Repackage (Роман-альбом в трех версиях)

Track #19 Вивальди и не снилось (Канин, Хичоль, при участии U-Know Юнхо и Hero Джеджуна) Быстрая часть. Зимнее солнцестояние. -Зима- Все косяки, неизменно приключающиеся с ним по жизни, Ким Хичоль так же неизменно списывал на свою уникальность. Если из всех участников группы он был единственным, кто остался без сценического имени, то это только потому, что не пристало Ким Хичолю быть, как все. И если будучи старшим участником группы, он с постыдной формулировкой «Да ты плевать хотел на группу» был отправлен в запас, то это тоже только потому, что не пристало Ким Хичолю быть Лидером кучки неудачников. А иначе, как кучкой неудачников, сметающий не давясь все возможные награды квартет назвать и нельзя было. Да плевать он хотел на группу! - Я иду первым, и срать я хотел, что ты сидишь ближе к двери, - объявил он. …и если первым он выходил из машины именно в том день, когда перед зданием KBS проводился торжественный сбор тэчжонских школьниц, и соответственно именно он получал максимальную порцию синяков от швыряемых в его прекрасное лицо подарков, то… он уникален. Точно. - Да чтоб вас всех перевернуло и подбросило! – цедил он сквозь зубы, набирая скорость прорыва через кордон и последними словами (уже про себя) кляня ту скотину из числа согруппников, которая ржала сейчас над ним гнуснее всех.Он не знал, кто это, но кто-то точно должен был ржать. - 4seasons! 4seasons! 4seasons! 4seasons! – скандировали школьницы. Когда уже KBS заведет человеческую охрану? Хичоль влетел в здание в крайнем состоянии бешенства. Вслед за ним сквозь толпу протиснулись и остальные: растерянный (как будто впервые в гущу фанаток попал) Хиро, Флегма с большой буквы «Ф» Ю-Но, у которого выражение лица, наверное, не поменяется, даже если он попадет в эпицентр ядерного взрыва… Ну и, конечно, их Лидер-шши. Инфантильный дурак, пьянчуга, драчун, бабник, и еще куча прочих милых эпитетов, которыми Хичоль при возможности в избытке поливал Канина. А тот соответственно обтекал. - Опять позировал?? – прошипел Хичоль. Почему-то Канин был уверен, что Лидер должен находится на глазах у публики больше всех, и именно на его фотки тэчжонские школьницы должны мастурбировать ночью под одеялом, пока мама не видит. - Что? – сходу набычился Канин и пребольно толкнул его в плечо. – Иди давай. Хичоль было открыл рот, чтобы высказать зарвавшемуся Лидер-шши, которому он на секундочку хеном приходился, все, что он думает о его воспитании, учтивости и иже с ними, но тут где-то совсем рядом замаячил аппарат, подозрительно смахивающий на телекамеру, и Хичоль, едва не захлебнувшись, проглотил таки заготовленный экспромт. В мгновение ока квартет 4seasons выстроился в заученном порядке (слева направо: Весна, Лето, Осень, Зима), все четверо, как успели, оправились, кое-как обнялись и... Камерамен, странно посмотрев на них, прошел мимо. Он всего лишь перетаскивал камеру из одной студии в другую. - Идиоты! - выдавила Зима-Хичоль, впечатав острый локоть в ребра Осени-Канина. Канин глухо ойкнул. Лето-Хиро-Джеджун демонстративно скинул демисезонные руки со своих изящных плеч. - Кто вас будет снимать посреди коридора? Без костюмов, без мейкапа?? Если б, хен, ты себя сейчас в зеркале видел, ты бы вообще постеснялся перед камерой показаться! - ответил Дже Хичолю. - Твой прыщ будут замазывать еще полчаса, не меньше! Участники группы 4seasons, сметающей не давясь все возможные музыкальные награды, уживались друг с другом с таким немоверным трудом, что с них бы сталось подраться прямо в вестибюле KBS. А редкие свидетели утверждали, что подобное уже происходило в других, не менее людных местах, и в красках рассказывали, как Зима с наслаждением таскала Лето за волосы. На то и был у группы менеджер, который ненавидел своих подопечных едва ли не больше, чем они друг друга. Каждый получил по знатному тумаку в область затылка и наставление на путь истинный: - БЫСТРО В ГРИМЕРКУ! -Осень- Ким Ёнун, он же Канин, он же Осень, он же Енот... от всей души желал отыскать того, кто придумал эту идиотскую кличку, и свернуть ему шею. Желательно прилюдно, чтоб и другим неповадно было... ...В смысле Ким Ёнун, он же Канин, он же Осень, он же... Лидер группы 4seasons, считал, что главная его задача как Лидера — быть лицом коллектива и лицо это неизменно держать. Конечно же, с его точки зрения «быть лицом» не имело ничего общего с тем, что под этим понимал Хичоль... и тем более Дже. От таких лиц и кондрат хватить мог... Поэтому он и позировал перед фанатами, поэтому и толкал перед камерами душераздирающие речи, от которых рыдали поклонницы и за которые его люто ненавидели коллеги по цеху. Вообще-то лидером он быть совершенно не планировал, но, немного пообвыкшись, даже обрадовался такому повороту событий. Лидер — это же значит больше внимания, больше славы. С чего бы ему отказываться? Не нравилось такое положение вещей только одному человеку — их блистательной Зиме, которая нет да подкалывала Канина, стоило ему как-нибудь феерично облажаться. Как например, когда он по чистой случайности перепутал время в их расписании, и они опоздали на съемки собственного клипа. Вот уж Хичоль ядом исходил... - Брать ты на себя ответственность готов, хен, - философски говорил Юнхо-Весна. - Только вот удержать ты ее не в состоянии, несмотря на всю свою мышечную массу. Хичоль и Дже синхронно хрюкали от смеха, потом переглядывались и замолкали. Друг друга противоборствующие Зима и Лето не переваривали настолько, что рядом с силой их взаимных античувств меркло и недовольство Хичоля по поводу того, кто в группе лидер, и все многочисленные претензии Дже к Юнхо. Ким Ёнун, он же Канин, он же Осень, он же Лидер группы 4seasons, был печально известен в мире кейпопа тем, что не всегда контролировал свои эмоции. Мог и врезать с переизбытка этих самых эмоций. Главной загадкой для него было, почему при всем при этом он так еще и не начистил рыло ни одному из своих согруппников, а руки ведь ох как чесались! Сейчас, когда они шли в гримерку, чтобы подготовиться к выступлению на ежепятничном Music Bank, ему страсть как хотелось сшибить Дже и Хичоля головами. Вот только оба тощие такие, хлипкие. Неправильно как-то... В гримерке они тоже садились перед зеркалами в определенном порядке: Юнхо и Ёнун, как самые нейтральные по отношению друг к другу, посередине, Хичоль сбоку от Юнхо («Чтобы, енот, твою жирную рожу меньше видеть!») и Дже с противоположной стороны. Вдвоем Демисезонный тандем Весна-Осень кое-как сдержать их от пошлейшей потасовки мог. Если же не мог, Ким Ёнун, он же Канин, он же Осень, он же Лидер группы 4seasons, огребал за всех. Среди стажеров SM несколько лет назад был один мальчик, смешной, носатый. Он был одним из самых старших (если не самым) и, скорей всего, если бы для него нашлось место в каком-нибудь коллективе, ему бы наверняка натянули на руку капитанскую повязку. Как-то они с Ёнуном разговорились, и мальчик признался, что боится этого больше всего — больше сцены, даже больше того, что никогда не дебютирует. Он и не дебютировал. Ёнун уже даже не помнил имени этого парня, но его слова надежно отпечатались в его голове: - Ответственность недостаточно на себя брать, ответственность надо на себе нести. А самое главное, как только ты возьмешь ее на себя, отказаться уже нельзя. И не просто отказаться! Ты не имеешь права даже позволить этой ответственности раздавить тебя! Иначе какой же ты Лидер?.. Рядом снова назревала буря. Кажется, гримерше не хватило каких-то там заколочек, и она — по неопытности, иначе и не объяснишь — пришпилила Хичолю точно такую же заколочку, как и Дже. Демисезонный тандем, не сговариваясь, заткнул уши. Демисезонный тандем держался на одной единственной договоренности, в международной дипломатии классифицирующейся как «пакт о ненападении». Оставалось всего-то пережить бесконечное ожидание своей