Исключение

Судьбоносная (хотя, определение «нервотрепательная», по мнению Гилберта, подошло бы больше) встреча запланирована в кафе, только-только открывшемся после смены владельца. Раньше Гил и его друзья частенько сюда захаживали не столько из гастрономического интереса, сколько из романтического: это место – просто сокровищница миловидных и уступчивых омег, будь то официанты или же посетители. По крайней мере, так водилось раньше, до сопутствовавшей смене владельца чистки кадров. И, по правде говоря, Гилберту Байльшмидту уже не очень хотелось узнавать, как же дела обстоят теперь. И ещё меньше ему бы хотелось ненароком встретить кого-то из своих бывших пассий. Ведь предугадать поведение Ивана в такой ситуации, мягко говоря, проблематично. - Хм… любопытно, – задумчиво тянет Франциск, глядя куда-то за спину Гилберта. Именно Бонфуа пришла в голову дурная идея проверить, а как же в кафе обстоят дела сейчас. Отговаривать его – бессмысленное и бесполезное занятие. - Что? – Гилберт оборачивается, но ничего интересного для себя не находит. Его друг, должно быть, разглядывает парня-официанта, разговаривающего с бариста. Ничего примечательного: бета среднего роста или чуть ниже, примерно их возраста или чуть старше. Взгляду даже зацепиться не за что. Типичный бета. А может, и нет. Брагинский ведь тоже казался ему самым обычным и ничем не примечательным. Кто ж знал, что в голове у него чёрт знает что намешано! - Тот бета. Новый персонал? – всё не унимается Бонфуа, вырывая друга из грёз. Мысли Байльшмидта вновь ускользнули во вполне очевидном направлении, вырвав его из реальности и затянув в не самые невинные воспоминания прошедшей ночи. Эта грёбаная пляска по минному полю когда-нибудь доконает Гилберта… - Может быть. Какая вообще разница? – недовольно ворчит Байльшмидт, не понимая, с какой стати Франц вообще привязался именно к нему. Почему не к Тони, который точно так же сидит с ними за одним столом?.. Ах да, дело ведь в «большой трагической любви», в которую вляпался Карьедо. Нет, ну как можно настолько сходить с ума по какому-то там двинутому парню, которому, похоже, вообще плевать на их странные недоотношения? Постоянно накручивать себя, ждать звонка, вести себя как ванильный придурок, всё время витая в облаках, говорить и думать лишь о том, какой же он распрекрасный… Нет, Гилберту определённо не понять этого! - О, друг мой, большая. То, что теперь здесь работают и беты – весьма неожиданное, но приятное разнообразие. - Тебе всё равно ничто не светит, – сухо отзывается Гил, набирая номер Брагинского, но так и не решаясь позвонить. Ваня последние дни и без того слишком дёрганный, не стоит его доставать лишний раз. Раз сказал, что придёт, значит – придёт. Но что же он так задерживается?.. - О, ты так уверен? – хмыкает Франц, с интересом осматривая других посетителей кафе и останавливая взгляд где-то позади Гилберта. – Кажется, вон тот омега заинтересовался тобой. - Зато меня он не интересует, – твёрдо отвечает Байльшмидт, даже не развернувшись. - Точно. Серьёзные отношения, – Франциск вздыхает, делает скорбное лицо и траурным голосом затягивает: – Мы собрались здесь сегодня, чтобы почтить память безвременно почившей свободы нашего друга… - Да пошёл ты, – отмахивается Гил, бросив нервный взгляд в сторону выхода. Почему же Ваня опаздывает?.. Хоть бы это не было чем-то серьёзным… - Мы никогда не забудем, как он умел отрываться, и никогда не сосчитаем всех омег, что прошли через его к… - Если ты не заткнёшься, я точно тебе врежу, – зло обрывает его Гилберт, у которого эта тема уже в печёнках сидит. Но Бонфуа явно не собирается останавливаться на столь малом. Он уже ухмыляется в предвкушении от собственной следующей фразы, как