Лестница к небу

Всё когда-нибудь заканчивается. Подошла к концу и данмерская оккупация аргонианской времянки — и подошла, на Ратисов взгляд, очень вовремя. Они с друзьями успели и обсудить предложение серджо советника, и начерно прикинуть план действий, и позволить Кериану, измученному и взбудораженному пережитым, умыться, спрятать заветные не-свои письма… А вот начать всерьёз волноваться данмерские оккупанты уже не успели — Шавия и Анри, слава АльмСиВи, опередили события и вернулись; вернулись не с пустыми руками, и пахли их не-пустые руки в разы интереснее, чем походные пайки, оставшиеся после подземной двемерской дороги — однако ещё интереснее было то, что эти двое выглядели, наверное, такими же потрясёнными и взбудораженными, как и их данмерские товарищи. Обе компании обменялись быстрыми, нетерпеливыми взглядами — но Шавия среагировала первой. — Давайте сначала вы, — постановила она, указывая Анри, куда положить добычу. — Рассказывайте, чего он хотел. Это и правда был индорильский советник? Кериан кивнул; ему было непросто собраться с мыслями, но Ратис и Лларен не считали, что вправе рассказывать о случившемся. Пришлось, тщательно отмеряя правду, слово за словом собирать честный, исчерпывающий и — по возможности — не влекущий новых вопросов ответ. Та ещё задачка!.. — Серджо советник пришёл по-родственному, как мой двоюродный дед, — сказал Кериан. — Мы обсуждали дела семьи. Не всё успели обговорить, и не во всём — согласились, но, думаю, завтра, ещё раз всё обсудив, мы с ним придём к пониманию. — Не забудь поторговаться за призовую никс-буйволицу, — шепнул ему, ухмыляясь, Лларен. — Кажется, мы и её заграбастаем, если поднапряжёмся... А вы-то где шлялись так долго? — спросил он уже в голос, не давая Шавии и Анри опомниться. — От кого была та записка? Анри покосился на Шавию — кажется, он тоже не считал себя вправе рассказывать вместо неё, — и та, непривычно неуверенная, всё же ответила, обращаясь скорее к Кериану: — Эта встретилась со старой подругой. Её считали погибшей — какое-то время. Как оказалось, она жива… Как оказалось, у нас с твоим двоюродным дедом есть общие подруги, Кериан Индри. — Она из Лампы? — переспросил тот, нахмурившись. — Это она помогла ему нас найти? — Да. Из Лампы Нарсиса, но со связями повсюду. Пока мы были под землёй, они срезали поверху — быстро наверстали разрыв и оказались на месте раньше. Ратис задумался. Из горсти цветного стекла он неожиданно собрал для себя витраж и вспомнил одну очень подходящую особу — аболиционистку из Нарсиса, пропавшую во время охоты за полубезумным телваннийским чародеем; женщину, что, конечно, не обязательно была знакома с советником Индри, но со знанием дела рассуждала о Керовой родословной — и придавала ей большое значение. — Вереск? — Ратис решил уточнить — и совершенно не удивился утвердительному кивку. Лларен вполголоса выругался, Кериан в удивлении выгнул бровь, но не стал это комментировать, а Анри, примкнувший к ним уже после Бодрума и не особо сведущий в подробностях, никак не отреагировал… Хотя с чего бы? Вереск же наверняка ему именно так представилась. — Очень интересная дама, эта госпожа Вереск, — сказал Анри, подтверждая Ратисову догадку. — Поговорила со мной о том, чем я могу помочь товарищам по несчастью. Не знаю... — он замялся, а когда снова заговорил, звучал уже совершенно иначе — тихо, надломленно: — Я и представить себе не могу, каково будет дальше… Как это — "свободным"? "По-старому"? Я, кажется, разучился и разуверился, что для таких, как я, оно вообще бывает иначе. Сомнения пробежали у Шавии по лицу, словно круги по воде — дрогнули губы, расфокусировался взгляд… Тигровая Лилия, никогда за словом в карман не лезшая, явно колебалась — и всё-таки встретилась глазами с Анри и сказала ему — только ему, хоть