очереди, cъемки в комнате ожидания (да, и в этот раз 4seasons тоже претендовали на победу), само выступление, объявление победителя... А завтра Music Core, а послезвтра — Inkigayo... А через неделю все повторится... А потом концертный тур по всей Азии... а потом... ГОСПОДИ БОЖЕ, ОНИ КОГДА-НИБУДЬ СМОГУТ ОТДОХНУТЬ ДРУГ ОТ ДРУГА???.. Ким Ёнун, он же Канин, он же Осень, он же Лидер группы 4seasons, думал, что если бы Хичоль спал больше двух часов в сутки, он был бы куда спокойней и вменяемей. Дже это тоже касалось. И если бы Юнхо больше отдыха давал своей поврежденной ноге, его бы так не колбасило на всех репетициях. - Позвольте мне спокойно дожить до вечера! Не портите хотя бы выступление! - прошипел Хичоль перед самой сценой. «Эй, это мои слова!!!!» - про себя возмутился Лидер. Но вслух он этого не сказал, потому что ему вдруг показалось, что как Лидер он должен говорить совсем другое... Лидерству можно учиться либо на примере, либо на собственных ошибках. Так сложилось, что у Осени Ким Ёнуна было больше ошибок, чем примеров. Вместе со своих хитом Senseless и с фальшивыми улыбками на лицах 4seasons вышли на сцену Music Bank. Медленная часть. Весеннее равноденствие. -Лето- Однажды на одной из популярных передач ведущая, славящаяся провокационными вопросами, которые она, пользуясь своим статусом «давно как не нуны», в изобилии задавала юным поп-звездам мужеского пола, сказала: - Вы самая необычная группа на современной эстраде. Мне всегда казалось, что законы кейпопа, они устанавливают очень четкие правила для отбора участников в группу, будь там четыре человека, пять, да сколько угодно. Ну, например, макнэ! Еще никогда не встречала поп-группы с таким нетипичным макнэ! Макнэ должен быть язвой, маленьким дьяволенком! А Весна Ю-Но — кто угодно, только не язва и не дьяволенок! Публика смеялась, участники 4seasons тоже посмеивались — для поддержания атмосферы. Юнхо стремительно краснел, разумеется. Не для поддержания атмосферы, просто по-настоящему краснел, но публике именно это и было нужно. - А ваш Лидер? Удивительно, как вы еще вместе при вашем Лидере, о котором такие легенды в Интернете ходят... Канин скривился (то, что о нем пишут в Интернете, он переживал исключительно тяжело), но потом осилил всю улыбку «глаза-полумесяцы» целиком. Годы тренировки все-таки. - А самое главное, - готовилась к решительному удару ведущая. - Не понимаю: как в одном коллективе могут ужиться две девчонки? Вот тут пришлось совсем тяжко. Публика взорвалась жесточайшим смехом, а им, всем четвертым, надо было подыгрывать. Канин и Юнхо все еще отходили после прошлых комментариев, а вот о том, что творилось с их «девчонками», можно было только догадываться... Дже закрыл рот рукой — и действительно, так не очень было заметно, что он вовсе не улыбался. Хичоль вымучил ухмылку столь жуткого вида, что лучше бы последовал примеру Дже. После этой передачи они особенно жестоко поругались. Сыпались взаимные обвинения, наезды по делу и без, припоминались старинные обиды такой непростительной мелочности, что высказавшие их сами были готовы умереть со стыда. Но они все говорили, говорили, оскорбляли, кажется, даже угрожали... Огребла за всех, конечно, енотовская тушка. И правильно, он же у них Лидер-шши или кто? Или что? Или где... - Вот что с вами не так, а? - спросил менеджер, отчаявшись их успокоить, и никто не смог ответить. То есть, каждый, конечно, мог сказать, что не так с остальными, а с ним-то самим все было в порядке. - Вивальди в гробу переворачивается, наверное! - Вивальди? - не смог перебороть любопытства Лидер-шши. - Это кто? Новый хореограф? Зима и Лето по заезженному сценарию хмыкнули, переглянулись и снова замолкли. Песня группы 4seasons Senseless началась. Сначала, пока на сцене еще было затемнение, нарастающим звуком играло вступление, а потом начинался основной ритмичный мотив, вспыхивал свет, и четыре кумира корейских юниц начинали танцевать. По задумке хореографа они должны были начать танцевать все вместе, но, разумеется, Дже замечтался и начал с опозданием. Причем он бы так и продолжил танец, отставая от остальных на такт, если бы взмах руки Ёнуна, который, видимо, от переизбытка плохо контролируемых эмоций не соблюл даже минимальной дистанции с пребывающим в прострации Летом, не вернул его волшебным образом в нужный ритм. В общем, по-человечески танцевали только Весна с Зимой, хотя термин «по-человечески» сложно было применить к Ю-но, с трудом вымучивающего на лице улыбку, а Зима, хоть и была поздоровее лучшего танцора группы, в особо выдающихся па уличена не была. Пошли первые соло-куски. Запевал Хичоль, за ним подхватывал Канин, а уж потом точным ударом своих голосовых связок Хиро выносил остатки женских мозгов. «О милая, только обернись, не мучай мое сердце, you leave me senseless! Никто и никогда не будет любить тебя так, как я, don't leave me senseless!» Единственное, в чем они нежданно-негаданно сошлись, - это антипатия к тексту песни. «Что?? Что в этой песне такого, чего вы не пели раньше??» - выл менеджер. Хичоль даже опубликовал у себя в су пародию на Senseless собственного сочинения. В ней герой из безнадежно влюбленного парня превратился в извращенца и педофила, курсирующего по ночному Сеулу в одном плаще на голое тело со всеми вытекающими (и выпирающими) последствиями. После разразившегося скандала (а нетизены, если и оценили юмор, виду не подали) запись пришлось удалить. Напоследок Хичоль перевел стрелки, заявив, что в жизни не стал бы писать такую гадость, просто кто-то из близких ему людей (кхм-кхм) гнусно воспользовался тем, что он не разлогинивается на своем домашнем компьютере. Вполне возможно, что Хичоль и не врал. Пародия, между тем, все равно приобрела огромную популярность среди фанов. Такую, что кто-то в зале начал орать ее вместо официальных фанчиров во время припева! Зиму и Осень это просто разозлило, Весна, занятая подготовкой к своему рэп-отрывку, даже и не заметила разницы, а вот феечку Лето повело... …чудом не прибив феечку до конца припева, Зима и Осень буквально отволокли Дже на задний план, пока Юнхо отжигал, уже заметно прихрамывая, и душевно приложились к летним ребрам. Один из вышеозначенных (не Хичоль) не рассчитал силу от слова совсем, и от удара дыхание у Дже перехватило, и собственно петь он уже до самого конца песни не смог. Хичоль откатил Лидера взглядом, столь исполненным ненависти и презрения, что тот чуть не скукожился. Неизбежно приближающийся сольный отрывок держащегося за ребра Лета и Зима, и Осень решили каждый взять на себя. Получилась еще большая лажа, чем до этого. На пафосной финальной позе Юнхо едва не потерял равновесие и чудом не завалился назад, что грозило не только еще больше испортить номер, но и нанести физические увечья Хичолю. Это стало последней каплей: первые вопли вполне предсказуемой перепалки раздались еще на сцене. Слава богу, хоть в выключенные микрофоны. Времена года поминали друг друга по родственникам и домашним питомцам, мстительно приводили примеры других испорченных выступлений и, конечно же, признавались другу в глубоких чувствах. - Я вас всех ненавижу! - звонко сказал Хиро. - И это так взаимно! - хором ответили Хичоль и Канин, после чего Хичоль хряснул Канина кулаком в грудь. - Ни с одного из вас толку никакого нет, - закончил содержательную беседу Ю-но, и его лицо исказилось гримасой боли. Переполненные любовью, 4seasons вернулись в гримерку. -Весна- - Лапша быстрого приготовления?.. Казалось, что эмоциональная Зима была настолько шокирована, что даже не могла придумать, что сказать. Впрочем, остальные времена года тоже недоумевали. Им, звездам не последней величины, которым фанаты дорогущую технику дарят, им, почитаемым и носимым на руках, им принесли в гримерку лапшу быстрого приготовления!.. На обед. Лето с омерзением разжало пальцы, и его упаковка с сухим всплеском сотрясенной