Фетишизм или история глянцевой купли-продажи

      На то, чтобы уговорить Ваню согласиться стать товаром для миллиардера, ушло добрых два дня. Тот сопротивлялся всеми силами, оскорбленный тем, что его посчитали шлюхой. Разумеется, он прекрасно понимал, чем вообще занимаются все обитатели особняка, более того, он общался со всеми, слушал их истории и порой даже немного завидовал такой интересной жизни, но он никогда не допускал даже в теории вероятность того, что сам может стать товаром.       Ваня называл этот процесс «глянцевая купля-продажа». Для него все, что касалось хастлеров из агентства специализированных эскорт-услуг, было глянцевым, потому как прежде, чем попасть в салон, а потом попасть в постель богатого клиента, для каждого мальчика создавалось портфолио с кучей фотографий. Собственно, глянцевое портфолио и глянцевая жизнь, иначе и не скажешь.       Иван Брагинский искренне считал себя слишком простым и слишком деревенщиной для подобной жизни. Единственный раз, когда он рискнул и поверил в то, что может заиметь себе достойную жизнь, окончился для него полным крахом и разбитым сердцем. Он жил в самом обычном селе, в Тюменской области. Окончив школу, поступил в университет и перебрался в город, а после начал работать. И все было относительно хорошо, пока он не начал все сильнее осознавать, как сильно отличается от сверстников. Парень понимал, что не так и почему ему нравится свой пол, а не противоположный, но не понимал, как держать это в тайне и дальше. Организм желал чего-то вполне определенного, гормоны так и бурлили, но с кем реализовывать свои фантазии?       Уже потом парень додумался до самоудовлетворения. Сперва даже мысли о том, чтобы засовывать пальцы в свой же анус, его сильно пугали и напрягали. Но потом страхи прошли. А когда удалось отыскать простату, стало просто замечательно.       Ваня нравился девушкам, хотя большинство видело в нем очень дружелюбного и уютного друга. Брагинского это радовало. Но вот любые отношения с парнями складывались просто паршиво. Они словно ощущали на расстоянии, что он какой-то не такой, и не желали идти с ним на контакт. Так что не то, что об отношениях — просто о дружбе с парнем не могло быть и речи.       А год назад в его жизни появился немец по имени Гилберт Байльшмидт. Этот наглый и самодовольный альбинос сперва дико не понравился Ивану, но, несмотря на это, однажды они проснулись вместе, в одной кровати, в квартире Вани, которую ему на последние сбережения купил любимый дедушка. Гилберт был первым и до сих пор единственным сексуальным партнером Брагинского, и парень был уверен в том, что это любовь. Они держали свои отношения в тайне, даже не показываясь на людях вместе. Байльшмидт не хотел, чтобы его видели в компании Ивана, все время требовал у него, чтобы он одевался приличнее и скинул хотя бы десяток килограмм. Это всегда вводило Брагинского в самую настоящую депрессию, потому как он честно хотел нравиться Гилберту и соответствовать его ожиданиям, но похудеть не получалось. Все возможные диеты портили настроение, заставляя голодать, но не помогали совершенно, физические нагрузки так же угнетали. Иван начал бегать по утрам, но спустя полгода оказалось, что у него лишь стала еще уже талия, а вот зад круглее. Поняв это, парень едва не разрыдался.       За менее чем семь месяцев Иван начал искренне верить в то, что он уродливый и толстый, что должен быть благодарен Гилберту за то, что тот вообще с ним. Комплексов по поводу внешности становилось все больше и больше, а Байльшмидт то и дело подливал масла в огонь, обнимая его после бурной ночи за плечи и как бы невзначай упоминая о том, что кому-то не помешало бы избавиться от жира. Тогда, в свои двадцать шесть лет, Иван прятался в ванной и чуть ли не плакал, совершенно разбитый и униженный.       Все это в итоге переросло в страх потерять Гилберта. Казалось, совсем скоро найдется кто-то моложе и красивее, кто-то худой и статный, кто непременно привлечет внимание Байльшмидта. Что ж, страх в итоге стал реальностью, но Брагинский далеко не сразу понял, как так вышло.       