и ни от кого не скрывалась: — Мы говорили о важном. Об инфраструктуре и о борьбе, что ведётся в умах — и борьбе, что не ведётся без помощи больших денег. Но есть и другое, не менее важное — для всех, прошедших по этому пути. Личное. Потаённое… Этой известно, как тяжело привыкать к свободе: большую часть своей жизни она провела в рабстве. Её последним хозяином был один… ценитель экзотики, польстившийся на омса — имперец, чиновник из Нарсиса. Когда он посчитал её достаточно взрослой, то решил зайти дальше… А потом я его убила — и попробовала сбежать. Упрямства во мне всегда было больше, чем здравого смысла. — Но теперь ты свободна, — сказал ей Анри — с чем-то, похожим одновременно на зависть и на благоговение. — Мне повезло, — кивнула, соглашаясь, Шавия — и окончательно отринула хаджитскую манеру говорить о себе в третьем лице. — Этьен, мой… приёмный отец, встретил меня и решил помочь — несмотря на неодобрение работодателя. А Джесанна и её товарищи помогли ему — так я и оказалась в Скайриме. Я не хотела этого — тогда; я думала, что умру, подняв руку на хозяина, и была готова… Потому что они хотят, чтобы мы так думали! Хотят, чтобы мы считали себя испорченными, и грязными, и недостойными иной, хоть сколько-нибудь нормальной жизни; чтобы мы не представляли себе иной жизни и не боролись. Но это не так — их грязь к нам не липнет, если мы не позволим. Мы можем отвоевать себе иную жизнь — как отвоевала Джесанна, и я, и как ты тоже ещё отвоюешь. Мы можем — и для себя, и для других. В этот раз Ратис был более подготовлен — он вовремя отвернулся, почуяв чужие слёзы, и друзья тут же за ним последовали. Остаток дня для всех пятерых прошёл по-хорошему скучно — в сравнении с его серединой. Поужинав, они почти сразу легли спать — вояж по-двемерски так до конца их не отпустил, — зато встали засветло. На этот раз уже Кериан решил сделать шаг навстречу и, стоило остальным кое-как разлепить глаза, потащил их к "Гулящей вамасу" — туда, где остановился серджо советник. Сэра Ирано, доспешная и серьёзная, встретила их в общем зале и проводила Кериана наверх, поговорить о делах семьи — теперь он, примирившись с собой, искал не поддержки, но приватности и даже не подумал настаивать на зрителях, — а остальным составила компанию Вереск, живая и почти невредимая. Увидев её на лестнице, Лларен буркнул себе под нос, что дерьмо не тонет — видно, всё ещё не простил "Джесанне" того, как она утащила "Оттенки пепла", приняв их за кодовую книгу, — и в чем-то, как окажется, был близок к истине. Ратис же не нашёл в сердце ни негодования, ни обиды. Может, теперь он слишком хорошо понимал, что стояло на кону, — они втроём благодаря кодовой книге сумели спасти Анри, но как бы распорядились ей телваннийцы?.. — а может, не мог сердиться на женщину, пострадавшую от руки Реваса — в каком-то смысле он всё ещё чувствовал за него ответственность. Вереск выглядела как мер, едва оправившийся от тяжкой болезни: бледная, осунувшаяся и совсем недавно обритая налысо. Рыжеватый — светлей, чем у Кериана, — пушок не прятал свежего шрама, тянущегося от левого виска почти через всё темя; ещё один свежий шрам — тонкий, как хлыст, укус электрических чар — чуть зацепил щёку и, огибая ухо, наползал на шею. Впрочем, несмотря на ранения, бледность и болезненную худобу, Джесанна из Нарсиса всё ещё выглядела уверенной, жёсткой, решительной женщиной — и опасной противницей. Тогда, ещё во время последней бодрумской стычки, Ратис правильно понял, что произошло. Ревас нашёл, как справиться с противником-атронахом, пусть и истратил немало сил — швырнул Вереск в реку, вздыбив берег у неё под ногами. Ей повезло и не повезло одновременно — да, разбила голову о каменистое дно и сразу потеряла сознание, но рыбаки выловили её, беспамятную, ниже по течению, и