Dance around or run

      Чунмён заканчивает письмо как раз к возвращению Минсока: старший брат, весь вымокший из-за дождя, потный после тренировки, но менее раздраженный скидывает верхнюю одежду на пол, чтобы та исчезла под воздействием чар и оказалась у эльфа по ту сторону двери. Чунмён внимательно следит за братом, пытаясь определить уровень напряжения между ними, но тот всего лишь ворчит и устало падает на его кровать. Матрас слегка прогибается, Чунмён откладывает письмо, а Минсок открывает рот первым:       - Я постараюсь не быть такой скотиной при маме, - он произносит это без какого-либо сожаления, но с такой интонацией, что Чунмён даже не знает, как на это ответить. Брат поджимает губы, закрывает глаза и старательно дышит размеренно, пытаясь выровнять дыхание. - Жаль, что ты видел то дерьмо. Мне вообще не следовало поддаваться его уловкам.       Чунмён кивает, не уверенный, что его видят. Он без понятия, в каком настроение сейчас Минсок, но, раз признается, то уже неплохо. Осматривая свою комнату, Чунмён пробегается глазами по стенам, светильникам и шкафам, обводит взглядом брата и выдает:       - Я написал Ханю. Он должен с тобой связаться. Расскажешь ему, как тебя чуть не женили в сотый раз и поугараешь от души.       - О последнем никому ни слова, мелкий, или мне будет похуй, если тебя обольют помоями из сортира.       От резкого, почти сердитого тона в голосе брата Чунмён теряется, удивленно таращась на него, и растерянно выдает:       - Зачем кому-то обливать меня... что? Как ты себе это вообще представляешь?       - О, поверь мне, очень живо и с наслаждением.       Чунмёну чудится, какая вонь может стоять вокруг него, и он противно морщится. Минсок же, однако, звучит очень воодушевленно. От дурных мыслей младший передергивает плечами, но спорить не решается, припоминая, как выглядел последний человек, который решил наехать на его брата. Чунмён не может вспомнить всех деталей, кроме подвешенного вверх ногами тела и адские вопли от быстро исчезающих ожогов. Никто так и не доказал, что это был Минсок, ибо так изящно орудовать магией на всем пятом курсе в то время никто не мог.       (Опустим тот факт, что Минсок был чертовски хорош во многих вещах, и он также хорошо скрывал это.)       Чунмён прокашлялся, надеясь скрыть нервозность и (возможно) страх в голосе:       - Хань все же свяжется с тобой. Наверное, по камину.       - Намекаешь мне свалить в свою комнату?       - Просто предупреждаю, чтобы никто тебе не мешал.       - Ух, - Минсок переворачивается на его кровати, и Чунмён слышит, как шелестят под ним его простыни. - Ты всегда знаешь, как угодить людям. Иногда это даже раздражает.       - Хм, но это ведь благодаря мне тебя все еще не выпнули через сортир, да? Я заслужил более открытую похвалу, старший брат.       В ответ на это Минсок лишь заливисто смеется, зарываясь лицом в его одеяло, и Чунмён расслабленно выдыхает. Сколько бы он не жил с ним бок о бок, даже учитывая, что они одной крови и росли в одной семье, Чунмён никак не научится читать своего брата - каждое его слово несло в себе двойное дно, а действия не всегда имели логику. Для Минсока же Чунмён был открытой книгой, самой тонкой хилой на полке, которую можно прочитать меньше чем за час от корки до корки. Именно поэтому его непредсказуемый старший брат ставил своей целью оберегать его, что, впрочем, ничуть не спасало Чунмёна от его скверного характера.       - Я совсем забыл спросить, - произносит Минсок, протирая глаза, - как там твой фанбой?       - Хён, серьёзно? В такой час ты хочешь...       - Да, я хочу почесать языком хоть о чем-то, что не касается моей свадьбы, твоего будущего или цен на экспорт корейских метел, - тут же раздраженно цедит Минсок и Чунмён затыкается, понимая, что сейчас не лучший момент для пререканий.       Не то, чтобы он боялся своего брата или хоть как-то сторонился его, нет. Просто то, о чем он писал Ханю было правдой. Атмосфера в доме была накалена и всем жителям было неловко даже высовываться из своих комнат, кроме брата с отцом, переругивающихся при каждой встрече. Кажется, даже домовые эльфы ощутили напряжение между хозяевами, раз стараются лишний раз не подавать голоса. И Чунмён находил их решение весьма разумным.       Минсоку предстояло нести большую ответственность перед семьей, а проблемы в отношениях с отцом и давление семьи лежали на его плечах громадной ношей. Несмотря на все ссоры и несогласие со взглядами отца, Минсок не мог найти в себе достаточно ненависти или равнодушия, чтобы хоть как-то опозорить честь своей семьи. Возможно, причина была в его озабоченности будущим Чунмёна или благополучием матери, но на ссорах с отцом и игнорированием большинства его "приказов" и заканчивалось всё противостояние Минсока.       Чунмён мог его понять. Конечно, от него требовали не меньше, но он обладал куда большей свободой, чем старший брат. Ему не искали невесту для идеально выгодного брака, его не таскали с собой по всем званым ужинам и не ему с пяти лет приходилось выслушивать от малознакомых людей, чем он обязан за счастье родиться в этой семье. В добавок, ему не нужно волноваться за судьбу младшего брата, и Минсок лишил его обязанности отстаивать чьи-либо интересы перед отцом. Чунмёна, конечно, тоже учили вести себя достойно и требовали определенных достижений, но никто не надеялся на него, как на Минсока. Так что, кто он такой, чтобы лишать брата возможности расслабиться?       