Лестница к небу

Осень, что Ратис провёл в Бодруме, долгое время лениво тлела, обогревая его заёмным теплом, но под конец Начала морозов взметнулась вверх, раскрасила небо столбами чародейского пламени и едва не сожгла всё дотла. Та же самая участь постигла “Танцующего хоркера”. Пламя, вызвавшее пожар, явно имело магическую природу: слишком быстро разгоралось, как не должно гореть в данмерских домах, где случайные искры сырой, необузданной магии — обычное дело, и толковые строители никогда об этом не забывают. Поджоги в Морровинде не редкость, но данмеры умеют укрощать огонь; а этот — отчаянно сопротивлялся, изобличая свою натуру. Пламя было врагом — но и союзником, вестником скорой расплаты. Ратис распустил ремешки на мече, скреплявшие ножны и крестовину: не сомневался, что Ревас замешан, и не хотел мешкать. Повезло, что в отличие от приятелей ему — впрочем, как и Вереск — не нужно было заботиться о пожитках: легче сохранять бдительность. Бдительность ему пригодится. Острый нюх Индри выиграл им немного времени, а комната на втором этаже — подрастратила. Ратис очень надеялся, что из менее чутких, удачливых постояльцев никто не погибнет — пока надежда не задохнулась в дыму, не выгорела до злости, марая золой крутые ступеньки. Достаточно было смертей! Неужели кодовая книга настолько ценна? Умом Ратис понимал, что так оно и есть, что её страницы писаны чистым золотом — но сердце отчаянно бунтовало против такого расклада. В бездну всё, в бездну предательства и интриги! В бездну Реваса с его недомолвками, в бездну Вереск с её благородным долгом! В бездну... Последнюю бездну Ратис выплёвывает из себя вместе со сдавленным, хрипловатым кашлем. Солнце бьёт в глаза, бьёт под дых — и отрезвляет. Они высыпали на улицу, запруженную обеспокоенным народом — стражник, что дежурил возле их комнаты, кажется, подотстал, растерялся. Удачно — нужно идти, попробовать оторваться... Ратис пытается разглядеть… не Реваса даже — тот слишком хитёр, чтобы так просто выдать себя, — но хоть какой-то намёк, признак его присутствия. Слишком суетно: выкрики, сутолока… Пожар уже пытаются затушить, и магией, и цепочкой из вёдер, споро организованной кем-то из стражи — торопятся, пока пламя не перекинулось на соседние строения. У них получается и не получается одновременно: пламя жрёт только “Хоркера”, кружит по стенам и кровле, как привязанное — яркое, жаркое, настоящее и ложное одновременно. Ратис плечом отталкивает испуганного мужчину, подобравшегося к нему слишком близко; вместе с Индри и остальными пробирается через улицу. Несколько стражников пытаются установить порядок, вывести прочь лишних меров, а Ратис — ждёт, и ожидание жжёт ему сердце. Он не чувствует заклинаний, что поддерживают упрямый огонь, но чувствует — до ломоты в костях — как кто-то бьёт, вырезает чужие чары, пытаясь догрызться до сути, вывернуть, приказать не-гореть. Грубо, напористо — но если Ревас решит бороться, то выдаст себя. Самое время нанести удар! Где же ты прячешься, Телванни Ревас? Всё случится здесь и сейчас. Ревас сделал свой ход, вопрос только в том, один ли он на доске или у него есть союзники. В одиночку пойти на такое глупо, но вряд ли он может кому-нибудь доверять… Нанять и использовать втёмную? Каждый из сонма напуганных меров может оказаться врагом. Ратис не выпускает из виду товарищей — Индри и Тирано держатся рядом, чутко и настороженно вглядываясь в толпу, но вот Вереск… Вереск, каменно-напряжённая, почти не смотрит по сторонам — только на Лларена. Неужели повинен свёрток, вырезанный из матраса? Неужели Вереск подумала, что они её обманули, и настоящая кодовая книга всё это время была под боком? Пламя, усталое, медленно чахнет, и Ратис чует подвох. Не от Тирано и Индри, нет! Он не верит, что его товарищи умеют так убедительно врать и вдохновенно актёрствовать — о книге они не слышали прежде