Второй шанс на Жизнь.

Автору НЕ стыдно... совсем... абсолютно... ну... чуть-чуть только Музыка в тему: Melanie Martinez – Dollhouse Новый день встретил Коноху всеми лучами добра и света, вознамерившись зажарить ближе к середине дня большинство жителей деревни. Солнце так и норовило подпалить сонные утренние лица горожан, попеременно стонущие, под гнетом лучей Его Сиятельства. Многие пытались скрыться от него, но от ока Солнца редко кому удавалось бесследно скрыться. Мия лениво лежала пузом кверху на кровати, свесив при этом голову вниз, и с любопытством наблюдала за Итачи. Тот, игнорируя ее всеми силами, с великим покерфейсом переодевал уже десятую за это утро футболку. — Я вот чисто понять не могу, ты что, решил открыть новую моду или сподобился перещеголять всех модников Конохи? — гортанно спросила Мия. И это было нормально, ибо лежать головой вниз и наблюдать за Итачи требовали усилия. Итачи в очередной раз смолчал на ее подкол. Он уже привык не обращать внимания на Джу, ибо тот хоть и был вредным, но быстро отставал. С Мией такого фокуса не прокатывало. — Нет, — продолжала в том же духе Мия, — ты однозначно хочешь подцепить чику и устроить патихардную оргию, — она ухмыльнулась. Итачи, надев энную футболку, критично осмотрел себя и горько вздохнул. За что его так боги-то не любят? — Нет, — в спокойной манере истинных Учих промолвил потомок древнего клана. Мия захихикала. — А нет на подцепить или на оргию? На эти слова Итачи повернулся в ее сторону и закатил глаза чисто по-Учиховски. Мия лежала в коротких красных шортах и объемной белой футболке, сползшей ей почти под грудь. Футболка держалась на честном слове, но Мие, похоже, было на это глубоко плевать. Она отдыхала в свой законный выходной. — На все, — Итачи подошел к кровати и с великим покерфейсом поправил футболку. Мия тяжко вздохнула и снова оголила пузико, аргументируя тем, что жарко. Итачи вновь в очередной раз закатил глаза и удалился на кухню готовить завтрак. Что удивительно, из всех троих, живущих в квартире, готовил почему-то именно он… В это время на другом конце деревни Иошито яростно пытался застегнуть свой джоунинский жилет, но тот нахально не подчинялся хозяину. Плюнув на это дело, ибо он безбожно опаздывал, а он не Копирующий ниндзя и ему не простят опоздание, парень бросился со всех ног к госпиталю, ибо туда его назначила на очередное задание Пятая. Иошито не то чтобы не любил больницы… он их терпеть не мог, но перечить Пятой мог лишь только бессмертный… и то не факт. Судьба Иошито в Конохе была совсем удачной. Его и приняли, и чуть-чуть попресовали, дознаваясь, откуда он, и обучили, и сдружились с ним. И, что самое интересное, не заподозрили в нем никого. Вообще. Ни шпиона, ни убийцу. Стало даже как-то слегка обидно, неужели он ни на кого из выше перечисленных не годился? А ведь когда-то он мог сражаться! До прихода к Орочимару и становления Химерой. Н-да, не лучшие воспоминания перед походом в госпиталь. Иошито получил приказ Пятой в помощи одной из своих учениц — Сакуре Харуно. Ту, дескать, следует сопроводить в лес на окраину страны Огня помочь собрать специальные травы и животных для лекарств. Парень был только «за» прогулку из деревни, но жители поговаривали о склочном характере Сакуры. Что та, дескать, и страшна как в гневе, так и в спокойствии. В чем этот страх выражался — Иошито пока не знал. Он эту Сакуру даже мельком не видел, и его съедал легкий флер интереса, попеременно перебиваемый хорошим таким туманом подозрений. Да еще думы занимали мысли о Мие Мицуи — загадочном ребенке без возраста. Когда он ее впервые увидел, то не дал бы ей и шестнадцати лет. Сейчас же она выглядит чуть ли не на двадцать пять. Прошло не так много времени, она не могла так быстро состариться… И ее слова… По ней видно было, как она запуталась. Как ей нелегко. Иошито был умным парнем, он видел и чувствовал, что с Мией что-то странное творится… От нее веяло как от мертвеца. Сладковатый холодный запах мертвых, попеременно перебивающий терпким ярким запахом