В один осенний день Гилберт сказал, что хочет переехать жить в Москву. Вроде как даже есть знакомый, готовый помочь с жильем. Ему стоило лишь предложить, и вот Брагинский с готовностью продал свою любимую квартиру в центре Тюмени и дачный участок неподалеку от родного села, дабы навсегда обрубить связи с этими местами и начать новую жизнь в Москве. Он даже начал верить в то, что все у них сложится, что все получится.       Они сели на поезд и выехали поздней ночью. Двое суток в пути все было нормально, хотя Гилберт то и дело поглядывал на телефон и отвечал на вопросы невпопад. Ваня не обращал на это внимания.       Он проснулся, когда поезд прибыл на Казанский вокзал. Проснулся один в купе и тут же обнаружил, что нет Гилберта и его вещей. Уже потом оказалось, что нет еще и всех денег Вани, вырученных за квартиру и земельный участок. Даже его новенький телефон и тот пропал. Брагинский до последнего не хотел верить в то, что Байльшмидт мог так с ним поступить, но проводница подтвердила, что его попутчик сбежал ранним утром, прихватив с собой вещи и попросив не будить Брагинского.       В итоге Ваня оказался совершенно один в Москве, в чужом и незнакомом городе, без копейки в кармане и хотя бы предположения о том, что делать дальше. Возвращаться обратно в Тюмень было бы глупо, потому как у него уже не было там дома, да еще и расправа его ожидала, потому как прямо перед их отъездом Гилберт всем проболтался о том, что у них отношения. Геев там не любили, и почти все знакомые Брагинского были теми еще гомофобами. Но даже если бы он решился вернуться, у него не было вообще никаких денег на билет на поезд.       Парень долго блуждал по незнакомому, такому огромному городу, кутаясь в куртку, пытаясь спастись от холода. Голод так же давал о себе знать. Каким-то невероятным чудом он продержался целых два дня. Ваня сидел на скамейке, прижимая к себе сумку с пожитками. Он жалел обо всем на свете, жалел о том, что не остался в Тюмени, что доверился Гилберту и поверил в то, что его любят. Сердце сжималось от боли и обиды, хотелось есть, пить, согреться. Да много чего хотелось, на самом деле. Он уже начал думать о том, что единственный выход — это смерть, ведь он совершенно никому не нужен в мире.       — Эй, парень, ты чего тут мерзнешь?       Ольга Черненко в тот день вообще случайно оказалась в парке. Ее любимая девушка, Лаура Шаффрану, как раз уехала в Бельгию на долгий срок, и Ольге стало одиноко, несмотря на то, что в доме было полно мальчиков-хастлеров. Она не искала компанию, просто хотела отвлечься. Кутаясь в дубленку, которая была расстегнута на уровне большой груди, она неспешно шагала по тротуару и случайно заметила дрожащего от холода парня внушительной комплекции.       Едва увидев его, такого высокого, пухловатого и милого, совершенно замерзшего и явно давно не спавшего, она вдруг ощутила острое желание обнять его, утешить и накормить. Подобные порывы были ей не свойственны, да и помогала она всегда только тем парням, которые по теории могли бы стать ее хастлерами. Но вот случилось то самое исключение из любого правила.       Парень поднял взгляд, и Ольга сразу заприметила черные круги под глазами.       — Мне больше негде мерзнуть.       Черненко нахмурилась и присела рядом с ним. Она решительно не понимала, почему не смогла просто пройти мимо, почему этот парень вообще ее привлек.       — Что случилось?       Она стала первым человеком, который нормально заговорил с Ваней за минувшие три дня. Брагинский вдруг хныкнул, ощутив острое желание высказаться. Слезы сами по себе брызнули из глаз, а слова полились рекой. Он рассказал ей все как на духу, рассказал про Гилберта, про то, как он его бросил, как украл все его сбережения, как Ваня по итогу остался совершенно один в чужом городе без денег и даже телефона. Его так сильно пробрало, что Черненко, сама не ведая, что творит, растрогалась и приобняла его. В ней проснулось то чувство, которое, казалось, просто исчезло за годы жизни в Москве. Словно ощутив себя матерью, она утешила Ваню и потащила его с собой, в свой особняк.       Парень решительно не понимал, что к чему, но вот он оказался в большом красивом доме, в котором уже жили хастлеры. Ольга повела его на второй этаж и первым делом затащила в ванную, а после накормила заказанной в ближайшем ресторане едой.       — Что же мне с тобой делать? — вслух спросила она, наблюдая за тем, как Ваня ест.       Она понимала, что не сможет выгнать Брагинского. Делать из него хастлера тоже не получилось бы.       — Я могу быть за место домработницы, — сказал парень. — Убираться и готовить. Мне можно не платить.       Ольга улыбнулась и кивнула. Она и сама хотела нанять домработницу, так что все сложилось более чем удачно.       Так Брагинский и стал жить под ее крылом. Ольга привыкла к нему, полюбив как родного брата, и все было более-менее хорошо. Ваня никогда не лез в чужие дела, всегда умел угодить, вполне мило общался со всеми и вообще был большим молодцом.       — И как я сразу не поняла, что он полностью подходит под запросы Джонса? — вновь спросила вслух Ольга, когда они с Лаурой устроились в гостиной. — Я ведь хорошо знала о всех его фетишах. Да он слюной подавится, когда увидит Ваню.       Шаффрану лишь улыбнулась.       — Что бы ты без меня делала. Надеюсь, Ваня морально готов к тому, что его ожидает?       — Нельзя быть готовым к тому, что тебя ожидает от Джонса. Тут не угадаешь, поверь мне. Ванюше просто нужно быть собой, чтобы понравиться ему, остальное — дело техники.       — Будет прекрасно, если Джонс на нем все же женится.       — Да, Ванечка заслужил себе человека, который будет тащиться по нему. А то его бывший поступил как полный мудак.       Телефон в руках Ольги ожидаемо завибрировал. Девушка не глядя приняла вызов.       — Мистер Джонс!       — Ольга, я надеюсь, мой парень уже готов выезжать? Я снял дом и не хочу быть тут в одиночестве.       Черненко даже закивала.       — Да, конечно! Он давно готов. Мы его сейчас привезем.       Ольга уже знала, какой именно дом снял Джонс, равно как и ее личный водитель. У них все было готово.       — Жду.       Миллиардер бросил трубку, а Черненко вскочила с места.       — Все, пора.       Лаура поспешила за ней.       

***

      Иван Брагинский стоял перед зеркалом и смотрел на свое отражение. Он не мог поверить в то, что согласился пойти на это, хотя Ольга и Лаура заверили его в том, что он пойдет к клиенту не как шлюха. Все равно это не сильно меняло суть. Парень согласился, потому как понимал, что это важно для Черненко. На кону не только большие деньги, но и ее репутация, а Ваня все же сильно ей обязан. Если так надо, он поедет к этому клиенту и проведет с ним ночь. Ему явно не понравится ничего не умеющий закомплексованный деревенщина, это совершенно точно, но Ваня постарается, ради Ольги. Просто чтобы не подставить ее.       Ване было безумно страшно. Единственный человек, с которым он занимался сексом, это Гилберт, который всегда намекал ему на жирок на боках и слишком большие бедра. Брагинский безумно стеснялся своего тела, а потому сперва пришел в ужас от того, что Ольга решила продать его кому-то. Почему именно его, если в особняке много красивых и молодых парней? Этого Ваня так и не понял.       — Ну что, Ванюшенька, готов?       Ольга оказалась в его комнате. На ней было потрясающе красивое платье c глубоким декольте, так что ее роскошная грудь блистала во всей красе. Брагинский сглотнул, переводя на нее взгляд.       — Да.       — Поехали, он уже ждет. А его нельзя заставлять долго ждать.       Все то время, что они ехали, Черненко наставляла его, говоря о том, что лучше не делать в присутствии Джонса.       — Он не любит, когда ему перечат. Поспорить может, но начнет психовать, если переспоришь его, так что лучше этого не делай. Выполняй все, что он скажет, Джонсу нравится, когда все происходит так, как он хочет. Что бы он ни сказал тебе делать — делай. Скажет ругаться матом — ругайся. Ему это почему-то нравится. Будь максимально покладистым. Что бы он сам не творил, относись к этому как к должному. И очень тебя прошу, Ванечка, будь собой — скромным и неопытным лапушкой. Он точно потеряет от тебя голову. И точно женится.       Брагинский слушал ее наставления, думая о том, что это все полный бред. Это насколько у Джонса отбито чувство прекрасного, если ему понравится Иван? Уверенность Ольги только пугала.       Машина подъехала к нужным воротам. Они уже были открыты, стояло несколько охранников.       — Ну вот, пора.       Черненко поправила волосы Вани, а Лаура провела рукой по его плечу.       — Удачи, милый.       Парень лишь кивнул, чувствуя, как ноги деревенеют от страха, но все же выбрался из машины и направился к воротам. Встретивший его охранник поманил рукой куда-то в сторону, а ворота закрылись, и это показалось Ване даже символичным.       Особняк оказался даже больше, чем то место, в котором обитала Ольга. Ваня прошел следом за охранником через холл, после они минули еще одну бесконечно огромную комнату и, наконец, оказались, должно быть, в гостиной. Первым делом парень уловил приятный запах, а уже после увидел небольшой обеденный стол, уже накрытый к его приходу. Сервировка стола его немало удивила. С одной стороны стояли тарелки, обжаренное мясо и рагу, какие-то салаты, бокал, рюмка и отдельно нарезанный хлеб; с другой же стороны лежали явно купленные в Макдаке гамбургеры в соответствующих упаковках, картофель фри и какие-то соусы, а так же очень большой стакан с колой.       Брагинский посмотрел на это все с недоумением. Охранник буквально исчез, точно его и не было, и Ваня растерянно замер, не зная, что ему надо делать. Наконец, клиент показался, со стороны другой двери. На фоне отделанной в золотистые тона просторной комнаты он казался таким неуместным, еще более неуместным, чем сам Ваня в своем мешковатом свитере и простых темных брюках.       Альфред Джонс оказался высоким и статным парнем с золотистого цвета аккуратно стриженными волосами и загорелой кожей. Из-за очков виднелись обворожительные голубые глаза, лицо у него было потрясающе красивым, а улыбка по-голливудски сверкающая. Иван замер и невольно сглотнул, узрев вот это. Он почему-то даже подумать не мог, что клиент окажется настолько прекрасным.       На парне была кожаная коричневая куртка с меховым воротником, под которой виднелась довольно странная футболка с изображением двух флагов – американского и советского. На красивых ногах идеально сидели джинсовые брюки, явно очень дорогие, а ноги венчали кричаще красные кеды.       Вот парень с деловым видом поправил очки на переносице, и Брагинскому показалось, что он может ощутить на себе его изучающий взгляд. Джонс улыбался, пока сохраняя молчание. Вот он подошел ближе, все так же изучая Ваню взглядом. Теперь их разделяли всего метра полтора, и Иван смог разглядеть еле заметные веснушки на носу Джонса. Это было даже как-то… мило.       — Ну, привет, — с полным энтузиазма голосом сказал клиент. — Я Альфред, можно просто Ал.       Он протянул руку вперед, а Брагинский едва не растерялся.       — Эм-м… Иван… Ваня.       Они пожали друг другу руки, но едва Ваня попытался отстраниться, как Джонс сжал его ладонь, не отпуская.       — И-ва-ан, — протянул он все с той же улыбкой. — Какое русское имя. Мне нравится. Проходи, Ваня, садись за стол.       Брагинский немного недоуменно кивнул, когда его руку все же отпустили. Он прошел вперед, прекрасно осознавая, что Джонс теперь пялится на его задницу. Для этого не нужно было даже оборачиваться.       — Сюда?       Иван понятия не имел, куда надо садиться. С той стороны, где стояла домашняя еда, виднелся один стул, с другой же стороны стоял диван. Именно к дивану он и направился, но Джонс его остановил.       — Нет-нет, пирожочек, садись вот сюда, — схватив его за локоть, Альфред потащил Ваню в сторону того самого стула и сам лично усадил. — Сними, пожалуйста, обувь.       Сказав это, он присел на диван, а Брагинский уставился на него. Все было слишком странно. Однако парень помнил о том, что надо делать все, что говорит клиент, а потому послушно стянул с ног ботинки и тут же нащупал тапочки. Судя по улыбке Джонса, так и было задумано, так что Ваня кивнул сам себе и надел тапки.       — Стол довольно странно сервирован, — заметил он, снова смотря на еду.       Присевший по другую сторону от стола Альфред усмехнулся.       — Все ровно так, как надо. Уверен, тебе понравится мясо, его приготовил лучший повар в этом городе. Давай, ешь.       Брагинский покосился на клиента.       — А вы?       — А я больше люблю фастфуд. И обращайся ко мне на «ты», пирожочек. И ешь.       