Гиена.

Глава 1.

Гиены и трусов, и храбрецов Жуют без лишних затей, Но они не пятнают имен мертвецов: Это-дело людей.

      Гиены властные существа, они не терпят анархии и строго следуют собственным неписанным законам. Это единственное социальное общество где самки намного сильнее самцов. Самки считаются верхом, их собственной знатью, чье слово приказ, за невыполнение которого можно поплатиться жизнью. Именно Гиены всегда привлекали Любовь Васильевну своими нравственными устоями, после глубокого разочарования в собственной личной жизни.       Однажды прохожая гадалка с умным видом предрекла судьбу инспектора по делам несовершеннолетних и связала её с Гиеной. С тех пор это животное стало чуть ли не символом для этой статной женщины, а она с упорством взялась за свою работу, буквально полюбовно оформляя очередной протокол и ставя на учет слишком наглого подростка.       Люба, несмотря на свое имя, всю жизнь прожила матерью одиночкой и сейчас активно, словно курица-наседка терроризировала двадцати семи летнюю дочь на тему внуков. Порой она сама жалела, что характером Таня пошла именно в мать и, так же как она, не хотела посвящать свои «молодые годы» заботе о призрачной семейной жизни. Ну что поделать, в конце концов сама такая, а капать на нервы еще и будущему зятю не хотелось.       За такими думами о внуках и счастливой старости инспектор по делам несовершеннолетних мчалась на очередной вечерний вызов, но все светлые мысли оборвались в один короткий миг, когда из-за поворота вырулила фура. Любовь Васильевна как-то отстраненно подметила летнюю резину, хотя на дворе недавно взяла первенство зима, и надавила на педаль газа, чтобы быстро убраться с дороги. Фура, частый участник ДТП, такой маневр явно не поняла, и от заноса буквально вытолкнула синюю ладу прямо на встречную полосу. Последней разумной и очень глупой мыслью в голове женщины стало осознание пола водителя и нелестный комментарий: «Все мужики — Козлы.»       В себя Любовь пришла довольно резко, почувствовав странное шевеление по бокам. Яркий свет заставил её болезненно жмуриться, а над ухом раздался грубый женский голос. — Молодец, девочка. Двойня.       Инспектор буквально машинально и с какой-то дрожью приняла на руки два живых свертка с закутанными в одеяло малышами. Душа Любы с тоской заныла, вспоминая такое же кукольное личико дочери, а сама женщина не сразу осознала неправильность событий. Она тяжело вздохнула и словно эхо повторила слова собеседницы. — Двойня… — Двойня, двойня, милая. Ну и напугала ты меня. Не каждый день приходиться экстренно принимать роды, повезло тебе, мне не в первой это занятие.       Только сейчас, прижимая к себе теплые крошечные тельца, инспектор поняла, что язык, на котором они говорили, не являлся русским. Опустив тяжелый взгляд на свои руки, она заметила тонкие девичьи пальцы, не знавшие грубой работы, и худенькие плечи. Младенцы недовольно зашевелились, а один из них грубо прервал сон второго и захныкал, морща маленький нос. — Да покорми ты их уже. Голодные.       Люба с легкой опаской посмотрела на говорившую женщину и перевела взгляд на детей. Через несколько секунд, инспектор уже оперативно прижимала младенцев к грудям, недовольно поморщившись от давно забытых ощущений. Женщина, принимавшая роды, все это время внимательно следила за её действиями, а потом пришла к каким-то своим выводам и заговорила первой. — Тебе отдыхать надо. Роды тяжелыми были, опытный врач нужен. — Нет! — Что? Не глупи, деточка. Ты же еле дышишь. Я за помощью пойду…       Какое-то шестое чувство во всю глотку кричало об опасности, поэтому инспектору все же удалось настоять на том, чтобы никто никуда не ходил.       Собеседница недовольно поджала губы, но все же согласилась со слабыми доводами, оставаться одной Любе в данный момент не хотелось категорически. Зато можно было нормально рассмотреть собеседницу, пока она ворчала и пыталась вразумить нахальную девочку.       Женщина уже имела на голове проблески седины и буравила свою жертву пристальным взглядом карих глаз. На вид ей было за сорок, морщины начали потихоньку дополнять округлые черты лица, а плотное кимоно из жесткой ткани дополняло образ сильной и независимой. Даже несмотря на то, что Люба с удивлением узнала японский язык, привычных всем азиатам узких глаз у женщины не было, зато форма скул все же выдавала в ней жителя островов. — Как мне вас называть? — Джун, я. А для тебя тетушка Джун, деточка. — Обиженно пробурчала женщина, явно поражаясь наглости гостьи. — Ты лучше скажи как мальчишек назвать собираешься?       Люба замолчала и устало откинулась на подушку, ужасно сильно клонило в сон. Откуда-то из памяти вырвались странные имена, и инспектор произнесла их вслух, взглядом показывая то на одного, то на другого младенца. — Рин и Юкио. — Названный последним малыш недовольно поморщил нос, отстраняясь он кушанья и грозя осчастливить всех криком.       Любовь Васильевна аккуратно начала баюкать уже обоих, наученная горьким опытом, пока его брат не решил поддержать импровизированный оркестр. — Хм… Хорошие имена. Можешь пока отдыхать у меня сколько угодно.       Джун оперативно открыла раздвижную дверь и скрылась с глаз, прихватив с собой стоявшее неподалеку ведро с кровавой водой и тряпку. Сейчас Любу мало что волновало, даже отсутствие белья и совсем не подобающий растрёпанный вид, она наконец окунулась в блаженный и долгожданный сон вместе с новоявленными детьми.       Картинки воспоминаний сверкали яркими красками, из-за чего инспектор жмурилась во сне так, будто просматривала очередной кошмар. Нужно было признать, что в каком-то смысле Юри Эгин, девушке со столь ярким калейдоскопом знаний, действительно повезло дотерпеть и встретить на своем пути Джун. Именно она силком затащила её в небольшой дом на краю леса и приняла роды. Любовь Васильевна уже твердо могла сказать: наивная и до жути мерзкая своими романтическими мечтами девчонка — это я, Юри Эгин. Нельзя было нормально различить слилась ли душа инспектора с душой этой девушки или сама Юри просто на грани смерти вспомнила прошлую жизнь, но факт оставался фактом. Только вот сами воспоминания воспринимались как какое-нибудь кино от первого лица, там не было запахов, вкусов, эмоций. Будто прочел книгу, пропуская целые абзацы, но основной сюжет улавливается.       Через несколько долгих часов такого калейдоскопа темнота все же достигла уставшую от всего женщину.