Второй шанс на Жизнь.

Кабы не было зимы в городах и селах Никогда б не знали мы этих дней веселых У автора заканчиваются каникулы, и он решил тут это Написать, ага Час ночи. Небольшая квартира в Конохе. Маленькая кухонька светло-золотистого цвета. Около стены стоял квадратный стол, за которым сидело двое людей и скромно пили чай из ажурных кружек. Темноволосый симпатичный юноша и рыжеволосая молодая девушка в легком летнем платье. Он внимательно следил за ней, а та, игнорируя его, думала о своем. Парень спокойно пил довольно вкусный чай, изредка беря из вазочки шоколадные конфеты. За ним был длинный коридор, ведущий в другую комнату и туалет с ванной, а после на выход, так что находились они в самом углу дома. – Так значит, ты – джинчурики десятихвостого демона? – еще раз уточняя, переспросил девушку парень, чтобы она, наконец, обратила на него внимание. Та кивнула и посмотрела на него своими зелеными глазами, в темноте кажущимися темнее на несколько тонов. Тусклый свет маленьких квартирок делает необыкновенное. – Необычно, да? – она вздыхает и потирает переносицу. – Еще как, – Саске, а это был он, в задумчивости еще раз отхлебывает чай и пытается осознать, что мир опять куда шире, чем он подозревал. Да что там говорить, все, чему их учили в Академии и говорили люди, оказалось чуть ли не абсурдом. Принять данный факт было дико. – И ты не из этого мира? – сам себе кивнул он. Мия с сомнением посмотрела на него, сетуя на свою непрофессиональность, которая, судя по ее логике, утонула в крови этого мира. Зря она ему и эту информацию выложила, вдохновленная тем, что Джу поддержал его кандидатуру на напарники. Еще б Наруто рассказать с Сакурой, и было бы великолепно, но она прекрасно понимала, что такому риску не могла подвергать так ей любимого блондина. – Фактически, я переродилась в этом мире со знанием прошлой жизни. Это как реинкарнация, – хорошо, что она сказала лишь этот факт и не затронула Смерть, случай и не-случайности. А то и так жалко паренька. Тот на ее слова снова как-то пофигистически кивнул и допил чай, но не поставил кружку, видимо не замечая, что та пуста. Мия грустила и молча наблюдала. Вечно эта учиховская выдержка покерфейса. Больше бы они выражали эмоции, меньше было бы среди них убийц и маньяков. Вон, Итачи посредством ее и Джу начал более-менее показывать эмоции (она просто и в мыслях не могла подумать, что они вдвоем на пару давно заипали Итачи до состояния психоза). – И Десятихвостый теперь живет с тобой, – констатировал Саске, ощущая, как развалилось его сознание. Мия вздохнула, понимая, что это надолго. В голове проскользнула мысль о том, чтобы вырубить Саске и по пробуждению сказать ему, что тому все приснилось. Но это было не гуманно. А вот и Совесть проснулась. – Саске, прости, что я так вылила на тебя всю эту информацию, – Мия потерла нос, чем привлекла черноокий взор парня. Тот посмотрел прямо в ее глаза. – Если бы ты и дальше молчала, я бы просто погрузил тебя в гендзюцу и выпытал там, – как именно он собирался выпытывать у нее информацию, он умолчал, притом самому себе не признаваясь, что причинить боль ей не мог. – Не смог бы, – поставила она его на место, вставая за чайником, а после, доливая кипяточку ему и себе, и только после того, как села обратно, продолжила. Саске отпил. – Почему? – На меня не действуют теперь техники. Никакие. Абсолютно, – она в задумчивости отпила. – Правда, я не в курсе, как обстоят дела со стихийными техниками, но Джу уверен, что в радиусе около метра или двух они рассыпаются. Я как мини-аномалия всея Конохи, – она вздохнула, удивляясь своему умозаключению. – Что с тобой вообще произошло, после того, как ты покинула меня… нас, – быстро поправил себя Саске, тут же отпивая и внутренне радуясь, что Мия была слишком погружена в себя и не услышала оговорки. – Скажем так, я встретила того, кто все это время развязывал войны, и попыталась ему противостоять. Как видно – это имело свои