вдруг всё его внимание переключается на подошедшего официанта. Это тот самый бета, которым так заинтересовался Франциск. Как будто Вселенная решила немного подшутить. Антонио отказывается от заказа, полностью погружённый в созерцание дисплея телефона с фотографией своего «единственного и неповторимого», Гилберт заказывает два холодных зелёных чая (холодный чай к приходу Брагинского уж точно не остынет, а зелёный должен хоть немного успокоить нервы). - Мне, пожалуйста, что-нибудь на ваш вкус, Артур, – нацепив самую обворожительную улыбку, просит Франциск, засовывая в карман официанта щедрые чаевые. – И номер телефона. Антонио удивлённо смотрит на друга, явно сомневаясь в его здравомыслии. Гилберт пытается сдержать смех, понимая, что мирно всё это не кончится. Всё же, бета – не омега. Природное очарование альф на них не действует. А Франц, хоть и всегда «проповедовал» любовь ко всем, вряд ли много общался с кем-то помимо омег, раз решил столь нелепо подкатить к бете. Официант едва заметно морщится, но всё же записывает заказ, не проронив ни слова. Неужели Францу сойдёт с рук? Похоже, что да. Ведь когда заказ приносят, ничто не заставляет даже усомниться в этом. - О, благодарю, – губы Франциска растягиваются в ещё более обворожительной улыбке, а голос становится тише, всё больше напоминая интимный полушёпот. – Только вот, мой заказ неполный. У меня всё ещё нет твоего номера. Артур хмыкает и уходит к другому столику. Проводив его взглядом, Бонфуа пробует принесённый напиток… и тут же оставляет его прочь, кривясь и прикрывая рот рукой. - Он подсыпал в мой кофе соль. Полчашки, не меньше, – отплевавшись, шепчет Франциск с ненавистью глядя на ухмыляющегося официанта. - Что?.. – удивлённо откликается Карьедо, оторвавшись от телефона, берёт чашку друга, делает небольшой глоток и тоже кривится. – Зачем? - Детский сад какой-то, – хмыкает Гил. И всё-таки, беты – само сумасшествие. Как, ну вот как с ними можно нормально общаться, если один с собой наручники таскает, другой отравить норовит, а какой-нибудь третий вообще всюду с ножом ходить может? Франциск вновь подзывает официанта, пытаясь говорить с ним подчёркнуто вежливо и мягко: - Друг мой, не будете ли вы любезны объяснить, что это значит? Артур, надо отдать ему должное, спокоен донельзя. Как будто он в этом ресторане не на испытательном сроке и от всей этой нелепой выходки не зависит ровным счётом ничего. - О, ну вы же просили на мой вкус. Я предпочитаю с солью. Только вот, должно быть, бариста дозу не рассчитал. Вот ведь неловко получилось! – выдаёт он с отвратительно сыгранным сочувствием, через которое, того и гляди, прорвётся злорадный смешок. - Ах, какая досадная случайность! – всё так же не прерывая этого обоюдного спектакля, продолжает Бонфуа. – Что ж, вынужден попросить вас заменить его на обычный чёрный без сахара. Кстати, в качестве извинений я согласен принять номер телефона. Нет, я даже настаиваю на этом! Бета смотрит почти что с ненавистью, но уходит, так ничего и не ответив. Байльшмидт, наученный горьким опытом и как никто другой знающий, что за такой вот «покорностью» может скрываться какая угодно хрень, осторожно пытается вразумить друга. - Франц, ты это... поосторожнее с бетами. Они реально двинутые. Но куда там! Если уж Франциск кем-то заинтересовался, то всё – не отступится, пока не получит своего. Либо пока не столкнётся с кем-то, кто сможет затмить этого «счастливчика». - Да ладно тебе, Гил. Такие, как он, не в моём вкусе. Не выношу хамло. - Впервые слышу, что кто-то не в твоём вкусе, – хмыкает Байльшмидт, вновь окидывая официанта оценивающим взглядом и опять не находя для себя ничего интересного. Типичный бета. Заменённый кофе оказывается нормальным, о