От любви до ненависти и обратно

В молодости по пьяни Локи успел сделать много глупых поступков. Некоторые – вроде прокола соска или крохотной татуировки на заднице – были вполне безобидными, другие с годами Локи и сам причислял к безумствам: прогулки по перилам моста или поездки на крыше вагона поезда могли закончиться очень плачевно. Но Лафейсону везло – он умудрился удержаться и на крыше вагона, и не оскользнулся с парапета, хотя хлестал лютый дождь, и даже игла мастера в тату-салоне оказалась стерильной, что было весьма странно для той жопы мира, куда Локи непонятным образом занесло. Тем удивительнее было, что самый идиотский свой поступок в жизни Локи совершил на трезвую голову. Позднее Локи пытался объяснить его каким-то затмением рассудка, произошедшим с ним после разговора с Одинсоном. Кстати, с ним он тоже познакомился по пьяни. Вот только Лафейсон даже сам для себя не мог определить, было ли это ошибкой или самым счастливым случаем в его жизни. В разные периоды он думал по-разному, меняя свое мнение абсолютно диаметрально. Сейчас, запертый в личном кабинете Тора в его же доме, Локи люто его ненавидел, а себя обзывал последними словами. Это же каким тупым мудозвоном нужно быть, чтобы залезть в дом к этой подлой скотине?! Локи не знал, кого он проклинал больше: себя – за то, что приперся сюда, или Тора – за то, что тот установил новую хитроумную систему сигнализации. Вернее, самой сигнализации слышно не было, и Лафейсон даже слегка удивился, что Тор не удосужился сменить код на сейфе. Причина такой легкомысленности стала понятна чуть позже: тяжелая дверь кабинета оказалась наглухо закрыта. Локи даже не слышал, когда щелкнул замок, но открыть его не сумел, как бы ни старался. Решетки на окнах тоже не оставляли ни малейшего шанса. Локи оставалось лишь догадываться – найдут его здесь первыми копы или хозяин дома. Подумав немного, Локи решил для себя, что лучше уж копы, но что-то подсказывало, что сегодня его везение, и так давшее слабину, подведет снова. С другой стороны, если приедет один Тор, то, возможно, карьеру еще можно будет спасти. Блядская карьера! Все из-за нее! Из-за этой гребаной работы! Приехав домой после беседы с Тором, Локи все не мог перестать прокручивать в голове их разговор. Злился на себя за непонятную радость и за то удовольствие, которое получил от их пикировки, за то, что в конце концов не выкинул долбаный букет, который теперь гордо стоял посреди гостиной. А больше всего из-за того, что ужасно соскучился. Иногда – ладно, довольно часто – он думал, как бы все могло быть, если бы тогда он уступил, если бы Тор не был таким принципиальным… или если бы больше любил его. Ведь ради любимых идут на все? А вот Тор не пошел. Значит, Локи любил больше и скучал больше тоже он. И ненавидел себя за это. А заодно и Тора, который заставлял его чувствовать столько всего сразу. Теперь Локи довольно часто посещала мысль, что Тор никогда и не любил-то его особо, иначе не отвернулся бы тогда так просто, не перечеркнул бы их отношения, не посадил бы его сестру! Конечно, Хэла не была ангелом. Да и кто из них был? Локи соглашался, что она заслуживала наказания: Хэла сама была наркоманкой, но это была ее жизнь и ее выбор, а вот распространение наркоты среди старшеклассников, фактически еще детей, и правда было перебором. Но когда Хэлу взяли на горячем и предоставили право на один телефонный звонок, она набрала Локи – брата по матери, единственного, на кого могла рассчитывать и кого хоть иногда слушала, пока не стала конченой наркоманкой. Как это получилось, не понял никто. Девочка из благополучной семьи, она еще в старших классах зависала в плохих компаниях, могла пропасть на несколько дней, а потом заявила, что не собирается поступать в колледж и отправляется с друзьями путешествовать по стране. Мать с отцом не могли ее отговорить, тем более, оценки все равно не позволяли ей попасть ни в одно приличное учебное заведение. А Локи… честно говоря, тогда Локи было плевать на проблемы младшей сестры. Он заканчивал факультет журналистики и землю под собой рыл, стараясь ухватиться за интересный материал. Позже он чувствовал за собой вину – за безразличие, за то, что не звонил, даже не спрашивал, как дела... А дела шли не очень. Из своего путешествия Хэла вернулась уже плотно сидящей на наркоте. Только никто об этом не знал. Она съехала от родителей, пошли временные работы, временные