе с Донией, пока родителей не было дома. Младшие всё время обижались, потому что мы выгоняли их из комнаты. Мы были противными старшими детьми — редко брали девочек с собой, когда нас приглашали на вечеринки, чтобы никто из «крутых» не считал нас такими же малолетками, заставляли их мыть посуду или убирать по дому, если родители поручали это нам, а взамен разрешали сидеть с нами в комнате и подслушивать «взрослые» разговоры. Однажды Валия даже расплакалась, так сильно ей хотелось посмотреть с нами «Оз» или «Сопрано». Тогда я обнял её и, веря в это всем сердцем, пообещал сестре, что однажды мы посмотрим их все вместе — ей нужно лишь чуть-чуть подрасти. Не хотел я, чтобы моя маленькая девочка знакомилась с миром преступлений и наркотиков, даже через сериалы, тем более, нечто подобное разворачивалось за нашими окнами, а родители так старались нас от этого уберечь. А потом я уехал. Познакомился с Саймоном и больше не приезжал домой дольше, чем на пару недель. Вернее... я познакомился с Ларсом, он первый разглядел во мне «неограненный алмаз» и сразу же свел меня с Саймоном. Саймон собственноручно сделал из алмаза бриллиант и вставил его в свою золотую корону. Итог один — я больше не приезжал домой дольше, чем на пару недель. – Смешно, – прохрипел я, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд. Плывущие перед глазами завитки никак не хотели исчезать, лишь хаотично крутились. Нечто подобное я иногда вижу по утрам, если смотрю в окно или на стену. – Рад, что тебе понравилось, Зейн, – кивнул парень, с удовлетворением рассматривая мое рассеянное лицо. – Итак, мы ждём ответ на наш вопрос. Расскажи нам, что ты знаешь о делах Лиама Пейна. Я растер переносицу. Отлично, они знают мое имя. Надеюсь, не знают, где живут мои родственники, иначе моя голова сейчас пострадала зря. – Хорошо, – сухо проговорил я, пытаясь найти во рту хоть немного слюны, чтобы мой голос не звучал как шуршание наждачной бумаги. – Вы, ребята, знаете, кто я и кем работаю. Тогда Вы должны понимать, что я — просто шлюха. Расходный материал, который легко заменить другим. Мой босс таких, как я, не глядя отстреливает, – поделился я, невольно вспоминая Марка, упавшего в бассейн уже мертвым. – Вы думаете, я могу хотя бы в теории что-то знать о делах такого человека, как Лиам Пейн? Последние слова я уже сухо кашлял, рвано хватая ртом воздух. Думаю, язык мой на ощупь напоминал мертвый коралл — по крайней мере, таким я его чувствовал. Он скреб по пересохшему небу, как вилкой по камням. Парни переглянулись — без пяти минут комедиант сжалился и, поманив низкорослый силуэт пальцем, взял у него бутылку воды. Её было немного. Оставалось всего лишь несколько глотков, и кто-то явно слюнявил горлышко бутылки до меня — но не с моей профессией привередничать. Не после того, как меня проткнули иглой. Какое это имело значение? Я просто хотел утолить жажду. С нетерпением схватив бутылку, я залпом осушил остатки. Этого оказалось мало, но я всё равно пробормотал благодарность. По крайней мере, горло уже не так сильно скребло. – Как раз мы-то кое-что понимаем в этом деле, – поведал Теренс, похлопав меня по плечу тяжелой рукой. Мысленно я обрадовался, что стучал он не по моей гудящей голове. – Не может быть, чтобы этот светский лев ни разу не проговорился о чем-нибудь после хорошего траха. – Плохо Вы знаете Лиама Пейна, – честно сказал я. Чернокожий парень многозначительно фыркнул. Думаю, как и я, они и вовсе не знали Лиама Пейна. Только то, что пишут в светской хронике, и то, что он позволил им увидеть, когда неосторожно повез меня на берег Флориды. Это ничто. – Зато мы кое-что знаем о тебе, Зейн Малик, – вкрадчиво заметил несостоявшийся комедиант и откинулся на стуле. Взгляд его стал великодушным. – Монти, принеси-ка. – Уже несу, Болл! Силуэт, оказавшийся смуглым парнем с щербатым ртом, на миг полностью растворился в темноте и тут