чём можно судить по спокойному, даже довольному лицу Франциска. Должно быть, альфа расценивает это как хороший знак и предпринимает очередную попытку: - А номер? - В справочнике есть номер кафе. Чтобы забронировать столик, его более чем достаточно, – едва сдерживая злость, отвечает Артур, стараясь оставаться ядовито вежливым. После чего уходит. - Что ж, теперь это дело принципа, – хмыкает Бонфуа, провожая его взглядом. - Франц, забей, – начинает было вразумлять его Гил, но тут, наконец, Брагинский соизволяет наградить их своим присутствием. – Отлично. Итак, вот мой Ваня! Иван растерянно смотрит на его друзей и садится рядом с ним, но смотрит куда угодно, только не на кого-то из трёх альф. - О… – улыбка Франциска приобретает какой-то не вполне приличный оттенок. О мыслях, которые появились в его голове, Гил даже задумываться не хочет. – Привет, я Франциск Бонфуа. Можно просто Франц или любое сокращение или прозвище, которое тебе будет удобно. - Антонио. Тони, – пожимает плечами Карьедо и вновь утыкается в телефон. Вот они, две крайности, которых Гилберту так хотелось избежать – гиперинтерес и полнейшее равнодушие. Ну почему это не может быть чем-то вроде: «О, круто, мы рады с тобой познакомиться, Гил много рассказывал о тебе» и бла-бла-бла?.. - Рад знакомству. Гилберт много о вас рассказывал, – говорит Ваня и первая же фраза – ложь. Гил упоминал о своих друзьях крайне мало. Почти не говорил о них даже в те разы, когда встречался с Брагинским для обсуждения плана сводничества. Ну, Гилберт же не виноват, что рядом с Ваней все его мысли перетекают в совершенно иное русло! Франциск пристально вглядывается в лицо Ивана, отчего тот явно чувствует себя неловко. - Что? – настороженно и почти нервно спрашивает он в итоге. - Нет-нет, ничего. Просто дай пару минут привыкнуть. Слишком… неожиданно. - То, что я бета? - О, нет, дорогой. Я никогда не делил красивых людей на бет и омег. Даже некоторые альфы весьма очаровательны, – мечтательно заверяет Бонфуа, вмиг позабыв и о хамоватом официанте и о том, что Ваня, вообще-то, ну никак не свободен. А затем Франциск косится на вновь выпавшего из реальности Карьедо. – Да, друг мой? - Ага, – рассеяно бормочет Тони, не отрывая взгляда от дисплея телефона. – Согласен с каждым словом. - Хватит сидеть на его страничке. Он не уберёт тебя из чёрного списка, даже если ты на ней пропишешься. Хотя, о чём это я: ведь ты и так практически живёшь там… – вздыхает Бонфуа и забирает телефон. – Он тебя отшил, смирись и двигайся дальше. Только взгляни, как много вокруг прекрасных незнакомцев. Расслабься, улыбнись – и новые приятные знакомства не заставят себя ждать! - Он обязательно перезвонит, – упрямо твердит Тони, пытаясь забрать телефон. Должно быть, тот омега и правда хорош. - До чего же очаровательна твоя наивность, – хмыкает Бонфуа и вдруг перекидывает мобильник Гилу, едва успевшему его поймать. Взгляд машинально проходится по экрану телефона. Омега на фотографии вовсе не идеальный. Какой-то хмурый, недовольный… Нет, внешне он, конечно, ничего так – тёмно-каштановые волосы, смуглая кожа, зелёные глаза, довольно приятные черты лица – но ничего такого, из-за чего можно было бы так убиваться. - Да ладно тебе, Карьедо. Вернись в нормальную жизнь на один вечер. Может, он окажется судьб… славным. Я хотел сказать славным. Да, Ванечка? Ванечка тихо шипит что-то о том, как же ему «повезло» связаться с Гилбертом и заботливо убирает свою ногу с ноги Байльшмидта. Франциск удивлённо смотрит на них, но решает никак не комментировать этот момент. Должно быть, он думает, что у всех влюблённых свои заскоки или что-то типа того. - Итак, на чём я остановился?.. Ах да. Ни я, ни Тони не имеем ничего против того, что