выходили, не выдав страже. Лечение было небыстрым, и когда Вереск вернулась в Бодрум, след кодовой книги давно остыл... Шавия, впрочем, не соврала, у её подруги и правда были связи повсюду — и в Тире, и в индорильском совете. Очень кстати, на Ратисов взгляд — кто знает, не угас бы энтузиазм Гарина Индри, если бы ему пришлось охотиться за внучатым племянником чуть — или намного — дольше?.. Когда Кериан и его двоюродный дед спустились в общий зал, удивительно похожие — и внешне, лицом, телосложением, пластикой, и внутренне — выражением, может быть, и не счастья, но искреннего удовлетворения, смягчающего их резкие, строгие черты… к тому моменту Ратис уже смирился с неизбежным: они заранее все обговорили, но за утро ещё больше укрепились в этом решении — и передали кодовую книгу Вереск. В конце концов, она, женщина со связями, всяко лучше сумеет ей распорядиться, тогда как их троих ждёт иная борьба, и ноша — тоже иная. Серджо Индри и его внучатый племянник и правда пришли к пониманию: двадцать седьмого, в тирдас, советник вернётся в Морнхолд, к делам, что больше не потерпят отлагательств, а Кериан с друзьями дождутся родичей Анри и только потом к нему присоединятся. Вереск вместе с кодовой книгой завтра также отправится в Морровинд, Шавия чуть задержится в Торне, и никому из пятёрки подземщиков больше не придётся ютиться в аргонианской хижине — дружба с индорильским советником начала окупаться с первого же дня. За этот совсем небольшой, расширенного состава военный совет Ратис расслабился. Он переглядывался с наново представленной им Альдиной Ирано, от кукольного равнодушия которой не осталось и следа — это и правда была очень красивая, ухоженная женщина, но выглядела она не менее опасной, чем боевитые аболиционистки. Ратис не видел её в деле, но доверял чутью — и чуял ещё и то, что со дня на день Шавия с Керианом или подерутся, или переспят, или в произвольном порядке провернут и то, и другое. То ли их напряжение было тому виной, то ли Ратисова собственная неудовлетворённость, искажаюшая восприятие, а ему даже показалось, что и между серджо Индри и сэрой Вереск есть что-то большее, чем давнее сотрудничество на почве аболиционизма. Лларену, как оказалось, тоже: он, конечно, не удержался, и до самого вечера вполголоса подкалывал Кериана тем, что "мачеха" его оседлала, да только всё впустую — она-то явно предпочитает мужчин постарше, — и сердитые тычки шутника только раззадоривали. Впрочем, всерьёз в это никто не верил, несмотря на все шутки... И когда в середине ночи Ратис, разбуженный естественной надобностью, встретил в коридоре серджо Индри, возвращающегося к себе после подлунного сбора цветов — ошибки быть не могло, Ратис видел, откуда и каким он вышел, — то был… удивлён и озадачен. — Не смотрите на меня так осуждающе, сэра Дарес, — откликнулся пойманный им с поличным мер, и странная, болезненная весёлость сочилась сквозь ровный, серьёзный тон. — Я двадцать лет был безукоризненно верен жене, но когда вернулся из Вивека, она обрадовала меня новостью о своей беременности. После такого я не считаю себя связанным с ней какими бы то ни было обязательствами. Ратис кивнул, не представляя, что можно сказать в такой ситуации, и поспешил шмыгнуть к лестнице. Он был, пожалуй, рад, что утром и Вереск, и серджо Индри с помощницей уехали ещё до того, как ему удалось проснуться. Подлунный сбор цветов на этом, впрочем, не закончился, и уже следующим утром он залечивал Кериану разбитые губы и исполосованную ногтями спину — тот поначалу пытался держать всё в тайне, но когда рубашка пропитывается кровью, скрываться становится сложновато. К счастью, от нового ботанического приключения судьба Ратиса избавила — в этот же миддас, вскоре после полудня, в "Гулящую вамасу" приехала Мирвен Ангэст. О чём тут ещё