вишни или персикового дерева. Он не применял к ней техник, не пытался рассмотреть ее, но то, что в ней борются два ее сознания — он догадывался. Иошито быстро забегает в больницу и, не теряя времени, влетает в кабинет к Сакуре. Та, принимая какую-то старушку, даже не глядя на него, кинула со стола в его направлении вазу. За тот момент, пока в его сторону летела ваза с цветами, а перед его глазами промелькнули мелкие обрывки несбывшихся мечт, он краем взгляда все же уловил, что Сакура была удивлена не меньше его. Видимо, она ожидала кого-то другого. Не теряя времени и сноровки шиноби, Иошито уклонился от снаряда, победно избежав горькой участи быть мокрым и в осколках. Нет, в осколках он все же был, ваза вдребезги разбилась о дверь и задела его градом осколков и водой, но это все же не по морде получить. — О Ками-сама! — всплеснули синхронно руками Сакура со старушкой. Иошито, стоя пригнувшись, наконец разглядел Сакуру и понял, что попал. «Да ладно?» — неверяще спросил он себя и себе же ответил на немой вопрос. Да, бывает и такое. Встретить вот так неожиданно любовь всей своей жизни. «Гребаные сантименты!» — промелькнула шальная мысль, тут же задушенная более флаффными и не менее амурными романтическими мыслями на тему «тысяча и один способ завоевать неприступное сердце». В таких случаях всегда пишут «Амур-де-ля-ви» или коротко «покойся-с-миром-бывший-холостяк». Мир подвергся легкой деформации от осознания того, что Сакура поистине может соперничать с такими красавицами, как Яманако или Хината-сама. — Простите, — быстро протараторила Сакура, подскакивая с места и подбегая к парню, помогая тому отряхиваться и попеременно осматривая его. — Я не вас ожидала, простите, — их взгляды пересеклись и Иошито отчетливо услышал, как падает в омут этих невероятно зеленых глаз, понимая и чувствуя, что выбраться из сего омута ему не суждено. Печально. И в то же время сладостно от ощущения нежности к этому хрупкому существу… Существу, способному одним пальцем сломать смачный такой гранит. — Н-нет, ничего, — не отворачиваясь, произнес парень, даже не обращая внимания на старушку. Сакура странно вздрогнула от его голоса и опустила взгляд, тут же моргая. — А вы…? — она подняла взгляд, вновь встречаясь с его глазами. — О… я тут от Пятой, помочь… помощник вам, — он легко улыбнулся ей, замечая легкий розоватый оттенок на ее щеках. — А… да, подождите снаружи, — она дежурно улыбнулась и указала ему на выход. Иошито кивнул и вышел, слыша за собой закрытие дверей. Чертовы гребанные гормоны. Иошито прошел к окну и, глядя на улицу, смачно ударился лбом о холодную поверхность, понимая, что его пыл теперь ничто не может остудить, кроме нежных (он был уверен!) рук Сакуры. Сакура. Как же явно подходило это имя этой девушке. Легкая, миниатюрная, с нежной белой кожей и прекрасными зелеными глазами, способными затянуть в себя не хуже яростного водоворота. О, как он хотел ощутить медовый вкус ее губ, что так мило и неуверенно отвечали ему (кто бы говорил о неуверенности ответа). Пока он смотрел в окно, Сакура осматривала старушку и ощущала странное томление. Особенно от голоса этого молодого человека, что так походил на голос Саске… * Часть главы под музыку: Jeremy Soule – Melody of Soul ПОВ (Мия) Первым делом я хотела потренировать свое тело вместе с Итачи в Том мире и попытаться освоить природную чакру, но что-то мне подсказывало, что пока не стоит. Что лучше пройтись и вспомнить того, кого я забыла. О ком даже не думала, кто был для меня всем и впоследствии я забыла о нем. О семье. О матери. Об отце. И сейчас, стоя в тени напротив дома, я с какой-то щемящей нежностью и грустью смотрю на наш дом и… жду. Чего? Того, что вот сейчас мать выйдет и, посмотрев на какую-то рыжую незнакомку, что стоит полдня тут, скажет: «О, ты вернулась, Мия»? Или того, что посмотрев на их печальные постаревшие лица, я почувствую освобождение от чего? От осознания того, что я забыла о них, а они обо мне все это время думали. Думали о том, что их дочь стала… нукенином? Предала