последствия, - девушка поставила кружку на стол и хлопнула по нему же. – Вот же падла, – почти прорычала она, отчего Саске вопросительно посмотрел на нее. – Меня теперь ленивый только не побьет! О, черт, – она прикрыла глаза рукой, вспоминая, кому жалуется, снова принимая Саске за Итачи. Гребанные Учихи. – Погоди, так ты абсолютно без чакры? – Саске не веряще посмотрел на нее, а после активировал шаринган. Тот показал слабые потоки чакры, как и у любого гражданского человека, ни разу не применявший техники. Единственное, чем она отличалась от другого гражданского – так это крупными чакро-сосудами, да более эластичными чакро-точками. Но это и понятно, она же была шиноби. – Не совсем, но пользоваться я ей не могу и это плохо. – А Десятихвостый? – Саске поставил кружку и, убрав шаринган, облокотился о стол, наблюдая за ней. Та в ответ смотрела. – Он не вариант. – Опасаешься его? – серьезно спросил черноокий. – Пф, нет. Не его мне опасаться, – она мотнула головой, невольно смотря в коридор, напротив которого сидела. – Он заодно и не опасен мне. По многим причинам, – и, сделав страшные глаза, вновь обратила взор на Саске. Тот понял, что в коридоре стоял тот, о ком велась речь и невольно напрягся. Все же осознавать, что за спиной находится мистическое НЕЧТО, что было чуть ли не создателем сего мира, было немного… жутко. – Просто пойми, светиться концентрированной природной чакрой вообще не вариант… – она замолкла, думая, рассказать Саске о живом Итачи или это уже слишком за сегодня? – Ладно… – Саске уставше потер глаза. – Я завтра к тебе еще зайду, не смей уходить раньше, – он посмотрел на нее. Мия вопросительно взглянула на него. –Уже завтра. – Я про утро. – Выспаться-то успеешь? – чисто для галочки спросила она. Саске кивнул да с таким видом, словно на войну шел. – Ладно, – она встала. Саске встал следом, возвышаясь над ней, как гора. Разница в росте была значительная, даже через столик. Мия проводила его до двери и на выходе свободно вздохнула. – Что? – Саске уловил ее состояние, поворачиваясь к ней. – Рада, что смогла с кем-то поделиться, – честно ответила она, смотря на него снизу вверх. Саске странно замер и напрягся, а после, что-то решив, быстро удалился из дома. – Вот ты ему устроила головомойку, – цыкнул Джу, подпиравший стенку при входе в комнату, после закрытия двери. – Зато ему легче стало от того, что хоть начал понимать, что вообще вокруг него творится. – Еще б Наруто сказала, а то тот сам додумается и неизвестно, что хуже, – хохотнул седой. У того было игривое настроение, так как в полку учиховских прибыло и можно было над еще одним новеньким начать стебаться. Мия уловила сии мысли. – Только попробуй, – пригрозила она своим маленьким пальчиком на мысли Джу и мимо него направилась в комнату, тут же переносясь в Тот мир. Джу пошел следом. – А я что? Я – ниче… – его прервал взгляд Итачи. Мия, к слову, также замерла испуганным кроликом, филейной частью ощущая, что сейчас вот они получат. Причем и она и десятихвостый. Итачи был зол. Даже не так. Нет. Он был в ярости. Да такой, что увидь его бывший напарник, сдуру бы перетрухнул, так как Итачи в ярости никому еще видеть не приходилось… А если и были такие смельчаки, то они давно почивали и рассказать никому уже не могли. Мия ощутила, как над ее драгоценной и не раз битой тушкой навис нехилый такой пиздец. – Итак, – спокойно сказал Итачи. Он вообще выглядел спокойно. Спокойней его могла быть только стена, и то, сейчас бы в спокойствии и покерфейсе проиграла бы ему. Он был спокоен, как танк перед выстрелом. – Итак, – повторила за ним пискляво Мия, отходя к Джу, который как-то резко и не пафосно сбледнул. Он не был воином и вполне вероятно мог получить нехилых таких звиздюлей от Итачи, не в своей форме. На эн-метрового десятихвостого мог пойти с голыми руками только самоубийца. Или Итачи. – Вы рассказали Саске о том, что примерно тут творится, – констатация факта, а сказана