XIV. Оттенок и тень

             Следующая важная для моей личной истории сцена проходила без меня. Только спустя годы я смогла кое-как восстановить ее по рассказам Рубиуса со слов сестер, да Сапфир заполнил пробелы, хотя из него вытянуть информацию нелегко.       Три дня ушло у моего будущего мужа на то, чтобы официально переговорить с братом. Разумеется, он мог бы пробраться в личные покои Алмаза в любое время, но хотел сделать запрос официально, а для этого нужно получить аудиенцию. Итак, они встретились в тронном зале. Без охранников-дроидов, вообще без свидетелей, кроме Рубиуса (как мой учитель, он считался заинтересованной стороной) да Мудреца – до такой степени Алмаз уважал своего брата и доверял ему. Я нередко гадала, остался бы Сапфир любимчиком старшего брата, если бы по силе не уступал ему или даже превосходил. Но этого на практике не проверишь.       В общем, Сапфир вошел в зал ровно в назначенное время и опустился на колено перед троном.       – Ваше высочество.       – Сапфир, – Алмаз восседал на троне и, скорее всего, покачивал в руке бокал с токсичной красной жижей, которую на Немезисе считают вином. – Изложи свою просьбу.       – Без сомнения, вашему высочеству известно, что в последнее время я провожу довольно много времени с Петц Аякаси. – Хотя мне отнюдь не казалось, что этого времени «много», тем более что Сапфир отказывался вступать в контакт в том смысле, о котором я мечтала. Пожалуй, из всех обитателей Немезиса мой муж был самым большим ханжой. – Я полагаю, что она станет прекрасным пополнением для нашей Семьи. Прошу повысить ее до нашего статуса.       – Ну, знаешь ли, – скорее всего, в тот момент Алмаз отхлебнул вина. Во всяком случае, Сапфир заметил и потом рассказал мне, как его брат посмотрел сначала на Рубиуса, потом на Мудреца слева от трона. – Сапфир, я доверяю твоему мнению, но считаю, что это немного преждевременно. Сестры пробыли у нас слишком мало времени, и пока что трудно оценить их способности и, что важнее, их лояльность. Они еще не участвовали в военных действиях против Хрустального Токио.       Сапфир вспоминал потом, как в тот момент понял, что его брат уже принял решение – или же решение приняли за него.       – О повышении речь пойдет, когда они докажут, что достойны его, – продолжал меж тем Алмаз.       – Ты не требовал доказательств от Лазурит! – Сапфир и сам признается, что это было глупо, но дальше он ляпнул еще большую глупость. – Или мы принимаем только любимчиков Мудреца?       Алмаз помрачнел.       – Сапфир!       – Принц, сдается мне, ваш брат переутомился, – прервал их Мудрец. – Ему лучше вернуться в свои покои и отдохнуть.       Даже Сапфир отказывается говорить, что было дальше, только упоминает, что ситуация стремительно ухудшалась, и он выскочил из зала в негодовании, пытаясь сохранить остатки достоинства. Алмаз пообещал принять меня в семью после конца войны с Хрустальным Токио, когда у меня накопятся заслуги. Но Сапфир ему не верил. А еще понял, что привлек ко мне нежелательное внимание Мудреца, и твердо решил обезопасить меня единственным способом, какой пришел ему на ум.       – Прости меня, Петц, но мы больше не можем встречаться.       Я уставилась на него, потеряв дар речи. Сейчас-то я даже могу рассмеяться, вспоминая эту сцену; сам того не подозревая, Сапфир выбрал для расставания ровно те же слова, которые Мамору всегда говорил Усаги задолго до их бракосочетания и восхождения на трон Земли. Но тогда я еще не слышала этого анекдота, а если бы и знала, то не увидела бы в нем ничего смешного.       Выражение в его глазах должно было бы образумить меня, но нет. Если бы я не зациклилась на своих страданиях, то заметила бы, что ему тоже плохо, словно с него живого кожу сдирают. Но я, тогда еще глупая девчонка, потеряла первую настоящую любовь, и естественно, что я закатила сцену.       – С какой стати? – вскинулась я.       Он вздрогнул, словно ожидая удара, но не отстранился. Словно слишком устал. Или был слишком напуган.       – Алмаз не хочет, чтобы мы были вместе. Кажется, он решил, что ты… отрицательно влияешь на меня или что-то типа того, – «или сводишь с ума». Снова несказанные слова, которые не доходят до такой идиотки, как я, но, насколько я понимаю сейчас, Мудрец постарался придать делу именно такой оборот.       – А ты любишь своего брата больше, чем меня!       Энергия Темного кристалла бурлила в моем сознании, гоня волны гнева.       – Я всем обязан брату… <Петц, пожалуйста. Разве ты не видишь, что я разрываюсь на части? Если ты и Алмаз будете тянуть меня в разные стороны, я же… я, наверно…>       – Убирайся из моей головы!       Клянусь, я всего лишь хотела дать ему пощечину, но не смогла обуздать силу Фантома Смерти. Энергетические поля столкнулись, и Сапфира отшвырнуло к стене. Он не пострадал, конечно – как все кристаллотворцы, которых я знаю, он ставил достаточно надежные барьеры от маломощных магических атак – но он пришел в бешенство, и когда вскочил на ноги, глаза его сияли ярко-синим светом. В тот миг я испугалась за свою жизнь. Этого Сапфира я не знала. Это был ближайший родственник принца Алмаза, сильный кристаллотворец, убийца.       А потом он закрыл глаза, сделал глубокий вдох, а когда его веки снова поднялись, огонь уже угас.       – Петц, убирайся отсюда. Сейчас же. Пока я не выкинул что-либо, о чем мы оба пожалеем.       Я поняла намек и выбежала прочь. И неслась до самой своей комнаты. Там я упала на край кровати, тяжело дыша, и уставилась на свои руки.       Как, почему все так стремительно развалилось?! Еще недавно жизнь была почти идеальна, и вдруг… Я не могла выкинуть из головы разъяренное, искаженное лицо Сапфира. Все внезапно изменилось, и теперь я хотела только одного – забыть, что нас хоть что-то связывало.       Шкатулку я когда-то запихивала к стенке комода, но достала ее обратно в один миг. Открыла, трясущимися руками достала серьги. Одна, вторая. Вдеть их в уши удавалось не сразу. В первый момент ничего не произошло. Потом… Я будто вдохнула темное облако, и оно окутало мозг благословенной дымкой. Нет, все-таки демонам есть что предложить человечеству.       Забвение.       Темнота баюкала мое истерзанное сознание в объятьях, гасила боль, набросила вуаль на лицо Сапфира в воспоминаниях. Когда я увидела его в следующий раз, я даже с трудом вспомнила, кто это такой. А он смотрел на меня с такой обидой, что если бы я оставалась собой, то испугалась бы. Он увидел, что я сделала, и понял – я больше не помнила его.       Гуманнее было бы дать ему убить меня.       Я не желаю вспоминать следующие четыре года, все свои бездумные, жестокие поступки по отношению к Сапфиру, сестрам, себе самой, но кое-что стоит упомянуть.       После того, как мы с Сапфиром разругались, я стала лучшей ученицей Рубиуса, обогнав даже Коан. Всю энергию я направила на тренировки для войны с Хрустальным Токио. И никакой личной жизни. Были мимолетные романы с двумя юными немезийцами (они погибли на той войне), но принесли только полное разочарование в мужчинах. Даже без непреодолимого давления Фантома Смерти вряд ли я бы сумела влюбиться еще раз.       Что же до Сапфира, то он полностью отчаялся. Он ненавидит вспоминать те годы не меньше, чем я. Поначалу он заставил себя приударить за Изумруд, но не от великих чувств, а потому что она была его естественным союзником: он предпочел бы видеть Алмаза с ней, чем с Мудрецом. Увы, он так старательно занялся этой иллюзией, что она стала его реальностью.       Больше у него ничего не осталось.       Я то и дело наблюдала за ним, не понимая, да и не помня, чем он так важен для меня. Просто чувствовала, что должна за ним приглядывать. Для себя я придумала причину, мол, он имеет доступ к ушам своего брата, хотя со временем Алмаз обращал на него все меньше внимания и все чаще слушал Мудреца. Что такого нашептывал ему призрак в рясе, что не слышал никто из нас?        ***       Война с Хрустальным Токио положила конец мучительному периоду наблюдения и ожидания. Последним делом перед посадкой на корабль я плюнула на серую, пыльную землю Немезиса. Может, от бактерий в моей слюне ненавистный планетоид станет чуть менее стерильным.       Не знаю, сколько народу я перебила, когда мы достигли Земли. Как и остальные, я командовала десятками дроидов в отчаянных уличных сражениях с королевской гвардией и йомами короля Кунцита. Честно говоря, гвардейцев оказалось не так много, чтобы оказать достойное сопротивление, ведь после Войн за объединение Хрустальный Токио распустил почти всю регулярную армию. Но войска Темного королевства оказались серьезным противником, и все, включая меня, очень удивились, когда они вдруг исчезли. Разумеется, сейчас, прожив эту войну с другой стороны фронта, я знаю, чем было продиктовано решение Кунцита. Ему пришлось дать событиям развиваться так, как они бы прошли без его вмешательства, иначе возникал риск опасных временных парадоксов. То есть, если бы Сэйлор Плутон вообще позволила ему сбить историю с рельсов. Да, вот эту драку я бы посмотрела. Так сказать, нашла бы коса на камень.       Кажется, я отвлеклась. До сих пор терпеть не могу вспоминать ту войну. Я ужас что творила тогда, причем и против тех, кто сейчас стали моими друзьями. Мы все запятнаны, даже Сапфир, хотя непосредственно в сражениях он не участвовал. Он не рассказывает, но я знаю, например, что он ставил особо жуткие эксперименты на телах двух своих дальних кузенов, убитых на поле боя. Чтобы их трупы не распались, он накачивал их магической энергией и превратил в дроидов. И отдал их Изумруд. Та обожала новых слуг и назвала их Хирал и Ахирал. Наверно, она забавлялась, командуя ими, особенно Родохрозитом – при жизни он никогда не боялся высказаться об ее интеллектуальных неспособностях.       Как я уже говорила, Кунцит отвел войска, и Мудрец с помощью Темного кристалла накрыл город заклятьем сна, а нас с сестрами отправили в прошлое с Рубиусом, чтобы найти Чибиусу и Серебряный кристалл. А потом Усаги спасла нас по одной.       Помню, как Коан вела меня под руку с того моста после исцеления Серебряным кристаллом. Впервые за несколько лет ко мне вернулась ясность мыслей. И памяти. Набросились тошнотворные картины прошлого. Но сильнее всего ранило воспоминание о лице Сапфира, его голосе, когда он объявил, что мы должны расстаться. Впервые я осознала, насколько ему самому было больно, и ненавидела себя за бездумную, эгоистичную реакцию.       – Петц, ты плачешь? Что с тобой?       Я хотела улыбнуться старшей сестре, но вышло не очень убедительно.       – Просто день выдался долгий, напряженный. Я устала, только и всего.       «Ты была совсем еще девчонкой, – говорила я себе. – Первая глупая влюбленность, только и всего. Ты еще найдешь кого-нибудь».       Я повторяла эти слова снова и снова, пытаясь убедить себя, что так оно и есть. В других обстоятельствах гипноз бы сработал.       Но затем я снова увидела Сапфира, и все усилия пошли насмарку.       Мы с сестрами отправились посмотреть на Темный кристалл, как и остальные люди, которые еще не знали, для чего он предназначен, но наш разговор совсем не походил на беседы окружающих. Я пришла в ужас от мысли, что нас утащат обратно в будущее, снова сражаться против Хрустального Токио, но в глубине души предательская частичка меня гадала, не к лучшему ли оно. По крайней мере, так я снова получу шанс увидеться с моим синеволосым принцем, и извиниться, и спросить, почему он так со мной поступил.       И я действительно снова встретила его. Сначала подумала, что обозналась, что приняла желаемое за реальность и перепутала обычного человека с Сапфиром. Но я бы везде его узнала. Даже в темноте. Даже шатающегося от слабости и ран.       Я сама не заметила, как произнесла его имя вслух, пока Калаверас не переспросила, не шучу ли я. Но и ее слова достигли моего мозга, только когда я уже кинулась вперед. Единственное, чего я хотела – облегчить его страдания.       Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из горла, когда я нашла его без сознания в парке. На мгновенье мне показалось, что он уже мертв, Но потом заметила, как еле заметно поднималась его грудь с каждым редким вдохом.       Угрозами и посулами я заставила сестер помочь мне дотащить его до дома. Мы несли его по очереди. Как хорошо, что Сапфир не очень плотного телосложения, а то бы мы не справились. Я промыла его рану, уложила на свою кровать, стараясь не обращать внимания на голоса за дверью. Сестры явно решили, что я спятила, и я была готова с ними согласиться.       Я дежурила у его постели часами, на всякий случай не задаваясь вопросом, зачем. Лишь когда бледность спала, а пульс стал отчетливее, я осмелилась покинуть его на несколько минут. В голове я раз за разом перебирала все, что знала о лечении магического поражения и переутомления. Так, держать пациента в тепле. Когда немного придет в себя, дать поесть, чтобы восполнить потери энергии.       Я отправилась на кухню сообразить что-нибудь. Мне и самой надо подкрепиться, а если он вдруг очнется, то поделюсь с ним. И все равно, когда я вернулась в комнату, то чуть не выронила поднос.       – Где я?       Так быстро пришел в себя… Хороший признак, если я не ошиблась.       – Вот, держи, – во рту пересохло, зато ладони взмокли. Я чувствовала себя как на своем первом свидании в четырнадцатилетнем возрасте. – Ты уже проснулся. Вот, я принесла поесть…       Что я несу? Мысленно я рявкнула на себя, чтобы собрать мозги в кучку.       – Петц, это ты?       Неужели я настолько изменилась?       – Да.       Я не смогла выдавить из себя больше одного слова.       – Где я? – повторил он.       – В моей комнате. – Я прошла к нему, села рядом и поставила поднос поближе.       – Так вот где ты с сестрами обитаешь с тех пор, как вы предали нас.       Когда я доставила его сюда, я даже не подумала, что, быть может, это его отправили в прошлое по наши души. С одной стороны, это полный абсурд – отправлять на одиночную миссию по похищению людей столь слабого воина. Но если немезийцы в отчаянном положении, разве они не поступят именно так? Пошлют того, кого не жалко. И если исполнителя ранят, то и отлично, что не стали отправлять ценные кадры, так?       Мудрец именно так бы и сделал.       – Я готова принять наказание, – произнесла я. – Но... забери только меня. Прошу, оставь моих сестер! Это была моя идея. – Ложь во спасение… быть может, часть моего разума и сердца навсегда принадлежат Темной луне.       Но Сапфир вдруг рассмеялся.       – Не стоит беспокоиться. Петц, поверь, я здесь не в качестве палача.       Мы поговорили еще о разных пустяках, пока слова не иссякли.       Тишина. Мы покосились друг на друга в смущении. Кажется, оба хотели поговорить о причинах нашей встречи, но не решались.       – Как твой брат? – поинтересовалась я наконец. Сапфир закрыл глаза, дрожь пробежала по его телу.       – Он потерян, хотя сам еще не осознает этого. Мудрец все время лгал ему, но Алмаз слишком увлекся завоеванием Земли и ничего не замечал. И его дурацкое увлечение Нео-королевой Серенити только добавляет проблем.       – Прости, – ужасно глупо, но что еще скажешь?       – Это я виноват, – он поднял на меня глаза, но я не поняла их выражения. – Петц, у меня сейчас есть все доказательства! Я знаю, что задумал Мудрец. Но я не смог как следует замести следы, он подловил меня и вывел из строя, прежде чем я успел предупредить брата. Я должен поговорить с Алмазом!       Он стал сражаться с простынями, чтобы опустить ноги на пол, но я толкнула его обратно на подушки. Очень аккуратно. На мой неквалифицированный взгляд, он сломал как минимум одно ребро, и не стоило ухудшать его состояние.       – Побереги силы, – успокаивала я его. – Тебе надо отдохнуть и поесть. Тогда, быть может, сумеешь связаться с Алмазом с помощью магии.       Он помотал головой.       – На возвращение в полную силу уйдет несколько дней. Но подкрепиться не помешает. А ты мне расскажешь о Земле, пока я ем?       