же появился снова — поставил на стол большой черный кейс и отошел на задний план. Похоже, это «стажер». Подумать только, мое похищение — для кого-то проверка! Может, в следующий раз этому парню доверят что-то круче, чем подавать воду и носить чемодан. Многозначительно улыбнувшись, Болл деловито открыл кейс и развернул его ко мне, чтобы я мог видеть содержимое. Но я и так знал, что внутри купюры. В похожих кейсах Саймон иногда хранил наличные. Однако я не отказал себе в удовольствии посмотреть на деньги, которые могли бы стать моими — на полчаса или час, пока мне голову не прострелили бы за предательство. По моим подсчетам, здесь чуть меньше девятисот тысяч. Почти миллион. Если Вы когда-нибудь безответно влюблялись, можете себе представить, что я почувствовал, когда напомнил себе, что не могу взять эти деньги. – Восемьсот пятьдесят, – подтвердил мою мысль Болл и призывно постучал по корпусу кейса. – Все твои, если расскажешь нам всё, что знаешь о Лиаме Пейне. – Вы и правда хорошо меня знаете, – проговорил я, со сладкой тоской рассматривая деньги. Бассейн ими не наполнить, но они всё равно бессовестно хороши. – Перед таким количеством денег устоять я не в силах. Что ж, хотите информацию о Лиаме Пейне? Пожалуйста. Ему нравится глубокая глотка. Спрятавшийся в темноте Монти тихо засмеялся. Болл покачал головой, не скрывая ухмылки. Встреться мы в другое время в другом месте, разговор получился бы прелюбопытный. Однако он — пешка своего босса, я — своего, а значит о дружбе и совместных походах на стендап не может быть и речи. Не в этой жизни. – Теренс. Теренс словно только этого и ждал — двинул меня об стол так, что мир закружился. Что-то в моей голове взорвалось. В ушах зашумело, с носа пошла кровь, во рту тут же появился вкус металла. Проклятье! Дело приобретает серьезный оборот. Они уже не церемонятся со мной — ещё пара таких выкрутасов, и можно доставать пластиковые пакеты, резиновые перчатки и отбеливатель. Как хорошо, что Лиам был моим последним клиентом! Могу себе представить, как лежал бы, выебанный кем-то другим, а жизнь медленно покидала бы мое тело. Так и не узнал ни любви, ни привязанности. Так и не посмотрел в глаза человека, который хотел бы провести со мной остаток жизни. Хосе не в счет, он может сколько угодно верить в свои чувства ко мне, но настоящего Зейна он не знает. Иногда мне кажется, что и я не знаю настоящего Зейна. А теперь и не узнаю. – По-хорошему ты не понимаешь, – с заметным сожалением протянул Болл. – Хорошо, будем по-плохому. – Будете трахать втроем или по-очереди? – спросил я, вытирая кровь с лица тыльной стороной ладони. – Мы прекрасно знаем, что шлюху изнасилованием не напугать, – сказал Теренс, склоняясь к моему уху. – Поверь, есть более действенный способ, чтобы заставить тебя говорить. В эту же секунду меня схватили за шкирку и поволокли через всю комнату, словно нашкодившего щенка. Я оказался в небольшом коридоре, в котором была только лестница, ведущая наверх и, кажется, входная дверь — рассмотреть что-то ещё не хватило времени. Я подумал, меня отнесут на второй этаж, где находится пыточная или спальня — иной раз они не слишком отличаются, но всё оказалось куда прозаичнее. Теренс открыл дверь в чулан под лестницей и затолкал меня внутрь. Не успел я опомниться, как меня поглотила темнота — дверь захлопнулась. Я остался совершенно один в темной, крошечной комнате. Я. Остался. Один. В темной. Крошечной. Комнате. В моих ушах раздался неприятный писк. Жажда усилилась в десять раз, сердце зашлось с такой силой, что грудная клетка чуть не треснула от боли. – Нет! Нет! – воскликнул я, чувствуя, что мне нечем дышать и обрушился на дверь с кулаками, но все мои удары словно пролетали мимо, даже петли не скрипели. – Нет, пожалуйста! Откройте чертову дверь! – Ответы, Малик. Нам нужны ответы, тогда дверь откроется, – послышался обманчиво-ласковый голос