так, словно они устроили геноцид всем кланам Конохи. (Уж кто бы тут глаголил!) – Почему «вы»? – спросил не дрогнувшим голосом Джу. Настоящий мужик! Смог показать, что нифига не испугался. Ему бы еще перестать бледнеть, было бы вообще шикарно. – Потому что она рассказала с твоего согласия, – Итачи скрестил руки на груди. Мия, что странно, как-то резко успокоилась. Она начала что-то улавливать в его словах. – А почему мы не могли ему рассказать? – вдруг как-то даже слишком спокойно для нее, спросила Мия, внимательным профессиональным взглядом смотря на Итачи. Тот не заметил этого взгляда, но в ответку посмотрел на нее своими черными омутами. – Потому что он не должен во все это ввязываться, – просто ответил он, вдруг поворачиваясь к Мии, видя на данный момент в ней своего противника. Он также попытался на нее надавить своим фирменным взглядом, причем давление это было автоматическим, зря, что ли, он из клана Учих, но, что странно, Мия не поддалась и даже не оробела. Что-то с ней со вчерашнего или позавчерашнего дня изменилось, а что – Итачи так и не успел понять. – Это все равно его косвенно касается, – Мия была уверена в своих словах. Джу как-то резко учуял накалившуюся обстановку и то, что мир, который он как-бы создал для Мии, начал изменятся. Причем заметил это, судя по глазастым баталиям парня и девушки, только он. Десятихвостый с интересом посмотрел на Мию, вдруг находя ее интересной. – Он не должен во все это ввязываться, – гнул свою палку Итачи. Мия резко выпрямилась. – Почему ты так считаешь? – прямо спросила она. Джу, ощущая нехилую такую баталию, незаметно для всех ретировался куда-то и издали наблюдая за Мией и за обстановкой вокруг. Мия же ощущала, что, как бы Итачи не сдружился с ними, его пресловутая азиатская гребанная философия, по которой тут живет каждый, мешает ему видеть этот мир таким, каким он был. Мия сама была подвержена до него их этой философии, думая, что так будет лучше, но так не было лучше. Только хуже. Недосказанность порождает многообразность и ошибочность суждений. И сейчас Итачи в совокупности покажет ей то, что он до этого профессионально скрывал от нее, находясь рядом. Он был не согласен с ней, причем давно, но азиатская философия не давала ему и рта раскрыть и он принимал все как данность – смирился со своим заточением, с обманом Саске, дабы тот понял философию брата, но сейчас… сейчас он вдруг каким-то шестым чувством понял то, что давно должен был понять. Мия или кем там она являлась, буквально своим присутствием прогибала под себя все учения, всю правду этого мира. Она делала все как-то навыворот и в тоже время говорила напрямую. Так, как не привыкли делать никто в этом мире. Итачи только сейчас понял всю опасность и ее, и того Лже-Бога. Каждый из них нес свою правду. Свою философию, которая абсолютно разнилась с философией этого мира, и Джу был абсолютно прав, не доверяя ей раньше. Почему сейчас стал доверять – загадка. Хотя или нехотя эта девушка, женщина могла изменить или даже уничтожить нечто такое, после чего этот мир не сможет как таковым существовать. Все начинается с малого. С небольших действий, слов, изречений, а заканчивается полной перестройкой мира. Возможно, именно к этому и стремился Лже-Бог. – Потому что это борьба только твоя и ничья больше, – Итачи словно гранит возвысился над ней, ощущая себя этакой горой. Буквально. За ним, около Джу, возникли некие мини-прототипы Мии и Итачи, причем Джу ничего не делал. Это Мир так показал. Седовласый заинтересовался. – Ты не прав, – как-то даже с улыбкой сказала Мия. Причем спокойно, да и с такой… понимающей улыбкой. Она была словно вода, собравшаяся у подножия монумента. – Это борьба всех вас в первую очередь. Это борьба Ваша, а не моя, – ее зеленые глаза со сталью смотрели в черные омуты. Итачи не поддался на ее слова. Он стоял на своем. На своей философии. Мия понимала его. Она поняла его. Вот только именно его эта «философия» привела его