Roman Effect

      Как ни удивительно, но долгую десятилетнюю войну амфитеатр Артис успешно пережил, благодаря тому, что кроганы активно им пользовались. У ящеров тоже были в почёте гладиаторские сражения, правда если римляне сделали из них искусство, кроганы же просто дрались по любым причинам, начиная от поддержки авторитета и желая показать силу, а то и просто на ровном месте из-за того, что тот или иной сородич на другого ящера не так посмотрел. Так что амфитеатр, в какой-то степени, выжил не вопреки, а очень даже благодаря кроганам — в отличии от других зданий, вроде осквернённых инопланетянами храмов. Поэтому привести его в должный вид после освобождения города труда не составило и пользуясь выпавшей возможностью укрепить свою популярность и закрепить официально пред лицом народа и богов свою победу, Гай Аквилий Спартиан решил устроить игры. Как итог, трибуны амфитеатра были полны народу. Уцелевшее население города и легионеры в предвкушении ожидали зрелища. Тиберий Юний Ланий, как венценосный герой и новый член когорты претория императора, располагался на трибуне для важных лиц, недалеко от места диктатора. Наконец на арене появился диктатор и, обойдя её по кругу и получив своё море оваций, поднялся на своё место. По пути он заметил Тиберия и обратился к нему: — А, Тиберий Юний? Чувствуете ностальгию? — в истории было немало мифов о том, как прославленные полководцы древности, вроде Кира Великого или Александра Македонского, знали всех своих солдат поимённо в лицо, но если это могло быть просто легендой или историческим преувеличением, в случае Гая Аквилия это было более правдивым. Феноменальная память тут была не причём, диктатор ей не обладал. Зато он обладал аугментацией, заменявшей ему один глаз, и доступ к банку данных армии. Одна мысленная команда вкупе с информацией, поступившей с аугментации, и лицо человека сравнивается со всеми имеющимися в банке данных личным записями, покуда не найдётся совпадение. Стоило диктатору лишь посмотреть на одного из легионеров, и он узнавал о нём если не всё, то многое. Правда, в случае Тиберия Юния, он действительно просто его запомнил.       Немного ошеломлённый но не показавший этого внешне центурион честно ответил: — Да, император. Но, право слово, я никогда не присутствовал на арене как зритель. Диктатор усмехнулся: — Полагаю, тебе, как зрителю, понравится это выступление. И полагаю оно понравится больше с более подходящего герою места — диктатор сделал жест в сторону подия для императора и его ближнего окружения. Огнен был удивлён, но виду не подал, решив воспользоваться предложением. Но, не выдержав, он всё-же поинтересовался по пути: — Чем обязан такой честью? — В свободное время я изучаю досье тех легионеров, которых принимаю в свою преторианскую гвардию. — ответил Спартиан: — И твоё досье содержит на редкость занимательную историю. — к этому моменту они уже поднялись на «балкон», и жестом попросив центуриона не мешать, шагнул к его краю и, подняв в приветствии руку, обратился к собравшимся: — Граждане Рима! Сыны и дочери Вулкана! Бесстрашные воины наших несокрушимых легионов! Мои братья и сёстры! Десять лет вы боролись за своё существования, не имея возможности остановиться и оценить прекрасное! Десять лет вы были лишены возможности отдохнуть, не рискуя своей собственной жизнью! Десять лет вы были лишены хлеба и зрелищ! Но сегодня наконец-то настал тот день, когда вы вновь сможете насладиться амфитеатром! Да начнутся игры! После слов диктатора дружно завопили буцины а довольная толпа вновь обдала диктатора восторженными возгласами. Улыбаясь, диктатор вернулся к своему месту и, усевшись, обратился к всё ещё стоявшему центуриону: — Присаживайся. — император указал рукой на стоявшее рядом сидение, и игнорировать приглашение центурион не стал. После того как Тиберий Юний сел, рядом из ниоткуда возникла рабыня с подносом, на котором стояли кубки с вином. Выбирая между скромностью и желанием выпить, центурион всё-же, после того как диктатор взял кубок, последовал его примеру. — Итак… — произнёс император, пригубив вина: — Как я уже говорил, я изучаю досье тех легионеров, коих беру в свою когорту претория, и твоя история меня заинтересовала. Дело в том, что моя когорта это не просто группка легионеров для защиты моей драгоценной персоны. Это вполне полноценная боевая единица, можно сказать элита элит и, самое главное, кузница кадров. — император сделал паузу, прильнув к кубку, и воспользовавшись этой паузой, центурион спросил: — Кузница кадров? — Верно. — подтвердил Гай Аквилий: — Как ты можешь знать, высший командный состав нашей великой армии, по большей