Коноху? Семью? В реальности я бы не хотела, чтобы они помнили об этом. Пусть бы лучше помнили меня молодой, той, кто так спорил с отцом и так любил стряпню матери. Лучше так, чем предательство. И я… я не могла подойти к ним, прийти к ним в дом, именно в ИХ дом, а не свой. Прийти и все объяснить. Пожаловаться, рассказать, что со мной случилось, спросить совета о том, что мне делать. Потому что не могла. Потому что они не могли ответить мне. И их серые лица с так знакомыми теплыми глазами печально смотрят на меня каждый раз, каждый гребаный раз, когда я это представляю. А сердцу так хочется верить. Верить в то, что тебя ждут. Что не забыли. Что помнят. Легкий ветерок резко подул, перекрывая мне обзор моими же волосами. Мелкие зеленые лепестки медленно опускались на землю в тот момент, когда моим глазам открылась реальность… Мать, а это была она, молодая красивая миниатюрная мать держала за руку мальчика, что с улыбкой выходил вместе с ней на улицу. Улыбка матери, та самая нежная теплая улыбка матери была адресована этому мальчонке. За ними вышел отец, закрывая дверь и со смехом поднимая сына и смотря на него так… так… По щеке против воли потекла одинокая холодная слеза, а в горле почему-то появился кислый привкус. Легкие странно свело, а пальцы рук похолодели. Я не знала, чего мне ожидать, что я хотела увидеть. Убитых горем родных или счастливых родителей, выходящих на прогулку с маленьким трехлетним или чуть старше сыном. Пока отец шел со смеющимся, как я поняла, моим братом, а мать с такой любовью и нежностью смотрела на них, я отчетливо поняла, что уж пусть так. Уж пусть они… нет, Он. Пусть он, мой младший брат, живет не так, как я. Пусть хоть он живет счастливо. Пусть у него будет детство без десятихвостых, смертей и Смерти. Пусть лучше он живет, чем я… Только почему же на сердце так больно? Тихий шорох листвы заставил мать семейства в странном порыве посмотреть в угол противоположного дома, где тень была гуще всего. На мгновение, лишь на краткое мгновение ей показался так знакомый запах ее дочери. Показалось, что вот она, там стоит, на углу. Что сейчас, вот прям сейчас она выйдет на свет и подойдет к ним, повзрослевшая, но все еще остающаяся для них маленькой Мией. Улыбнется и скажет, что все прошло... Что она вернулась... Но на углу было пусто, лишь ветерок гонял мелкие упавшие зеленые листики. Не могло быть там Мии. Уже нет. * Jeremy Soule – Melody of Soul Сидя на скамейке, стоящей в парке, расположенном на скале, я смотрела на Коноху с высоты макушек «Великих Каге» и думала, а может, мечтала. Закат приятно освещал мир, даря ему неописуемое множество красок, а мне — возможность помечтать. Подумать. Ветерок к вечеру усилился, но, что странно, мне не было холодно. Лишь стайка мурашек ходуном ходила по коже от ног до шеи, оповещая меня дрожью. Волосы свободно развевались, то ложась на плечи, то перекручиваясь в неведомые формы на спине. Было приятно. Просто так посидеть и ничего не делать. Просто остановиться и смотреть. Рядом на скамейку кто-то тихо присел, и я ощутила тепло. В голове сразу же, первым делом, почему-то возник образ Итачи. Хотя это странно. Не ему разгуливать по Конохе, уж точно. Я прикрыла глаза, вдыхая и ощущая странно знакомый запах. Джу? Нет, от того хвоей несет. Приоткрыв глаза, я повернула голову и встретилась с темными, как безлунная ночь глазами. Саске. Не знаю, как мне следовало реагировать, что сказать. А может, возмутиться стоило? Но я просто вздохнула и отвернулась к закатному солнцу, что быстро скрывалось за кромкой леса, оставляя мир ночной тишине. Даже в деревне звуки как-то стали приглушаться. Со стороны Саске послышался хмык, и моих плеч коснулось что-то теплое. На проверку оказалась накидка. Прищурившись и опустив голову, я запахнулась в нее удобнее. — Не думал встретить тебя здесь, — произнес тихо он. Я скосила на него взгляд. Он смотрел вперед, на быстро исчезающую светлую полоску. Он не был напряжен, не был расстроен, нет… Он был уставшим. Он уставши смотрел на этот закат, и