сюда. Именно эта Их «философия» привела мир к тому, что происходило. Они старались ни во что не вмешиваться, принимая это как данность. Эта философия была ей знакома от отца, являвшегося русским. Вот только от матери-итальянки она унаследовала больше прыти и страсти, чем думала. – Этот Лже-Бог твой противник. Эта борьба с Богами – твоя война. Ты не должна сюда втягивать ни Саске, ни кого-либо другого, – он говорил так, как считал правильным, и Мия, чувствуя своим профессиональным чутьем, понимала, что, не разбив яиц, она не сможет достучаться до этого твердокаменного, и тогда она решилась. Впервые со многого времени решилась делать то, что должна была делать с самого начала. Работать. В это время у Джу вода-Мия начала свое движение к горе-Итачи. – Именно так ты и проиграл, – прямо сказала она. Итачи даже не дернулся. – Именно из-за этого ты и вырезал свой клан, а твой друг отдал свою жизнь. – Итачи все еще никаких движений не делал. – Именно из-за вашей азиатской упертости и недосказанности ваш мир находится в состоянии полной разрухи и истощения. Вы и ваше желание не признаваться даже самим себе в своих ошибках влечет все новые и новые ошибки и смерти, – она говорила это таким… голосом, словно видела что-то отвратительное. Итачи сжал губы в полоску, а руки опустил по швам. Около Джу вода начала обтекать гору. – Замолчи, если чего-то не понимаешь. Ты с твоим стремлением во все влезать ни к чему хорошему не привела. – А может, это ты не до конца понимаешь? – тихо спросила она. – Неужели ты, тот, кто в столь юном возрасте был таким мудрым, растерял то, что называлось мозгом? – Ты несешь глупость. – А может, ты просто настолько привык выполнять, как собачка, то, что тебе скажут взрослые дядечки, что уже автоматически собрался выполнять то, что я тебе скажу, – она выделила слово «я». Джу вопросительно посмотрел на нее. Итачи сжал кулак. – Замолчи и прекрати вводить Саске в заблуждение. Мия засмеялась. – В заблуждение ввел его ты и сейчас в нем находишься. С самого начала ты взращивал в него только ненависть к себе и к окружающим, строя из этого целую истину. Ты взрастил убийцу, – почти прорычала она. Итачи посерел. – Мы все убийцы, если ты не заметила, – ухмыльнулся он, – ты, я, они. Все в этом мире убивали, убивают и будут убивать. Мы растем убийцами – такова наша жизнь и наш путь ниндзя. Или ты забыла, как сама совсем недавно убивала? То, что этот мир отличается от твоего, не дает тебе право перестраивать его. В этом мире привыкли быть убийцами… – И именно из-за этого вы не считаете друг друга людьми, –это замечание заткнуло Итачи, отчего и Джу дернулся, как от хлесткого удара. Весомое замечание, отметил он. Во что же оно выльется? – Для вас ценность жизни потихоньку стирается, и вы не видите уже той грани, за которой находится нечто зловещее, – как-то даже по-матерински заботливо разъяснила Мия. Итачи уперто стоял на своем. – Именно из-за этого мы и ценим жизнь. Жизнь своих близких. Семьи, родных и деревни. Вся наша жизнь и является тем даром, который мы должны возложить за то, чтобы наши дети жили в мире. – Мира не будет. Потому что это бесконечный круг, – Мия покачала головой. – Вы погрязли в нем несколько сотен лет назад и до сих пор, скользя по мокрой от крови земле, идете вновь убивать. Вы даже не видите, что никак не отличаетесь от того, кого убили, – она сделала шаг к Итачи. Тот напрягся, и казалось, сейчас убьет ее, внутренне ощущая в ней врага. Что-то внутри него, что-то, чему он не мог дать понятия, воспротивилось и готово было голыми руками удавить ее. Она пыталась перестроить его «философию». – Этот круг можно прервать только своей жертвой. Только пожертвовав самым дорогим, ты избавишь этот мир от ненависти. – Ненависти нет, – она покачала головой. – Нет и любви. Есть только мы и наше сложное сознание, которым каждый может манипулировать. Дунет ветер в сторону, и ты покатишься в том направлении. Именно это вы и взращиваете в своих детях. Звериную покорность природе, не пытаясь ее изменить или приручить. – Ты говоришь глупость. Дите, что кинули в омут опасности, стараешься подстроить этот мир под себя, но так не получится. Мы жили, и мы будем жить так, как было. – Тогда как ты можешь говорить о том, что лишившись дорогого, ты избавишь этот мир от ненависти, если после тебя она все еще будет? – она замолчала и потом выдала. – Признай, что ты угробил жизнь Саске. Хоть самому себе… Итачи схватил ее за горло. Джу вскинулся, не видя, как гору вода начала точить. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – спокойно говорил Итачи, внутренне горя. – Ты со своими розовыми мечтами о лучшем мире не смеешь судить ни меня, ни кого бы то ни было. Слабые всегда проиграют. Как бы они ни трепыхались. Именно из-за слабости и пал наш клан. Именно из-за того, что не смог стать сильнее и признать свою неправоту, они просто сдались и пошли по легкой дороге. По тому пути, который был самым простым. – Ты противоречишь сам себе, – тихо в губы сказала она, смотря в его полные гнева глаза. Итачи настолько придвинул ее к себе, что сам даже не заметил. Ее слова слегка охладили его. Она несет чушь. Она не понимает, что происходит в их мире. Она не видит всей картины их мира и смеет судить? Он мог простить суждение кого-либо другого, но почему-то не ее. Ее спокойный и уверенный взгляд выбивал его из равновесия. Хотелось что-то доказать ей. Доказать, что все его жертвы не были зря, что он шел правильным путем. Но нет. – Ты взрастил ненависть, стараясь нести любовь. Ты убил себя и пытаешься убить его. Ты прав. Вы убийцы. Я – убийца. Все мы – убийцы. Нас растили убийцами, и мы ими стали. Мы не видим ничего, кроме ненависти, потому что иначе не можем. Потому что иначе мы сойдем с ума. Бред! Она несла бред! Итачи это понимал и в тоже время не хотел понимать. Ее взгляд. Он манил и успокаивал. Убирал ту красную пелену, что застилала взор. Он активировал шаринган. Даже шаринган под цвет крови, в которой он жил. Которую разлил вокруг себя. – Вот только… – тихо выдохнула она. Итачи ощутил ее теплое дыхание на своих губах, – мы люди. И нам свойственно ошибаться. Нам свойственно любить и ненавидеть. Мы – самые жестокие и милосердные существа. В нас взращивали убийц, потчуя иллюзией, что как только мы убьем всех врагов, жажда ненависти пройдет. Но нет. Не пройдет. Мы родились убийцами, приходя в эту жизнь, даря боль и уходя так же – дарим боль. Всю нашу жизнь мы убиваем, но вы, – она выделила «вы», – вы делаете это с извращенным наслаждением и потчуете себя иллюзиями, что это правильно. Итачи думал, убить ее или нет. Ему должны быть безразличны ее слова… – Итачи… – она ощутила, как рука на ее шее напряглась и чуть сжалась, – человечность, вот что вы потеряли. Вот что ты искал… Его рука дернулась. Такого спектра ненависти он еще не ощущал. Что-то изнутри подталкивало его убить ее. Прямо тут и сейчас. Пофиг, что он умрет тут же, но освободит этот мир от скверны. От ее влияния. Он понимал, что выйдя отсюда, она начнет эту самую человечность, от которой каждый пытался избавиться, нести за собой. Он понимал, что не прав. Он ошибся еще тогда, когда понадеялся на самого себя, на клан, на деревню. О какой человечности может идти речь? Каждый готов перегрызть друг другу глотку за кусок еды. За власть и за свободу, которой нет. Как можно допустить того, чтобы следуя за человечностью, разрешить какому-то подонку убить свою семью… – Все мы умерли внутри, так почему бы нам не освободить дорогу тому, что сможет оживить нас? Она несла глупость! Они мертвыми и рождались! Итачи так ее ненавидел в этот момент. Его ненависть была настолько концентрированной, что ей можно было отравлять жителей деревни. – Ты хоть слышишь, что ты несешь? Мы живем лишь для… – он заткнулся, когда она почти в нежном движении опустила свою руку ему на щеку. Казалось, словно по нему провели легким пером, отчего по телу пробежались