части, состоит из выходцев из нобилитета и военных династий. И хотя среди них встречаются достойные люди, большинство из них в лучшем случае посредственности, а в худшем — самоуверенные ничтожества. Война, конечно, выжгла эту заразу, но хорошие офицеры требуются всегда. И, на мой взгляд, самые лучшие офицеры получаются из тех людей, которые своим упорным трудом добились своего положения. Вот ты, например, проделал головокружительный путь от раба-гладиатора до полноценного центуриона одного из самых результативных легионов во всей Республике. Это вызывает уважение. И я верю, что это далеко не потолок того, на что ты способен. Проявишь себя в моей когорте претория и вполне может статься, что под твоим командованием окажется не центурия, а полноценный легион, а то и несколько. — Благодарю за оказанное доверие, император. — только и смог вымолвить центурион. — Поблагодаришь потом своими успешными боевыми действиями на фронте: — отмахнулся диктатор: — А пока воспользуйся шансом насладиться играми. Ты полностью этого заслужил.       И Тиберий последовал совету Спартиана. Расслабившись на своём месте, центурион принялся наблюдать за сражениями гладиаторов на сцене, поневоле предаваясь ностальгии… и щемящему чувству утраты своего названного брата, которое плавно перешло в жгучую ненависть по отношению к инопланетянам, по вине которых Юний продолжал терять своих друзей и близких. Рудиарий подумал о том, что было бы неплохо, если бы тут провели показательную казнь какого-то ящера, и боги явно услышали его.       Ланиста, тощий лысый человечек с на удивление громогласным голосом, объявил: — Квириты! К моему превеликому сожалению, традиционную борьбу гладиаторов-венаторов со зверями, один из традиционных пунктов любой уважающей себя программы гладиаторских сражений, провести сегодня не удастся по причине отсутствия необходимых зверей. Проклятые ящеры истребили весь зверинец амфитеатра. Тем не менее, благодаря помощи нашей великой армии, я предлагаю вам зрелище иного, хоть и схожего характера и надеюсь, что вы найдёте его… воодушевляющим. После этих слов активировался один из механизмов арены, и из подземных помещений амфитеатра на арену выдвинулась платформа, на которой был закован в цепи здоровенный даже по меркам алиенов кроган, перед которым лежал кроганский же боевой молот. В это же время из ворот, предназначенных для гладиаторов вышла одинокая фигура, и Огнен, разбиравшийся в предмете как ветеран данного «ремесла», мог с уверенностью сказать, что это был не гладиатор — по крайней мере, увиденный им человек не относился (или скорее относилась — фигура была женской) ни к одному из известных ему гладиаторских «классов», хотя с натяжкой можно было отнести её к димахерам из-за двух мечей в руках. Помимо этого, «гладиатрикс» обладала довольно обширными аугментациями, вроде «птичьих» механических ног и железных рук и, возможно, ещё каких-либо «улучшений», скрытых под доспехами, шлем которых изображал разъярённое лицо фурии. — Вы все прекрасно знаете и ненавидите эту закованную в цепи тварь, не так-ли, квириты? — вопросил ланиста, после чего сам-же и ответил на свой вопрос: — Конечно же знаете! Кровь многих невинных навеки запятнало руки этого инопланетного чудовища. И наконец пришла пора этому зверю ответить за свои преступления, ибо перед ним стоит одна из фурий, эриний, как их называют греки, богинь мести и ненависти. И у неё однозначно есть претензии к этой твари. Однако просто казнить эту тварь будет недостаточно, не так ли, досточтимые квириты? Пусть этот зверь сперва помучается ради вашей потехи.       После этих слова ланисты механизмы, удерживавшие цепи, отключились и кроган немедленно стряхнул их с себя, одновременно хватая молот. Быстро оглянувшись по сторонам, ящер незамедлительно бросился в сторону «фурии», замахиваясь молотом, надеясь прибить «человечку» на месте — однако женщина увернулась в последний момент, почти артистично (именно что почти, рудиарий в подобном разбирался) отскочив, параллельно нанося удар одним из своих мечей. И хотя в руках она держала вибромечи военного образца, характерной рваной раны, остававшейся после удара таким мечом, не было, значит, мечи были выключены. Логично, учитывая то, что убивать крогана сразу не станут.       В исходе этой битвы Тиберий не сомневался, ящера казнят, пусть и не сразу. Как бывший гладиатор, он знал, что есть много способов «проиграть» неугодного или провинившегося гладиатора на потеху публике, начиная от банальной голодовки и заканчивая даже медленнодействующими ядами. И видя, как сражался ящер и как сдерживалась «гладиатрикс», он был уверен, что тут не обошлось без подобного жульства. Не сказать, что он был сильно против.       