Болла. – Я ничего не знаю! – крикнул я, задыхаясь. Мое горло будто распухло, не давая вдохнуть кислород. Может, его и не было в этой проклятой, пахнущей затхлостью комнате. В ней наверняка нет вентиляции, на ощупь я не смог найти ничего, даже отдаленно напоминающего решетку. Сквозняка тоже не слышно. Только безмолвная духота. Значит... У меня ограниченный запас воздуха! Господи. Господи! Господи! Как же до этого дошло? Как я мог оказаться в такой ситуации? Вся влага, что была в моем теле, немедленно пошла наружу — за одну секунду я вспотел так, словно пробежал кросс. В голове шевельнулась предательская мысль рассказать всё, что я знаю о бизнесе Лиама. Я знаю немного, но и это имеет большую ценность в руках хорошего дельца: Лиам Пейн занимается антиквариатом, продает картины великих художников за огромные деньги — многие из этих шедевров даже никогда не являли широкой публике. Он всегда проверяет товар лично, часто привозит особо ценные экземпляры в свои апартаменты перед очередным аукционом, поэтому поймать его с поличным нетрудно, если знать, какую именно недвижимость обыскивать. Я могу назвать адреса нескольких апартаментов. Тело колотила крупная дрожь. – Бога ради, выпустите меня отсюда! – в отчаянии заорал я, сползая вниз. Пусть я подумал об этом, предавать Лиама я не стану. Просто не смогу — мои губы не послушаются. Я лежал с ним в одной постели, дышал его запахом, чувствовал себя продолжением его тела — бесконечно прекрасным продолжением его тела, таким сделало меня единение с ним. Я никогда не смогу предать его. За все деньги мира. За весь кислород этой планеты. – Если бы я знал, то рассказал бы! – проговорил я, чувствуя, как на глаза накатывают слезы. Они текли по лицу, смешиваясь с присохшей к коже кровью. Я весь словно был в липкой пленке, и это слегка отвлекало от темноты и тесноты. Но сердце стучало так громко! Готов поклясться, его слышно на другом континенте. – Как мило, – проговорил Болл из-за двери. – Хочется тебе верить, но не получается. За весь вечер ты не сказал нам ни слова правды. Но мы не сердимся, приятель. Мы всё понимаем. И ты нас пойми! Нам всего-то нужно знать, с чем связан бизнес этого парня. Что он приобрел во время Вашей поездки во Флориду? Сколько денег выручил? – Я понятия не имею, – закричал я, ударив в дверь кулаком. Часть меня молила сказать правду, но я затолкал её как можно глубже, не давая выползти наружу. Нет, это не выход. Нужно держаться, и, возможно, они поверят, что я совершенно бесполезный. Нужно держаться, и, возможно, я выживу. Возможно, я даже увижу Лиама в последний раз, изуродованный и жалкий. Возможно, я даже услышу: «Хороший мальчик, Зейн», прежде чем Саймон найдет Лиаму другого хорошего мальчика. – Если Вы так хорошо знаете, сколько раз на дню он в меня свой член пихал, может, сами узнаете всё остальное? Кто-то засмеялся. Возможно, Монти. Смех был слишком тихий, чтобы понять, кому он принадлежал. – Мы узнаем это прямо сейчас, – сказал Теренс — судя по звуку его голоса, он наклонился к двери, чтобы мне было лучше слышно. – Понимаешь, наш источник — который рассказал нам о тебе — не знает тех подробностей, что нам нужны. Он заведует личными тратами мистера Пейна — рестораны, такси, проститутки... – небрежно заметил мой похититель. – Мы же хотим знать о бизнесе. Понятно, как они меня подкараулили. Человек, занимающийся финансами, рассказал, куда сегодня поехал водитель Лиама этим головорезам. Отлично! Из-за какого-то некомпетентного ублюдка я сегодня умру. В темноте. В тесной каморке. – Но я... – Мы оставим тебя наедине с твоими мыслями, Малик, – решительно прервал меня Болл. – Посиди в тишине, темноте... И подумай, – добавил он жестко, постучав по двери костяшками пальцев. – Подумай, как следует. Я забился в угол, стараясь дышать тихо и медленно. Темнота давила, но хуже неё — стены. Я чувствовал, какие они тесные, как они