любовники… Локи не особо интересовался до того телефонного звонка. И тут снова удача: любовник – один из лучших молодых адвокатов города. У Локи появился реальный шанс помочь сестре – пусть не спасти от тюрьмы, но сделать срок минимальным, а если повезет – условным, ведь Одинсон и правда был что надо! Локи знал, что Тор не особо занимался подобными делами, но был уверен, что для него сделает исключение. Поэтому решительный отказ Тора браться за это дело привел Локи, мягко говоря, в недоумение. Объяснения, что Тор не ведет дела, связанные с наркотиками, потому что его брат едва не умер от передоза в школе, не показались Локи достаточным основанием для отказа помогать Хэле. Тогда они впервые поругались. Нет, они, конечно, ссорились постоянно, если не ежедневно, но без злобы, и всегда немедленно мирились. Эта же ссора стала такой, что запомнилась обоим надолго. − Ты отказываешь мне, потому что сто лет назад твой брат наглотался какой-то дряни в школе? При чем тут Хэла вообще?! − При том, что такая же вот «Хэла» продала наркотики моему брату и его другу! Двум малолеткам! Бальдр выжил, чудом. А вот его друг, Хед – нет! И вот когда на похоронах этого пятнадцатилетнего мальчишки я успокаивал рыдающего брата, я пообещал себе, что никогда не буду пачкаться в делах, где замешаны наркотики. Никогда, Локи! Слышишь?! А ты просишь меня защищать человека, который распространял эту дрянь?! − Она моя сестра! Ты позволишь ей сесть в тюрьму?! − Там ей и место. − Что?! Что ты сказал?! − Ты слышал. Прости, но это мое мнение. − Ты когда-нибудь слышал о втором шансе? Что людям надо стараться давать возможность исправиться? − Не тем, кто продает наркотики детям, − припечатал Тор. − Да блядь, Одинсон! Сейчас такие дети, что хуже взрослых! Они уже такое пробовали, что нам и не снилось! И вообще, кто тебе сказал, что Хэла продает наркотики? Может, ее просто взяли там с ними, а так как она самая старшая, то на нее вешают распространение. − Тогда найми ей адвоката, и пусть разбирается с этим. А я пачкать руки не буду. − Ах, пачкать руки?! А об меня пачкать руки будешь? Не противно будет трахать брата такого монстра, который продает бедным деткам наркотики?! Нет? А сосать ему не противно будет? Или меня тоже пошлешь на хуй ради своих принципов?! − Локи, успокойся. Ты – это ты. Ты – это не твоя семья. Я это понимаю. И частично поэтому тоже я не буду браться за это дело. − Ни хуя ты не понимаешь! Я – это и моя семья тоже! И если не хочешь об них пачкаться, значит, и меня не трогай, потому что я тоже грязный! Ясно тебе?! − Локи, ну что ты несешь? − Правду! Ты, значит, за брата горой. Из-за него выработал невъебические принципы и на шаг отступить не можешь, а моя сестра – что? Не человек? Мусор? Или я должен отвернуться от нее, потому что она не такая белая и пушистая, как ты любишь?! − Локи, да все не так, − Одинсон нервно потер пальцами прикрытые веки, − я все понимаю. Она твоя сестра, ты хочешь ей помочь. Я же не против. Я могу посоветовать тебе адвоката… просто меня не проси этим заниматься. − Да пошел ты! Локи сел на пол, обхватил колени руками и пристроил на них голову. В кабинете был диван и удобные кресла, но почему-то хотелось так, на полу. Эта ссора всплыла в памяти и стояла перед глазами, будто произошла вчера. Локи знал, что это и стало началом конца. Если бы он тогда так не вспылил, если бы Тор не был так категоричен, если бы… слишком много этих «если бы». Но все получилось именно так, как получилось. Локи был в бешенстве из-за отказа Тора помогать Хэле, сам же Тор злился, считая, что Лафейсону надо снять розовые очки и трезво оценить вину своей сестры. Что он, собственно, и помог ему сделать в своеобразной манере. Позже Тор жалел об этом, ругал себя за то, что поставил свои принципы выше их с Локи отношений. Если бы он знал, чем все закончится, то не стал бы рыть против Хэлы, не стал бы предлагать юридическую помощь учащимся той школы и не узнал бы, что младшая сестренка Локи завязла по уши, давно торгуя наркотиками в разных школах города. Локи не знал, но Тор тогда скрыл половину найденной информации, иначе Хэла села бы до конца своих дней, а так – на пятнадцать лет. Тор считал, что она легко отделалась. Локи же считал Тора предателем и моральным уродом. Тогда, в зале суда, закончился их роман, три самых счастливых, самых ярких и невозможных года. Пролетели как три дня. Они оба думали, что у