Он продолжал улыбаться, но Иван прекрасно понимал, что если ему что-то не понравится, он может с такой же улыбкой велеть своей охране сломать ему пару ребер. Пожав плечами, Ваня взял в руки нож и вилку и взялся за мясо. Альфред смотрел на него, даже не моргая, словно изучая каждое движение, и это сильно напрягало. А мясо, к слову, оказалось очень вкусным, тут и не поспоришь.       — Мне нравится, — сказал Брагинский, пережевав мясо.       Джонс просиял.       — Отлично. Ешь активнее.       Он вдруг извлек откуда-то с пола бутылку водки. Ваня тут же замер, но вспомнив о том, что нельзя перечить, снова взялся за мясо, а Джонс тем временем налил водку в его стопку.       — Пей, — приказным тоном сказал он.       Ване приходилось пить и раньше, но особым любителем он не был. Наверное потому, что пьянел он быстро, даже если пить приходилось вино, что и говорить о водке.       — Ладно…       Он не понимал, какого черта происходит, но спорить не решился. Опрокинув в себя стопку, он снова взялся за мясо, а Альфред удовлетворенно кивнул:       — Молодец. Салат тоже ешь.       Распечатав одну из бумажных упаковок, парень извлек свой гамбургер. Он ел, ни на секунду не прекращая смотреть на Ивана. Что ж, Ольга была права, Джонсу не просто нравятся мясистые люди, ему еще нравится смотреть, как они едят. Чертов фетишист.       Не прошло много времени, как Альфред снова налил ему водки и велел выпить. Сам он при этом не пил.       Время неуклонно шло к вечеру, а Ваню знатно развезло, когда бутылка водки опустела.       — Меня заебала эта жизнь, — уже по-русски говорил он, словно забыв о том, что Джонс этот язык не знает. — Заебало все. Меня всего лишили. Чертов Гил меня ограбил и бросил в поезде. А ведь я любил эту мразь! А он меня бросил, украл все мои деньги. Мне вообще некуда податься. Сижу на шее Оли, смотрю на ее мальчиков-красавчиков, убираюсь и готовлю. Такое чувство, что я содержанка. А куда мне деваться? У меня все нахер украли, вообще больше ничего нет. Да кому я распинаюсь, — Брагинский швырнул вилку в давно опустевшую тарелку. — Ты-то у нас богатенький. Людей вон покупаешь, словно мы живем в гребанном древнем Риме. Вот и меня купил, черт его знает зачем. Двадцать лимонов, чувак. Нахера вообще? И как ты собираешься жить с человеком, которого выбрал по размеру задницы? А как же чувства там всякие и прочая муть? Ты блять хоть понимаешь, что я тебе тут говорю?       Джонс его явно не понимал, но слушал более чем внимательно. При этом у него был такой хищный взгляд. Никогда еще никто не смотрел на Ваню вот так, с неприкрытым желанием. Казалось, что американец еле сдерживается от того, чтобы не накинуться на него, но ведь так не могло быть. Брагинский сам себе твердил, что нет, что он просто пьян и ему так кажется. Принимает желаемое за действительное, да.       — Да что с тебя взять… И хули ты пялишься, мать твою? Типа жениться хочешь, да? А споил меня зачем? Хрен вас, богачей, поймешь вообще… — Ваня решительно поднялся с места и отошел от стола. — Я нажрался во всех возможных смыслах. Так и расскажу Оле, что меня заставили жрать нечто очень вкусное.       Его ноги немного шатались, а тапочки оказались немного малы, но Ваня вообще не обратил на это никакого внимания. Он посмотрел на Джонса, который все так же пялился на него, доедая свой уже пятый по счету гамбургер.       — Ну-ка дай сюда.       Ваня окончательно осмелел и вырвал оставшийся кусок из рук своего клиента. Тот явно удивился, но возмущаться не стал. Напротив, он заулыбался шире и откинулся на диван, совершенно довольный, а Брагинский зачем-то доел его гамбургер.       — Мерзость… Как ты блять это ешь вообще? Тебе тут мясо пожарил какой-то крутой повар, а ты… А еще ты мог за свои двадцать лямов купить себе любого красавчика в мире… Так какого хрена тут делаю я?       Ваня прекрасно понимал, что если ему нужен ответ, он должен спросить на английском. Но еще он понимал, что его заведомо пугает этот возможный ответ. В душе отчего-то теплилась совершенная глупая надежда на то, что он, возможно, и правда нравится Джонсу. Фетишист? Да кого это вообще волнует? Никогда еще никто не пожирал Брагинского вот таким вот вожделенным взглядом.       — Я никому не нужен, — с полным трагизма голосом сказал он. — Гил меня бросил. Он считал, что я толстый. Так какого хрена ты так не считаешь, черт возьми?       