мурашки. И тут произошло то, чего Итачи со своим шаринганом не мог понять. Глаза Мии приобрели насыщенно лазоревый оттенок и на краях радужек появились три красных томоэ. Он никогда раньше не видел такого шарингана и даже не подозревал о существовании таких странных глаз. А дальше… Дальше он увидел всю ситуацию с ее стороны. Увидел все то, что происходит в этом мире со стороны иномирянки, и понял, о чем она говорила. Они губили свой мир. Каждый убивал его по-своему, оправдываясь тем, что делает добро, но нет… Они убили себя и пытаются убить мир. У Джу вода поглотила песок, что некогда был горой. И дело было даже не в опасности Лже-Бога. Нет. Они и были той опасностью, что окружала их. Они сами себе были врагами. Ненависть, впитанная с молоком матери передавалась, как вирус, от одного человека к другому. И с этим ничего нельзя было поделать. Они не видели друг друга. Одинокие люди, убивающие таких же одиноких людей в тени. А потом он увидел Наруто. Тот улыбался и смотрел на всех, а вокруг него было светло так, что окружающие невольно стремились к нему. Он, один из таких же одиноких людей, первый признался себе в этом. В том, что одинок. Признался и принял себя таким, каким был. Мия моргнула, и странные глаза исчезли, уступая зелени. Итачи сглотнул, ощущая, как по загривку проползли мурашки. Так вот какие они со стороны. Захотелось… что-то захотелось сделать. То, что было не в его привычках. То, что навсегда разорвало бы привычные оковы, которыми он окружил себя. От ощущения странного спокойствия он расслабил руку, и Мия смогла вдохнуть полной грудью. Значит… они жили и живут в своеобразной иллюзии? Вот так вот просто? То, к чему стремится Лже-Бог уже свершилось. Их можно захватить даже не волнуясь особенно. Они слабы и беззащитны. Зачем Мия показала все это? Чего она добивалась? Он всмотрелся в ее глаза, о чем-то глубоко жалея. О чем-то, что давно ускользнуло из его рук. Что-то, что он давным-давно отпустил сам. Итачи поддался вперед, нежно прикасаясь своими губами к губам Мии, внимательно смотря в ее спокойные глаза. Она в ответ медленно провела ими чуть вверх, словно говоря ему – «смелее». И что-то внутри него прорвало. Он прижал ее к себе, зарываясь больно в ее волосы и крепко целуя. Мия же, ощущая его жар, пробирающийся даже сквозь ткань одежды, ответила на поцелуй, ощущая соленость от слез. Его или ее? Неизвестно. Он же заново переживал смерть всех, кого любил. Друга, любимой, семьи. Он понял, что мог бороться. Что мог бы быть сильным, но поступил точно также как и его клан – пошел по легкой дороге. Весь его мир шел по легкой дороге войны. Все люди шли по легкой дороге ненависти. Она отвечала на его поцелуй так же – со страстью, вцепившись в его жесткие плечи, прогибаясь под его горячими руками, скользящими вдоль позвоночника ниже и ниже. Она заново переживала потерю семьи, мира и будущего. Когда воздуха перестало хватать, они отлипли друг от друга, ощущая некую легкость и, даже можно сказать, свободу. На его и на ее лице виднелись небольшие дорожки от слез. Она уткнулась ему в грудь, а он обнял ее, сжимая в объятиях, как нечто дорогое. Нечто, что он давным-давно потерял. Его подбородок зарылся в ее густые рыжие волосы, а до носа дошел аромат вишни. Наблюдавший за всем этим на расстоянии Джу тихо сидел и седел, хотя его шевелюра и так была седая. Он давно понял философию Мии, еще даже тогда, когда она пыталась принять сама философию этого мира и делала ошибки. Не то чтобы ее философия не имела ошибки, нет, просто она была другая… более гуманная и оттого более приспособленная к жизни. Для него принятие философии перешло вместе с контрактом и не так бурно, как для того же Итачи. Тот – консерватор по крови и не желал до последнего сдаваться. Было просто вопросом времени когда его бомбанет на откровенный разговор с Мией. Но вот такой вот бомбы он не ожидал. Вода же давным-давно поглотила последние остатки некогда крепкой скалы.