Roman Effect

      Прошла неделя. За это время экипаж «Прилива» сумел разместиться на вилле пропретора до тех пор, пока для них не подберут более подходящее жилье. Разумеется, наличие среди экипажа приличного числа юных азарийских дев неизбежно привело к тому, что эти самые юные азарийские девы, в силу своей юности и безмозглости, попытались «пообнимать вечность» с местными, а в особенности — с бойцами Legio XXVI Gorgon в виду женского пола этих самых бойцов. Однако вступать в половые сношения местные явно не хотели, а если даже некоторые и хотели, то не могли по вполне понятным причинам в лице запрета на половые сношения между лицами одного пола. И хотя азари не могли считаться женщинами в привычном понимании этого слова, испытывать судьбу не желал никто. И только титанические усилия капитана Т’кари, что установила чуть-ли не палочную дисциплину (впрочем, это был уровень детского сада по сравнению с дисциплиной в римских легионах), а также заехавший одной из азари прикладом фульминаты в лицо легионер сумели предотвратить дальнейшие попытки азари вступить с аборигенами в половой контакт. Но пока пришельцы пытались разобраться с проблемами дисциплины, пропретор Тиберий Юний Руфус решал куда более серьезные проблемы, ибо на его несчастную голову свалилась целая куча задач — логистический кошмар в лице прибывшей в систему флотилии транспортных кораблей, предназначенных для возможной эвакуации колонии, различные мероприятия, направленные на то, чтобы возможная эвакуация не превратилась в пожар в лупанарии, обеспечение должных мер, чтобы колонисты не погрузились в панику из-за какой-нибудь мелочи, да еще и эти инопланетяне. Но, по крайней мере, один источник головной боли обещал в ближайшее время исчезнуть — из столицы должна была прибыть либурна, на котором алиенов должны были увезти на Терру, и оную либурну пропретор ждал сильнее, чем Сатурналии. Но либурна должна была прибыть только вечером, а до этого времени пропретор должен был сидеть в таблиние, разбирая документы. Отложив в сторону очередной отчет и окинув полным ненависти взглядом кипу бумаг на столе, Тиберий заметил неведомым образом попавший сюда рекламный листок. Взяв неожиданную находку и прочитав ее, Тиберий понял, что это реклама театральной постановки «Цезарь», что была поставлена в амфитеатре Фортуны. И хотя эту постановку Тиберий уже видел пару лет назад, кипа бумаг на его столе не оставляла ему выбора: — А… к лемурам все это! — вскочив с кресла Тиберий уверенным шагом направился к выходу из таблинума, одновременно окликнув слугу: — Дентон! Подготовь аэромобиль! Но разумеется Тиберий не мог не соблюсти правила приличия и по пути во двор зашел в одну из комнат виллы, выделенную для капитана азарийского крейсера. Капитан азарийского крейсера же в данный момент занималась крайне важным делом — внушала одной особо бестолковой подчиненной основы поведения на чужой планете, да так витиевато, что как только внушение закончилось, оная особа вылетела из комнаты пулей с лицом густого сиреневого цвета вместо обычного голубого. Проводив азари взглядом, пропретор хмыкнул, вспомнив свою службу в легионе, и вошел в комнату: — Прошу прощения, я не помешал? — Нет, что вы… — ответила Серела, — Я как раз закончила. — Ну вот и славно. — произнес пропретор: — просто я собирался посетить театральную постановку, и решил пригласить вас. Думаю, вам было бы интересно ознакомиться с нашим театральным искусством. Азари задумчиво почесала хрящевой отросток у себя на голове и неуверенно ответила: — Я особо театром никогда не интересовалась, но думаю, это будет интересно. — Ну вот и славно. — повторил пропретор.       Где-то через час полета Тиберий Юний вновь взошел на свое место в амфитеатре, который уже успели «перепрофилировать» от гладиаторских боев для театральных представлений, и уже мало что напоминало о том, что где-то неделю назад тут лилась кровь и сражались люди. В воздухе не было жажды крови, да и народа было в принципе поменьше — не всем были интересны подобные представления.       