Раз за разом пленный кроган пытался ударить скакавшую вокруг него женщину, и раз за разом его молот ударял пустое место, в то время, как его тело покрывалось резанными и колотыми ранами, достаточными для того, чтобы убить человека, но явно недостаточными для крогана. Было видно, что с каждым ударом и ответным порезом ящер слабел, но всё ещё продолжал сражаться с упрямством обречённого. Всё это резко напомнило Тиберию о тавромахии, боях бестиариев с быками. То, как женщина раззадоривала ящера и уклонялась от ударов живо напоминала то, как бестиарии изматывают быка, прежде чем его добить.       Наконец, «фурия» подрубила сухожилия на одной ноге ящера, и то припал на колено, ревя от ярости и пытаясь ударить женщину молотом который та перехватила когтями своей «птичьей» ноги и с силой вырвала из его лап, откинув прочь, после чего схватила его «птичьей лапой» за налобную костяную пластину и впечатала мордой в песок арены. После чего повторила «впечатывание» ещё несколько раз, под живописный аккомпанемент яростных воплей крогана. Убедившись, что ящер более не сможет встать (и подкрепив это на всякий случай подрезанием сухожилий второй ноги), женщина обошла крогана по кругу, указывая на него одним из своих мечей и обращаясь лицом к публике с понятным немым вопросом. И толпа отвечала вполне однозначно, своими выкриками и жестами они определяли ящеру дорогу в Тартар. Но последнее слово было за императором, поэтому завершив свой круг вокруг ящера, женщина обратилась лицом к подию, где и сидел диктатор. Гай Аквилий встал со своего места, подошёл к краю так, чтобы его было хорошо видно, и небрежным жестом вынес пленному крогану окончательный приговор. Два клинка взмыли в воздухе и голова крогана покатилась по песку. Огнен хмыкнул.       Однако, представление ещё не завершилось, о чём возвестил ланиста: — Превосходное зрелище, не так ли, квириты? — вопросил он, после чего добавил: — Воистину красивая битва с достойным финалом. Однако, судя по всему, наша фурия даже не вспотела, и, как мне кажется, даже немного недовольна тем, как быстро всё это закончилось. Мы же не хотим расстроить даму?       После этих слов вновь ожили подъёмники, и на песке арены оказался не один — десяток кроганов, все при оружии ближнего боя, хоть и без доспехов. И как и в прошлый раз, стоило лишь фиксаторам их отпустить, как те кинулись в решительную атаку из упёртого чувства забрать кого-то с собой в загробный мир, так как они прекрасно понимали, что в живых их римляне не оставят. Но если раньше гладиатрикс, в бою против одного ящера, явно сдерживалась, то теперь, когда против неё выступил сразу десяток инопланетян, женщина обратилась вихрем стали — даже хорошо намётанные глаза рудиария не поспевали за клинками, явно ускоренными механическими руками до неестественных скоростей. В какой-то степени это было даже ожидаемо, что одного неудачно сунувшегося к ней крогана гладиатрикс буквально покрошила, да так, что конечности полетели в разные стороны арены под одобрительный рёв беснующейся толпы. Орудуя двумя мечами, она умудрялась парировать удары сразу четырёх противников а затем использовала откровенно подлый приём, взметнув одной из механических ног облако пыли в глаза пары кроганов, и, пользуясь их заминкой, выпустила им кишки. Огнен был вынужден признать, что это не было битвой гладиаторов — скорее особо зверским избиением. Впрочем, против он, как и раньше, не был. Разве что жалел, что не мог присоединиться к гладиатрикс на песке арены, «вспомнить молодость» так сказать. Вряд ли бы он был столь же эффективен, как и она, но зато более красочен, ибо опыт не пропьёшь.       Вскоре всё было кончено. Последовательно отрубив последнему ящеру руки, ноги а затем и голову, перемазанная в инопланетной крови женщина взметнула к небу свои мечи, приветствуя толпу, скандировавшую «Фурия! Фурия! Фурия!». — Она великолепна. — наконец произнёс Огнен, созерцая устроенное побоище. — Воистину так. — ответил диктатор: — У царя кроганов нет ни единого шанса. — Царя кроганов? — рудиарий повернулся к Гаю Аквилию. — Да. Она, и подобные ей специально отобранные ветераны, будет участвовать в захвате кроганского вождя Кредака, благо наши союзники из Цитадели уже выяснили его месторасположение — а так же все схроны, куда тот может попытаться сбежать. Его дни в качестве лидера орды ящеров сочтены. — Отрадно слышать. — ответил центурион, поворачиваясь обратно. Впрочем, он тут-же спросил: — Могу ли я узнать имя этой гладиатрикс? — О, вы уже её знаете, Тиберий, и притом давно. — улыбнулся император: — Это Лукреция Бруттия.