лапши упала на кушетку. Весна задумчиво вертела свою порцию в руке и вчитывалась в мелкие надписи. А Осень так страшно хотела жрать, что была готова слопать содержимое, даже не дожидаясь обещанного быстрого приготовления. С трудом сдерживая готовые потечь слюни, Канин покосился на потерянного хена и таки начал открывать упаковку. Он, конечно же, очень надеялся сделать это бесшумно, но когда это Осень хоть что-то делала бесшумно? Лето-Хиро-Дже с презрением посмотрел на него и высокомерно бросил: - Дрянь, жратва для лузеров. И доведенная до исступления Зима была с ним настолько согласна, что даже не смогла найти в себе душевных сил согласиться. - Ты-то бы помолчал, а? Как раз для тебя перекус. Жри давай! Осень воровато хватанула горсть спрессованной лапши и с громким прихрумкиванием приступила к поглощению жратвы для лузеров. - Хен, а может, не так мы круты, чтобы нам устриц приносили? – надменно бросило Лето, позвякивая аляповатыми браслетами, явно от какого-то модного дизайнера. - Ты? Да, ты лузер! – выплюнул Зима-Хичоль. – Ёнун, ты настолько омерзителен, что я сблевану сейчас прямо на твой хаер! - Знаю, - понурила нос Осень. – Хуже этого только когда из кастрюли мясо тырят… Черт меня возьми, я так голоден, будто неделю сидел на диете!.. - Тебе бесполезно сидеть на диете, жирдяй! - А вот мне бы сейчас ведерка с попкорном, - злорадно вставил свои пять копеек Дже. – Посмотреть, как эта туша тебя скрутит в рогалик. - Заткнись, а? – хором ответили туша и рогалик, а туша добавила: - Иногда вас всех хочется скрутить – мочи нет, кретины… - Ты кого кретином назвал??? – почти взвизгнул рогалик и замахнулся феном. Развалившись на кушетке, Дже довольно рассмеялся. Ёнун вскочил, чтобы вырвать из рук Хичоля горячее оружие, и вырвал, да с такой силой, что Хичоль, неловко навернувшись об близстоящий стул, упал, а фен, который Ёнун не удержал в руке, прицельным ударом попал в переносицу Дже. Драку могло предотвратить только чудо. Или, например, Весна. Но Весна сжимала в руках помянутую уже по всем праотцам лапшу и только задумчиво проводила пальцем по картинке на этикетке. - Та самая, да? – вдруг сказал Юнхо, пока Ёнун, с одной стороны цепко удерживаемый Хичолем, изворачивался, чтобы давешний фен не был засунут ему с другой стороны Джеджуном в совершенно не предназначенное для этого многострадального агрегата место. Ёнун продолжал извиваться, Хичоля, не разжимающего рук, мотало из стороны в сторону, а Дже уже остановился. - Что? – спросил он. - Та самая лапша. Помните, как тогда? Хичоль и Ёнун одновременно застыли. Годы славы сделали свое дело с их памятью, но каким-то образом, возможно посредством некой невероятной телепатии, они сразу вспомнили. Давным-давно, когда популярность и дорогие подарки им еще даже не снились, они были всего лишь четырьмя обычными мальчишками. Они спали и ели вместе, они проводили вместе нескончаемые дни обучения и репетиций, они делились немногочисленным личным скарбом и огромными, как мир, мечтами друг с другом. У них было мало денег, но надежд у них было много, и ради этого они сражались с ветряными мельницами – вместе. Как-то после очередного изнурительного дня, еле живые, усталые и голодные, как черти, они вышли из общежития и, наскребя по всем карманам горстку монет, купили четыре упаковки той самой лапши, которая сейчас вызвала у них столько презрения. Дже медленно сел на корточки и поднял брошенную упаковку. - Та самая, - глухо сказал он. Им едва хватило денег. Вернее, не хватило - какой-то пары сотен вон, но продавщица была неумолима. Тогда Хичоль отодвинул в сторону «казначея» Юнхо и, красиво заправив прядь волос себе за ухо, сказал: - Нуна, посмотри на меня? Неужели ты хочешь, чтобы кто-то настолько красивый, как я, голодал? Продавщица подвисла, но на ее лице по-прежнему было сомнение, поэтому Хичоль снова притянул к кассе Юнхо. - Нуна, посмотри на него. Ты видишь: кожа да кости! Ты готова жить с мыслью, что этот парень умер с голода из-за того, что ты пожалела каких-то двести вон? Юнхо до сих пор помнил, как рука Хичоля сжимала его талию, а пальцы впивались в ребра – и правда, кожа да кости. Хичоль до чертиков боялся, что не выгорит, что придется делить три порции, а от голода аж мутило… Продавщица посмотрела на Юнхо, снова на Хичоля, а потом утонула в огромных, умоляющих глазах Дже. - Нуна, - сказал тогда еще не Лето и даже не Хиро. – Мы станем знаменитыми. Мы позовем тебя на наш концерт. Взгляд Дже был настолько искренним и красноречивым, что девушка сдалась и молча пробила четыре упаковки. Низко кланяясь, Хичоль, Юнхо и Дже проскользнули мимо кассы, и только Ёнун на мгновение задержался, чтобы одарить благодетельницу своей знаменитой улыбкой, теперь сводящей с ума миллионы. - Кипяток – там, - не смогла сдержать ответной улыбки девушка, а про себя, должно быть, подумала: «И правда, каких-то двести вон – мелочь». Мальчишки были страшненькие, – ну какие из них знаменитости? – но милые. На концерт позовут... А после они сидели на холодных ступеньках возле магазина и жадно пожирали эту дешевенькую лапшу, думая не о каких-то призрачных музыкальных наградах или толпах фанаток, а о тепле, наполняющем их желудки. А потом к ним подбежала собака. Красивая собака, породистая, ухоженная. Наверняка избалованная дорогим кормом, а то и мясом, но точно так же, как и они, исходящая слюнями на ароматный запах лапши. Собаку окликнули. - Что ты! Что ты! Фууу, какая гадость! Пупсик, это же хуже объедков с помойки! Иди сюда, иди, в машину и домой. Ко мне, пупсик, ко мне, домой – дома будет вкусное мяско. Ребята медленно подняли головы. Ёнун даже не выпустил изо рта очередную порцию лапши, и она смешно свисала с его губ, которыми он продолжал ее умело всасывать. Они смотрели на хозяйку собаки – немолодую, дорого одетую женщину, увешанную драгоценностями. Она едва замечала их, голодных мальшичек, пожирающих еду для неудачников на ступеньках перед маленьким круглосуточным магазином. Она как будто бы вышла из другого измерения, и было непонятно, как вообще она оказалась с ними рядом. Так хотелось сказать ей: «Эй, аджума! Ничего, что мы едим сейчас эти помои прямо перед тобой?» Мальчики смотрели на нее, собака терлась возле их ног, женщина пыталась дозваться до нее. И это казалось таким нелепым: сытая, богатая тетка, чуть ли слюной не брызжа, честила еду! Не важно дорогую или дешевую, деликатес или что-то совсем повседневное, - еду! Еду, которая сейчас, в этот самый момент казалась им самым важным на свете. Разве имело смысл что-то говорить ей? Мальчики молча вернулись к лапше. Юнхо наконец-то оторвался от упаковки и обвел одногруппников взглядом. Дже все так же на корточках смотрел куда-то в пустоту и загадочно улыбался. Хичоль отпустил Ёнуна, поднял упавший стул и, ссутулившись, сел на него, разглядывая свои ухоженные руки. Ёнун же сел прямо на пол, прислонившись к ноге Хичоля и положив одну руку на плечо Дже. Всех одновременно посетила мысль о том, как они были одиноки все это время, когда считали свою совместную работу просто бизнесом. А ведь это был не просто бизнес, это был семейный бизнес. - Когда?.. – спросил Хичоль, и всем оставалось только покачать головой. Когда они успели забыть об этом странном, сложном и все равно чудесном времени? Когда Юнхо перестал быть для Дже тем, кому он раскрывал все самые свои сокровенные секреты? Когда Хичоль начал видеть в Ёнуне только бедового идиота, создающего исключительно проблемы, забыв, как сам втайне радовался, что бремя лидерства легло не на его совсем не готовые к лидерству плечи? Когда Юнхо перестал брать Хичоля за руку, просто потому что у того все время мерзли пальцы? Когда Дже перестал класть голову Ёнуну на плечо, просто чтобы без слов передать, как он гордился, что у него был такой хен? Ничего не изменилось. Они по-прежнему не принадлежали себе, они по-прежнему зависели от чужого мнения. Почему же они позволили себе так измениться? - Я скучаю… - сказал Юнхо, и Хичоль улыбнулся ему, а Дже положил ладонь на руку Ёнуна на своем плече. Когда-то очень-очень давно, когда они только ждали этого таинственного, мистического события под названием «Дебют», их вызвали всех четверых на беседу. Они могли только гадать: провинились в чем-то? дебют откладывается? Но им сказали всего лишь, что их группы не будет. В смысле, совсем не будет. 