них впереди вся жизнь, но все вышло иначе, и из здания суда они вышли злейшими врагами. Локи все никак не мог поверить, что Тор поступил так – не только не встал на его сторону, но и оказался в противоположном лагере. Одинсон же не мог понять, почему Локи было настолько плевать на его жизненные взгляды и принципы, которыми он все же поступился ради любовника. Тор даже не стал объяснять, что, если бы не он, то Хэла получила бы пожизненное. Локи бы все равно не поверил. Локи же в то время вообще не мог понять, на каком свете находится – с одной стороны, горе родителей и срок Хэлы, с другой – вдребезги разбитое сердце, тлеющая любовь и зарождающаяся на ее останках ненависть. Да, пожалуй, именно ненависть помогла ему тогда выстоять. Чувство настолько сильное, что ради него можно было просыпаться каждый день и идти дальше, работать и пробиваться, доказывать всем и каждому, и особенно – ненавистному адвокату, что он на многое способен. И Локи доказал. И надо же было этому ебучему Тору прислать чертовы цветы и все испортить?! Надо же было Локи не сдержаться и позвонить ему! Слова Тора не просто задели, они подняли кучу воспоминаний. Локи проматывал в голове кадр за кадром всю их совместную жизнь, и тут неожиданно вспомнилось, что эти кадры хранились не только в его голове. У Тора были фото и видео. И не из разряда тех, где они улыбаются и держатся за руки, а из категории «восемнадцать плюс». Локи очень живо припомнил видео, где Тор жестко натягивал его, называя послушной сладкой шлюшкой, отчего Локи тек и кончал, как самая последняя сучка. Лафейсон почувствовал возбуждение, а вместе с ним и страх. Если Тор покажет кому-то это видео или фото, где Локи держит во рту его хуй, или весь забрызган спермой Одинсона, то сейчас, когда Локи у всех на устах, это будет полнейший крах. Вообще-то, когда они делали эти съемки, Локи был уверен на все сто, что это между ними двумя и останется. Даже после их ссоры и расставания он не беспокоился. Слишком правильным был Тор, слишком принципиальным, чтобы так пачкаться. Но после той статьи… и того, что за ней последовало, Локи был удивлен, что его фото не запестрели на всех обложках на следующий же день. Для Тора это ничего бы не стоило – его лица практически нигде не было видно. Зато Локи засветился везде, где только можно, в целом потому, что Тору просто нравилось снимать красивого любовника. Хотя, даже если бы Тор выложил фотки, на которых было четко видно, как он трахает Локи, репутации Одинсона в тот момент это вряд ли бы повредило. Просто потому, что от нее остались и так одни ошметки после разгромной статьи Лафейсона, в которой он выложил подробности одного громкого дела. Если честно, Локи надеялся, что Тора тупо пристрелят, ведь дело касалось очень влиятельной семьи и их бизнеса. А он выставил Одинсона адвокатом, не умеющим хранить тайны своего клиента – самая паршивая характеристика из всех возможных. Локи не знал одного: влиятельные клиенты Тора оказались друзьями его родителей. Так что его не тронули. Физически. А вот для того, чтобы хоть как-то восстановить свою репутацию, пришлось попотеть. Фактически, Тор до сих пор не отмылся. «Запачкался», − зло ухмылялся Локи, вспоминая, как Одинсон этого боялся. Локи страшно гордился собой. Месть – блюдо, которое подают холодным. И Лафейсон заставил Тора подавиться этим блюдом, холодным, даже ледяным, как и факты, расписанные в той статье. Он был уверен – Одинсон ничего ему не сделает, не посмеет, а если попробует, Локи и вовсе размажет его по стенке. Но на деле все вышло несколько иначе. Локи тогда возвратился домой уже за полночь, вымотанный до предела и злой на весь мир. Не так он представлял их с Тором будущее. Не должны они были сейчас ненавидеть друг друга, не должна была его, пусть непутевая, но все же родная сестра сидеть в тюрьме, еще и с таким сроком. Не должен был Локи писать эту проклятую статью и радоваться неудачам бывшего любовника. Но все вышло, как вышло, и исправить ничего уже невозможно. Лафейсон открыл дверь в свою темную, пустую квартиру и тут же оказался впечатанным спиной в стену, без возможности вдохнуть – из-за руки, крепко сжимающейся на его горле. – Ну, здравствуй, милый, – сквозь зубы процедил Тор и влепил Локи такую пощечину, что, ему показалось, голова сейчас оторвется к чертовой матери. Во рту сразу стало солоно от разбитых о зубы губ, и Локи вяло задергался в железном