И мы говорили дальше, И говорили, и говорили. Сапфир всегда с жадностью поглощал любую информацию, и я старалась ответить на каждый вопрос. По ходу беседы он рассеянно отправлял в рот ложку за ложкой, жевал и глотал.       – …это такое чудесное, теплое чувство, – подвела я итоги, – знать, что мы можем доверять, заботиться друг о друге.       Сапфир с самым странным видом уставился в стену, но явно не видел ее. Пожалуй, и хорошо, что я не различала, что его насторожило.       – Что с тобой? – спросила я. Он встрепенулся.       – Я должен найти Алмаза! Сейчас же!       Я не понимала, к чему вдруг такая спешка, но не смогла ни помешать ему подняться на ноги, ни уговорить вернуться в постель, хотя сил ему едва хватало, чтобы держаться прямо. Я не хотела отпускать его, тем более, пока не спросила его, почему же он…       – Сапфир, я не хочу опять потерять тебя, – слова вылетели сами, хотя я даже не знала, нужна ли я ему до сих пор. Сама не знаю, зачем я вцепилась в него: то ли поддержать его, то ли удержать – или и то, и другое сразу? Слезы катились по моим щекам. Я чувствовала себя полной дурой, но не могла остановиться. – Ты страшно рискуешь, если отправишься искать Алмаза прямо сейчас. Ты ведь можешь погибнуть! Сапфир, милый...        ...Я люблю тебя...       – Петц, другого выхода нет. Сама подумай. Представь себя на моем месте: если бы твои сестры оказались в страшной опасности, разве ты бы не попыталась их спасти? Принц Алмаз – мой единственный брат, я должен защищать его. Пожалуйста. Не беспокойся, Я заставлю его выслушать меня.       Я не могла сказать ему, что дело не в том, что я его не понимаю – я на самом деле хотела оставить Сапфира себе одной.       – Если Мудрец не доберется до него первым, – возразила я.       – И пускай добирается. – Когда он успел обнять меня? Я ничего не почувствовал, пока он не сжал меня легонько. – Я должен попытаться спасти его или умереть.       – Так Алмаз действительно для тебя важнее всего на свете, – я отстранилась, оставив его без опоры, и скрепя сердце смотрела, как он покачнулся от слабости. – Скажи, Сапфир, кто я для тебя? Безделушка на время, пока твоего брата нет рядом?       Это его явно задело.       – Нет, конечно, нет! Петц, я люблю тебя, но… Как бы объяснить? Связь между мной и Алмазом больше любви, ненависти или других простых эмоций. Он солнце, а я его тень. Без него я не существую.       Я только фыркнула.       – Ничего глупее в жизни не слышала. Ты сам по себе цельная личность. Почему ты мне не веришь?       – Потому что знаю, что ты ошибаешься. Но…       Пошатываясь, он сделал шаг ко мне, другой, снова обнял, склонился.       Впервые он целовал меня первым. Я не отпускала его, пока нам хватало дыхания.       – Я всегда буду любить тебя, – прошептал он, отстраняясь. – Но сейчас в опасности Алмаз, а не ты. Петц, я должен увидеть его.       – Знаю. – Глаза горели от непролитых слез, когда я заставила себя отпустить его. – Давай я найду тебе рубашку. Твоя безнадежно испорчена. А куртка висит у дверей…       Внезапно он коснулся моего плеча.       – Петц, как только я поговорю с ним, я вернусь к тебе. Обещаю.       – Сапфир…       Что я еще могла сказать? Молча я откопала для него рубашку, помогла ему дойти до дверей квартиры, сняла с вешалки в прихожей его куртку. Он принял ее, но даже не пытался надеть. Вдруг его передернуло, и он вручил мне расшитую кристалликами куртку обратно.       – Пусть остается у тебя до моего возвращения.       Это самое тяжелое воспоминание в моей жизни – взять его одежку, смотреть, как он скрывается за дверями, отправляясь навстречу смерти. Как только дверь закрылась, я, не выпуская куртки, ушла на балкон, где ничто не напоминало о нем и где сестры не потревожили бы меня.       Наверно, я проторчала так несколько часов, уткнувшись в его куртку, и иногда плакала, вспоминая каждую минуту, что мы провели вместе, и жалела, что жизнь не сложилась иначе. Кажется, смутно я слышала, как сестры звонили кому-то по телефону, но мне было все равно. Я могла думать только о нем.       