4seasons отменяется. Компания решила создать другой коллектив, и Юнхо с Дже «просто идеально вписывались в новую концепцию». А «с вами двумя мы еще подумаем, что делать». Может, включим в состав какой-нибудь другой группы, может, нет. Они не спали тогда всю ночь. Дже плакал, спрятавшись под мышкой у Ёнуна, а Хичоль с пеной у рта доказывал им с Юнхо, что они будут последними идиотами, если начнут выпендриваться и вздумают отказаться. Дже тогда вдруг высвободился из объятий Ёнуна, пристально посмотрел Хичолю в глаза и сказал: - Я не боюсь, хен. Мне хватит смелости сказать, что я с чем-то не согласен, если я не согласен. За что получил от хена затрещину. По инерции, конечно. Как бы Хичолю ни было обидно и горько, он отпускал их. Сознательно и решительно. Под утро младших удалось отправить спать, и Хичоль с Ёнуном остались бодрствовать вдвоем. Надо было говорить совсем тихо: такое легкое дыхание было у их донсэнов, такой чуткий сон. - Тебе страшно, хен? - шепотом спросил Ёнун. - Ни капельки, - шепотом соврал Хичоль, зная, что Ёнун так крепко держит его ладони, что дрожь почти не будет заметна. Той группы, куда прочили Дже и Юнхо, так и не случилось. У компании появлялись другие проекты, стажеры один за другим выбывали — либо дебютируя, либо покидая общежитие. 4seasons остались. И выстрелили. Дверь в гримерку распахнулась. - Вы здесь еще??? Вы что, с ума сошли? Вам через минуту надо уже стоять на сцене! Вас награды уже совсем не интересуют, звезды далекой галактики???? Ребята удивленно смотрели на менеджера. Погрузившись в воспоминания, они даже не смогли сразу понять, что ему от них нужно. О чем речь? Награды? Music Bank? Что это? Какое отношение это имеет к четырем пацанам, еще минуту назад поедавшим дешевый рамен на ступеньках круглосуточного магазина? Оцепение начало сходить, все ж таки годы тренировок! Весна быстро провела рукой по лицу, Осень поднялась сама и за шкирку потянула вверх Лето. - Через полминуты мы эту долбаную корону у них с руками отгрызем, - торжественно пообещала Зима, и по глазам Хичоля было ясно: отгрызет и не подавится, это не первая - и ох, поверьте, не последняя! - их награда. Хичоль покосился в бок и добавил: – Наш Лидер настроил нас на победу. Лидер бросил на него долгий, особенный взгляд и уверенно кивнул. Ведь Лидер — это вовсе не «больше внимания» и «больше славы». Лидер — это о другом. Менеджер, поджав губы, покачал головой и отправился восвояси. В гримерке было тепло и пахло весенними цветами. И еще немножко раменом. - Все, пойдемте порвем этих сук! – сбросив оцепенение, потребовала Зима, поправляя костюм, и группа 4seasons отправилась за своей очередной тройной короной. А уже перед самой сценой Осень вдруг спросила: - Интересно, та нуна еще работает в том магазине?.. Track #20 about:Tabs (дуэт Табло и Ынхек) Мир в видении пользователя компьютерных технологий структурирован и вполне понятен. В мире, безусловно, не без багов и не без ошибок разработчика, но в целом, если знать полезные сочетания клавиш, можно быть вполне грамотным юзером. Население планеты в видении пользователя компьютерных технологий делится на хакеров, опытных юзеров, просто юзеров и ламеров. Но отнести к какой-либо группе героев этой истории пользователь компьютерных технологий затруднился бы. Один из них был вполне себе продвинутым пользователем, вот только это не помешало ему по глупости словить Трояна, который чуть было не отформатировал ему жесткий диск. Другой вроде бы выглядел если не ламером, то уж точно не круче рядового офисного работника, поверхностно владеющего Вордом и, может быть, Экселем. Но иногда он обнаруживал такие познания об информационных технологиях, что, наверное, будь у него такое желание, вполне мог бы стать профессиональным хакером. Хекджэ уже полчаса зависал над чистым листом и не мог ничего написать. Он выпросил у Дэниела разрешение хотя бы начать писать текст песни, пусть Дэниел его потом правит, черкает, называет Хекджэ романтичным идиотом – ему безумно хотелось попробовать. Опыт в написании текстов песен у него уже был, и пусть это были другие песни – он чувствовал, что ему столько хочется сказать, что стоит только сесть за чистый лист, и слова сами выплеснутся из него на бумагу. Но пока ничего не выплескивалось, зажав в руке ручку, он прогонял от себя желание нарисовать на листе какую-нибудь идиотскую фигурку (вроде слона, вид сзади) и меньше всего понимал, как Дэниел мог все это время, что он безнадежно протупил, терпеливо молчать и ждать. А ведь ему тоже наверняка хотелось спать. И у него семья: красавица жена и чудесная дочка. Но он торчал здесь с ним и терпеливо ждал, когда же Хекджэ родит хоть что-то. - Я не могу… - сдался Хекджэ и встал из-за стола. – Я думал, что сразу пойму, с чего начать, что главное… Не получается. - Ты просто устал, - ответил Дэниел. – Давай, ты сядешь и хорошо подумаешь не о том, какие слова ты хочешь написать, а о том, почему ты хочешь что-то написать. Вот почему ты вообще захотел записывать со мной песню? Хекджэ, так и не успев толком встать, с грохотом сел обратно. - То есть… - спросил он, вскидывая обе брови (до Шивона ему было ой как далеко!). – Хен!.. Как это почему?! Я тобой восхищаюсь, я твой фанат! Я обожаю хип-хоп, и я очень хочу записать песню в этом стиле… не просто записать. Я хочу ее записать именно с тобой! Дэниел смущенно улыбнулся. - Ну ладно… хорошо… почему именно со мной? Черт, ты меня в краску вогнал! Что во мне такого особенного? - Ты… ты… - Хекджэ развел руками, подбирая слова. – Ты, хен, говоришь такое, чего другие не говорят. Ты… ты открываешь глаза на мир вокруг. Ты заставляешь смотреть на все по-новому… - Ну, а твоя группа? Вы не заставляете смотреть на все по-новому? Дэниел пожалел, что сказал это. Ну, смешно же. А в лицо Хекджэ – даже немного жестоко. О чем новом может спеть бойзбенд? Как-то по-особенному рассказать о любви одинаковыми, заезженными фразами? Или, может, сообщить, что мир прогнил, так, что 14-летние фанатки, выбирающие среди смазливых физиономий айдолов, в спешном порядке начнут искать у этих айдолов душу? Нет, у айдолов безусловно есть душа. У Хекджэ огромная, чистая душа, и у его совершенно ненормальных одногруппников – у каждого! – своя, уникальная душа. И эти обезумевшие от любви девочки, даже некоторые 14-летние, что поумнее, умудряются эту душу разглядеть за слоем грима и сексуальными позами. Но только не в текстах же песен, которые преимущественно штампуются мастерами шлягеров, вроде Ю Ёнджина? - Как будто ты не знаешь, - ответил Хекджэ. – Я хочу попробовать сделать что-то… несущее больше смысла, что ли? Ну… то есть… я не считаю, что то, что я делают сейчас, бессмысленно… но… Дэниелу было даже приятно наблюдать за тем мыслительным процессом, в котором барахтался Хекджэ. Удивительно, как из полного непонимания, что писать, путем обычных логических построений и ассоциативного мышления можно создать что-то… отличное от чего-либо уже созданного. На самом деле, Дэниел верил Джону Леннону: «Ты не можешь спеть ничего, что еще не было спето». Но поскольку человечеству было свойственно создавать больше, чем оно могло употребить и, тем более, переварить, даже в начале 21-ого века создать что-то уникальное, хотя бы и только для замкнутой азиатской вселенной, было вполне возможно. И ассоциативное мышление Хекджэ ответило его ожиданиям. - Ты знаешь, - Хекджэ выбрался из ступора и рассмеялся. – У меня