Наконец представление началось. Декорации изображали древний город с похожей на нынешнюю архитектурой, но все-же имеющей серьезные отличия, в которые Серела особо не вдавалась. На сцену вышел молодой человек в одежде, схожей с одеждой пропретора, но без штанов. Актер, играющий юного Цезаря, произнес: «Над мной повис злой рок Когда безумец Вечный Город в крови утопил Усвоил я сей горестный урок И в город Аполлона, Дельфы я прибыл Смерть обошла меня тогда, но может быть Харон Уж ждёт меня у Стикса берегов Явился я в то место, где лежит поверженный Пифон Чтоб Пифию о будущем спросить, к нему я должен был готов…» Где-то несколько часов шла постановка, расписывающая биографию известного каждому римлянину диктатора. Но постепенно действие начало подходить к концу. На сцене вновь находился Цезарь, только изрядно постаревший и восседавший на курульном кресле в здании Сената (судя по окружающим его декорациям). Вокруг столпились сенаторы, и среди них выделялся один «юноша бледный со взором горящим». Те, кто был знаком с историей, знали, что это был Марк Юний Брут. К нему подошел Гай Кассий Лонгин, и завязался диалог: «К венку царя диктатор долго шел Он царскую заполучить желает власть Но истинных республиканцев час пришел Тиран сегодня должен пасть» Марк Юний с сомнением посмотрел на Гая и возразил «Но правы мы ли в том, что мы свершим? Он свою кровь пролил за отчий дом Народом римским он любим И мы его возьмем и просто так убьем?» Гай схватил Марка за плечи «Диктатор возомнил, что ровня он богам А что народ — народ ослеп, не видит он лжи Цезаря причину А ты, Марк Юний Брут, ты правду знаешь сам Но коли нет — несчастного Помпея вспомни ты кончину Твой славный пращур, Люций, Рим освободил Безумного царя прогнал, и Вечный Город стал свободным Судьба, же, Брут, желает, чтоб ты подвиг этот повторил И правый суд свершил над кровопийцей подлым» Гай отпустил Марка и скрылся в толпе сенаторов, оставив Брута в размышлениях. Сенаторы приблизились к Гаю Юлию, и один из них, подскочив к диктатору, сорвал с него тогу, пока другие достали кинжалы. Заговорщики уж было бросились на ошарашенного Гая, как вдруг яркая вспышка озарила сцену, на пару секунд ослепив зрителей. Когда Серела проморгалась, а дым от пиротехники понемногу сошел, на сцене была уже другая картина — между отступившими заговорщиками и Цезарем стояла женщина в доспехах. «Такая ваша благодарность тому Кто жизнь вам даровал, но мог ее забрать? Быть может лучше стоило ему Никчемные душонки ваши Гадесу отдать?» Сенаторы явно выглядели сильно потрясенными, Цезарь тоже выглядел достаточно удивленным этим внезапным появлением. Однако Гай Кассий Лонгин быстро пришел в себя, перехватил поудобнее кинжал, и продекламировал: «Сей хитрый фокус не даст спасения тирану! Неужто думал он, что я поверю Что сами боги явились в обитель нашу? За это богохульство его я приведу к ответу!» После этого Гай Кассий снова кинулся с кинжалом в сторону Цезаря, твердо намереваясь его зарезать. И снова на сцене прогремела яркая вспышка, и когда дым рассеялся во второй раз, Лонгин лежал на полу бездыханным. Сенаторы в панике побежали прочь со сцены, остался только Марк Юний Брут. Несчастный юноша явно не знал, что делать, но решение быстро нашлось, и нельзя было сказать, что оно было правильным. «Чужим речам внимал я зря Того, кого могу назвать отцом, замыслил я убить Из этого бесчестья один лишь выход вижу я Так как позора не смогу я пережить» После этих слов Брут вонзил свой кинжал себе в грудь. Цезарь тут же сорвался с места, подбежал к мёртвому юноше, убедился, что ему уже ничем нельзя помочь и горько зарыдал, закрыв лицо руками…       Через полчаса постановка завершилась и зрители начали покидать амфитеатр. — Ну и как вам наше театральное искусство? — спросил пропретор у Серелы. Серела задумчиво почесала головной хрящ и неуверенно ответило: — Я особо в этом не разбираюсь, но на мой взгляд было интересно. По крайней мере от нашего театра ваш точно сильно отличается. Удовлетворенный честным ответом Тиберий Юний отвлекся на запищавший телефон. Взяв трубку, Тиберий внимательно выслушал человека «по ту сторону», удовлетворенно хмыкнул, выключил связь и возвестил: — Рад сообщить, что через час на планету прибудет либурна, что доставит вас на Терру. Думаю, вам понравится Вечный Город. — Ох, в таком случае надо будет предупредить и подготовить команду… — Не волнуйтесь, у нас еще полно времени, либурна особо не спешит.

