Правильный ответ

Сегодняшний день Николая был расписан чуть ли не на каждую секунду. Он планировал прогуляться по парку, посетить десяток магазинчиков и подготовиться ко дню рождения Достоевского. С прошлого года он запомнил, что исчезать ничего не сказав нельзя, а о планах о подарке лучше говорить сразу. Идей было не так много, Федя продолжал говорить, что ему ничего не нужно. По дороге с учебы он шел, улыбаясь и разглядывая прохожих. Абсолютно все складывалось именно так, как он и хотел. Погода располагала к прогулкам — небольшой морозец, яркое солнце и ясное небо. Будь он в диснеевском мюзикле, непременно начал бы петь, только вот с придумыванием рифм на ходу и отличным голосом ему не повезло, да и косых взглядов от прохожих хватало. Но его хорошее настроение несколько подпортилось, когда лифт отказался подниматься на девятый этаж, а сосед-пьяница с первого пристал к нему из-за радужного шарфа (шарф, к слову, был просто радужный, без каких-либо намеков на гомосятину). Это был далеко не первый раз, когда до него докапывались прохожие. Не всегда целью повышенного внимания являлся шарф, иногда просто приставали за «чрезмерную педиковатость». Хотя внешний вид Николая был обыкновенный, не считая длинных волос, заплетенных в косичку, и гетерохромии, в остальном ничего не акцентировало на его ориентации. Но людям вокруг на это было абсолютно все равно, главное — длинные волосы и радужный шарф, ведь натуралы такое не носят. Признаться, это стало уже привычным, но все равно хотелось быстрее вернуться домой, чтобы не влипнуть в неприятности. Гоголь, честно говоря, всегда прогуливал физкультуру, потому что не видел в ней смысла, и подъем на свой этаж отозвался отдышкой и легким головокружением. Сейчас он пожалел, что игнорировал этот предмет сначала в школе, а затем в университете. Конечно, несколько уроков и пар не помогли бы ему с легкостью осилить около сотни ступенек, но возможно избавило хотя бы от головокружения. Настроение вернулось на прежний уровень, а отдышка каким-то чудом сменилась на широкую улыбку, когда Гоголь обнаружил незапертую дверь квартиры и Достоевского, сидящего на кухне и склонившегося над большой кружкой кофе. Выглядел Федор измученно, даже измученнее, чем обычно. Красное лицо, заметная дрожь по телу и уставший взгляд, Федя не сразу отреагировал на появление своего чуда в кухне и только через минуту приподнял уголки губ в подобии улыбки. Коты, одарив пришедшего радостным «мяу», уткнулись в миски. — Федь, ты разве не должен быть на работе сегодня? — Коля скинул с плеча шоппер, подходя. — Что-то случилось? Достоевский помотал головой и сделал глоток. Из открытого окна струился холодный воздух. Николай нахмурился и обнял его, целуя в щеку, затем свел брови к переносице сильнее и приложил руку ко лбу. Достоевский был горячий. Не в сексуальном плане, потому что Достоевский всегда был чертовски сексуален (примите это как факт), даже когда заваливался спать после ночной смены, а в прямом смысле этого слова. По сравнению с руками Коли после улицы, лоб почти пылал. — У тебя температура, Федь. Ты какого черта сидишь тут с открытым окном?! — Мне стало плохо, я отпросился с последних пар домой, только зашел в квартиру, а тут так жарко, пришлось открыть окно, а еще график проветривания очень важен. В целом мне уже лучше, так что я еще немного отдохну и пойду на работу. Не переживай. — Федор протяжно выдохнул, выворачиваясь из цепких объятий, и шмыгнул носом. Было и без того тяжело и жарко, а вечно теплый Коля только усугублял ситуацию. — График проветривания очень важен, — передразнивая, фыркнул Гоголь. — Не переживай?! Возможно сейчас белок в твоем организме свернётся, и ты превратишься в творог! Живо в кровать, или я сам тебя дотащу. Подсказать правильный ответ на мои слова? — он опустился на колени, обхватил лицо парня руками и