наш дорогой друг встречается с бетой, – взгляд Бонфуа вновь приковывается к лицу Ивана, и это чертовски нервирует и без того слишком дёрганного Гилберта. – Тут удивительно другое. - И что же? – осторожно интересуется Ваня, явно желавший вообще избежать разговора на эту тему. - Сложно поверить, что всё, о чём Гил распинался годами, в одночасье стало пустым звуком, – притворяясь участливым, доверительно сообщает Франц. Чёрт… конечно, кому же ещё всё портить как не лучшему другу. – О, так ты даже не в курсе. Прежде, чем Франциск выставит его перед Брагинским полнейшим мудаком, Гил на едином дыхании выдаёт: - Я всегда считал, что беты – скучные зануды, и больше чем на одну ночь они ну никак не тянут. А те, кто с ними встречаются – неудачники, не способные найти никого лучше, – друзья Гила, да и сам Брагинский, удивлённо смотрят на этого по-идиотски честного человека, который, похоже, ляпнул совершенно лишнее. – В общем, беты мне не нравятся. Ты оказался неожиданно приятным исключением. - Вообще-то, я хотел сказать совершенно иное, – ошарашенно выдыхает Бонфуа, но его уже никто не слышит. - До встречи с тобой я считал, что все альфы – самовлюблённые, эгоистичные пошляки, с которыми бессмысленно даже просто разговаривать, так как у них всё сводится лишь к одному, – ровным тоном откликается Ваня. Гил уже почти слышит такое же плохо завуалированное признание в чувствах, придумывает, как радужно всё будет после, но… – Чуда не произошло. - Эй! - Что? – пожимает плечами Брагинский, не придавая ровным счётом никакого значения признанию Гилберта. – Разве смысл не в том, чтобы говорить правду? - А ты мне нравишься! – ухмыляется Франц, с ещё большим интересом и меньшей тактичностью разглядывая любовника своего друга. - Я многим нравлюсь, – равнодушно бросает Иван, прикрывая глаза. И Гил понимает: он не в духе. Нет, не так, это слишком мягко звучит. Брагинский то ли очень сильно злится, то ли столь же сильно нервничает, то ли вообще испытывает гремучую смесь этих чувств. Может, что-то пошло не так, и сегодняшнее знакомство отменяется? Или это нечто личное, не имеющее к их задумке никакого отношения? - О, не сомневаюсь, – бормочет Франциск, практически раздевая бету глазами. – И как же Гил тебя заполучил? - Он действовал мне на нервы. Я увёл его в безлюдное место и приковал наручниками, чтобы он хоть немного поумерил свой пыл. Шоковая терапия порой помогает. Байльшмидт потрясённо смотрит на любовника, вот так вот запросто говорящего такие интимные вещи. Но Иван абсолютно спокоен, из-за чего у друзей Гила складывается впечатление, что это всего лишь весьма забавная шутка. - И что, помогло? - Как видишь, нет, – улыбается Ваня Франциску, напрочь игнорируя недовольство Гилберта. – Я же здесь. - И я несказанно этому рад… Тони, должно быть, почувствовав напряжённость ситуации, тоже вклинивается в разговор с одним из нормальных, адекватных вопросов, которые просто идеальны для знакомства. Как же Гил ему благодарен! - Так что: ты учишься или работаешь? - Студент-заочник, – откликается Брагинский, словно с неохотой отвлекаясь от флирта с Бонфуа. Или, Байльшмидту это лишь кажется?.. Кажется… как бы не так. – Пока летние каникулы не закончатся, буду разносить флаеры. Осенью меня возьмут сюда официантом. Сначала на испытательный срок, а повезёт – перейду на постоянку. - Серьёзно?.. Официант?.. – Гилберт кривится лишь от одной мысли о том, что к его Ване будут лезть точно так же, как и к другим, вроде Артура. – Ты вообще в курсе, что к официантам вечно клеится всякое мудачьё? - И? – спокойно спрашивает Иван, равнодушно скользнув взглядом по лицу Гилберта. Да уж, этого парня хрен переубедишь. Он если даже хоть немного и сомневался раньше, теперь-то