рассказывать? Ратис в очередной раз стыдливо отворачивался от чужих слёз — а заодно прятал и свои собственные. Мать Анри, так на него похожая; счастье — кипучее, необъятное — в её по-босмерски чёрных, раскосых глазах, радостное неверие — в полуденно-синих глазах её сына... Мирвен искала его, сгинувшего бесследно в болотах Аргонии, все эти годы — искала, тогда как Анри… предпочитал не думать, как его мать, совсем недавно потерявшая любимого мужа, справляется с новой утратой — и все эти чувства, три года сдерживаемые чародейской преградой, нахлынули на него, стоило только барьеру исчезнуть, и затопили всех, кто подобрался достаточно близко. Ратис плакал — не то чтобы стыдясь своих слёз, но всё же желая их пережить наедине; по всем потерянным и обретённым — плакал, и принимал пережитое, и извинялся — перед Лларесой и Ревасом, перед ламповцами, которых убил, перед Анри, и Шавией, и сотнями, тысячами других, что жили и умирали в рабстве с молчаливого одобрения меров, как Ратис — обычных меров, старающихся поступать по совести, но разбазаривающих душевный свой жар на пустяки — вместо того, что действительно важно. — Спасибо, — сказала Ратису Мирвен Ангэст — охрипшая, с влажно блестящими, чёрными, как руки Мефалы, глазами, и он знал, что не достоин её благодарностей, но всё равно их принял — авансом. Больше ни совесть его, ни сердце праздными никогда не будут. С тех пор, как Ратис покинул Вивек, не всё в его жизни шло так, как ему бы хотелось, и не за всяким поступком следовал результат, на который он рассчитывал… Но иногда всё получалось именно так, как надо, даже когда Ратис и сам не знал, как это — и что ему надо. А иногда всё складывалось даже удачнее, чем он мог представить — и когда, вернувшись из Торна в Морнхолд, а из Морнхолда в Вивек, он встретится со своей семьёй, ему будет что рассказать и родителям, и сестре, и братьям. Ратис, гордясь достигнутым, познакомит их не только с новыми друзьями, но и с новым собой. Впереди и его, и Лларена, и Кериана ожидает бездна работы — и жизнь, которую они для себя не искали и, может быть, не заслужили, но всё-таки получили, пусть и авансом. Кериану предстоит свыкнуться с новым статусом, и Ратис был рад, что так удачно подсунул ему "Короля Эдварда": кто, как не легендарный герой, пасынок Морэйлина Эбонхартского и сын Коркира Даггерфолльского, на деле покажет, что есть узы прочнее кровных — и есть кровные обязательства, от которых грешно отказываться?.. Может, они втроём и не войдут в легенды, но ради Закона и Земли себя не пожалеют. Кериан получит пусть и не отца, но ментора, который выбрал его не только по крови, но и по заслугам — им обоим будет чему поучиться друг у друга. Лларен, впервые с раннего детства вернув в свою жизнь безопасность, сумеет огранить свой гениальный ум и придать ему блеск систематического образования — и заработать для общего дела много, очень много денег. Ратис же овладеет магией, дремлющей у него под кожей, магией, что может губить, и защищать, и из причин и следствий, ассоциаций и взаимосвязей, незримых для остальных, находить единственно правильные ответы. В тени он будет плести свою собственную паутину — нить за нитью. Кериан Индри поведёт их вверх, к небу, и пойдёт под безжалостным солнечным светом, не позволяющим ничего по-настоящему спрятать — но кому-то ведь нужно будет следить, чтобы из тьмы веков к нему не подобрались голодные, жадные твари? Ратис знал, что научится, как справляться, и это знание будет вести его две дюжины лет — и ещё дальше. Мефала коснулась его щеки, отметила и благословила — но дорогу назад, к прежней жизни, Ратис обрезал сам, и будь у него возможность повернуть время вспять, он никогда бы не передумал. Рухнут стены древних твердынь, империи и даже троны богов, но золото его сердца — не потускнеет.