и, верно, и правда в эту историю влипли по дурости. Но у Вереск в разы меньше причин, чтобы доверять им, всем троим — она и на встречу-то пошла из отчаяния! А что если… Ратис не успевает додумать мысль: пламя, почти погашенное, взмывается вдруг изжелта-рыжим, слепяще ярким хвостом. Опадает оно почти сразу, но, верно, даёт сигнал — и мир взрывается, распадаясь на брызги запахов, звуков и красок. Вспышки стихийной магии, крики, запах палёной плоти… Что вообще происходит? – Пиздец, – не-отвечает на этот не заданный вслух вопрос Лларен. – Блядь, этот псих совсем берега попутал. Может, ну его нахер, и свалим, пока не поздно? – Поздно уже, – не соглашается Индри. – Мы не сумеем так просто уйти. Ещё одна вспышка, на этот раз совсем близко — и Ратис видит испуганное лицо молодой женщины. Её блестящие болью глаза и искривлённые в беззвучном крике губы он замечает раньше, чем то, что добрая треть её тела покрыта колдовским льдом. Кто-то из разбегающихся товарищей-водоносов случайно толкает её, беззащитную, полупустое ведро вылетает из рук... Чары недостаточно сильные, чтобы падение раскрошило хрупкую плоть, — наверное? — но Ратис не хочет гадать. Он плюёт на план и ввинчивается в мерский поток, подхватывает раненую, пока её не затоптали, и оттаскивает в тупичок между двумя лавками. Руки его скользки от крови. Краем глаза Ратис подметил: давешняя альтмерка, что следила за ним этим утром, валит и скручивает какого-то мера, стягивает что-то с его шеи… Плевать! Крови очень много: лёд на руке, потрескавшись, сходит буквально с мясом, местами почти обнажая кости. Женщина потеряла сознание — хорошо; можно попытаться спасти её руку, хотя бы до появления настоящих целителей — пока товарищи, встав полукругом, отгораживают его от толпы. Ратис действует быстро, на пределе возможностей — сращивает сосуды, нервы, мышцы и сухожилия. Шрамы будут заметные, это понятно сразу, но руку она не потеряет — если не будет глупить и после покажется лекарю. – Вереск, – зовёт он. – Нужны повязки. Та, понятливая, приподнимает подол — так, что мелькает тень скрытых ножен на голени — и жертвует часть нижней юбки… а Ратис немного приспускает поводья и позволяет себе видеть шире. Накладывая повязку, он понимает: меры в толпе — вроде того, повязанного — разряжали амулеты, оттягивая внимание и создавая панику. Где же ты, Ревас? Где прячешься? Чего ждёшь? Время твоё уходит. Ратис усаживает раненую спиной к стене, пачкая кровью и без того уже порыжевшее платье. Грязно, очень грязно, и много случайных жертв… В стиле Реваса — пожертвовать другими, чтобы добиться своего. Знали ли его помощники, на что подписались? И почему он бездействует? Неужели струсил? Однако удар приходит откуда не ждали. – Сууука! Ратис, оборачиваясь, опаздывает всего на пару мгновений — и упускает всё. Вереск и след простыл, Лларен со стоном поднимается на ноги, Индри, сверкнув рыжиной, выскакивает из тупичка, — в погоню? — а Ратис… Ратис бросается следом — расталкивает и прёт вперёд, как моровой кагути. – Стерва спёрла наши бумаги... – отрывисто делится поровнявшийся с ним Лларен. – Договора, блядь… Деньги-хуеньги… Ратис кивает, не тратя дыхание. За Индри удобно следовать: высокий, приметный — рыжая макушка мелькает поверху. Догонят ли? Они ведь так и не спросили у Вереск, как ей удалось уйти из захваченного Ревасом дома — если это Возврат, нельзя дать ей шанса прочитать заклинание или использовать зачарование. Чего она вообще добивается?! Ратис не думает ни о чём, кроме погони — все остальные мысли не выдерживают темпа, отлетают сухими листьями, осыпаются на мосту через Приай, ведущему в “нижний” город. Лларен подотстал, да и сам Ратис начал уже уставать, выдыхаться — но не хочет пока разряжать амулеты. Узкие улочки давят, петляют, окрики обеспокоенных меров стелятся шлейфом, воздух обжигает лёгкие — и наверняка уже