в голове крутится сравнение с веб-браузером. Вот ты открываешь окно браузера, и по умолчанию загружается твоя домашняя страница. И для того, чтобы уйти за пределы твоей домашней страницы, совсем не обязательно закрывать ее или открывать целые новые окна. Просто открываешь новую вкладку. Мое окно уже открыто, мой браузер запущен, и меня все устраивает. Я не хочу чего-то менять в своей жизни… глобально. Мне не надо. Мне не надо закрывать старые вкладки, просто… сейчас мне нужно что-то новое… И я… ведь правда? Я открою новую вкладку и просто загляну чуть дальше своей домашней страницы. Интернет безграничен. - Интернет безграничен, - согласился Дэниел и ухмыльнулся. – А ты меня беспокоишь. В твоей жизни слишком много то ли Ким Хичоля, то ли Чо Кюхена. Влияние обоих одинаково разрушительно. Не забудь еще, что бывают устаревшие браузеры, где открытие новых вкладок невозможно. Хекджэ снова задумался. Отлично, подумал Дэниел, активный мыслительный процесс пошел. Это и называется вдохновением. - А чем не тема для песни? – осторожно спросил Хекджэ и по улыбке Дэниела догадался, что попал в самую точку. И песня началась, и слова потекли. Это был стремительный поток, он налетал на камни и разбивался мелкими брызгами, он врезался в песчаные берега, клубился водоворотами и несся вперед. Хекджэ ездил из стороны в сторону, то отдаляясь от листа с исчерканным текстом их будущей песни, то возвращаясь к нему обратно. - Я открою вам душу, зная, что вы в нее плюнете… Взламывайте пароли, на закрытых сайтах моей души вы вряд ли найдете больше, чем я расскажу вам сам… За что люблю хип-хоп, так это за то, что не надо обязательно рифмовать весь текст, достаточно сделать это в припеве и в паре акцентов. - Ты много знаешь о хип-хопе, - сказал Дэниел, и невозможно было определить, скрывалось ли за этими словами одобрение или насмешка. Он заглядывал в листок из-за спины Хекджэ, в очередной раз остановившегося, чтобы записать свежую мысль, удивляясь тому, что даже их почерки чем-то схожи. И тексты он сам писал так же – лет шесть тому назад. Хекджэ чувствовал ладонь, положенную на свое плечо, и повернул голову, чтобы увидеть лицо склонившегося к нему Дэниела. То, что он испытывал к нему вообще и особенно сейчас, это было восхищение? Благодарность? Что-то еще? Дэниел, поглощенный нацарапанными рукой Хекджэ излияниями, даже не заметил, как тот выпустил из руки ручку и как ладонь Хекджэ потянулась к его лицу. Он понял, только когда почувствовал, как одной его щеки коснулись пальцы, а другой — губы. Дэниел дернулся и повернулся, чтобы встретиться с Хекджэ глазами. - Ты что? - спросил он. - Прости, - выдохнул Хекджэ. - Я вдруг подумал, что Интернет безграничен, но ты еще более безграничен. Дэниел рассмеялся. - Не забудь еще, что Интернет не безопасен. Хип-хоп просто обязан был касаться болезненных тем. То, что Интернет не безопасен, никто не знал так хорошо, как Табло. Но и Ынхек из Super Junior знал это. И многие близкие ему люди так же испытали на себе всю желчь прячущихся за безжизненными никами и безликими IP адресами людей... Если можно было называть людьми тех, кто поступал так, как они себе позволяли. ...и эта мысль тоже нашла свое отражение в неровно написанных строчках. Дэниел читал, что пишет Хекджэ и, в основном, молчал, потому что ему нравилось. Да, возможно, что-то он написал бы по-другому... но это только потому, что он это он, и как бы они не походили друг на друга, каждый из них был индивидуальностью. Хип-хоп — это музыка индивидуальностей. А фразы, тем временем, стали рождаться таким водопадом, что, записывая очередную, Хекджэ вдруг резко остановился и завис над листком, нахмурившись. - В чем дело? - спросил Дэниел. - Не получается? Или что-то не нравится? Хекджэ покачал головой. - Эта фраза... смотри... она мне нравится, она очень точная... мне так кажется... Но она... посмотри. Если перечитать весь текст, он здесь лишняя. Да? Это уже о другом. То есть... наверное, можно ее сюда притянуть за уши, но... ты прав, мне не нравится. Дэниел взял листок в руки и внимательно перечитал. - Ты прав, - сказал он после минутного молчания. - Слова хорошие, но они здесь не к месту. - Так хочется их использовать... - жалобно сказал Хекджэ. Он смотрел на задумчивого Дэниел во все глаза, надеясь, что тот вдруг скажет: «Да, Хекджэ, конечно, если очень хочется, то можно.» Но любил он Дэниела не за неизбежные поблажки, которые тот ему делал. Дэниел мог ответить ему только: - Нет, не в этой песне. Хекджэ положил на стол ручку и вздохнул. Было столько всего, что он хотел сказать. Было столько новых, неизведанных сайтов, которые он хотел посетить. Даже если все они на одну тематику, все равно — это было о разном. И ему хотелось попробовать все. - Неужели нельзя все, что на душе, уместить в одну песню?.. - тихо спросил он у человека, мнению которого он доверял безгранично. Глаза Хекджэ горели, подсвеченные, как казалось Дэниелу, каким-то новым светом. - Некоторые умещают, - ответил Дэниел, положил листок с текстом их песни на стол. - Я пока не сумел... но хочу верить, что однажды у меня это получится. Хекджэ покачал головой, это был не тот ответ, который он хотел услышать. - Должен же быть выход... можно же как-то сказать все... все, что хочется сказать? Хен? Локти Дэниела стояли на столе, он сцепил пальцы и положил на них подбородок. Он ведь должен был быть взрослее этого мальчишки? Все-таки разница в возрасте... Он больше где был, больше что видел... больше что сделал. Как в компьютерной игре, он должен был иметь больше ”xp” и быть выше уровнем. Но он не чувствовал себя ни взрослее, ни как-то особо умнее или опытнее Хекджэ. Он думал так же, он желал того же, даже мечты их были похожи. Если его что-то и отличало от этого мальчика, то, может, то, что у него было поменьше энтузиазма и побольше цинизма, и он не был уверен, что этот багаж ценнее, чем огонек в глазах и сердце Хекджэ. - Хекджэ, - спросил он. - За что ты любишь хип-хоп? Хекджэ смотрел ему прямо в глаза, и Дэниел испугался, что он сейчас спросит, за что хип-хоп любит «великий Табло». Он, конечно же, знал ответ, но не был уверен, что сможет сформулировать — вот так, сходу. А Хекджэ сможет? - Хип-хоп? Я люблю хип-хоп... - до Хекджэ начало доходить, что Дэниел спрашивал совсем не о том... то есть, не совсем о том. - Хен, ты хочешь?.. Ты... ты серьезно? Ты думаешь, мы сможем? Дэниел в себе не был так уверен, как в нем. Он сам остался совсем один: оба согруппника в армии, семья под пристальным вниманием прессы и под градом атак озверевших нетизенов. Другой человек мог бы затаиться. Но он любил хип-хоп. За что он любил хип-хоп? За что, если одним словом? Хекджэ вертел в руках телефон. - Я... вот если бы я мог так верить в себя, как умеешь ты!.. Хекджэ казалось, что он знал, за что. Песни, которые писал Дэниел, настолько отличались от всего, что было ему привычно в кейпопе. За последние годы он так погряз в приторной патоке любовных баллад и однотипных, односложных, однозвучных танцевальных номеров... все те же слова все о том же, только в другой последовательности. И публика прощала ему эту откровенную ложь, с радостью вслушиваясь в правильные слова, сказанные на интервью, с восторгом вкушая плоды фансервиса. Ирония заключалась в том, что публика не прощала только правды. - Да дело не в вере в себя, все гораздо прозаичнее - усмехнулся Дэниел. - Ты же не один. У тебя группа, у вас тур на носу. Ты сможешь? За что ты любишь хип-хоп? Хекджэ вскочил и подошел к окну. За что он любил хип-хоп? За смелость, за умение не бояться преград, за желание добиваться своей мечты? Он же знал. За что, если одним словом — и в точку? - Я должен позвонить, - сказал он. Дэниел кивнул, хотя Хекджэ этого и не мог увидеть. Но... бывает, что надо кивнуть. Для себя. Хекджэ вызвал из памяти телефона номер. Какая мелодия играет с той стороны? Рингтон с одной из пятнадцати песен с 4-ого альбома группы Super Junior. Их альбома. Его группы. За что он любил хип-хоп?.. ...