***

— Признаться честно, я даже, в какой-то степени, соскучилась по таким мероприятиям. — произнесла Минервина, вновь нацепившая на себя личину Валентины Туллии, отпивая вино из своего бокала. — Ты же подобные встречи на дух не переваривала? — ответил ей Марк, задумчиво помешивая вино в своём бокале. — Люди непостоянны. — ответила Минервина: — Мне напомнить, как в былые времена я тебя за вихры таскала? А сейчас ‐ ты самый близкий мне человек. «Угу, не считая твоих ненаглядных спартов» — промелькнуло в голове Фурия, но тот мгновенно отогнал эту мысль, вместо этого произнеся: — Ну, не стоит нам тут стоять как бедным родственникам. Пойдём уж, пообщаемся с другими гостями…       Воссоединившаяся семья отдыхала на курортах Аквилеи уже пару месяцев, но только сейчас Марк Фурий Кандид, по старой доброй традиции, «затащил» Минервину на званый ужин, который устраивало семейство префекта Аппия Ромилия Феликса по поводу назначения его сына Мания Ромилия легатом нового четыреста двадцать пятого легиона. Поскольку Аппий был поклонником театра старого стиля, он несколько раз посещал Тускульский Театр и, когда узнал, что его владелец находится на Аквилее, посчитал своим долгом его пригласить и теперь Марк вместе с Минервиной имели удовольствие наслаждаться вином, яствами, музыкой и общением с другими гостями, среди которых уже были некоторые знакомые лица, как, например, Великая Весталка Ювентия Ицилия, которая, как казалось, вообще не постарела, или Квинт Пинарий, что был всё так-же упитан и жизнерадостен. Гости вели разговоры на самые разные темы, но учитывая повод празднества, все, так или иначе, рано или поздно переходили на тему идущей войны. — Вы слышали последние новости? — произнёс Пинарий, отправляя в рот тигровую креветку: — Говорят, наши войска наконец-то выбили алиенов с Вулкана. — Да? Наконец-то. Сколько там уже война идёт? Десять лет? — поинтересовался один из пока-что не представленных Минервине гостей. — Так точно. Десять лет кровавой мясорубки наконец подошли к концу. Сейчас войска оттуда спешно перебрасываются на… Как там эту алиенскую планету называют? Ах да, Вретия. — Хвала Юпитеру! — Я слышал о чём-то таком, да. — вступил в разговор Марк: — Говорят, потери среди наших граждан на Вулкане были просто катастрофические. — Не то слово. Говорят, население многих местных городов вырезали подчистую, выжил лишь каждый десятый. — ответил Пинарий, добавив: — Зато наши нанесли им там такое поражение, от которого они вряд ли когда либо оправятся. Из того, что я слышал, и мы, и наши союзники среди этого «Пространства Цитадели» перешли в масштабное наступление, осадив уже несколько систем. Говорят, скоро их войска тоже прибудут на Вретию, и наши легионеры будут сражаться против кроганов бок о бок с ними. — Не знаю, насчёт «никогда не оправятся», из того, что я слышала, эти «кроганы» плодятся как кролики — убьёшь одного, и его место займут сразу трое. — вмешалась в разговор одна из гостей: — Кролики-кроликами, да вот только как ты будешь перевозить всех этих кроганов в космосе без кораблей? Их флот тает на глазах, не в силах отражать удары по всем фронтам. Такими темпами они скоро будут заперты по отдельности на своих планетах. — не согласился Пинарий. — Только вот как мы эти планеты захватывать будем? Кроганы держались за захваченные ими миры годами, и кампания на Вулкане показала — как сложно их оттуда выбивать. — Я, может, и не военная… — вмешалась в разговор Минервина (при этом немного слукавив, учитывая её прошлое): — …Но из того, что я слышала, у кроганов большие проблемы с дисциплиной и клановое общество, как у варваров. Мне кажется, если убить их царя, то они тут-же перестанут существовать как единая сила, развалившись на грызущиеся за власть племена. И раздавить их в таком случае труда не составит. — Да, такая вероятность есть. — сказал Пинарий: — Более того, говорят, что за «царём» кроганов, Кредаком, как раз активно охотятся уже более десятилетия, как раз с расчётом на то, что с его гибелью орда кроганов развалится. Но, как