***

      Отсалютовав улетающим аэромобилям, увозящим этих странных инопланетян и пропретора в сторону космопорта, Минервина подавила желание зевнуть. Не то что бы она хотела спать, но стоять на посту неподвижно, подобно вырезанным из дерева идолам северных варваров, было крайне скучно. Впрочем, вскоре пришло спасение от скуки в лице смены караула, и Минервина с огромным облегчением покинула пост, сразу же направившись в одно из зданий виллы, выделенное в качестве казармы для приписанной центурии. Поскольку сейчас было свободное время (к сожалению, не касающееся тех, кто стоял на карауле), Минервина решила провести его с пользой, присоединившись к отдыхающим бойцам центурии. Однако лежать на койке и смотреть в потолок под аккомпанемент «курятника», как это презрительно именовал высший офицерский состав легиона, ей быстро надоело, и она, совместно c несколькими бойцами своего контуберния, решила прогуляться во двор виллы. Во дворе виллы было заметно пусто, если не считать пару броневиков и стоящих на дежурстве легионеров, поглядывающих на своих более везучих товарищей с едва скрываемой завистью. От нечего делать легионеры решили развлечься, вытащили из ножен свои гладиусы, разбились на пары и начали соревноваться во владении своим холодным оружием, благо такое развлечение командованием легиона вполне приветствовалось. Разумеется громкий лязг металла просто не мог не привлечь внимание тех, кто весьма хорошо с подобным металлом обращался, и вскоре во дворе виллы появились и экс-гладиаторы, расположившиеся в сторонке и с интересом посматривающие на такое диковинное явление, как женщина-легионер, машущая клинком. Судя по презрительным усмешкам и недовольным цыканьем, «Тиберии Юнии» были весьма невысокого мнения о боевых навыках легионеров, а после одного особо неудачного удара, произведенного одной из сослуживиц Минервины, Аэтос не удержался от ехидного смешка и не менее ехидного комментария: — За такой удар её бы точно определили в андабаты. Разумеется, такое ехидство не могло не раздражать представителей «прекрасной половины человечества», а скорая на ответ Минервина, сделавшая небольшой перерыв от фехтования, не преминула отпустить ответную издёвку: — А вы вообще хоть драться умеете? Или просто машете мечами «чтобы красиво было»? Ехидные усмешки мгновенно исчезли с лиц рудиариев, и Аэтос ответил: — А тебя вообще кто к оружию пустил, деточка? Твое место ведь от природы на кухне. Обе стороны с грацией слона потоптались на болевых точках друг друга, так что конфликт отныне был неизбежен. Поэтому неудивительно, что сильно покрасневшая от праведного гнева Минервина вытащила свой гладий, направила его в сторону гладиатора и возвестила: — Сейчас эта деточка из тебя все дерьмо выбьет! — Ну давай, попробуй, я на это с удовольствием посмотрю. — ответил Аэтос, шагая вперед и доставая собственный меч. — Меня долго уговаривать не придется! Противники начали кружить напротив друг друга, прикидывая в уме — куда стоит нанести удар.       