и почему несмотря на всю свою любовь к хип-хопу он занимался чем-то совсем иным? И почему об этом совсем не жалел? За что он так любил свою домашнюю страницу, что ему не нужны были устаревшие браузеры, не позволявшие открывать просто новые вкладки? Слушая гудки, Хекджэ вдруг вспомнил, который час, и ему стало стыдно. Но он не стал сбрасывать звонок. Ответ на вопрос был слишком для него важен. - Знаешь, за что? - бросил он через плечо, разглядывая, как голубые огоньки разлетаются по ночному Сеулу. - За честность. Дэниел с шумом втянул в себя воздух. Он cовсем не чувствовал себя ни взрослее, ни опытнее. А на звонок тем временем ответили. - Хен! Хен, ты спишь? Я разбудил? Прости, я не мог ждать... Мне очень важно, чтобы ты узнал первым... чтобы ты поддержал!.. Знаешь, мы с Дэниелом говорили... и... мы подумали, что... не сейчас, конечно, потом, после SS3. Хен, это будет не песня. Это будет альбом!.. Track #21 Дело чести(вся группа) Говорят, что корейцы не знают отдыха с самого раннего детства. В совсем нежном возрасте они начинают готовиться к школе, затем до изнеможения учатся в этой самой школе, затем до того же изнеможения готовятся к поступлению в вузы, затем учатся в вузах... А потом они уже больше не дети. Говорят, что корейские дети не знают отдыха ни днем, ни ночью, постоянно занимаясь зубрежкой (в большинстве своем бессмысленной), проводя за занятиями лучшие часы, недели, месяцы, годы своей жизни, почти не высовывая носа на улицу, не играя в обычные дворовые игры, знакомые их сверстникам по всей планете. Говорят, у корейских детей нет детства. Когда в этом дворе начинается игра, время во всем мире останавливается. Сегодня дети играли в смелых мушкетеров. Их не нужны были шляпы с перьями, шпаги и лошади. Детская фантазия с избытком дорисовывала перевязи к их шортам, превращала их сандалии в ботфорты, а глухие шаги по асфальту становились цокотом копыт по выложенной неровными камнями мостовой. - Господа! - сказал старший из мальчиков. - Дело чести! Сегодня мы сражаемся с гвардейцами кардинала на Music Bank. Все ли помнят слова нашей песни? - Мне мама запретила ее репетировать, говорит, в ней слова неприличные... - ответил тощий мальчик по прозвищу Обезьяна. - Шевалье Ынхек, вы можете не петь. Но вы ведь помните танец? - О да, капитан королевских мушкетеров, господин Итук! - с жаром ответил мальчик. - Я тоже буду танцевать! - с достоинством сказал шевалье Шиндон. - Куда тебе танцевать, жирдяй? - прыснул со смеху младший из мальчиков и тут же едва не был поколочен товарищами. Капитан мушкетеров вовремя остановил драку. - Слушай, ты, мелюзга! Шевалье Шиндон отлично танцует, и даже не смей говорить про него гадости! Ты-то сам танцевать умеешь? - Я-то? - ухмыляясь, ответил мальчик. - Может, и не умею. Так вы все равно меня в авангард поставите! Зато я умею петь, и слова песни в отличие от некоторых я выучил! В стане мушкетеров вновь началось бурление. «А давайте этого маленького кретина выгоним?» предложил кто-то. - Тихо! - остановил разговоры капитан, многозначительно глядя на нарушителя спокойствия. - Мы все удостоились чести быть королевскими мушкетерами! Кюхен у нас пока гвардеец из роты г-на Ли Су Мана, и он прекрасно знает, что если будет выпендриваться, никто его в мушкетеры не возьмет. - Да кто выпендривается-то? - нагло ответил Кюхен. - Я вообще очень скромный мальчик, вы просто не можете разглядеть мою нежную душу. Мушкетеры были озадачены. - Что-что разглядеть? - на всякий случай переспросил маленький мальчонка, который даже палкой, служившей ему шпагой-микрофоном, крутил как нунчаками. Все знали, что мама водит его на занятия по боевым искусстам по вторникам и четвергам, и по этим дням он не участвовал в их играх. - Дураки! - резюмировал Кюхен. - В человеке надо уметь разглядеть нежную душу. Я прочитал в одной маминой книжке. - Так, все, хватит! - сказал капитан Итук. - Итак, господа, гвардейцы кардинала хитры и коварны, но мы все выучили танец и... почти все выучили слова. Вопросы есть? - Да, - ответил красивый мальчик, коварно улыбаясь. - Можно я буду Миледи? - И попытаешься убить Кюхена? - подсказал кто-то. - Классно! - согласился шевалье Шиндон. - Господа! - взмолился капитан. - Скоро стемнеет, и нас позовут по домам! Давайте мы уже доиграем, а? - Да ладно, - сказал мальчик с длинной челкой. - Не доиграем сегодня — не страшно. Мы ведь встретимся завтра? - Мы встретимся, мы обязательно встретимся! - подхватили нестройные детские голоса. - Господа! - объявил высокий мальчик, который перед каждой игрой не забывал помолиться. - Мне кажется, к нам приближается армия поклонниц! - А сколько их, шевалье Шивон? - спросил его странный мальчик, который в отличие от палок и веток остальных мушкетеров использовал в качестве шпаги-микрофона огромный лист лопуха. - Двадцать или тридцать тысяч, шевалье Йесон. - А как далеко они от нас? - Шагах в двадцати, шевалье Сонмин. - Хреново... - резюмировал Кюхен. - Мелочь, заткнись уже! - не выдержал капитан. - Или я тебя сам стукну! А сколько у нас микрофонов, господа? - Пятнадцать! - А сколько у нас звериных шапочек? - Э-э-э…Тринадцать, - смутился шевалье Ынхек. - Непорядок – исправим. А сколько нас самих? - Десять. - Кюхен!! Шпаги-микрофоны все, как одна, нацелились на юного гвардейца из роты господина Ли Су Мана. - Что Кюхен? Ну что опять Кюхен? Я умею считать, мне уже восемь лет, - с вызовом ответил шевалье Кюхен. - Арррррррх! Гадя мелкая! Если кто-то уехал на лето, ну это ж не значит, что они не с нами? - возмутился капитан. - Да я что? Я просто сосчитал. Я умею считать. - Можешь гордиться до старости! Это… да! Один за всех! - И все на одного. - КЮХЕН!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!............ Голоса затихали, будто бы растворялись в наконец-то начинающем остывать воздухе. Жизнь продолжалась, и если сегодня они устали и отправлялись на отдых, то назавтра они вновь проснутся свежими и обновленными, черпая новые силы из источников, доступных только детям. Как прекрасно было предзакатное солнце, провожающее их в сон перед новым днем! Как прекрасна была их юность!.. Говорят, у корейцев нет детства. Поэтому некоторые из них проживают свое детство на протяжении всей жизни. Track #22 Освежающая игра (соло Хичоль, бэк-вокал Кюхен, танцевальное интро Ханген) В комнате, наполненной шумом дождя из распахнутого окна, в темноте, подобно маяку, горел монитор компьютера. На экране мерцало сообщение почтовой службы: «У вас 15 непрочитанных сообщений». Из пятнадцати выделенных жирным строчек одна особенно бросалась в глаза: имя отправителя было написано не хангылем. Хозяин комнаты стоял у окна и всматривался в мокрую мглу, не торопясь обратно к компьютеру. Минуту назад он отправил СМС: «поднимись. нужен». Ждать оставалось совсем недолго. Ждать оставалось целую вечность. Когда ожидание стало невыносимым, он наконец-то подошел к монитору, даже не присаживаясь, взялся за мышку, подвел курсор к той самой строчке и кликнул. Не дожидаясь, пока страница загрузится, и даже не глядя в монитор, чтобы не дай бог не углядеть даже слова, он вернулся к окну. В дверь постучали, но он промолчал. Из всех, кто делил с ним общежитие, тот человек, что стоял по ту сторону двери, был единственным, для кого молчание не было поводом уйти. Стук даже не повторился, дверь еле слышно открылась и закрылась. - Там. Письмо. Читай. Зашедший не произнес ни слова. Послышались шаги, скрип отодвигаемого кресла, скрип колесика мышки. - Ты… действительно хочешь, чтобы я это прочитал? - Сам угадаешь? Читай. Потянулось долгое ожидание. Скрип колесика почти заглушался шумом дождя, и все же он был слышен, означая, что зашедший в комнату читает, читает, читает… читает то, что адресат читать не решился. Наконец колесико