стремятся сдавить меня, сплюснуть. На глаза навернулись слезы — я закрыл глаза, пытаясь представить, что нахожусь в каком-то другом месте. Это далось мне с трудом, я то и дело начинал задыхаться. Наконец, перед глазами возник солнечный пляж, голубое-голубое небо, какое бывает только на картинках в детских книжках, и ласковые волны, набегающие на песок с тихим шумом. Мысленно нарисовались небольшие домики, послышались крики чаек, лай лохматой собаки, веселые крики маленькой девочки, окликающей своего любимца. Я почувствовал руку Лиама на своем плече, вдохнул солоноватый запах моря. Я... оказался дома? Несколько раз подходили то Болл, то Теренс, но я молчал. Считал про себя, вычитал и складывал, но не отвечал на вопросы, когда они пытались отвлечь меня от мыслей о пляже. Стоило им отойти, как я погружался всё глубже и глубже. Это были не воспоминания — мечты, фантазии, потому что во время нашего путешествия мы так и не успели потанцевать друг с другом на берегу, перемазать друг друга мороженым. – Зейн, – ласково позвал Болл, когда я почти задремал. – Не хочешь начать говорить? – Нет, спасибо, – ответил я высохшим голосом — пить хотелось ужасно. Воспоминания о нескольких глотках воды примитивно дразнили. Я снова был обезвожен, больше, чем раньше, потому что сильно вспотел. – Мне недолго терпеть. Скоро босс начнет меня искать. Вот тогда запоете уже Вы. – Шлюха пугает нас сутенером, – засмеялся Теренс. Саймон, конечно, не последний человек в Далласе, но влезать в дела Лиама и его конкурентов он не станет. Ему проще вышколить новую шлюшку, помоложе — вроде Винса, которого он и подложит под Лиама, когда со мной будет кончено. Но об этом я рассказывать не собирался. Пусть потрясутся денька два-три после моей смерти, это меньшее, что я заслужил за свои страдания. Господи, каким мелочным и мстительным становится человек на пороге смерти! – Мне надо отлить, – устало произнес я. – Ничем не можем помочь, – сказал Болл без тени сочувствия в голосе и снова повторил свой вопрос: – Не хочешь начать говорить? – Подожду своего адвоката. В ответ на мою шутку они включили музыку. Думаю, чтобы я не уснул. Это была детская песня «If You’re Happy and You Know It», которую Болл и Теренс поставили на повтор. Замечательно! Мои похитители явно хотят свести меня с ума. Наверное, я должен быть благодарен, что меня не облили водой и не ударили током. Нет, какая ирония — всю жизнь я пытаюсь радоваться тому, что всё не хуже, чем есть, и сейчас, на пороге смерти, занимаюсь тем же самым. Я жалок? Можно ли меня назвать жалким? По крайней мере, я не сломался после первого удара об стол. Боль всегда так пугала меня, но, оказывается, я могу стиснуть зубы и терпеть. Да, Лиам, знал бы ты, на что некоторые люди способны пойти ради тебя. – Откройте... – слабо проговорил я, прислонившись к двери. Моя рука устало долбила по деревянной поверхности. Никакой надежды выбраться, но организм не хотел сдаваться. Он цеплялся за каждую ниточку. – Откройте блядскую дверь... Откройте, блядь, эту ебаную дверь, Вы, конченные ублюдки... Вот и мои корни. Сколько бы литров крема ни ушло, чтобы сделать мою кожу мягкой и бархатной, в какие тряпки меня ни наряжай, внутри я парень с окраин, и вот, когда я не слежу за языком, это прорывается изо всех щелей. – Не хочешь начать говорить? – поинтересовались снаружи. – Нахуй иди, – ответил я, слабо ударяясь головой дверь. Музыка исчезла, и теперь я мечтал провалиться обратно в сон. Пусть не Флорида — любое другое место, мне было всё равно. Буду вспоминать, как пил с Лиамом вино, как ехал с ним в машине, как готовил ему в пустых апартаментах, как наблюдал за тем, как он работает. Однако поспать мне так и не удалось — дверь внезапно отворилась, и я тут же вывалился наружу. Не успел я стукнуться носом об пол и растечься по нему растаявшим маслом — меня подхватили руки, которые я узнал бы из тысяч.