Вообще, гладиус как меч был совсем не был предназначен для какого-нибудь фехтования, и все «сражения» на нем без щита сводились к «пырнуть противника и отскочить, чтобы не пырнули тебя» (ибо щитами пользовались разве что вигилы при подавлении народных волнений, в легионы они перестали поступать еще задолго до Китайской Войны) и «попытаться отвести меч врага своим мечом». Но так как задачу убить противника ни Минервина, ни Аэтос не ставили, у них была другая цель — выбить оружие противника из рук. Учитывая то, что владению гладиусом легионеров обучали в урезанной форме исключительно на тот случай, если враг сможет каким-то неведомым способом преодолеть стену огня из импульсных фульминат и навязать ближний бой, а гладиаторов учили пользоваться мечами только в комплекте с щитами, противники были в относительно равных категориях. Первой удар нанесла Минервина, рубанув по диагонали, надеясь таким образом выбить вражеский меч из рук, однако Аэтос отвел удар, но не до конца. Рудиарий недовольно зашипел из-за боли в руке, но меч тем не менее не выронил, и увеличив дистанцию между собой и разъяренной Минервиной перебросил меч в другую руку. Конечно, амбидекстром Аэтос не был, но тем не менее в гладиаторской школе его научили сражаться и левой рукой, правда, не очень хорошо, иначе бы он стал не гопломахом, а димахером. Но тем не менее умение даже немного сражаться левой рукой было сильным козырем. Минервина смекнула, что противник перед ней не так-то прост, как казалось, и перешла к обороне. Аэтос не преминул нанести несколько красивых и точных ударов, от которых легионер не очень красиво, но все же увернулась, а затем совсем уж некрасиво ударила гладиатора ногой. Рудиарий отшатнулся и тут-же отвел обрушенный на него удар, после чего решительно контратаковал. Напор гладиатора был силен, Минервина была вынуждена уйти в глухую оборону, отводя один удар за другим, и в конце концов, воспользовавшись удачно попавшейся возможностью, Аэтос ударил девушку кулаком в лицо. Брызнула кровь из разбитого носа, и Минервина, отшатнувшись, рефлекторно схватилась за поврежденную часть тела, выронив свой гладиус. Аэтос, видя, что противник выронил меч, с самодовольной ухмылкой вернул свое оружие в ножны, возвестив: — Возвращайся на кухню, деточка! И тут же, стоило ему произнести эту магическую фразу, как абсолютно озверевшая Минервина обрушилась на него как метеоритный дождь, повалив на землю и твердо намереваясь разбить ему лицо в кровавую кашу. Она уже схватила его за ворот и занесла вторую руку, дабы ударить ею своего врага, как вдруг была схвачена за эту самую руку аккуратно подкравшимся к сражавшимся опционом центурии. — Так-так-так… И что тут у нас такое происходит? — вкрадчивым тоном поинтересовалась опцион. Судя по затравленному и растерянному виду бойцов контубернии Минервины, появления опциона они не ожидали. Сама-же Минервина в «добрых и чутких руках» заместителя центуриона мгновенно растеряла весь свой боевой пыл и стала выглядеть откровенно жалко, учитывая ее помятый после драки вид и капающую из носа кровь. — Двадцать палок, Минервина. — возвестила опцион, и добавила: — И в карауле ты будешь стоять беспрерывно пять дней. После этих слов опцион резко потянула Минервину за схваченную руку и тут-же отпустила, из-за чего проштрафившаяся девушка кубарем покатилась по земле. И пока похолодевшая от страха Минервина пыталась принять вертикальное положение, опцион помогла встать Аэтосу. Гладиатор встал, окинул взглядом мгновенно стушевавшегося противника и сказал опциону: — Возможно это не мое дело, но вы бы могли назначить ей наказание помягче. — С такими как она, это наказание еще довольно щадящим кажется. — ответила опцион, а затем повернулась к скучковавшимся бойцам контубернии Минервины и рявкнула: — Марш в казармы! А не то я и вам чего-нибудь выпишу! Повторять второй раз необходимости не было — легионеров и след простыл.