остановилось и, кроме шелеста воды за окном, не осталось никаких звуков. И снова потянулось ожидание, которое для обычно нетерпеливого хозяина комнаты было столь тяжелым и мучительным. Тот, кто уже знал, что в письме, нарушил молчание первым: - Почему ты позвал меня? - А кого мне еще было звать? Чонсу? Шивона? Молчание. Секунда, две, три, четыре, пять… - Что ты хочешь, чтоб я сказал тебе? Если ты думаешь, что после этого я перестану считать его подонком, то ты ошиба... - Я не читал, - перебил Хичоль. - Ты не… - сглотнул Кюхен. Хичоль вздрагивал от ледяных капель, попадающих на его лицо, шею, руки. Кого он еще мог позвать, если он просто боялся читать письмо от Гэна? Боялся узнать, что именно осталось между ними недосказанным. - Это можно читать? Хичоль знал наверняка, что такой вопрос можно задать только Кюхену. Только Кюхен почувствует, поймет… нащупает ту связь с реальностью, которая от Хичоля ускользала. - Можно, - глухо ответил Кюхен. – Это можно читать, можно закрыть, не читая. Хочешь? Можно удалить. Это разве что порвать и сжечь нельзя. - А ты бы хотел? Молчание. Минута, две, три, четыре, пять… - Я бы хотел, чтобы его не было с самого начала. Не существовало вообще. Дурак. Юный максималист, который делит все на черное и белое, даже не догадываясь о существовании серых оттенков. Мудрый маленький мерзавец, который, возможно, пережил уход Гэна тяжелее всех. Тяжелее, чем сам Хичоль. Он позвал Кюхена, потому что из них всех только он… понял? Час, день, неделя… - Написать ему, что ты его простил? - Даже не думай! – буркнул Кюхен, поднимаясь с кресла. – Во-первых, он не особо извиняется. А потом… кто я такой, чтобы его прощать? Пусть его прощают те… Он запнулся. Он хотел сказать «те, кому он сделал больно», но и самому Кюхену было больно. «Те, кого он заставил плакать» было отброшено по той же причине. Так и не сумев обобщить, он продолжил: - Пусть его Чонсу хен прощает, Шивон… Пусть Ёнун хен его прощает за то, что он дал ему надежду вернуться… - Его-то ты чего приплел? – рассеянно спросил Хичоль, продолжая вглядываться в затянутую пеленой дождя темноту. – С ним с самого начала все было ясно. Ему самому все было ясно… иначе не отъел бы такую тыкву аккурат к камбэку. Послушай, что это за огонек? Вон там. Кюхен подошел поближе к окну, почти прижавшись к Хичолю, и вгляделся в темноту. Высоко в небе, и правда, мерцал огонек ярко-голубого цвета. - Не знаю, - признался Кюхен. – Может, космический корабль?.. Хичоль ухмыльнулся, а Кюхен обхватил руками его талию и положил подбородок на плечо. Он зарылся головой в жженые-пережженые волосы, понимая, что это он чувствует себя в безопасности, прячась в тени своего невероятного хена. Это он пришел за уроками по выживанию. - Хен… если ты будешь ему отвечать и… если это будет уместно, напиши ему, пожалуйста… напиши, что Кюхен его простил. Нет, напиши, что Кюхен… что я… я люблю его, очень сильно люблю. И я желаю ему успеха во всем. Кюхен опустил голову, прижавшись лицом к футболке Хичоля: хен ведь и затылком видел и все на лице гадкого Кю мог разглядеть, даже не оборачиваясь. - Хорошо, что ты у нас есть, - сказал Хичоль, и сразу стало ясно, что ничего скрыть от него не удалось. – Смотри, еще огоньки! Думаешь, это все корабли? Но Кюхен не стал смотреть, он верил. - Я пойду, ладно? Сонмин ждет. Но если надо будет, ты напиши, я приду. Хорошо? Хичоль покачал головой. - Не надо. Я прочитаю и отвечу, - и, чтобы это прозвучало еще убедительнее, добавил: - Иди давай. Иди! Футболку обсопливил всю… Вали, мелюзга, в комнате Ким Хичоля только один человек имеет право устраивать истерики – сам Ким Хичоль. Кюхен медленно провел лбом по его шее, поцеловал в затылок и молча ушел, думая только об одном: почему же у Хичоль хена свои пейринги?.. Месяц, год, век… Хичоль все равно оттягивал момент прочтения. Кем был для него человек по имени Хань Гэн? «Тем странным китайским парнем»? В нем же не было ничего особенного, он был… самый обычный. Ото всех остальных его отличало только неумение связывать осмысленные фразы на корейском и нелепая застенчивость — и та исчезла со временем. Но Хичоль мало кого в жизни так любил, как этого «странного китайского парня». За что? Почему? Как?.. «Здравствуй, хен, Я знаю, что должен был сделать это раньше. Я думаю, я должен был попробовать поговорить с тобой, когда мы встречались, но, наверное, мне не хватило бы слов. Как всегда. Сложно начать. Я не знаю, что можно сказать, чтобы объяснить. Мне кажется, ты все понял, но глядя в твои глаза на экране и слушая твой голос, я не могу найти ответа. Иногда кажется, что люди должны понимать тебя без слов, но так не бывает даже между самыми близкими друзьями, тем более между кем-то, как я, и кем-то, как ты. А сложнее еще и от того, что таких, как ты, больше нет, а я рядом с тобой просто зауряден. Ты знаешь не хуже меня, что такое усталость и боль. И ты знаешь, что такое задерживать всех на полчаса и больше, потому что гримеры сбились с ног, замазывая круги под твоими глазами, потому что у тебя не такое строение лица, как у Шивона, который может месяц не спать и все равно выглядеть прекрасно. Ты знаешь чувство боли, когда ты подводишь кого-то. Ты знаешь, что такое не выходить на сцену, когда все остальные на ней. Ты знаешь, что такое выходить на сцену и чувствовать себя на ней лишним. Ты знаешь. Все всегда говорили, что у меня слабый голос, а главное, что я сам это знал, и от этого становилось только хуже. Но ты помнишь Super Show 2? Осенью, когда я уже понимал, что уйду… у меня же крылья выросли, ты видел? Мой голос зазвучал совсем по-другому! Ты ведь слышал! Ты все знал с самого начала. Ты все понял еще раньше, чем я. Меня никто и никогда не знал и не чувствовал так, как ты. То, что я продержался так долго, только благодаря тебе. То, что я приложил все силы, чтобы удержаться, только благодаря вам всем. Мне горько от того, что я не смог этого выразить. Годы, проведенные в Корее, я вспоминаю с горечью. Тот мальчишка, что с двумя парами сменного белья, парой футболок и запасными брюками, приехал в Сеул за славой, и тот, что сбежал из Сеула, увозя в сумке не намного больше, - два совершенно разных человека, и я не знаю, как вернуться назад. Но сегодня я вдруг подумал: а зачем мне надо что-то возвращать? Годы, проведенные с вами, я вспоминаю с грустью, потому что мне их никогда больше не пережить снова. Чего бы ни было в моей сумке, внутри себя самого я привез домой целую вселенную. Как бы мне ни хотелось обойтись без пафосных слов, я не сумею сказать иначе. Я даже на родном языке не смог бы выразить это по-другому. Пусть сегодня я мечтаю о другом, я остался точно таким же мечтателем. Просто у меня не получилось разделить ваши мечты. Я имел право уйти. Я имею право на свою жизнь, на себя самого. Я имею право на свое имя, меня зовут Хань Гэн – и никак иначе. И получать с вами Daesang на Golden Disk Awards я тоже имел право. Я эту награду заслужил. Если кто-то считает, что я трус, побоявшийся поговорить о своих трудностях открыто, хотя бы с тобой, значит, я трус. Если кто-то скажет, что я расчетливый эгоист, который использовал вас, как трамплин, и подло воткнул вам нож в спину, пусть так и будет. Но я знаю, есть люди, которые знают лучше. Я как будто совершил квантовый скачок, я наконец-то почувствовал связь с реальностью. Я жалею только о том, что не смог добиться этого с вами. Быть может, я просто одиночка. Может, слабак, который не смог справиться с трудностями перевода. Может, не так и не правы те, кто считает меня сволочью. Но я это сделал и не жалею. Ты тоскуешь, я чувствую, и дело совсем не во мне. В тебе что-то надломилось раньше, а я был так занят собой, что оставил решение этой проблемы другим. В моей жизни есть только один человек, который смог сделать то, с чем я не справился: перевел меня на непонятный мне корейский. И не важно, что он не