Roman Effect

— Ну как она? — уловила Минервина чей-то голос краем сознания. Таинственному, но знакомому голосу ответил другой, тоже знакомый голос: — Да эта зараза ещё нас переживёт. Так, пара царапин да ушибов. Может я не медик, но я уверен, что она быстро оклемается, да и показатели её брони показывают, что все относительно в норме. Смотри. Минервина почувствовала, как с неё стягивают шлем, усаживают спиной к скале и легонечко шлепают по щекам. Сознание определенно вернулось к Минервине, и она, зашипев от боли (казалось, что болело всё её тело), раскрыла свои глаза. Первым, что она увидела, была мерзкая харя (хотя на самом деле его лицо было вполне нормальным, по мнению других) Аэтоса. Скривившись не то от боли, не то от неприязни к рудиарию, Минервина застонала. — Боги определённо тебя любят, Минервина. — в поле зрения Юлии, помимо Аэтоса, появилась и Лукреция: — Уже который раз ты проходишь на волосок от смерти, отделавшись лёгким испугом и парой царапин? — И скажите спасибо мне, что я вас уже который раз спасаю. Тебя сейчас из песка выкопал, её на Фортуне… — Заткнись, Аэтос. — полупроизнесла-полупрошептала Минервина. — Надо-же, «Аэтос». А почему не «Скотина» или там «Ублюдок» как обычно? Минервина хотела ответить в стиле «ну раз ты так привык к этим кличкам, я буду называть тебя исключительно ими», но из её рта смог вырваться только кашель. А когда она прокашлялась, обеспокоенная Лукреция спросила: — Идти сможешь? — Наверное… Легионеры помогли Минервине подняться и, приобняв, чтобы она не упала, пошли вместе до бронетранспортёров — римляне оставляли эту позицию, для долговременной обороны она не подходила, а второй раз кроганы тут в засаду явно не попадут, чай не идиоты, хоть и кажутся безмозглыми кусками мышц и хитина. В бронетранспортёре Минервине поплохело — ровной местность, по которой двигался транспорт, назвать было нельзя, из-за чего транспорт жутко трясло. От такого, естественно, голова легионера закружилась, и она сама не заметила (она вообще сейчас слабо соображала), как свалилась Аэтосу на колени. Рудиарию такое счастье в данный момент однозначно было не нужно, поэтому он аккуратно её приподнял и прислонил к Лукреции, которая тут-же её приобняла, чтобы она никуда опять не упала. — Ты на неё не злись. — неожиданно обратилась к Аэтосу Лукреция, прижимая к себе полусознательную Минервину, — Может у неё и острый язык, но сердце у неё золотое. — И в мыслях не было. И я понятия не имею — чего она на меня так взъелась? Подумаешь, высекли, в гладиаторской школе похуже бывало… — Эй, я всё слышу… — голосом умирающего лебедя произнесла Минервина, добавив едва заметно: — Предательница… На это заявление Лукреция лишь хихикнула и прижала к себе Минервину покрепче.       Вскоре броневик затормозил, и легионеры начали покидать бронетранспортёры. Минервина на выходе тут-же чуть не грохнулась оземь, но её вовремя удержали. Покачав головой, Аэтос достал флягу с водой и протянул Юлии: — Пить хочешь? Минервина с сомнением посмотрела на флягу, будто подозревая, что рудиарий туда налил яду или хотя бы просто плюнул, но все-же приняла флягу и выпила. Пила она много и жадно, жажда и общее состояние нестояния заставили опустошить сосуд наполовину. Утолив жажду (самая обычная вода показалась ей натуральным нектаром), Минервина вернула сосуд рудиарию, и, пересилив себя, поблагодарила Аэтоса: — Спасибо. — Всегда пожалуйста. После небольшого перерыва на воду, пользуясь тем, что никаких новых приказов пока не поступало, три легионера отошли чуть подальше от техники и уселись у ближайшей скалы, дабы хоть чуточку отдохнуть. Утро уже заканчивалось, прохлада ночи давно ушла, отдавая пески Конкордии Магны во власть местного светила, и потому температура начала безжалостно повышаться, но тем не менее даже начинавший раскаляться воздух был всё равно