спохватилась стража… Одно только подгоняет и не даёт сдаться: “макет” кодовой книги — всё ещё у Индри; таинственный матрасный свёрток — у Вереск. Если Ревас соизволит-таки показаться, то будет выцеливать их. Нельзя упускать… Ратис в последний момент замечает, как рыжая макушка ныряет в проулок — и, стиснув зубы, рвётся следом. Он снова опаздывает, и снова — на пару мгновений. Видит Вереск — в оборванной юбке, хищную, с оскаленными зубами — и видит Индри, видит обоих за миг до того, как они начинают драться. Мальчишка не пытается угрожать ей мечом — по чести или по глупости — и упускает преимущество. Ратис понимает сразу, в первые мгновения боя: Индри выше, крупнее, он ловок и быстр, и успевает чувствительно приложить Вереск о стену — так, что чёрный парик слетает с её головы, а из-за пазухи выскакивает свёрток, — но не сравнится с ней по выучке. Вереск высвобождается, отводит один удар, уворачивается от второго и контратакует: бьёт Индри по лицу, подсекает его, опрокидывает навзничь и, отскочив, тянется за свёртком — но противник, извернувшись, ловит её за ногу. Они сцепляются прямо на земле, Вереск оказывается сверху… Ратис, наконец поравнявшись с поединщиками, не даёт ей возможности дотянуться до кинжалов — оттаскивает, заломив руки, пока подоспевший Лларен помогает другу подняться. – Ебать тебя на четыре угла, тупоумная ты никсадка! – хрипит он, запыхавшийся, но не растерявший злости. – На кой тебе здесь и сейчас сдались наши деньги? Если из-за тебя всё пойдёт по пизде… Вереск вдруг обмякает, перестаёт вырываться. – Это не книга? – Это не та книга, – устало отзывается Индри; под правым — незрячим — глазом расцветает впечатляющий кровоподтёк. – Второсортный бретонский роман, между страниц которого мы храним договоры, расписки и прочие ценные бумаги. Не думаю, что для... Он осекается, резко бледнеет, и Ратис, проследив за его взглядом и поняв в чём дело, и сам ощущает, как обрывается что-то в груди. Свёртка в проулке нет. – Блядь… – резюмирует всеобщие настроения Лларен. – Паскуда опять накинул Хамелеон и смылся! – шипит Вереск. Ратис не видит смысла её удерживать — приотпускает, осматривает: рана на голове кровит сильно, но не опасна — лишь кожа посечена. – Нужно прижать его, пока не ушёл. Отпусти… – говорит она, вяло отталкивая Ратисову руку. – Ему теперь не хватит ни сил, ни фокуса для быстрых перемещений — накинет Хамелеон и попытается прокрасться к туннелю. Там мы ещё сможем его поймать. – “Мы”, значит? Нихера себе переобувка в полёте! – Покаюсь после, – огрызается Вереск. – Нужно спешить. Мы ещё можем его поймать — и вернуть ваши деньги, если угодно. – И не пришлось бы, если бы ты не решила нас кинуть!.. Куда спешить? Какой нахуй туннель? – Заброшенные отростки канализации. Ублюдок ушёл через такой в прошлый раз. Если он тоже решил, что достал книгу, то попытается сбежать из города. Неподалёку есть подходящий ход. Власти уверены, что обвалившийся, но он сквозной, расчищенный: местные нищие им иногда пользуются. Знание, которое дорого мне обошлось… – Вереск хмыкает, откидывает со лба мокрые от пота волосы. – Больше идти ему некуда: я и сама собиралась уйти этой дорогой... – Или просто заныкается, пока не утихнет шумиха, как ныкался всё это время. Откуда ты знаешь, блядь, может быть, он в жизни не слышал про твой злоебучий туннель? Да и с чего нам теперь тебе верить? – Ревас работал на этой стройке. Он мог подготовить себе пути к отступлению. Ратис… не знает, что чувствует в этот момент — и чувствует ли хоть что-то? Он даже завидует Лларену, способному спорить и злиться — знакомое онемение снова смораживает ему нутро. Кровь на его руках подсыхает грязно-коричневой коркой. – ...