знает моего языка и сколько иероглифов он выучил. В этом человеке скрыта огромная сила и я-то знаю, поверь, что он со всем справится. Никто и никогда не любил жизнь так сильно, как ты, никто и никогда не умел так сражаться. Все указывает на то, что я никогда больше не выйду с вами на одну сцену, но от одной этой мысли меня наполняет тоска. Я, наверное, должен смириться, что между мной и тобой навсегда останется пропасть, но, стоит мне подумать об этом, как у меня руки опускаются. Я не могу быть полноценным собой, не зная, что где-то пусть и далеко, у меня есть ты, и поэтому я верю, что мы встретимся снова. И пусть все будет не так, как раньше, - а у нас никогда ничего не было гладко, вся наша жизнь была похожа на войну, — но пусть все будет хотя бы иначе. Я очень люблю тебя и не хочу терять. Твой Гэн. P.S. Тот словарь, что ты мне подарил, лежит рядом со мной. Но – веришь? – я подсмотрел в нем только одно слово. Трамплин. Даже квантовый скачок я уже знаю и все еще помню.» Бесконечность. Комнату наполнял только шум дождя. Хичоль чувствовал холод и пустоту. Все в нем, все, что олицетворяло странную, непонятную личность по имени Ким Хичоль, куда-то исчезло, расстворилось в осадках каждодневной рутины и в одном коротком письме. Не находя себя в собственном слабом теле, даже в кончиках замерзших пальцев, он кликнул по кнопке «Ответить». Он прекрасно знал, лучше многих, лучше всех, кто такой Хань Гэн. Он знал всех своих одногруппников, включая даже дерзкого макнэ, всех друзей и близких, как облупленных. Все, что Кюхен сказал ему сегодня, он знал. Все, что написал ему Гэн, он знал. Все факты, события, мысли — они все на уровне знания, сознания, подсознания, сверхсознания копились в нем бессмысленным грузом. Он не знал только одного: кто он сам? Жалкий инвалид, не владеющий ни своим телом, ни своим голосом? Скандальный самовлюбленный тип, не знающий иного стиля жизни, кроме эпатажа? Безумный кошатник? Бездушный золотой идол, божок, картинка на дешевых наклейках, продающихся в подземных переходах? Школьный гербарий? Руки потянулись к клавиатуре. «Здравствуй» напечатал он и стер. «Привет». Снова стер. «Здравствуй, сволочь». Выделил, кликнул «стереть». А, может, и не было никакого Ким Хичоля. Может, он приснился самому обычному человеку, который завтра проснется, чтобы вести самую обычную, ничем не примечательную жизнь. «Я тебе скажу, на что ты НЕ имеешь права. Писать мне.» Он даже подвел курсор к кнопке «Отправить», но вовремя отшвырнул от себя мышку. Потом аккуратно, стараясь не задеть клавиатуру и ни на что случайно не нажать, снова выделил и снова стер. Прочитав письмо всего один раз, он уже помнил его наизусть. Его самого не было. Было только письмо и тошнотворное осознание, что в комнате пусто. Никто не сидел перед монитором. Никто не напечатал «Кюхен просил передать тебе, что он тебя ненавидит». Никто не стирал этих слов. А потом за окном раздался гром, и его как будто ударило током. Письмо-то было настоящим!.. Письмо не могло быть адресовано в пустоту. Сейчас, сидя за ответом, он, именно он, только он, решал, что именно будет в ответе. Он мог одним-единственным ударом перерубить ту ниточку, что протянулась от Сеула до Пекина. Он мог одним-единственным словом вернуть если не все, то почти все. В этот момент он решал, он управлял своей жизнью. В опустошенной, болеющей своей пустотой душе что-то появилось. Сгусток теплоты начал разрастаться внутри, приобретая вполне узнаваемые очертания: его собственное лицо, лицо человека, которого звали Ким Хичоль, который был чем угодно, но только не пустым местом. Он почти нашел его. Когда Хичоль вышел из общежития на улицу, дождь стоял стеной, и он вмиг промок до нитки. Он чувствовал, как по почти заледеневшим пальцам вдруг потекла свежая, давно уже забытая им энергия. Свет и тепло волной прокатились по его телу, щедро поливаемому сеульскими осадками, и через несколько мгновений Хичоль понял, что видит выход. Только руку протянуть. Кто-то позвал его по имени. Кто-то стоял совсем рядом, протягивая ему зонт, но Хичоль даже не обернулся. «Еще немного», думал он. «Еще совсем немного, и все вернется в норму. Хрена лысого я знаю, что это за норма, но… плевать - все будет хорошо. Ким Хичоль сказал: теперь все будет хорошо. Только еще немного…» Еще немного, и он наконец-то отдаст человеку с зонтом свой долг. Тот слишком часто и слишком бескорыстно был рядом, чтобы Хичоль мог смотреть в его красивые глаза, не способные врать, не вернув хотя бы толику его любви. Еще пару секунд. Еще мгновение. Сверкнула молния, и в окне его браузера открылась новая вкладка. «Освежает!» - с удивлением подумал Хичоль, запрокинув голову к небу. Как оказалось, для него эта игра не заканчивалась*. Credits Где-то вдалеке, в темном небе, горело море голубых огоньков. Один из них был побольше остальных, он рос и становился все ярче и ярче. Корабль SJ Challenger приступил к посадке на голубую планету. Маневрируя в гуще бушующей стихии, штурман аккуратно обогнул двух драконов, держащих путь на восток – в Тридесятое королевство, где по слухам колесили от деревни к деревне с выступлениями замечательные бродячие музыканты. Дракон поменьше пытался выпустить огненную струю из пасти, но у него не получалось: дождь гасил пламя, и раздавалось лишь шипение. Дракона это очень смешило, и он смеялся и давился дымом, вылетающим из собственных ноздрей. Смеялся и дракон побольше. А человек, сидящий у него на спине, просто хохотал. Он вообще был весь похож на большую улыбку, даже его нос улыбался. Драконы пролетели над общежитием, где в комнате, заваленной пустыми упаковками из-под рамена, Донхэ и Кибом уже третий раз пересматривали «Атаку на золотых мальчиков». Из-за их истерического гогота едва слышна была перебранка по соседству: менеджер на повышенных тонах выговаривал Шиндону за тот поток отборной матерщины, с которым последний уже битый час пытался удалить фотографию Реука со своего рабочего стола. Некто, пожелавший остаться неизвестным, так изящно подправил настройки, что Реук наотрез отказывался удаляться. Под дверью в комнате Итука, который еще только ехал с радио, валялся клочок бумаги со словами «Хен, прости меня, что я такой засранец» с одним-единственным иероглифом вместо подписи. Записка была просунута под дверь одновременно с тем, как китайский почтовый сервер зарегистрировал приход сообщения с темой «Re: Здравствуй». В теле письма была лишь одна строчка: «Мы встретимся, мы обязательно встретимся. Береги себя». Дети уже давно спали. В доме мальчика Чонсу и девочки Ин Ён было темно, но свет от фонарей просачивался в детскую. Луч падал прямо на полку с танками, где нелепо сгрудились брелок-Кенгуренок, Барби-Золушка, вязаная Черепашка, фигурка воина с нунчаками из Киндер Сюрприза, весь плюшевый десант из Рыбки, Обезьянки, огромного Симбы и Мухомора и даже Тюбик томат-пасты. Туда же на полку сгрудили коробку из-под леденцов в виде дракончика, настенные часы с кукушкой, наклейку с хомячком и вырезанную из бумажного набора куклу-Белоснежку. Посреди честной компании сидел Енотик. Он широко улыбался и крепко прижимал к груди лапками гипсового Ангелка, который по-прежнему был без маечки и без трусиков. Называть место пребывания всего этого плюшево-пластиково-шерстяно-гипсово-бумажно-томатно-деревянного зверинца «полкой с танками» было уже, в общем-то, бессмысленно. Танки на полке не поместились. На другом конце города бар «Бешеная утка» потихоньку готовился к закрытию. Возле барной стойки сидели Диджей Бык по прозвищу Енот и хен Сонмина и потягивали апельсиновый сок из двух соломинок, но из одного стакана. Донсэн Йесона на правах макнэ был отправлен складывать енотовские пластинки и теперь недовольно зыркал в сторону хенов из-за вертушки. Их трудовой день закончился. А для Дэниела и Хекджэ работа только начиналась. ...и так до следующего квантового скачка!