уж точно пойдёт, назло Гилу. Франциск внимательно наблюдает за их небольшой… нет, не ссорой – тут больше подойдёт «конфликт интересов» или «небольшое разногласие». Ведь ссорятся они иначе и всегда ссоры эти заканчиваются одинаково, в приятном изнеможении. - Так что же, у вас всё серьёзно? – недоверчиво уточняет Франц, переводя взгляд то на Ивана, то на Гилберта. Ответить ему они не успевают. Ведь, наконец, происходит то, для чего всё это и было затеяно. Фели заходит в кафе вместе со своим братом и, увидев Ивана, направляется к нему. Неясно, объяснял ли ему Брагинский суть этой «внезапной встречи» или просто попросил так сделать, но Ловино-то уж точно не в курсе. Иначе бы ни за что не пошёл с младшим братом. А дальше случается нечто вообще незапланированное и даже никоим образом не предполагаемое: Антонио, едва заметив омег, сразу меняется в лице. А старший Варгас, потрясённо уставившись на Карьедо, тихо, но отчётливо матерится, ни капли ни стесняясь в выражениях. - Лови! – восторженно-влюблённо восклицает Тони, вскакивая с места. Омега же, явно не разделяющий его восторга, пятится назад. - Чёрт, нет. Нет, нет, нет, нет! Только тебя мне не хватало! - Вы знакомы, – первым приходит в себя Брагинский. Он не спрашивает, а словно бы утверждает, разочарованный такой вот собственной оплошностью. Гилберт же просто молча наблюдает за этим дурдомом в миниатюре, даже не пытаясь вмешаться. - Это мой Лови, – счастливо сообщает Тони, наплевав на то, что «его Лови», активно жестикулируя, пытается заставить его заткнуться и не ухудшать и без того явно наидерьмовейшую ситуацию. - У меня один вопрос, – неожиданно ровно и спокойно говорит Феличиано, хмурясь. - Фели… - Ты говорил, что ни один уважающий свою семью омега не должен заводить близких отношений с альфой до брака. - Да, но… - И, что пока я не закончу школу, а затем и университет, ни о каком браке и речи быть не может. Дедушка соглашался и ставил тебя в пример, – голос парня начинает дрожать, выдавая его волнение, обиду и непонимание. – Получается, ты врал нам и тайно встречался с ним? - Мы не встречались! Какой идиот вообще может влюбиться в этого… – Ловино смолкает, не закончив мысль. Он растерянно смотрит на альфу, ставшего камнем преткновения во всей этой прекрасной проповеди о личной жизни. Антонио так же растерянно смотрит в ответ. Их «игра в гляделки» длится слишком долго, чтобы можно было поверить в дальнейшее отрицание их близких отношений. - Хоть сейчас не ври, – Феличиано спешно, почти бегом, уходит из кафе. Его старший брат всё никак не может определить, какую из двух проблем решать сначала. Всё-таки, Фели довольно упрям, а если с ним попытаться заговорить сейчас, всё может стать ещё хуже. Он точно наделает глупостей, которые даже предугадать невозможно. А так – побудет пока у Людвига, успокоится и остынет. - Грёбанное же дерьмо! – выдыхает старший Варгас и переключается на проблему под номером два. – Ты. За мной, живо! Карьедо не то что возразить не смеет – он словно бы и рад возможности побыть наедине с избегавшим его всё это время возлюбленным. Путь тот и вне себя от злости и считает виноватым его. После их ухода некоторое время висит неловкая тишина, которую, впрочем, довольно скоро начинают нарушать перешёптывания других посетителей кафе. - И что это сейчас было?.. – ошарашено вопрошает Гил, обращаясь, скорее, к самому себе, нежели действительно ожидая услышать некий объясняющий всё ответ. Да и что тут может быть такого уж непонятного: старший брат опекал младшего, держал в ежовых рукавицах, не позволяя не то что встречаться с кем бы то ни было, но и просто видеться с объектом обожания. А сам в это время активно нарушал собственные же запрещения. Весьма