Это не просто Хамелеон, мы бы его всё равно услышали, – не в лад разговору вклинивается Индри; на Вереск он смотрит так, словно хочет прожечь в ней дыру, однако голос его спокоен, почти ленив: – Но не суть… Я тебе не доверяю, но это наш последний шанс. Больше стража нас из виду не выпустит. Здесь бесполезно использовать Обнаружение жизни, но возле туннеля… Думаю, стоит попробовать? – предлагает он и, не дождавшись от Лларена или Ратиса возражений, снова обращается к Вереск: – Обманешь ещё раз, и я больше не стану колебаться. Веди. Та не удостаивает его ответом: трясёт головой, словно бы отгоняя докучливых мошек, и рвётся дальше — уже не бегом, а торопливым шагом. Ратис не позволяет себе отстать — и не позволяет бояться, что слишком много времени они упустили за спорами. Парик чёрной кляксой темнеет у него под ногами. Вереск идёт уверенно, твёрдо (так твёрдо, что Ратис даже боится спугнуть эту её уверенность); выныривает из проулка, петляет по узким улочкам — рыжие волосы сверкают перед глазами всполохом пламени. Холодные взгляды невольных товарищей когтят её без пощады. Все они осознают: Вереск боится, что не справится с Ревасом в одиночку, не хочет тратить силы на новую сшибку с ними троими и всё ещё не оставляет надежды, что они приведут её к кодовой книге — и только поэтому предлагает действовать сообща. Ратис понимает, что для неё успех дела важнее, чем доброе отношение почти-незнакомцев, и осуждать, умом осуждать её, пожалуй, не может… но и простить — тоже. Что они будут делать, если поймают Реваса? Может быть, для Лларесы Вереск и была соратницей, а кодовой книге и правда лучше бы оказаться в её руках — но ни свою жизнь, ни судьбу бывшего любовника Ратис ей ни за что не доверит. Вереск ведёт их туда, где этим утром они с Тирано и Индри уже успели побывать — в сторону огороженных под строительные работы кварталов. Все четверо молчат, берегут силы… да и не о чем теперь говорить. На них, оборванных, закопчённых и грязных, редкие прохожие не слишком обращают внимание — косятся чуть сочувственно, да и только. Весть о пожаре разлетелась, наверное, быстро: дым виден даже отсюда — белый дым отгоревшего пламени. Никто не пугается, не порывается позвать стражу… Помощи “погорельцам” тоже никто не предлагает, и Ратис не может их, незнакомых меров, винить: хорошо представляет, как выглядит со стороны. Даже в обычные дни он — не самый дружелюбный, располагающий к себе мер, а уж сейчас — и подавно. Сейчас его видом можно лечить непроходимость кишечника… Место, куда приводит их Вереск, в стороне от основной стройки — рабочих даже не слышно, но запах, густой характерный запах отлично очерчивает границы. Люк, притаившийся между двумя хибарами, опечатан… и, Вереск, запнувшаяся, этого, кажется не ожидала. Впрочем, вблизи становится заметно, что печати потревожены и не напитаны больше магией, хотя её эхо ещё не рассеялось до конца — кто-то был здесь, и был совсем недавно. – Мы у цели! – в голосе Вереск звучит торжество. – Он точно ушёл этим путём. – Или пытается нас пустить по ложному следу, – не соглашается Лларен. – Сбил печати — и смоется на другой конец города, пока мы тут по туннелям, как крысы, шариться будем. – Спустимся — и я проверю, – произносит негромко Индри. – Мы всё равно не знаем, где ещё его искать. Разве что ждать, пока он поймёт, что украл стопку ценных бумаг и скабрёзный дамский роман, а не кодовую книгу? Но я не хочу новых смертей. – Обнаружение жизни? – уточняет Ратис, припоминая, что тот говорил в проулке. – Да. Мистицизм и Колдовство мне даются получше Разрушения… Но даже если я его не почувствую, может, лучше и правда на время покинуть город? Отдохнём, подумаем, что делать дальше — и согласуем, что будем рассказывать страже. Я не хочу оказаться в розыске — а мы достаточно для этого отличились. И, несмотря на разумное недовольство Лларена, они вчетвером всё-таки спускаются в заброшенный служебный туннель. Ратис на всякий случай закрепляет люк запирающими чарами и колдует кошачий глаз на себя и на