лучше, чем техническая вонь десантного отсека римского бронетранспортёра. На свежем воздухе Минервине явно полегчало, плюс вскоре появился Фалько, принесший поесть. Учитывая то, что легионеры всю ночь сидели в засаде, стараясь прикинуться ветошью (или, учитывая реалии Конкордии — местным пожухлым лишайником, что каким-то неведомым образом рос на скалах), им зверски хотелось есть, а некоторым, на которых специально созданная сумрачными римскими гениями химия, позволявшая обойтись некоторое время без сна, подействовала слабо — спать. Поэтому неудивительно, что даже вялая Минервина накинулась на обычно вызывающую у неё рвоту кашу подобно саранче на поля Египта. Покончив с едой, Минервина определённо почувствовала себя лучше. Отложив миску, она осмотрелась и заметила как из одного бронетранспортёра выбрался сигнифер в характерной волчьей накидке поверх шлема. Лицевая маска шлема была снята, и потому Юлия могла в мельчайших подробностях (зрение у неё было острое) рассмотреть его лицо — Вульпес (а это был именно он) на лицо был весьма и весьма симпатичен, настолько, что многие вполне могли бы назвать его «смазливым», но вот холодные голубые глаза смотрели на мир взором хищника. На секунду Минервина встретилась с ним взглядом и тут-же вздрогнула — казалось, этот человек смотрел прямо ей в душу, как волк, чью шкуру он носил на голове, на беззащитную жертву. Юлия лишний раз убедилась в своей стойкой неприязни к Вульпесу и поняла, что с этим человеком следует держать ухо востро. А лучше вообще его избегать. — А он симпатичный, не правда-ли? — сидящая рядом Лукреция поддалась на смазливое личико сигнифера и сейчас весьма заинтересованно на него смотрела. Минервина покачала головой и ответила: — Может он и симпатичный, но он мне не нравится. У него взгляд как у змеи. — Ой, да ладно тебе… Тебе вообще кто-нибудь нравится? Вопрос завёл Минервину в тупик, но она изящно из него вывернулась. — Ага. Ты например. Лукреция открыла рот, закрыла рот, и как показалось Минервине, слегка покраснела. Впрочем, на это Минервина особого внимания не обратила, вместо этого спросив у Аэтоса, что в данный момент меланхолично жевал какую-то травинку, невесть как взявшуюся у него тут: — Кхм, Аэтос, ты не знаешь случайно, кто этот сигнифер? — А? — в данный момент рудиарий был погружен вглубь каких-то своих мыслей. Тем не менее, он сумел отвлечься от внутреннего самокопания и обратил внимание на Вульпеса: — А, это Кезон Меллий Вульпес, сигнифер нашей центурии. Я с ним не общался, не успел, но бывшие лимитаны отзываются о нём в принципе положительно. Только говорят, что он иногда бывает такой занозой в заднице, что хоть волком вой. — Вульпес значит… — неспроста этого типа назвали Лисом, весьма неспроста, Минервина это нутром чуяла. Неожиданно она вспомнила один из своих «странных снов», тот, который видела на Фортуне. Там, во сне, после посещения Капитолийского Храма, она неожиданно оказалась в странном месте, под палящим солнцем среди окопов, заваленных черепами кроганов. И там, в этом жутком месте, ей встретился лис — здоровый такой лисяра, который незамедлительно повалил её на землю, позволяя летевшему в небе орлу спикировать на неё. Тогда она, как и много раз до этого, не поняла сути увиденного, но теперь она начала кое-что понимать, по крайней мере частично. И это понимание укрепило её решимость стараться этого Вульпеса избегать.       