неприятная ситуация получается. - Ловино Варгас собственной персоной, – вздыхает Брагинский, погрузившийся в мрачные мысли и переживания о своём друге. - Тот «единственный и неповторимый», от знакомства с которым Тони совсем умом тронулся, – дополняет его слова Франциск. - Что ж… – Иван снова вздыхает и ищет взглядом поддержки у Гилберта. Кажется, он собирается объяснить Францу их то ли провалившийся, то ли, наоборот, удавшийся план. Ну, теперь-то уж точно нет никакого смысла скрывать это. – Мы хотели их свести. Чтобы Ловино наконец-то перестал следить за каждым шагом своего младшего брата и позволил Людвигу и Феличиано встречаться. - Довольно необычно слышать про благовоспитанность от того, с кем Тони познакомился в стриптиз-баре. - Что?.. – спрашивает Гилберт. А он-то думал, что сильнее удивляться сегодня просто некуда. - Это определённо лишняя информация. И Фели её знать не стоит, – хмуро откликается Иван. Он смотрит на Гилберта, как на единственный возможный источник утечки этой информации. Нет уж, Байльшмидт не будет болтать. Если только этот «очаровашка-Лови» не начнёт вновь промывать мозги своему младшему брату. – С одной стороны, я его понимаю. Он беспокоится о младшем брате, а большинство альф не назовёшь… хорошей компанией для такого доверчивого парня, как Фели. Повезло ещё, что он влюбился в Людвига, а не в такого как ты или Франциск. - Эй, а чем я плох? – возмущается было Гил, но, встретив усталый взгляд беты, смолкает. Ну да, идеальным его не назовёшь, но Брагинский и сам не подарок. Так что, они друг друга стоят. - А эти ваши отношения лишь спектакль? – тут же заинтересовывается Франциск, с любопытством глядя на Ваню. Тот поджимает губы и отводит взгляд, никак не отвечая ему. Но Бонфуа понимает это по-своему. – Жаль, а я уже успел обрадоваться, что ты свободен. - Может, хватит? – почти зло вмешивается Гилберт. Его уже нереально достал этот повышенный интерес к тому, кого он, вообще-то, представлял как свою «вторую половинку» (и прочая романтизированная хрень в том же духе). - Ну, я же не виноват, что твой парень очарователен! – резонно замечает Франциск - Он... – Гилберт разрывается между вариантами «ни разу не очарователен» и «вовсе не мой парень». А в итоге выдаёт: – только мой. Следующее за этим молчание, мягко говоря, угнетает. Слишком смелое заявление, особенно если учесть, что «только его» нисколько не заинтересован - Ты серьёзно? – тихо и недоверчиво спрашивает Иван, наконец. Он смотрит на Гилберта настороженно, как будто сомневается, что верно всё услышал. - Ты против? - Я против! – разочарованно откликается Франциск, странно ёрзая на стуле, но на него никто не обращает ровным счётом никакого внимания. - Мне казалось, ты не заинтересован в продолжительных отношениях. - Я не заинтересован?! Да я… я… - Уймись уже, я понял, – фыркает Ваня, пытаясь сдержать улыбку. - Это значит «да»? – получив подтверждающий кивок, Гилберт решается выказать ноту протеста в одном сильно взволновавшем его вопросе. – Тогда, первое моё требование в роли твоего парня: никакой работы официантом. Брагинский смотрит на него как на распоследнего идиота. - Не требование, – холодно и твёрдо осаждает он слишком осмелевшего любовника. – По-твоему, я не смогу за себя постоять? - О, в этом-то я не сомневаюсь! Ты же превосходно умеешь отделываться от доставучих альф! – раздражённо отвечает Гилберт. А поняв, что он выдал, тут же пытается выкрутиться, лишь ухудшая произнесённое: – То есть, я не это хотел сказать… - Ты ревнуешь к несуществующим людям, – Ваня вдруг улыбается и тихо смеётся. Нет, а что здесь такого забавного? – Потрясающе. Нет, правда: ты – фантастический придурок, Гил. - Я не хочу, чтобы тебя кто-то лапал или даже