Потом кое-как я заставила себя уйти в комнату, повесить его куртку в шкаф, занялась приборкой. Если вдруг, вопреки всем вероятностям, у него получится задуманное, и он вернется ко мне, комнату надо привести в идеальный порядок к его приходу.       Не помню, чем я занималась, когда меня настигло то ощущение. Кажется, шла на другой конец комнаты взять что-то, но напрочь забыла, что именно мне надо, в тот миг, когда Мудрец сразил Сапфира.       Все же между нами осталась связь, которая выдержала даже очищение Серебряным кристаллом, и я услышала его смерть.       <Прости, Петц>.       Вместо со словами донесся слабый укол боли, будто мне прямо в мозг за ухом воткнули иглу. А потом – пустота. Ужасная, звенящая тишина, пустота, ранее наполненная его присутствием.       Я схватила его куртку, даже не отразив, когда она упала с вешалки, и выбежала из комнаты.       Лишь через несколько часов я смогла мыслить более-менее связно и выразить то, что чувствовала.       «Сапфир, где бы ты ни был, ты останешься в моем сердце. Я навсегда запомню твою улыбку. Последнюю улыбку, увы...»        ***       Но на этом история не закончилась. Не знаю, какое божество протянуло нам руку и дало еще один шанс на «долго и счастливо», но если выясню, то пожертвую ему или ей что-нибудь ужасно дорогостоящее. Пожалуй, лучше флакон тех духов, которыми Калаверас хвасталась позавчера.       Помню, как не могла поверить, когда Куприт вложил записку мне в ладонь. Признаюсь, я до сих пор храню тот клочок бумаги или, скорее, пергамента – тяжелый, грубый серый материал, который йомы делают из грибов, а на нем черные чернильные строчки почерком Сапфира, просьба прийти. По-настоящему я поверила, только когда вошла в комнатку где-то в глубинах старого дворца Берилл и увидела знакомую растрепанную макушку – он крепко спал, сидя за столом и уронив голову на руки.       Куприт потряс его за плечо, он проснулся и улыбнулся мне.       – А, Петц. Прости, я, кажется, опять заснул.       Я остолбенела. Его имя застряло в горле, я пошевелиться не могла от смущения, и его улыбка поблекла.       – Петц? – снова повторил он.       – О, Сапфир! – наконец сумела выдавить из себя я и бросилась ему в объятья, когда он встал. Оба чуть не получили сотрясение, наверно.       Наверно, Куприт вышел, пока я сражалась с застежками кителя Сапфира, но точно не помню. Мы могли смотреть только друг на друга. Ни слова, только прикосновения. Нет времени на всякую ерунду вроде беседы.       Кровать была узкой, но мы как-то поместились.       Потом я лежала наполовину на нем, наполовину рядом, и пот катил с нас, несмотря на вечный холод Темного королевства.       – Я даже не смела надеяться, что ты снова будешь свободен, и мы сможем быть вместе, – сказала я.       Он улыбнулся, но знакомая меланхолия не исчезла из его глаз.       – Свободен? Вряд ли.       И он махнул рукой в сторону скомканной одежды на полу. Серой. Я не заметила цвета его кителя и штанов, когда сдирала с него одежду, но сейчас с содроганием поняла, что форма-то знакомая.       Сапфир стал генералом Темного королевства. Присягнул королю Кунциту.       – Но почему? – вырвалось у меня. В ответ – тихий, болезненный смешок с придыханием.       – Будем реалистами – какой у меня еще выбор? Магия в моей крови, в моих костях, пусть даже я не умею ей пользоваться как следует. Как ни обидно это признавать, но мое место здесь, а не в человеческом мире. Не волнуйся, мне обещали стандартный рабочий график с девяти до пяти. У нас будет уйма времени побыть вместе – ну, если я тебе все еще нужен.       – Даже не сомневайся! – возразила я с пылом и поцелуем в подтверждение.       