Но размышления о Вульпесе Минервина решила прекратить, сконцентрировавшись на более важных в данный момент вещах. Важной в данный момент вещью, или, правильнее будет сказать, персоной оказался меланхолично жевавший травинку Аэтос — Минервина с каким-то лёгким ужасом осознала, что не может на него злиться. С чем это было связано, она пока не понимала — может из-за общей физической и ментальной «разбитости», может, потому что он её уже пару раз спас, если то, что он сказал про «выкопать из песка» правда, но тем не менее факт оставался фактом — привычного желания «взять и убить головой об стенку» у неё почему-то более не возникало. Более того, что напугало её ещё больше, у неё, похоже, проснулась до сего момента спавшая беспробудным сном если не совесть, то хотя-бы её бледная тень, что настойчиво начала требовать у Минервины страшного — попросить у Аэтоса прощения. Данная перспектива привела Юлию в дикий ужас, но тень совести вцепилась в неё нехарактерной хваткой опытной охотничьей собаки. Вступив во внутреннюю борьбу с тенью совести, Минервина ожидаемо проиграла, и потому, глубоко вздохнув, набираясь сил, произнесла: — Эй, Аэтос? — Что? — Рудиарий лениво повернул свою голову в её сторону и вытащил травинку изо рта. — Я… Хотела бы попросить прощения у тебя… За всё вот это вот… — Минервина сделала неопределённый жест рукой, было видно невооруженным взглядом, что извиняться она не умеет в принципе. Аэтос пожал плечами и ответил: — Прощаю. Вот это вот ленивое «прощаю» почему-то вызвало у Минервины медленно вскипающий гнев, скорее всего от осознания факта того, что он на неё обиды не держал, а она тут опозорилась почём зря. Поэтому она добавила: — Только не надейся, что я отступлюсь от желания победить тебя! — Ну, удачи тебе… — всё так-же флегматично ответил Аэтос, заставив Минервину заскрипеть зубами.

***

      Если-бы существовала такая сила, способная обращать ругательства в тишину, и если-бы дукс Марк Эмилий Павел захотел сейчас что-нибудь произнести, помещение командного зала бункера по прежнему оставалось в тишине, в которой пребывала сейчас. Ибо ситуация, которая в данный момент разворачивалась на планете, хоть и не была катастрофична, но тем не менее, весьма неприятна.       Во первых, кроганы сумели взять космопорт Новых Пасаргад в Илистой Долине, получив тем самым вожделенный плацдарм и решив проблему поставок припасов и подкреплений с орбиты — нет, конечно можно было получать вышеозначенное и методом грузовых капсул и малых челноков в пустыне, но поди ищи эти капсулы, а малые челноки многого на себе не утащат. Полноценным транспортным кораблям с большими транспортными отсеками нужны полноценные космопорты с хорошими взлётно-посадочными площадками, и кроганы как раз такую получили. Хотя мало того, что они получили космопорт, они получили доступ к продовольственным складам Новых Пасаргад — всё-же, Илистая Долина славилась обильным плодородием, а показания учёных, проводивших вскрытие и анализ тел алиенов, полученных ещё при «первом контакте», насколько помнил Эмилий Павел, сообщил, что эти ящеры вполне способны жрать человеческую пищу, да и вообще многое съедобное и несъедобное — опять эволюция постаралась. Павлу даже стало интересно — это на какой такой планете происходила эволюция этих ящеров, что по итогу получились идеальные воины?       Во вторых — хоть на помощь к Classis III Annonica прибыл Classis II Vulcanica, к флоту ящеров тоже прибыло пополнение, и потому попытка выдавить алиенов с орбиты Конкордии Магны успехом не увенчалась. Вторая битва за систему Латоны (а конкретнее — за орбиту Конкордии) пришла к тому, что и первая — передравшись на границе контролируемого римским ПКО пространства и заманив часть кроганских кораблей под её огонь, обе стороны опять разошлись по разные стороны планеты. Но, в отличии от первого раза, потери обоих сторон были не настолько крупные, потому Марк был уверен, что ему предстоит увидеть ещё не одну попытку «взять реванш». Главное, чтобы после таких «реваншей» ему на голову обломок какой-нибудь униремы не свалился, а то после последней битвы на Конкордию упало несколько кораблей, слишком сильно снизившихся. По счастью, в месте их падения была лишь голая пустыня, но если бы один такой корабль упал на какой-нибудь крупный