просто глазел на тебя. По-твоему, это неправильно? – альфа уже не пытается сдерживать злость. Нет, ну как Ванька не понимает: не может он спокойно представлять своего парня на такой работе. Только не после того, как сам соблазнил не одного такого вот услужливого паренька-работника. Причём в этом же кафе... Иван неопределённо поводит плечом, а после обращается к Франциску, который вертится как-то уж слишком часто и всё оборачивается, чтобы посмотреть на того официанта, Артура, кажется. - Тебе плохо? – обеспокоенно спрашивает Брагинский. - Кажется, тот бета подсыпал мне что-то посерьёзнее соли. - Может, врача? – неуверенно предлагает Байльшмидт, чувствуя, что в этой фразе скрыт какой-то странный смысл, ведь на отравленного его друг ну никак не тянет. - Скорее медсестру или медбрата, – почти шипит Бонфуа, вновь дёргаясь и бросая многозначительный взгляд на отличившегося официанта. - О. В этом плане, – хмыкает Гил, не в силах сдержаться. Есть всё-таки в этом мире возмездие. - Что ж, мне пора, – выдавив из себя дружелюбную улыбку, Бонфуа спешит уйти. – Рад был снова познакомиться с тобой, Иван. Надеюсь, в следующий раз поговорим подольше. Гилберта неприятно поражает услышанное. Воображение услужливо рисует, при каких обстоятельствах могло происходить знакомство тех, кто весь вечер так самозабвенно флиртовал друг с другом. - Снова? – с нажимом спрашивает он, обращаясь к вмиг занервничавшему бете. - Ага. Когда-то твой друг пытался ухаживать за моей старшей сестрой. Надолго их обоих не хватило. - Есть ли ещё хоть кто-то, кто меж собой не знаком?.. – ворчит Гилберт, понимая, что на ложь это не похоже. Либо просто желая принять это за правду, вопреки здравому смыслу. – Погоди… сестрой? Ты же говорил, что у тебя из родственников нет никого кроме деда. - Я имел в виду альф или бет. Ольга и Наташа – омеги, – юлит Брагинский, заметно нервничая. - А по-моему, ты сейчас выкручиваешься. Иван плотно сжимает губы и сверлит взглядом стакан с нетронутым чаем, как будто тот виноват в том, что ложь всё-таки стала очевидной. - Да, я не хотел, чтобы ты знал о том, что у меня есть сёстры. Потому что все, кто когда-либо мне нравился хоть самую малость, услышав об этом, просят познакомить с ними, – мрачно признаёт Брагинский. В это верится уже как-то проще. - О, так это ревность. Замечательно, так ты ещё и ревнуешь! - Почему ты злишься? - Ты весь вечер флиртовал с Франциском. Действительно, почему это я злюсь? - Меня не интересуют альфы, – почти обиженно отзывается Иван, а затем совсем тихо добавляет: – К тому же, я люблю тебя… Гил думает, что ему это послышалось. Слуховые галлюцинации ведь бывают, правда? В них поверить почему-то в разы легче, чем в то, что бета может испытывать к нему подобные чувства. - Что?.. – всё же уточняет Байльшмидт - Что? – эхом отзывается Иван, растерянно глядя на него. - Ты… - Ага, – бормочет бета и краснеет так очаровательно, что промолчать Гилберт просто не может. - И что же нам с этим делать? – ладонь Гилберта опускается на колено беты и медленно поднимается выше, смущая Брагинского ещё сильнее, пока, наконец, он не берёт себя в руки и не сжимает её несильно, останавливая буквально в паре сантиметров от пункта назначения. - Ты просто невыносим! – возмущённо шепчет Ваня, нервно оглядываясь по сторонам. Но сидят они удачно, у стены, так что стол скрывает все непотребства, задуманные Байльшмидтом. - Ну, за это ты меня и любишь, разве нет? – ухмыляется Байльшмидт, склоняясь к нему. Чёрт возьми, как же странно это звучит. Чертовски странно, но в приятном смысле этого слова, если таковой имеется. - Не заставляй меня жалеть о том, что я это сказал, – холодно цедит Иван, отодвигаясь. Он хмурится, но Гил почему-то уверен, что