пристально посмотрел в глаза. Федор хотел что-то ответить, но быстро передумал, видя нахмуренные брови и серьезно настроенный взгляд Коли, встал и поплелся к кровати, чуть не собирая по пути все возможные углы и выступы. Николай закрыл окно, нажал кнопку на чайнике и стащил с себя пальто, жмурясь от холода. Удивительно, что Достоевский не замечал и продолжал сидеть как минимум десяток минут в одной футболке, в ожидании кипятка. Из спальни послышались шорохи, означающие залезание под одеяло, Гоголь повесил на вешалку пальто и шарф и поспешил к заболевшему возлюбленному. В голове Николая крутились все моменты, когда тот мог заболеть. Например, когда он три дня назад вернулся промокший с работы и не сразу догадался переодеться, или когда выходил в шортах курить на балкон вчера. Даже при всей любви к теплым вещам и заботливо связанным второй половинкой шарфе Федор продолжал ходить с расстёгнутой курткой зимой, осенью и вообще всегда. Эта дурная привычка выводила из себя Колю, а отношение парня к своему здоровью бесило еще больше. Ведь если бы он не зашел перед прогулкой домой, то Достоевский радостно ушел бы на работу, никому не рассказав, что чувствует себя плохо. Но если всегда верить Феде, то ничего хорошего не произойдет — это Гоголь понял еще со времен школы. — Та-ак, — протяжно протянул парень, заходя в комнату, — выкладывай, что болит, как давно и почему такой умный человек, как ты, сразу не занялся лечением? Гоголь младший вбежал в комнату первым, за ним примчался Васька (на придумывании имени второму котенку у Достоевского кончилось воображение, поэтому второй кот стал просто Васей). Вся пушистая братия запрыгнула на кровать и разлеглась около больного хозяина. — Небольшая температура, слегка заложен нос. Простудился, когда выходил покурить без верхней одежды, и сильно устал. Завтра уже приду в норму, без всякой помощи, — Достоевский в очередной раз шмыгнул носом и сильнее укутался в одеяло, — Но сейчас мне опять холодно и хочется спать. — Это ты так пытаешь отвертеться от меня? Тогда не получилось, потому что сначала я осмотрю тебя, и только потом ты отправишься спать, — Николай достал из шкафа аптечку и вытащил оттуда градусник, — Но так уж и быть, я сжалюсь и сделаю все быстро, а ты пока можешь рассказать, чем я могу улучшить твое состояние. Как на счет куриного бульона? Гоголь сел на кровать, протягивая градусник. Достоевский согласился на суп, видимо сил на споры у него не оставалось, затем послушно убрал градусник подмышку. Судя по его внешнему виду, он действительно хотел спать, а не просто пытался уйти от разговоров о своем состоянии. Впервые медицинские знания Николая пригодились вне стен университета. Обычно ни он, ни Федя не болели, так что не было необходимости вспоминать об этом. Он, прикусив нижнюю губу, осмотрел горло и ощупал шею, на наличие увеличения чего-нибудь. Конечно Федор пока не был мертв, что не очень подходило под будущую специальность (и хорошо, что это не так), но не всегда же парень должен работать только с трупами. Да и до работы патологоанатомом оставалось еще много времени, так что и живых пока можно осматривать. — Что ж, — Гоголь взял градусник и посмотрел на него, — ты прав, ничего серьезного нет, горло чуть красное, скорее всего простуда. Сегодня понаблюдаю, если завтра все пойдет не так — пойдем в больницу. — Как скажете, доктор… А сейчас я пожалуй посплю, можно ведь? — Федор демонстративно зевнул и перевернулся на бок. — Конечно, Федь, — Николай поцеловал парня в лоб. Пришлось сходить в магазин за продуктами, чтобы приготовить обещанный куриный бульон. Заодно Коля прихватил побольше сахара и кефир для котов. Гоголь младший, пронюхав о наличии в квартире чего-то вкусненького, сразу же примчался на кухню и начал требовать наполнить его миску. Мяукал он очень настойчиво и громко, так что Николай не мог