город, это доставило бы проблем. Конечно, такой терпящий крушение корабль в таком случае могли-бы разнести окончательно батареи ПКО, но всё-таки…       В третьих — вместе с подкреплением для кроганского флота, в систему прибыли подкрепления для кроганской армии, и которые сейчас безнаказанно, пользуясь защитой флота, высаживались во многострадальном космопорте Новых Пасаргад. А учитывая количество этих транспортов и их размеры, проклятые ящеры притащили сюда армию размером с ту, которую высадили раньше. А это значит в два раза больше кроганов. Конечно, численное превосходство ящеров будет нивелироваться сложным ландшафтом, но это также значит, что им придётся сдерживать их атаки в два раза дольше — если, конечно, флотские не подтянут ещё подкреплений и не начнут утюжить ящеров с орбиты, предварительно отогнав их флот. Но пока до этого не дойдет (и дойдет-ли?), войскам дукса придётся сдерживать этих инопланетных тварей. Вообще, дукс слегка недооценил противника — хоть он и был наслышан об их живучести, он считал, что пустыни Конкордии заберут хотя-бы часть кроганов в качестве кровавой дани — всё-же, за пределами плодородных долин жизнь на планете была далеко не сахарной. Однако кроганы прошли сквозь пустыню и атаковали Илистую Долину в полном составе, не понеся небоевых потерь. До чего-же живучие сучьи дети…       В прочем, не только кроганы получили подкрепления, и Classis II Vulcanica привез пару-тройку ауксилий и один легион, все набранные на одноименной планете Вулкан, славящейся на всю Республику своей промышленностью. Как некоторые шутили, «Вулкан — это мануфацерия с элементами колонии», и эта шутка была весьма недалека от правды. Однако полученных подкреплений для нанесения решительного контрудара и близко не хватало, и потому войскам Дукса придётся сидеть в окруженных пустынями горах и долинах Конкордии Магны на осадном положении, отбивая атаки проклятых ящеров. Но когда кроганы понесут потери, когда римский флот наконец выбьет флот ящеров, когда наступит время контрудара, эти ящеры трижды пожалеют, что ступили на пески этой планеты, дукс был в этом уверен.

***

      С душераздирающим воем реактивные снаряды римских РСЗО устремились в сторону пустыни. Уже полчаса велась артиллерийская подготовка, и велась откровенно «в слепую» — началась чрезвычайно мощная песчаная буря, пользуясь которой кроганы приближались к перевалу, ведущему в Глинянную Долину. Через такую песчаную завесу невозможно было-бы увидеть и каким-то неведомым образом снизившийся дредноут, не то, что армию кроганов, и даже всевозможные современные технические чудеса не работали, поэтому никто не мог гарантировать, что конкретно поражает какой-либо снаряд — это мог быть и кроган, а могла быть и какая-нибудь несчастная местная песчаная крыса. Конечно, можно было-бы не тратить снаряды почём зря, но, как уже говорилось — никто не мог гарантировать, куда попадёт снаряд, но учитывая наличие кроганов в зоне действия римской артиллерии, уж лучше потратить много снарядов и убить хоть кого-то, чем не тратить снарядов вообще. А во вторых — римские РСЗО могли стрелять по врагу (или по крайней мере, по той местности где он гипотетически был) без боязни ответного удара — кроганы не дураки, они понимали, что контрбатарейный огонь мог серьезно изуродовать перевал, сделав его труднопроходимым для кроганской армии. Поэтому римские артиллеристы, пользуясь безнаказанностью, продолжали утюжить сокрытую песчаной вуалью пустыню. — Прямо песня, а не шум… — произнёс Фалько, наблюдая, как «огненные стрелы» улетают куда-то вдаль. — Согласен. — Кивнул Аэтос. Ему определённо нравились эти РСЗО, ещё с Фортуны. Но он помнил, что именно благодаря РСЗО на той злополучной планете у кроганов снесло крышу, из-за чего римлянам пришлось весьма несладко. Но одно дело — кишащий ящерами город, а