не будь они в кафе, где полно народа, Брагинский вёл бы себя совсем по-другому. И всё же, мыслей альфы так и не покидает неприятный факт знакомства Ивана с его лучшим другом. Слишком живое воображение упорно вырисовывает весьма откровенные картины их возможного общения. Умом Гил понимает, что такого быть ну никак не могло, но всё же спрашивает, так, для успокоения совести: - Так что… Ты и Франц… между вами что-то было?.. - Проклятье, опять ты за своё! – на восклицание оборачивается парочка любопытных омег и недовольно косится один бета, читающий книгу. – Мне было всего четырнадцать! - Ну, для Бонфуа это не аргумент… По лицу Вани становится ясно, что дальше лучше не расспрашивать. Так что, всё – тема закрыта. По крайней мере, сейчас. - А по поводу кофе… – вдруг добавляет Ваня ни с того ни с сего. – Артур бы не стал так делать. Он альф на дух не переносит. Особенно таких, как Франциск. Он, скорее, подсыпал бы мышьяк. Ну, или хотя бы слабительное. - А его ты откуда знаешь? – устало спрашивает Гил. У него даже нет никаких душевных сил на то, чтобы снова ревновать. - Старший брат моего друга. И, кстати, владелец этого кафе, – негромко произносит Ваня, хмуро разглядывая двух парней за одним из дальних столиков. Очень похожие друг на друга внешне альфа и омега – должно быть, братья – что-то активно обсуждают, даже спорят друг с другом. – Кажется, я понял: кое-кто решил устроить его личную жизнь… Кстати, о личной жизни… Брагинский качает головой и с виноватой улыбочкой смотрит на своего любовника. - Что? – немного нервно спрашивает Гил. Не нравится ему этот взгляд. Как-то уж слишком пристально смотрит на него Иван, словно собирается сказать какую-то серьёзную малоприятную вещь. - У тебя когда-либо был секс в общественном месте? – невинно улыбаясь, вдруг выдаёт Брагинский, и Гилберт теряется, вмиг забывая обо всех мрачных мыслях. Пошлые картины заполоняют разум. - Ты... ты предлагаешь... – вслух произнести это и вовсе невозможно. - Пока нет, но твоя реакция бесценна. - Сукин сын, – выдыхает Байльшмидт, чувствуя, как душу заполоняет странная смесь облегчения с разочарованием. Да, чёрт возьми, Гил согласен на такое. - Заметь, я сказал пока, – усмехается Брагинский, делая небольшой глоток чая. – Кстати, мой дед знает о нас. - У тебя дурацкое чувство юмора. - Ага, – с улыбкой отвечает Иван, – особенно когда я не шучу. - Что?.. - Раз уж мы всё-таки официально встречаемся, со знакомством лучше не затягивать. Нет, не сегодня, и лучше даже не на этой неделе. А вот если… что скажешь о следующем четверге? Не беспокойся, ружьё заряжено не будет, я проверю. - Погоди… твой дед знает? - Не смотри на меня так. Я ему не говорил. Как оказалось, конспираторы из нас хреновые. Мы не учли один немаловажный фактор. - Соседи?.. - Соседи, – кивает Брагинский, а потом вдруг кладёт голову Гилберту на плечо и закрывает глаза. Совершенно вымотанный суматошной встречей, событиями последних дней, а главное – признанием, Ваня бормочет: – А ещё он тебя видел. В тот день, когда ты заявился ко мне пьяным. Так что – сам виноват. - Зато теперь ты наконец-то избавишься от этого грёбанного цветка. Да, Вань? В ответ Ваня бубнит нечто неразборчивое, но отнюдь не согласное. На них начинают бросать косые взгляды, Гил слышит злые смешки и перешёптывания. Отношения между альфой и бетой – будь это поцелуй или даже простые объятия – не то, что принято демонстрировать на публике. Но Байльшмидту плевать, что о нём думают сейчас или подумают когда-либо потом. Он не хочет загадывать сколько продлится этот роман-исключение. Не хочет предаваться наивным мечтам в стиле «вместе навек». Он просто хочет быть с Иваном. Столько, сколько получится. Пока ружьё не разлучит вас.