не выполнить его просьбу. Буквально через минуту на кухню заявился второй пушистый жилец квартиры, которому тоже наполнили миску. Затем оба вновь ушли караулить Достоевского. Гоголь любил готовить. Пока он стоял у плиты и готовил тот же самый суп, из головы уходили всякие проблемы, и грядущие зачеты не казались такими страшными, а когда он это делал для любимого человека, в принципе становилось хорошо и тепло на душе. Научиться вкусно готовить пришлось из-за четырех младших сестер, за которыми приходилось часто следить, пока родители были на работе. Федор готовить не любил, и если за ним не следить, он перешел бы на питание дошираками и бутербродами с колбасой и сыром. Поэтому приготовление пищи всегда лежало на Коле, а он был только рад. Закончив с куриным бульоном, Николай вернулся в спальню, прихватив с собой пряжу и спицы, включил ночник и тихо опустился на кровать. Гоголь вязал ряд за рядом, иногда проверяя сопящего Федора. Краснота с лица Достоевского спала, температура тела относительно стала нормальной. Парень облегченно выдохнул, значит, действительно ничего серьезного, если сон отлично помог. Федя спал спокойно, иногда неразборчиво и сонно бурчал, переворачиваясь на другой бок, а через минут десять обнял Гоголя за талию и притянул к себе. Пришлось отложить в сторону вязание, выключить ночник и лечь рядом, обнимая парня в ответ. Васька перебрался с края кровати в изголовье и растянулся на подушке, начиная мурчать. Николай поймал себя на мысли, что если бы этот момент растянулся на вечность, он был бы совершенно не против, правда, элемент болезни Федора все же хотелось убрать. Так уютно… Когда Коля открыл глаза, на улице была кромешная темнота и непонятно что: не то снег, не то дождь. Гоголь не был фанатом послеобеденного сна, поэтому оставалось непонятным, как он умудрился уснуть. Достоевский рядом читал книгу и пил что-то из большой кружки, поглаживая живот Гоголя младшего. Васька лежал у него на груди и мурчал. Парень приподнялся на локтях, зажмурился и помотал головой, разгоняя остатки сонливости, затем рухнул на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Полная потеря в пространстве не давала ему возможности что-нибудь сказать или сделать. Голова неприятно гудела и кружилась, в животе тянуло от голода. Ах да, он же не пообедал. Прошло около пяти минут, прежде чем он оторвался от подушки и вновь посмотрел на Федю. — Как ты? — наконец подал голос Гоголь, прикладывая ладонь ко лбу Федора. Кожа была нормальная, — Вроде температура спала. Может быть завтра устроим себе выходной? Не хочу отпускать тебя на учебу, вдруг что-то произойдет за ночь. — Все в порядке, я уже отлично себя чувствую. Конечно, не без помощи моего личного милого врача и вкуснейшего целебного бульона. Но он почти закончился, — парень сделал глоток из кружки и отложил книгу, — если доктор советует остаться дома, я конечно полностью положусь на его советы. — И давно ты не спишь? — поинтересовался Николай. — Я голодный, давай что-нибудь закажем? — Около часа назад проснулся, коты не поделили остатки кефира в миске и устроили борьбу. Удивлен, что ты не проснулся, — Достоевский сел, Вася скатился с его груди и быстро перебрался на колени. — Бульон, конечно, был вкусный, но я тоже проголодался. Один из плюсов жизни в городе — доступность еды в любое время суток. Поэтому вскоре куча еды уже стояла на кофейном столике, а Федор с Колей смотрели сериал про супергероев, которым срочно надо спасти мир. Спать не хотелось, так что решение потратить ночь на просмотр сериалов пришло само по себе. Гоголь раз в час проводил замер температуры и спрашивал о самочувствии и желании спать каждые двадцать минут, но после очередного недовольного взгляда Достоевского время между вопросами увеличилось до раза в полтора часа. Под конец десятой серии Федя уснул на коленях Гоголя.