ХРОНИКИ ДЛИННОГО ГОДА

9. НАЧАЛО Это нагрянуло внезапно. Ростик смывал грим – тем вечером он был графом – и заметил, что с лицом что-то не так. Он сначала подумал на освещение, потом на зрение, потом на остатки грима, но и в туалете, при резком холодном свете, отразилось тоже, что и в гримерной. Отразился не он. Кто-то похожий на него, но не он. Такое ощущение бывает, если всю ночь не спишь. Или когда долго и напряженно работаешь. У Ростика сейчас в наличии имелся и недосып, и прорва работы. Наверное, поэтому зеркало показало кого-то другого. Чужого кого-то. Ростик невольно пощупал поверхность зеркала, потом потрогал щеки, лоб. На ощупь вроде все было привычно. Но на вид… Ростик потер глаза. Постоял, зажмурившись. Да что это с ним? От усталости черт знает что мерещится. - Ростик. Он вздрогнул и выронил пачку с ватными дисками. Белые кружочки рассыпались по столу. - Черт! Ленка, не подкрадывайся ты так! Заикой останусь! Лена вздохнула. - Я с тобой уже целую минуту разговариваю. И ты на мои вопросы даже что-то мычал в ответ. А я еще удивлялась, что это ты такой покладистый. Ростик собрал диски в пакет и сел на край стола. - Давай сначала. О чем речь? - О фотосессии для свадебного салона. - Разве что-то изменилось? - Так ты помнишь, о чем мы говорили? - Смутно, если честно. Но это же нескоро будет. Я просто сразу не въехал, извини. - Но ты не передумал? - Нет. С чего бы? - Тогда я позвоню и скажу, чтобы нас поставили в график. - Хорошо. Спасибо. Лен, ну я, правда, в порядке! – Ростик возмущенно поглядел на нее. – Не смотри на меня так. Я все помню! Лена хотела что-то ответить, но не стала. Махнула рукой и вышла. Ростик вытряс из рюкзака банку с витаминами и для порядка закинул в рот две капсулы. Бессмысленное занятие. Все равно ничего не помогало, и не важно, что он постоянно забывал их принимать. Черт. Колпаков сам от себя бесился, но процессор перегревался настолько, что из памяти выпадали целые куски. Мозг их воспринимал, как информацию, не имеющую большой важности, и, похоже, молча сливал за борт. Ростик вот, например, совершенно не помнил, как сказал Сашке Казьмину, что тот его не поймет. Ростик не мог вспомнить, к чему это было сказано, и что они обсуждали перед тем. Разговор свели в шутку – мол, доживешь до моих лет, узнаешь, но коллеги смотрели на него осуждающе. Ростик искренне не понимал, чего они все от него хотят, потому что тупо не помнил, о чем вообще шла речь. В конце концов пришлось объявить, что если кому-то что-то не нравится, то не фиг лезть к нему не по делу, а потом обижаться. У него и так не голова, а Дом Союзов, чтобы помнить, кому он что сболтнул в коридоре. Охота потрепаться – вон, к гримерам. Ему рот лишний раз открыть – уже насилие над собой, а неизменные скопления народа вокруг начали отзываться во всем теле физической болью. С ним что-то происходило. От усталости или от напряжения. Ростик не знал. Состояние было не очень. Хотелось слать всех куда-нибудь подальше, а приходилось делать вид, что он всем рад и готов к общению. От такого ежедневного издевательства над собой еще не так крыша поедет. В зеркале уже себя не узнает. Приехали. В дверях мелькнула Наташа. Подмигнула ему набегу и ускользнула. Что-то слабо всколыхнулось в груди и тут же погасло. Дааа, плохи дела, если и на Диевскую никакой реакции. - Ростик, ты идешь? – раздался голос Кости. Нет. Только не сегодня. Я сейчас компанию не выдержу. - Я забыл тебе сказать, - не оборачиваясь, проговорил Колпаков. – Мне позвонили, я не домой. Костя замер на пороге. - А спать? Завтра ведь опять двойник. А то я, блин, не в курсе! Так. Спокойно. Ростик сделал вдох. - Ничего. Справлюсь. - Ну смотри. Тогда до завтра. Если передумаешь, пока я машину грею, звони. Ростик понял, что не может больше отвечать, и только кивнул. В коридоре у кого-то в телефоне громко заиграла музыка. Ростик в иностранных текстах разбирался плохо, но на слух определил, что это из «Иисус Христос - Суперзвезда». There's too many of you... Don't push me. There's too little of me... Don't crowd me. Ростик сцену «Исцеления» из мюзикла никогда на себя не примерял, обходясь на концертах «Гефсиманией» и ариями Иуды, но тут внезапно понял, что этот момент, ему, пожалуй, куда как ближе и понятнее, чем все остальное. За дверью, на лестнице, его уже ждут. И быстро не выпустят. Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Я больше не могу. Он посмотрел на телефон. Три пропущенных. Ростик даже не стал проверять, кто это был. Потом позвонил Костя. Конечно, он будет ждать до упора. Надо ему ответить. Сказать, чтобы ехал отдыхать. Но Ростик не мог. Нужно совершить слишком много действий. И что-то соврать бодрым голосом. Он сейчас не в силах. У него еще лестница впереди. Кто-то крикнул в дверь «пока». Ростик кивнул в ответ, не особо заботясь о том, видели его кивок или нет. Все равно. Потом взял телефон и выбрал номер. И нажал «вызвать». Ожогин, наверное, обалдел, когда увидел его звонок. Они молчали с полминуты, не меньше, пока Иван первый не спросил, что случилось. - Ничего, - с трудом ответил Ростик. – Я просто так позвонил. Мне… По-моему, я заболел. - Что-то болит? – уточнил Ожогин. - Кажется, нет. Не знаю. - Понятно, - ответил Иван спокойно. – Я вернусь, и мы поговорим. - Да ерунда все, забей, - сказал Ростик. Он сам не понимал, что чувствует. Просто все не так. Но этого недостаточно для того, чтобы сняться с работы. У него завтра два графа. Отменить графа? Невозможно подобное помыслить. Но в глубине души Ростик понимал: он уже вполне способен пропустить даже графа. - Хорошо. И все-таки мы поговорим. - Ладно, - ответил Ростик и дал отбой. С ним и в самом деле было что-то очень не так, если единственный, с кем он мог (и хотел!) поговорить – это Иван Ожогин. А как же остальные? Нормальные люди? Почему он не то, что говорить – он и смотреть на них не может? Наверное, я действительно заболел. Чем иначе объяснить все это? Не хочется ни петь, ни рисовать, ни хулиганить. Да какое там «хочется»! Его с трудом хватает на то, чтобы повседневные обязанности на работе выполнять. Ростик заставил себя встать и начал собираться домой. Охрана посмотрела на него с плохо скрытым раздражением. На мониторах отражалась вся лестничная вакханалия в полный размер. И охранники ночной смены доподлинно знали: пока Колпаков не свалит, этот птичий базар будет тут торчать, и лечь спать им не удастся. Ростик вцепился рукой в дверной косяк и зажмурился. Надо идти. Другого пути к выходу на свободу нет. Лестница его ждала. Он сцепил зубы и шагнул за дверь.