***

      Наконец, инопланетяне покинули Фортуну. Специальная либурна, прибывшая из столицы, забрала азари с планеты и отправилась за пределы гравитационного колодца системы. Максимин Корнелий, наварх приписанной к Фортуне эскадры наблюдал за перемещениями корабля на экране сканеров дальнего радиуса действия, задумчиво почесывая подбородок. У Максимина был весьма развит нюх на различные неприятности, и судя по тому, как у него покалывало ладони, сегодняшний день явно обещал преподнести наварху что-нибудь весьма пренеприятное, и Максимин был на 75% уверен, что проблема будет связана с этими алиенами. Наконец, либурна достигла края системы недалеко от ретранслятора и замедлилась, начиная подготовку к перемещению. И разумеется, по закону подлости, именно в этот самый момент ретранслятор неожиданно выплюнул двадцать кораблей, явно не принадлежащих Республике. — Твою-то мать… — прокомментировал появление эскадры кроганов Максимин, беспомощно наблюдая за тем, как либурна вступает в безнадежный бой. Наварх немедленно отдал приказ связисту: — Свяжись с поверхностью, передай пропретору — пусть начинает эвакуацию. По всем расчетам либурна не могла продержаться долго, но наварх тем не менее принял решение выдвинуть свои силы в сторону ретранслятора, надеясь все-таки спасти её. Но пока корабли наварха выдвигались на помощь либурне, её капитан сумел воспользоваться тем, что его корабль оказался недалеко от вражеского построения и решительным образом распилил пополам два фрегата излучателями частиц, и пока корабли кроганов перестраивались, серьезно повредил один крейсер. Но выданная богиней удачи фора подошла к концу, и на либурну обрушился шквал болванок, выпущенных масс-орудиями кроганов. Либурна огрызалась как могла, но численное превосходство кроганов было неоспоримым. В конце концов кинетический щит корабля отключился, и обшивку либурны начали рвать кроганские снаряды. Даже на последнем издыхании либурна продолжала вести огонь, и, похоже, начала разгоняться, дабы хоть тараном забрать одного из противников с собой в могилу, но в конце концов превращенный в решето корабль развалился пополам, а масс-ядро пошло в разнос и мощным взрывом раскидало обломки либурны. Наблюдавший все это время за разворачивающейся трагедией Максимин ударил кулак по приборной панели в бессильной злобе, после чего спросил: — Расчетное время до прибытия на рубеж огня? — Десять минут, наварх. — Всего десять минут… Проклятье! — наварх ударил кулаком по панели. А тем временем космонавт из команды корабля наварха сверился с данными сканеров дальнего радиуса действия и произнес: — Доминус, похоже корабли противника продолжают вести огонь. — По какой цели? — Судя по всему, они расстреливают спасательные капсулы. — Похоже, наш противник не знает жалости… — произнес наварх, и добавил: — В таком случае, пусть от нас он ее не ждёт. Наконец, противник оказался в зоне поражения римских излучателей частиц, и римляне немедленно открыли огонь, сконцентрировав его на ближайших кораблях вражеской эскадры. Кроганы уже успели заметить подкрепления, что должны были помочь уничтоженному кораблю, и уже начали маневр разворота, дабы надлежащим образом встретить противника, однако сделали они это достаточно поздно, и два вражеских крейсера пополнили образовавшееся после уничтожения либурны поле обломков. Ярко-зеленые лучи, всполохи торпед и вспышки масс-орудий заполонили пространство между двумя эскадрами, неся смерть и разрушение. Несмотря на то, что кроганов было больше на несколько кораблей, у римлян были разрушительные излучатели частиц, легко и непринужденно распиливающие кроганскую броню как горячий нож — масло. Но тем не менее кроганы были крепкими орешками, и несмотря на свои потери, они все-же умудрились выбить несколько кораблей эскадры Максимина из боеспособного состояния, а еще несколько - полностью уничтожить. В конце концов, кроганам пришлось отступить, и они в спешке покинули систему так же, как и прибыли — через проклятый ретранслятор. — Еще одна такая «победа», и у меня не останется кораблей… — возвестил наварх, утирая пот со лба. До вступления в битву у него было пятнадцать кораблей. Теперь же — только семь. И, в добавок, «невольные послы» азари были поголовно убиты, так как все спасательные капсулы с либурны были уничтожены.

***

      Последующие три дня шла эвакуация колонии. Транспортники один за другим покидали Фортуну, увозя с собой ее население, однако расположенные на планете войска покидать планету не спешили, более того, они наоборот — в спешке готовились к тому, чтобы держать оборону от вторжения противника. А в том, что противник скоро явится в третий раз, ни у кого сомнения не возникало. Так оно и вышло — на четвертый день в систему вошел флот из сорока кораблей. Кроганы явно не хотели оставить Фортуну в покое. Понимая, что в следующей битве им не выстоять, наварх увел свои корабли и успевшие загрузиться транспортники. Фортуна осталась наедине с врагом. Вскоре, первые десантные челноки начали входить в атмосферу планеты.