Он уставился на Альфреда, словно ожидая ответа, а тот лишь довольно усмехнулся:       — Покажи задницу.       Брагинский недоуменно заморгал.       — Охренеть… Я тут душу изливаю, а ему задницу подавай. Сволочь ты бесчувственная… — но несмотря на свои слова, сказанные все так же на родном языке, он повернулся к Джонсу спиной. — Жопу тебе подавай, да? Что ты вообще нашел в этой жопе, черт тебя дери.       Он расстегнул свои штаны, продолжая и дальше говорить бессвязный бред, а после стянул их, нагнувшись и выставив зад так, что Джонс взволнованно сглотнул. Иван болтал что-то, но Альфред не вслушивался. Он ни слова не понимал. Вот Брагинский снял с себя штаны, откинул их куда-то в сторону, а после обул тапочки, а Джонс довольно кивнул сам себе.       — В который раз убеждаюсь в том, что у судьбы тупое чувство юмора. Вот я тебе нравлюсь, да? Ты меня типа трахнешь? А потом что? Вернешь обратно Оле? Я тебя нихера не понимаю, честное слово. Может тебе просто тупо деньги девать некуда…       Договорить он не успел. Альфред поднялся на ноги и, стянув с себя куртку и оставив ее на диване, настиг Брагинского со спины. Схватив его за руку и резко повернув к себе, так что русский чудом лишь устоял, парень положил вторую руку на его затылок и крепко поцеловал в губы. Ваня даже не понял сперва, что к чему, но потом прикрыл глаза, приоткрыв рот.       Джонс действовал решительно. Разорвав поцелуй, он вцепился руками в широкий ворот свитера и буквально швырнул его на диван. Ваня лишь чудом не задел стол. Этот самый стол Альфред отодвинул, а после склонился над Брагинским.       — У тебя такие хорошенькие ножки. Есть что полапать, так круто. Обожаю людей с таким телосложением, но ты… — Джонс как-то даже в лице изменился. Не успел Ваня испугаться, как американец стянул с него свитер, оставив совершенно голым. — Ты просто точно попадание в десятку. Мой чертов идеал. Охренеть…       Его руки скользнули по шее Вани чуть ниже и остановились на груди. Большие пальцы коснулись сосков, застав пьяного и все еще туго соображающего Брагинского врасплох.       — Блять…       Альфред снова улыбнулся.       — Ты так мило ругаешься. Я всегда находил русскую речь сексуальной и брутальной. Давай, скажи еще что-нибудь.       На сей раз его руки сжали чужую грудь, благо было там что сжимать. Ваня едва не взвизгнул.       — Сука, ты что творишь?       — Классно.       Джонс был так доволен. Его сильные руки заскользили по плечам, все так же сжимая где только придется, а потом ниже, к животу. Там, где касались его руки, кожа словно горела. Ваня и вообразить не мог, что подобные прикосновения могут быть такими приятными.       — Ты ненормальный.       Альфред все так же его не понимал, но довольно улыбался.       — Всегда мечтал о любовнике, который говорил бы по-русски, пока я его трахаю. А еще хватаю за всякие места. Например…       На сей раз его руки оказались на бедрах.       — Это… ненормально, — теперь уже по-английски сказал Брагинский, словно надеясь ухватиться за эту мысль и не лишиться рассудка.       Услышав его замечание, Джонс улыбнулся.       — А кому вообще нужна эта гребанная нормальность? Боже, пирожочек, какой же ты мягкий здесь, — его рука скользнула к члену. — А тут уже немного твердый. Ты просто прелесть.       Брагинский раскраснелся, как малолетняя школьница, и постарался отвести взгляд. Тем временем Джонс избавился от футболки и, поднявшись на ноги, демонстративно снял свои штаны. Ваня не удержался и посмотрел на него. У американца было ухоженное тело с легким наплывом мускулатуры, волосы в паху были аккуратно стриженные, а крупный обрезанный член уже стоял. Заметив его взгляд на своем детородном органе, Альфред хмыкнул и приблизился.       — Моя чокнутая тетя-еврейка настояла на обрезании, когда я был мелким. Тебе нравится?       Ваня не знал, что отвечать. Он вообще плохо понимал разницу между обрезанным и необрезанным членом, но помнил, что ему порой бывало неприятно делать минет Гилберту именно из-за огромного количества кожи.       — Наверное…       — Потрогай его.       Джонс нарочно подошел так, чтобы приподнявшийся Брагинский упирался лицом ему в пах. Ваня сглотнул и протянул вперед руку. Член был горячим и очень твердым, и это ему определенно понравилось. Бордовая крупноватая головка была немного влажной.       