захвате. Тот хрипло рыкнул и отшвырнул Локи на пол, нависая над ним как гора. Лафейсон закашлялся, судорожно хватаясь за горло и отползая подальше от бывшего любовника. – Ты куда? Мы еще не закончили, – тихим голосом сказал Тор, и у Локи по спине побежали огромные мурашки. Слишком хорошо он знал этот тон, спокойный и ледяной, под которым скрывалась лютая ярость. Лафейсону всего пару раз «посчастливилось» видеть Тора в таком состоянии, и оба раза он был рад, что гнев был направлен не на него. Но вот настала и его очередь. Локи нервно сглотнул и едва не захныкал, глядя, как Тор надвигается на него, метая глазами искры, медленно и неизбежно, как ебучий айсберг на Титаник. – Тор… стой! – сорванным горлом прохрипел Локи. – Что такое, детка? Страшно тебе? Это хорошо. Это правильно, – Тор резко схватил пискнувшего Локи за грудки и встряхнул так, что у того щелкнули зубы. – Ты подлая сволочь, Лафейсон, – выдохнул Тор ему в лицо. – Ты что наделал, тварь? – Пусти! – Локи кое-как замахнулся и ударил Тора в плечо, на что тот только фыркнул и бросил Локи на диван, снова нависнув над ним, опершись руками в спинку дивана, и заставляя Локи сжаться под его напором. Одинсон взял его пальцами за подбородок, поднял голову и даже заботливо стер струйку крови в уголке губ. – Слушай меня очень внимательно, – вкрадчиво заговорил Тор. – Ты напишешь опровержение на каждое свое слово, ты меня понял, бляденыш? На каждое! – громыхнул он, и Локи вздрогнул всем телом. – Ты понял? – повторил он, заглядывая Локи в глаза. – П-пошел ты на хуй… – тихо выдавил тот, наблюдая, как удивленно расширяются зрачки Одинсона. «Что такое, урод, не ожидал?» – хмыкнул про себя Локи и, пользуясь его короткой заминкой, решительно отпихнул от себя бывшего. – Ты заслужил это! Заслужил! – прошипел Локи, которого била мелкая дрожь. – Зуб за зуб, Одинсон. И… и только тронь меня еще раз, – он слез с дивана и снова попятился от Тора. – Вот только тронь, и я, блядь, богом клянусь, я тебя уничтожу! – Ты уже меня уничтожил, – негромко сказал Тор. – За такое убивают, – сообщил он и сделал к нему шаг, от которого Локи испуганно дернулся, упираясь спиной в стену. – Не подходи! – прошипел он, хватая с углового столика до одури дорогую вазу, которую бы не пожалел разбить о башку Одинсона. Тор холодно усмехнулся, подскочил к нему, одним движением вырвал из рук вазу и под вскрик Лафейсона разбил ее у него над головой, осыпав осколками с головы до ног. – Не волнуйся, я тебя пальцем не трону, – проговорил он, почти нежно стряхнув керамическую пыль с волос онемевшего Локи. – Не хочу руки марать, – он отступил на шаг, смерил Локи спокойным взглядом и прошел мимо, кинув напоследок: – Буду ждать твой иск, – и захлопнул за собой дверь. Локи медленно опустился на пол и разрыдался как девчонка. Конечно, никакого иска не последовало. Локи позвонил утром в редакцию и, сказав, что заболел, остался дома зализывать раны. Безусловно, у него был отличный повод добить Тора, но унижаться он не хотел, тем более, какое-то мерзкое чувство удовлетворенности не покидало его. Локи словно чувствовал правильность поступка Одинсона, отчего ему самому было тошно. А потом последовал год тишины. Локи работал, как проклятый, стараясь заглушить в себе тоску по теперь уже ненавистному мужчине, а Тор по крупинкам восстанавливал свое имя, ни словом, ни делом не обращая внимания на Локи. И вот теперь он снова объявился, как гром среди ясного неба, всколыхнул все внутри − и хорошее и плохое, смешав в безумный болезненный коктейль. Локи, давно переставший ждать от бывшего любовника каких-либо действий, вдруг испугался. Ведь всего год прошел – что, если все это время Тор просто вынашивал план мести? И теперь, кажется, наконец пришел его час. Локи почему-то был твердо уверен, что именно сейчас, когда он оказался на вершине, Тор и даст ему пинка, чтобы он летел кубарем на самое дно. И у него была такая возможность: те фото и видео – отличный компромат. Значит, нужно помешать, забрать их и уничтожить. Дом Тора Локи знал, как свои пять пальцев, как и все его пароли и даже код к сейфу. Только почему-то не подумал, что вламываться в дом к бывшему – это преступление, как и попытка кражи. Флешку, на которой хранился их с Тором сладкий позор, Локи без труда обнаружил в сейфе, и сразу подумал, что все как-то слишком просто. Пока до него не дошло спустя три минуты, что он попал, притом конкретно.