видно, эта охота результатов пока-что не даёт. — Будем надеяться, что этого ящера рано или поздно убьют. — произнесла одна из гостей, на что Пинарий возразил: — Я больше надеюсь на то, что его изловят живьём. Я бы хотел посмотреть как его провезут по Риму в клетке на триумфе. У нас давно не было масштабных триумфов, а пленный кроганский царь станет шикарным дополнением к нему. — Квинт мечтательно прикрыл глаза, фантазируя о масштабном празднестве и беснующемся в клетке крогане. — А стоит ли овчинка выделки? Как много наших легионеров мы потеряем при попытке его захватить? — поинтересовалась чрезмерно сердобольная гостья. — За время войны мы и так уже потеряли не меньше двадцати миллионов человек, не считая гражданских. Пара потерянных при гипотетической поимке царя кроганов когорт погоды не сделает. — заявила Минервина. — Должен заметить, что для женщины у вас чрезмерно чёрствое сердце. — ответил Пинарий: — Вы так спокойно об этом говорите… — А вы как хотели? Это война, люди тут гибнут каждый день. Готова поспорить, что пока мы тут изволим вкушать креветок, к Плутону отправилось ещё минимум несколько центурий. Это, конечно, печальный, но факт. — равнодушно произнесла Юлия, как ни в чём не бывая отпивая из своего бокала. Повисла неловкая тишина. Наконец Квинт решил немного изменить тему. — Говорят, что на фоне потерь опять восстанавливают «женские» легионы, многие из которых были уничтожены ещё в начале войны. По крайней мере те, чьи аквилы удалось вернуть. — Дурная затея. — произнёс подошедший сенатор Вибий Насидий Агрикола, один из сенаторов, что в своё время поддержал назначение Спартиана диктатором: — Мне кажется, женщинам на войне не место. Клянусь Юпитером, уж лучше женщина будет сенатором, нежели легионером! — Женщина — сенатор? Ну вы и шутник, Насидий! — рассмеялся Квинт Пинарий, дожидаясь, пока прислуга наполнит его бокал вином: — Вы ещё предложите женщину — консула, или, упаси Минерва, вообще женщину — диктатора. — Кстати о Минерве, женщину-богиню вы ведь терпите? — не преминула поддеть Квинта уязвлённая Минервина, на что Пинарий наставительно поднял палец: — Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку! Боги — это совершенно другой порядок, нежели простые люди. И тем более, среди богов главный именно Юпитер, а не Минерва. — Я не шутил. — произнёс Насидий с серьёзным выражением лица: — Я знаю пару достойных матрон, что справились бы с обязанностями сенатора ничуть не хуже мужчины. Тем более вероятность такого развития события весьма и весьма близка. Спартиан уже назначил первых женщин-легатов. Такими темпами он скоро и назначит женщин-дуксов, а дорога от дукса до сенатора коротка. — Женщины-легаты? — неверяще переспросил Марк Фурий. Квинт недовольно скривился, прежде чем произнести: — Да, Фауста Юлия Калида и Люция Тарквиния Корва. Обе — ветераны, у которых за плечами опыт десятилетней кампании. — Своё право на эти звания они заслужили. — заметил Насидий. — Может, и заслужили. — нехотя признал Пинарий: — Но я всё равно считаю, что женщине нет места ни в армии, ни в Сенате. С каждым столетием мы даём им всё больше и больше прав, и, как мне кажется, это всё сильнее и сильнее бьёт по устоям нашей славной Республики. Право служить в армии, право занимать низшие должности в армии и гражданском аппарате, личные имена, в конце концов! — А в чём проблема с личными именами? — недоумённо спросил Марк: — А потому что с них всё это и началось! — заявил Квинт: — Будь эта, например, Люция Тарквиния Корва не Люцией Тарквинией Корвой, а просто Тарквинией Корвой, она бы не вела войска в бой, а сидела бы дома и занималась бы домашними делами. Именно с тех пор, как женщины стали носить личные имена, всё, собственно говоря, и покатилось до сегодняшнего состояния, где женщина в ближайшее время может стать сенатором. Наши предки, небось, глядя на нас из Элизия, уже лбы порасшибали со стыда, глядя на такое непотребство. — Пинарий вновь наставительно поднял палец, добавив: — Помяните моё слово, день, когда женщина войдёт в Сенат