Из размышлений его выводит шум со стороны его кровати: шелест смятых простынь и одеял, помятых братом - Минсок слезает с его кровати. Он подходит ближе к Чунмёну, огибая стол, и присаживается на его край боком к младшему.       И, боже, его брат извиняется.       - Прости, - Минсок трёт лицо, скрывая его за ладонями, и сдавленно мычит, - я не хотел так сучиться. Ты же знаешь, это все... раздражает.       Чунмён нервно сглатывает ком в горле и старается не выглядеть слишком уж виноватым или удивленным. Минсок ненавидит, когда его жалеют или хотя бы смотрят на него с каким-то сожалением, а Чунмён не хочет провоцировать еще больше агрессии.       - Все в порядке, хён, - его корейский звучит не хуже минсоковского, пусть он почти не разговаривает на нем с трёх лет. По желанию отца, в семье они болтают преимущественно на английском, чтобы не быть хуже на фоне местных, и поэтому возвращаться к корейскому иногда непривычно. Чунмён переходит на родной язык, только когда нужно сказать что-то важное, даже если это пресловутое "все в порядке". Минсоку становится легче, и не это ли важно?       Чунмён кладет конверт ближе к клетке своего коршуна и поворачивается к брату. С секунды прочищает горло и очень надеется, что его голос не звучит настолько фальшиво.       Он может быть личным психологом для каждого из своих друзей и хорошим советчиком для простых знакомых, но когда дело касается родного брата - все мысли Чунмёна смешиваются в ужасную кашу. Минсок берет на себя большую ответственность и освобождает его от долгов перед семьей. Чунмён в каком-то смысле чувствует себя обязанным перед ним.       И вину, конечно. Он чувствует большую вину, которая не позволяет ему быть честнее и более открытым со своим родным братом.       - Мы собирались сходить с ним в Хогсмид. На выходных, - он начинает издалека, делая вид, что эта тема не очень-то и заботит его.       Минсок тут же удивленно вскидывает голову и даже слегка хмурится.       Это еще больше напрягает Чунмёна.       - Он попросил меня... эм. У него нет друзей, и мне стыдно оставлять его одного, он же кореец. И я его хён, - Чунмён старается не мямлить, но под внимательным взглядом брата это дается не так-то легко.       Минсок молча смотрит на него, долго, будто он знает что-то, что известно только ему, а Чунмён глупый ребёнок. Эти молчаливые гляделки длятся почти пять минут, пока он наконец, не произносит:       - Сегодня воскресенье. Он знает, что ты здесь?       - Да? Наверное? - Чунмён старательно не пялится на конверт, очень не аккуратно спрятанный от брата, и надеется, что не выставляет себя идиотом перед ним. - Ладно. Не знает. Но я напишу ему.       - То есть ты... кинул его на вашем свидании?       - Я не- Что? Это не свидание, хён! Мы даже не обговорили день, это просто была идея!       - Ты хочешь сказать, что твое свидание с этим пацаном откладывается до тех пор, пока у кого-то из вас не отрастут яйца, чтобы быть настойчивее?       - Господи, хён, - Минсок усмехается, вскидывая бровь, и весь как-то даже расслабляется. Его поза меняется, тело не напряжено, руки свободно болтаются вдоль ног, опираясь о колени. Сам брат заинтересованно смотрит на него, будто выискивает очередной повод, чтобы задеть.       - Мне кажется, он сделает это первым. Не обижайся, мелкий. Ты, конечно, умный, но этот парень у нас посмышлёнее тебя будет, - он запускает пальцы в волосы Чунмёна и начинает ерошить их, больно сжимая у корней. - Ты только не профукай момент, когда он прижмет тебя. И предохраняйтесь, мало ли. Знаешь, секс сам по себе весьма болезненный...       - Да ты можешь заткнуться, черт возьми! - кричит Чунмён, а Минсок смеется, отбиваясь от кинутого в него папироса.       Чунмён чудом отталкивает его и сразу потирает свою голову, ощущая легкую боль на макушке. Он с раздражением смотрит на брата, который, довольный своей выходкой, направляется к выходу из его комнаты.       - Он не мой фанбой! - он не знает почему, но среди всех мыслей, хаотично бегающих в его голове, Чунмён выхватывает именно эту, почти страстно выкрикивая её в спину уходящему брату. - И он не влюблен в меня, сколько раз можно повторять!       Минсок отвечает ему усмешкой и даже не оборачивается, когда отвечает:       - В любом случае, Чунмён, не кидай слов на ветер. И старайся сдерживать обещания. Иначе ты можешь ранить кого-то и ничем не сможешь это исправить.       Чунмён отстраненно кивнул, ощущая себя немного странно, потому что... ему показалось? Или его брат только что в чем-то признался?       - Ты сейчас делишься опытом или ты хочешь еще раз меня подколоть? - к чести Минсока, он даже не смеется от неуклюжего оскорбления Чунмёна, а звучит очень даже серьезно, когда отвечает ему.       - Как знать. Может, это спасет твою жизнь или хотя бы твои щенячьи отношения, - Чунмён почти злится из-за насмешки в голосе брата и едва находит достойный ответ его колким фразам:       - Я не увлечен им, а он не увлечен мной. Это просто дружба, у тебя нет даже причин так говорить.       Минсок цокает и, Чунмён уверен, даже закатывает глаза, будто его брат сморозил какую-то глупость.       - Найди более правдоподобную ложь, Мён-а, я подожду.       И он оставляет Чунмёна с горящим лицом, полного раздражения и желания порвать чертовое письмо на куски, чтобы не повадно было всяким старшим братьям влезать в его дела.       И вообще, Чунмён просто хороший друг! Он очень ответственный и он держит свои обещания!       (Но он сохраняет письмо не по этой причине.       К сожалению, он не уверен, почему он вообще это делает.)