Так что король Кунцит объявил нас мужем и женой, потом мы зарегистрировали брак в Хрустальном Токио (хотя Хрустальным он стал называться лишь через несколько лет). Сапфир взял мою фамилию, потому что своей у него не было, а Темное королевство оплатило нам покупку домика в пригороде. Если бы захотели, мы могли бы приобрести дом побольше, пороскошнее, но я выбрала это место за огромный сад.       Я хотела, чтобы Сапфира окружали цветы и зелень, пока он не растеряет горькие воспоминания о любых растениях.       Наша дочь родилась через три года. До сих пор помню ошарашенный взгляд Сапфира, когда Альмандин положила малютку Опал ему в руки. К тому времени он знал и умел достаточно, чтобы инициировать ее самому. Жаль, что до этого дошло, но и лишать Опал причитающегося ей наследия – жестоко.       Она ведь тоже происходит из рода, предназначенного для магии.       И когда время пришло, Темное королевство забрало у меня дочь. Нет, я не держу на них зла. Как ни удивительно. Я должна ненавидеть Кунцита и остальных – но не могу. Может, потому что сама помню время, когда магия текла в моей крови и костях, и понимаю, что мужу и дочери нужно общество им подобных не меньше, чем я. Или чем мои близкие нужны мне. Когда придет время, я отдам и сына. Так уж устроены наши миры.       Вот мы и добрались до нынешнего момента, когда я стою в ванной, разговариваю со своим растрепанным, помятым отражением, а может и с неким неизвестным сверхъестественным наблюдателем. И хорошо, что Сапфир спит. Я бы сгорела со стыда, застукай он меня за подобной исповедью.       Как можно тише я бреду обратно в спальню. Заря только-только окрашивает небо за окном в розовый и желтый, и в этом слабом свете я различаю, как мой муж распластался поперек кровати. Кто бы мог подумать, что Сапфир, такой педантичный днем, спит как попало? Опять он сбросил одеяла с плеч и груди, одну ногу свесил с края матраса, одну руку закинул на мою половину кровати, а другую сложил на груди рядом с мерцающей, словно падающая звезда, белой подвеской.       Кристалл души принца Алмаза.       Сапфир никогда не объяснял мне, почему носит на шее воплощенную душу своего брата, а я и не спрашивала. Наверно, так он наконец-то может приглядывать за братом, оберегать его. Какая ирония – младший, более слабый брат так отчаянно хочет защищать старшего, сильного. Но так моему мужу спокойнее, так он обретает мир, недоступный никак иначе, и потому я молчу.       На секунду, когда я осторожно опускаюсь на кровать, он щурится и снова закрывает глаза. Приходится лечь ему на руку, но он, похоже, не возражает. Наоборот, сворачивается вокруг меня как можно плотнее, утыкается в прядь моих волос. Кристалл Алмаза прижат к моей груди, и через соприкосновение я чувствую неукротимый дух бледного принца в терпеливом ожидании перерождения. Но я готова к этому контакту, я терплю, и спустя секунды ощущение ослабевает до воспоминания. Разумеется, настанет день, когда король Кунцит отдаст приказ, приведут какую-нибудь невезучую йому, совершившую серьезное по меркам Темного королевства преступление, и Сапфир прижмет белый кристалл к ее лбу… И Алмаз вернется к жизни. Хотя вряд ли я доживу до того времени и уж конечно буду просто счастлива никогда не столкнуться с принцем Немезиса опять. Все-таки мы с сестрами предали его, и у него нет причин прощать нас.       Сапфир улыбается во сне, его рука сдвигается на мой огромный живот. Словно почуяв прикосновение отца, ребенок лягается, я морщусь, но потом улыбаюсь. Он будет больше похож на своего дядю или на тетю Коан, чем на отца. Я чувствую это, хотя еще не видела его.       Мы еще не думали, как назвать сына. Сапфир хочет следовать одной традиции Немезиса, которой нет в Темном королевстве, и выбрать ребенку имя по цвету кристалла его души, как в случае с Опал. Надеюсь, если кристалл окажется прозрачно-белым, мой муж не станет настаивать на том, чтобы назвать сына Алмазом. Одного Алмаза нам более чем хватило.       И вот мы вчетвером, обломки прошлого, настоящего и будущего Темной Луны, потихоньку засыпаем в свете розовеющей зари за окнами. Конец. Спустя всего-то тридцать страниц. Уф-ф.