как особа, обладающая властью, станет концом Рима! — Ещё немного и я ему врежу. — прошептала Минервина на ухо своему кузену. — Прояви терпение, это просто бубнёж человека, ностальгирующего по временам, когда наши предки гоняли галлов по лесам в лориках хаматах, а из дальнобойного оружия были лишь луки, пращи, пилумы да катапульты. — прошептал Марк в ответ. — Право, Квинт, вы утрируйте. — ответил Насидий: — Всё не так уж плохо. Да и учитывая, как идёт война и сколько уже длится диктаторство Спартиана, эта ваша страшная «женщина», что сокрушит Республику, войдёт в Сенат весьма не скоро, как, в принципе, и любой сенатор. Клянусь Юпитером, я уже забыл, где находится моё место в курии! — Вот ещё повод для переживаний. Не слишком-ли долго диктатор занимает свой пост? — спросил Квинт, на что Насидий поморщился: — Нехорошую тему вы подняли, Квинт. Такие в приличном обществе не поднимают. — Но всё-таки? — не унимался Пинарий. Вибий раздражённо выдохнул: — Спартиан — достойный человек, и когда придёт время, он сложит полномочия диктатора без малейших колебаний. — Осталось только понять, когда придёт это самое время… — Понятное дело когда — когда кроганы будут разбиты, вестимо. — ответил Агрикола. — Это может затянуться ещё на десять лет, учитывая темпы войны. — парировал Пинарий: — В войне наступил переломный момент. Кроганы выбиты как с наших миров, так и с миров Пространства Цитадели, потеряв при этом большую часть своего флота и армии. Я считаю, что они продержатся года три, быть может, четыре, не больше. А если мы ещё сумеем убить или захватить кроганского царя — и того меньше. — Но так ли вы уверены, что по прошествии этого времени Спартиан сложит полномочия, а не придумает какой-нибудь повод, чтобы сохранить свой империй? Власть, как известно, развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Не просто так наши пращуры вводили ограничение на срок диктаторства в один год, да и на другие магистратуры тоже. Вот что точно нам следует возродить, так это такие малые сроки. — Ага, и превратить Республику в чехарду, где человек даже не успевает толком вникнуть в суть того, чем он взялся управлять во благо народа, как ему тут же приходится уходить, дабы передать пост такому-же несчастному неучу. Спасибо, есть другие «хорошие» способы смыть Республику в Клоаку Максиму. — отмахнулся Насидий: — Глупо пытаться сделать «сегодня» таким же как и «вчера». Всё меняется, будь то государственный строй Республики или права женщин. — Но это не значит, что мы не должны пытаться сохранить что-то хорошее, что было раньше и сохраняется и поныне. Есть некоторые вещи, без которых Римская Республика просто перестанет быть Римской Республикой. — продолжал возражать Квинт. — Ага, например сменяемость власти. — невинно вставила в разговор свои пять ассов Минервина, вызвав раздражённый вздох Агриколы.       Постепенно разговор сенатора и его оппонента переключился на другие темы, и очередную тему для разговора подал прибывший на праздник Григорий, епископ Аквилеи. Казалось бы, десять лет попыток управлять многочисленными взаимно ненавидящими друг друга христианскими общинами должны были давным-давно свести этого человека в могилу, но, вопреки всему, он по прежнему был жив, особенно благодаря изменениям политики Республики в отношении общин христиан на планете. — О, епископ Григорий. Выглядит на редкость хорошо. — прокомментировал появление первосвященника сенатор. — В каком смысле? — поинтересовалась Минервина, тоже обратившая внимание на высокого и худощавого человека. — В таком, что когда я встретился с ним пару лет назад, на него без слёз смотреть нельзя было, краше в гроб кладут. А сейчас вон, ничего, поправился. И действительно, если раньше в его взгляде виднелась вселенская тоска из-за постоянного стресса, теперь там была уверенность и даже, в какой-то степени, надменность, а некогда осунувшееся лицо более не вызывало ассоциаций с ожившим мертвецом. — Что-же такого произошло за эти несколько лет? — Христиане на планете наконец-то таки собрались на свой