другое — узкий перевал…       Вскоре РСЗО затихли, израсходовав весь боезапас, и, урча двигателями, поползли прочь с позиции. Разведка доложила, что кроганы уже таки добрались до перевала, но о возможных потерях среди ящеров было пока неизвестно — но, думается, если бы потери были крупные, то кроганы скорее отступили бы. Эхо в перевале уже донесло до римских позиций характерные хлопки — это взрывались оставленные ими мины и прочие взрывающиеся «подарки». Может они и не сильно вредили ящерам, но замедляли точно. Но наконец вскоре в поле зрения римлян возникли кроганские танки-тральщики. Возникли, и тут-же исчезли. Хотя, не совсем исчезли, а перешли из категории «бронетехника» в категорию «металлолом» — римские бронебойщики свою работу знали хорошо. Впрочем, следующая за ними бронетехника никуда не делась, и отодвинув подбитые экземпляры, кроганские танки-транспортёры продолжили движение, открыв огонь по позициям бронебойщиков. Мины ещё не закончились, и продолжали хлопать уже под колёсами танков, вырывая из них небольшие куски, но движения танки не останавливали, всё-же они были достаточно крепки. Но, к сожалению для кроганов, недостаточно крепки для того, чтобы выдерживать огонь римских рельсовых фульминат и орудий — в конце концов, и эти прорвавшиеся танки замерли под огнём римлян. Впрочем, кроганская бронетехника всё ещё не желала заканчиваться — очередная партия танков-транспортёров выдвинулась на прорыв, но прежде чем легионеры успели открыть огонь, танки выпустили ракеты (видимо это была какая-то новая, либо доселе не встреченная римлянами модификация), ударившие прямо по позициям вооруженных рельсовыми фульминатами римлян — похоже, командир этого отряда сознательно пожертвовал несколькими танками, определяя позиции римских бронебойщиков. Минервина издала несколько настолько экспрессивных и лихо закрученных ругательств, что оставалось только диву даваться её эрудиции в такой области и такой богатой фантазии, позволившей ей создать такие замысловатые словесные конструкции, и было от чего — она ведь по сути сама была бронебойщицой, но выпущенные кроганами ракеты позицию её отряда не зацепили — в самом деле стоило поверить, что её любят боги. Тем не менее, она и её отряд тут-же отомстили за гибель своих братьев и сестёр по оружию, обратив ракетные танки в дымящееся решето.       Кроганов было много. Очень много. Ревущие инопланетные уроды двигались в сторону римских позиций с большой скоростью, ведя беспорядочный огонь — разум уступил место желаниям орды, а орда кроганов хотела только одного — добраться до врага, покромсать, искалечить, разорвать на куски, впиться клыками в горло, убить, убить, убить…       И сейчас эти ведомые животными инстинктами твари мчались к окопам, где засели Аэтос, Фалько, другие бывшие преторианцы и лимитаны, зачисленные в некогда чисто женский легион. Хоть орущие боевые кличи существа и могли вызвать страх, ветераны Фортуны уже успели ознакомиться с ящерами поближе и понять, что их можно (и нужно) убить — чем они сейчас и занялись, обрушив на алиенов плазменный шторм, сжигая и обращая в прах плоть инопланетных монстров. Но каким-бы не был сильным огонь римлян, количество кроганов и поддержка их бронетехники (хоть и изрядно сократившейся стараниями засевших на скалах оставшихся бронебойщиков) позволяли им подбираться всё ближе и ближе к римским окопам, пока наконец первый обезумевший от жажды крови ящер не спрыгнул в окоп, одновременно размозжив голову ближайшему легионеру топором. Закипела рукопашная схватка, в которой Фалько с Аэтосом почувствовали себя как рыба в воде — всё-же, их специально натаскивали на рукопашный бой, а то, что щит энергетический, меч тихо вибрирует и способен разрезать на мелкие кусочки одним касанием — не так уж и мешает, скорее даже наоборот. Вот и сейчас, ткнув ближайшего крогана