Тирано — Вереск справляется своими силами, а Индри… Тот неразборчиво шепчет слова заклинания, и его зрячий глаз подёргивается мутной белёсой плёнкой. Зрелище жутковатое, но чары работают как надо — Индри медленно вертит головой, всматриваясь то в черноту туннеля, то в камень над головой, и шёпотом сообщает: – Кажется, нас — или мутсэру поджигателя — очень хорошо ищут. Наверху... оживление. – А его самого видишь? – шепчет Вереск. – Кто-то от нас удаляется — под землёй, в одиночку… Не торопись, – говорит он, поймав её, рванувшую вперёд, за плечо. – Мы не знаем, как сильно он себя вычерпал. Я не хочу ловить лицом чары, от которых негде увернуться. Лучше не выдавать себя раньше срока и догнать его уже на поверхности. К тому же так мы сможем воспользоваться численным преимуществом. – Хорошо. Согласна. Однако он и так будет дрожать от любого шороха, с погоней или без погони. С предателями всегда так… Но ты, сэра, можешь не дрожать. Я пойду первой: “атронаха” с амулетами ему будет трудно застать врасплох. Ратис не сдерживается, фыркает — эта бравада его раздражает. Вереск и её погибшие товарищи догадывались, что будут иметь дело с магом, и смогли вчера защититься от первой Ревасовой атаки, вот только с руной-ловушкой никакая защита им не помогла. Вряд ли Вереск забыла, насколько противник может быть изобретателен, но если хочет рисковать и лезть напролом — её дело. Хотя не похоже, что у Реваса было время готовить хорошие, действенные ловушки… Но чем он ближе, тем меньше хочется о нём думать. Ратис совершенно не разбирается в инженерном деле, пусть и дежурно восторгается родной вивекской канализацией, когда представляется повод, — и, бывало, спускался на нижние уровни города. Узкий и низкий бодрумский туннель не похож на то, что он видел, да и какой цели служил и почему оказался заброшен — непонятно. Быть может, с годами река изменила русло, и он перестал выполнять своё назначение? Ратис постепенно успокаивается, возвращает себе ясность и трезвость ума — знает, что ненадолго, но наслаждается этими ощущениями. Он легко выдерживает заданный Вереск темп — матушкина муштра не прошла даром. Тирано идёт следом, а вот Индри замешкался: ему, необычно для данмера высокому, приходится чуть пригибаться. Впереди тянет сыростью. Ратис замечает, что поверху, пересекаясь с туннелем проходят какие-то трубы, кажется, даже действующие — гудят, что скорее на руку; тягостный запах, к которому он почти притерпелся, усиливается. Дурное предчувствие — тоже. – Он на лестнице. Дальше туннель завернёт на... Индри не договаривает — Вереск, двужильная, рвётся с места, обгоняет Ратиса на два шага, скрывается за поворотом. На лестнице Ревас уязвим, но если успеет подняться и заблокировать люк, обороняясь сверху, им придётся несладко... Ратис, несмотря ни на что, не хочет её бросать. Он тоже рвётся вперёд, но гул над головой становится громче, труба, изгибающаяся вдоль туннеля, словно бы вздрагивает — а Ратис чувствует впереди магический всплеск: простые, какие-то смутно знакомые чары… Что это, “разрушение доспехов”? Нет, не совсем, но очень похоже... – Назад, – командует он, не до конца понимая, зачем, и пятится сам... И в этот момент труба впереди вздувается, вздрагивает, бьётся, как в судороге — и лопается, толчками изливая своё зловонное содержимое. Туннель стремительно заполняется нечистотами; запах, резкий, ядрёный настолько, что слезятся глаза, кажется, заползает даже под кожу; грязь заливает весь зал, пузырится — тёплая, вязковатая... Пройди они чуть дальше, и попали бы прямиком под зловонный дождь — но и по запруженному нечистотами туннелю пробираться будет несладко. Что стало с Вереск? Успела ли проскочить? – Кажется, сэры, мы с вами по уши в дерьме, – глубокомысленно изрёк Лларен. С этой оценкой Ратис был более чем согласен — пусть даже дерьмо доходило ему только до колен.