Вселенский Собор, о котором говорили уже много лет, да так и не собирали. Разумеется, всё закончилось большой дракой, в ходе которой было вырвано несколько бород, но предварительно присланные по такому случаю вигилы привели собравшихся в чувство. Разумеется, никакого консенсуса не вышло, но по крайней мере большинство общин, под давлением властей, объединились в более крупные образования. Как ни смешно, старый принцип «разделяй и властвуй» в отношении христиан сработал ровно наоборот — когда общины были объединены, управлять ими Григорию стало несоизмеримо проще. Поток направленной в него ненависти со стороны враждующих жрецов стал пожиже. — объяснил Вибий: — С тех пор Григорий управляет местной религиозной жизнью железной рукой. И проблему с радикальными, наиболее проблемными христианами решил достаточно изящно — по его указкам местная администрация сформировала из представителей наиболее проблемных общин несколько легионов, которых потом благополучно угробили в пепельных равнинах Вулкана. И он продолжает оказывать помощь в наборе легионов, постоянно ведя воодушевляющие проповеди, в которых тщательно расписывает — какие кроганы злокозненные, мерзкие и бездушные твари, для которых нет ничего святого, и что стереть их с лица галактики — благое и богоугодное дело, ну и что тем, кто сражается и погибает, сражаясь за Рим и этого их Христа, гарантированно забронировано местечко в их Элизиуме. Учитывая то, что ораторские способности у него ничуть не хуже, а то, может быть, даже лучше, чем у многих сенаторов, по итогу его проповедей аквилейцы готовы алиенов чуть ли не зубами грызть. И Спартиан получает в своё распоряжение весьма лояльные и фанатичные легионы. Схожая ситуация и на Конкордии — Спартиан точно так же заручился поддержкой местных мобедов. И вообще пограничные миры, близкие к местам сражений, готовы носить диктатора на руках, так как прекрасно видят — от кого он их защищает. Жаль, что такой ситуации не наблюдается в мирах, далёких от фронта. — посетовал Агрикола. — Почему так? — спросила Минервина. — Всё те-же причины, что и всегда. «Ничего не знаю, моя вилла с краю». На их орбитах кроганские корабли не висели, поэтому особой поддержки Спартиану они не выказывают. Говорят, вообще пару месяцев назад фрументарии накрыли на Колонии Феррате организацию самых настоящих сепаратистов. Марк и Минервина уже знали об этом происшествии, о котором в своё время уже поведал Плутон на одном и собраний Общества, но тем не менее всё-таки изобразили интерес: — Сепаратисты? — Сепаратисты. — подтвердил сенатор: — Уроки истории ничему людей не учат, и потому на отдалённых мирах, а то и вовсе на самой Терре, вновь поднимают свою уродливую голову различные сепаратистские и маргинальные политические движения, вроде популистов-уравнителей…       Марк не смог сдержать усмешку, движение уравнителей стало в Республике притчей во языцех. Они могли часами разглагольствовать о своей философии построения нового свободного общества, но основными постулатами, скрывавшимися за стенами текста у них были «отменить рабство», «отнять и поделить собственность» и «набрать людей с улицы в Сенат». Разумеется, они облекали эти постулаты в различные красивые обёртки, но суть оставалась всё такой же. Так или иначе, в своё время различные группировки уравнителей так или иначе пытались построить свою утопию, либо пытаясь законными методами пролезть в политику, либо прибегая к откровенному терроризму. В обеих случаях безуспешно. — В общем, на далёких от фронта планетах политическая ситуация не самая приятная. Но я сомневаюсь, что найдутся идиоты, что захотят развязать гражданскую войну. Да и вряд ли у них найдутся на это силы. Разве что они себе армию и флот из воздуха родят. — рассмеялся Агрикола, и Марк с Минервиной рассмеялись вместе, полностью оценивая иронию сказанного сенатором. Бедный политик даже не представлял, сколько спартов на Вольтерре ожидают своего первого приказа. С флотом, правда, была некоторая напряжённость, но заговорщики работали в этом направлении.