лезвием гладиуса в ногу, из-за чего ящер упал, позволив Аэтосу вонзить клинок прямиком в его черепную пластину, краем сознания Аэтос подумал, что этого ему определенно не хватало. Именно краем, основное сознание было сконцентрировано на битве — сразу после убиения одного крогана, Аэтос развернулся, ударяя щитом замеченного краем глаза ящера, чем ошеломил его, после чего взмахом меча отрубил ему сжимавшую топор руку, а затем тут-же рубанул по диагонали от пояса до плеча, завершив сеанс художественно разделывания пинком в торс. Фалько тоже не отставал, но без собственного щита ему было трудновато. Однако в левой руке он зажал игольник, что позволяло ему не только размахивать мечом, но и разукрасить чью-то зубастую рожу дырой на пол-головы. Чем он незамедлительно воспользовался, совершив вышеописанную операцию с замахнувшимся на него молотом ящером. Укоротив ещё одного ящера на голову своим клинком и проделав пару не предусмотренных природой отверстий в теле другого, Фалько неожиданно оказался сбит с ног третьим ящером. Ухмыльнувшаяся образина (данный экземпляр был без шлема, позволяя рудиарию иметь сомнительное удовольствие наблюдать шрамы, украшавшие морду крогана) замахнулась своим топором, намереваясь обрушить его на бывшего гладиатора. Абориген Трансатлантики парировал удар своим мечом (правда, не столько парировал, сколько отвёл — меч раскололся, но топор тем не менее вонзился в землю в считанных миллиметрах от головы Фалько), схватил ближайший топор какого-то мёртвого крогана и вонзил прямиком в налобную пластину ящера, тут-же перекатившись, чтобы туша алиена его не придавила. Задумавшись буквально на мгновение, переводя взгляд между расколотым мечом и застрявшим в башке крогана топором, Фалько сделал выбор, и вытащил топор, чтобы тут-же вонзить его в спину ближайшего ящера. Да, с топором ему было определенно привычнее, вспоминалась его молодость в родных землях.       Премерзкий визг рельсового орудия, куда более мощный, чем повизгивания рельсовых фульминат, возвестил о том, что римлянам на подмогу пришла турма «черепашьей ауксилии» — не менее десятка тяжелобронированных и экранированных щитами исполинов, лязгая гусеницами, двинулись в сторону «оспариваемых» окопов, ведя огонь по кроганской бронетехнике, что ещё не была добита бронебойщиками, а так-же по пехоте кроганов, ещё не успевших присоединиться к основному «веселью» в окопах. Вместе с танками двигались ауксиларии и легионеры, поспешившие помочь выбить противника из окопов. С учётом полученных римлянами подкреплений и с учётом потерь, понесённых кроганами, командующий кроганов приказал отступить. Конечно, впавшая в кровавый раж молодежь явно не хотела слушать приказа старших по званию и по возрасту, но командиру было плевать — хотят встретить свою смерть тут, когда впереди их может ожидать ещё множество славных битв? Ну и ладненько, бабы ещё нарожают, а умные отступят. Ибо выживают не только сильнейшие, но ещё и умные или хотя бы хитрые. Когда последний кроган либо затих безмолвной падалью на земле или отступил вместе с другими, более умными собратьями, Минервина, послав вдогонку к отступающим ящерам ещё пару болванок из своей рельсовой фульминаты, услышала от Лукреции: — Интересно, а с этими двумя гладиаторами всё в порядке? Минервина внезапно поймала себя на мысли, что ей это тоже интересно, и, поставив фульминату на предохранитель, осмотрела в прицел окопы. Характерные русые волосы стянувшего шлем Аэтоса она заметила сразу, как и странную, нехарактерную для римлян, причёску Фалько. — Да что им сделается, вон они там, в окопах. — Ты только пристрелить их не вздумай, а то я тебя знаю… — полушутливо-полуобеспокоенно произнесла Лукреция, глядя, как Минервина с ухмылкой смотрела в прицел. — Не переживай, не пристрелю. Хотя идея хороша, да… — О, Минервина, ты неисправима…