Брагинский совершенно не к месту вспомнил о том, как его повезли в клинику, проверяться на ВИЧ и прочие венерические заболевания, а Джонс в свою очередь предоставил Ольге собственную справку о том, что он здоров. Это означало, что его интересует секс без презервативов, и Ваня был готов к этому.       Шальная мысль пришла в голову внезапно, и Ваня, не успев ее додумать, приблизился и коснулся языком головки. Альфред продрог всем телом, а потом запустил руку в волосы Брагинского, оказавшись еще ближе. Иван уже нисколько не сомневался. Приоткрыв рот, он медленно всосал головку, думая о том, что для минета обрезанный член таки лучше. Ну, или приятнее, по крайней мере, для него. Он принялся неспешно сосать, не беря в рот слишком много, поскольку размер у Джонса был приличный, и давиться им не сильно хотелось.       Время перестало иметь значение, равно как и вообще все то, что происходило, но вот Альфред сжал его волосы и заставил отстраниться.       — Достаточно, пирожочек, теперь моя очередь.       Брагинский снова оказался прижатым к мягкой обивке дивана. Джонс буквально опрокинулся на него, снова сжимая грудь. Обхватив губами сосок, он буквально всосал его, теребя при этом пальцами второй. Ваня едва не подавился воздухом. Никогда еще никто не ласкал его так, и он понятия не имел, насколько там все чувствительно. Соски вмиг затвердели. То, что творил с ними Альфред, было чем-то феноменальным. Как у него только язык не уставал.       — Не старайся, — выдавил Ваня, сходя с ума от ласки. — Молоко все равно не пойдет.       Он даже не понял, на каком вообще языке это сказал, хотя в тот миг это даже не имело значения. Обсосав по полной программе его соски, Джонс опустился ниже. Он скользнул кончиком языка по пупку, вызвав мурашки на бледной коже, а после ниже, к паху.       — Такие светлые и мягкие волосы, — хихикнул он. — Знаешь, я просто обожаю блондинов.       — И не любишь шатенов, я помню, — выдохнул Ваня.       Дыхание Альфреда чувствовалось у самого члена, уже немного влажного от возбуждения, но Джонс словно на зло коснулся губами внутренней стороны бедра. Там тоже было немало волос, Брагинский ни разу в жизни не брил ноги, пах или промежность, и со слов Ольги он уже знал о том, что Джонса заводит светлая растительность на теле. Ну, фетишист, что тут еще можно добавить.       Альфред принялся покрывать поцелуями кожу, а Ваня вцепился рукой в подлокотник дивана, понимая, что ему нужна хоть какая-то опора. Пришлось раздвинуть ноги шире, открыв американцу самый полный доступ ко всему. Брагинский зажмурился, полностью отдаваясь потрясающим ощущениям. Вот Джонс лизнул его промежность, заставив Ваню издать гортанный стон.       — Пошуми, пирожочек, — насмешливо шепнул он. — Я хочу послушать твой голос.       Это все было хоть и невероятно приятно, но при этом все равно странно. Когда Альфред снова прошелся языком по промежности, остановившись на мошонке, Ваня не смог сдержать стон. Это было слишком… просто слишком, во всех смыслах.       Джонс буквально засосал его мошонку, а потом прошелся языком по члену к самой головке. Обхватив орган рукой, он практически целомудренно чмокнул головку.       — Какой вкусный пирожочек.       Эти его насмешливые комментарии лишь сильнее смущали, а бедный Ваня уже не знал, куда себя девать. Рука Джонса сжимала член, иногда подрачивая, а вот его язык творил нечто невероятное. Он то касался головки, то снова ласкал мошонку, пару раз даже прошелся по анусу, и как бы стыдно не было, Ваня разводил ноги и подавался навстречу, уж очень ему все это нравилось.       Наигравшись вдоволь, Джонс поднялся и ловко повернул Брагинского на живот.       — Вот так, пирожочек.       Это идиотское прозвище немного нервировало, Ване даже начало казаться, что он сытная еда, которую всюду вылизывают, прежде чем съесть. Альфред буквально вцепился руками в его ягодицы, крепко сжав их, а потом разведя в стороны.       — Сука, полегче…       Должно быть, он опять сказал это по-русски, потому как Джонс вообще никак не среагировал. Он помял ягодицы, а после совершенно неожиданно с размаху шлепнул рукой. Звук при этом был невероятный.       — Классно!       Детский восторг в голосе Альфреда был настолько искренним, что Ване на миг захотелось обернуться и посмотреть на него. Но не получилось, потому что Джонс вовремя присосался к ягодице. Вот этого Брагинский совершенно точно не мог ожидать. Ему еще никогда не целовали задницу, ни в прямом, ни даже в переносном смысле. Проведя языком по коже, Джонс вдруг неожиданно укусил его, заставив Ваню закричать.       — Эй, ты больной!?       Брагинский едва не вскочил с места, но Альфред его удержал.       — Ты такой вкусный.       Он самым наглым образом продолжил свое занятие. Разведя ягодицы в стороны, он уткнулся в них, явно наслаждаясь тем, что делает. «Извращенец» — пронеслось в голове у Вани. Хотя и стоит признать, что ему это нравилось. Он постарался расслабиться, полностью сосредоточившись на том, что творил Альфред своим языком. А творил тот самое постыдное. Он вылизывал анус Вани, толкался в него то кончиком языка, то пальцем, не переставая при этом мять ягодицы.       Брагинский совершенно пропал в своих ощущениях. Он даже упустил момент, когда Альфред использовал смазку, но запоздало уловил ее яблочный аромат. Джонс растягивал его очень долго, смакуя каждый момент, каждый миг, пока его пальцы скользили по узкому проходу.       — Какая же у тебя шикарная задница. Это самая лучшая задница в мире.       Сомнительный комплимент, но Брагинский от него зарделся. Эта самая задница всегда была его большой проблемой, а тут вдруг кому-то она так сильно приглянулась.       — Сука… Давай быстрее…       Теперь он точно говорил на английском.       — Какой нетерпеливый пирожочек, — хихикнул Альфред. — Пирожочек хочет сосиску, да?       — Вставь уже…       Ваня чувствовал, что еще немного, и у него уже поедет крыша. Тело просто жаждало, чтобы им уже овладели.       — Что вставить, сладкий?       И как только Джонсу хватало сил над ним издеваться. Брагинский сглотнул, терпя унижение.       — Вставь свою гребанную сосиску в чертов пирожок, фетишист ненормальный.       Альфред засмеялся.       — Какой же ты милый, пирожочек.       Он вытащил пальцы, а после заставил Брагинского встать раком. Тот уже был готов на что угодно, лишь бы это уже произошло. Наконец, Джонс толкнулся в него своим членом, крепко придерживая за бедра. Это было больно, несмотря на растяжку, ведь Ваня в последний раз занимался сексом еще полгода назад. Джонс вошел полностью и замер.       — Какой же ты узкий, пирожочек.       — Заткнись…       Выдержке Альфреда оставалось только поражаться. Он дал Ване время, чтобы привыкнуть к своим размерам, а после начал медленно двигаться. Осторожно, раз за разом немного ускоряясь. Все получилось так плавно, и боль быстро притупилась. Брагинский сильнее уткнулся лбом в мягкую обивку дивана, наслаждаясь тем, что происходит. Джонс все продолжал лапать его где только можно, двигаясь все активнее.       — Сладкий пирожок, — рыкнул он. — И есть за что полапать.       В какой-то момент он толкнулся весьма удачно, как раз куда надо, и по телу Вани прошла невероятная волна чистейшего удовольствия. Уловив это, Альфред просиял еще ярче и принялся долбиться в это самое место, попадая по простате и заставляя Ваню стонать и извиваться. Когда он потянул его на себя, Брагинский и не думал сопротивляться. Он коснулся спиной крепкой груди Джонса, который все так же вбивался в него, его яйца с восхитительно пошлым звуком бились о промежность Вани, и это было настолько идеально, что хотелось, чтобы вот так продолжалось всегда.       Брагинский кончил первым. Он не смог сдержать слишком уж громкий стон и кончил прямо на диван, а Альфред обхватил его за торс руками, вбиваясь еще быстрее. Движения стали рваными и резкими, казалось, время остановилось и замерло, а весь мир в тот миг сжался до размеров этого дивана. Джонс кончил, излившись прямо внутрь, заставив Ваню ощутить его семя в себе.       Он уперся руками о диван, оказавшись на четвереньках, а Альфред не спешил из него выходить. Его руки прошлись по спине Вани и снова остановились на заднице.       — Это я тебе еще спальню не показывал, пирожочек. А ведь тут много комнат, и вся ночь еще впереди.       Ваня сглотнул, догнав смысл того, о чем ему сказали. Это будет очень долгая ночь.