я подумала, впервые подумала о том, как ему все это осточертело. Как нам все это осточертело. Как мне ВСЕ это осточертело. — Я тоже, — ответила я на его, скорее, риторическое предложение, не требующее ни ответа, ни слова. Просто подтвердила то, что сама думала. Как же я сама не ожидала встретить себя тут. В Конохе. После всего, что было. — Странно все это, — произнес он, через несколько минут молчания. Солнце давно село, а светлая полоска сменилась на характерный темно-синий цвет. На небе зажглись первые и не последние звезды. — Что странно? — тихо спросила я, смотря вперед и ощущая его. Даже сквозь накидку я ощущала его тепло. — Странно, что ты не рассказала. Ничего не рассказываешь. Никому, — он скосил на меня взгляд, а я усмехнулась. Рассказать? Кому? Что рассказать? Свою историю? Поведать свои проблемы? Переложить этот пласт на чьи-то еще плечи? — Что рассказывать? — я попыталась хоть как-то оттянуть этот вопрос. Мои тараканы в голове пытались, честно, пытались найти другую тему для разговора. Перевести разговор на что-то другое. Да даже тупо спросить о том, кто он хотя бы. Я ведь «типа» не знаю его. Но… я понимала. Я поняла, что он знает. Что он понял. Так бы расслабленно он себя не вел с кем-то другим. Ни с кем. — Кто ты, Мия? — он повернул голову в мою сторону. Я также повернула голову в его сторону и то, что я увидела в его глазах… заставило меня болезненно зажмуриться. Там не было того вечного мальчишеского вызова. И даже не было немого вопроса, требующего ответа. Там была лишь усталость. Усталость человека, повидавшего и пережившего многое. А еще там была тоска. Тоска человека, который ничего не понимал. Или понимал слишком многое, но не желавший этого принимать. Я вздохнула, понимая, что сейчас, вот именно сейчас я хочу. Просто хочу ему рассказать все, что было. Все, что я пережила. Захотелось заплакать и прижаться к нему. Захотелось простого человеческого тепла. Понимания. Ребята, я же не железная. Боги, отпустите меня. — Я — это я, со всеми вытекающими отсюда подробностями. Мия Мицуи — житель этой деревни, неумеха, что разбомбила свою жизнь. Убийца без права на апелляцию. Бесполезный человек, не могущий разобраться в себе. Неудачница, проигравшая все, — я замолчала, впервые за многое время вникая в свои слова. Точнее, вкладывая истинный смысл в слова. Кто, кроме меня, мог еще похвастать такой автобиографией? — Нет, это и так понятно, - он отвернулся, смотря вперед. — Ты — грубая эгоистка, думающая только о себе и совсем не умеющая прятаться. Глупая самоуверенная дурочка, что рвется куда-то к звездам и обжигается о солнце. Ты — это ты. Ты права. Больше такой второй нет, — он усмехнулся, а мне захотелось его ударить. Как-то резко и больно ударить. — Сам хорош. Кретин-подросток с эгоистическим маниакальным поведением, субъективно смотрящий на мир и пользующийся предрасположенностью людей к себе. Ни на кого не смотрящий и делающий, что хочет. Ребенок, которому рано втолковали гордость и честь, не давая осмотреться вокруг. Добившийся всего и в одночасье все потерявший. Да, ты — это ты. А я — это всего лишь я. Ты прав. Он тяжело вздохнул, а я зажмурила глаза. — И зачем ты так? — тихо спросил он, а я замотала головой. — Сам дурак, — пробормотала я, опуская голову на руки. — Зачем ТЫ так? Мой голос доносился до него глухо из-за рук, но я знала, что он слышит... А также знала, чего он хочет. И знала, что он не отступится. Тупое учиховское терпение. Зачем он показал настоящего себя? Зачем? Это же не упростит, а усложнит мне задачу. Зачем он мне, именно мне это показывает. Ведь я же вижу. Я вижу его ауру даже сквозь закрытые глаза. Вижу. Он сейчас настоящий. Вот такой: тихий и спокойный, вот такой уставший от всего. Вот такой побитый. Вот такой… Он ничего больше не говорит. И я молчу. А говорить-то и нечего. Я лишь убираю руки от лица и смотрю прямо, упираясь подбородком в подставленные ладошки, и дышу. Спокойно и тихо. А вокруг нас гуляет ветер, играя в догонялки с листьями. Приглушенные голоса доносятся до нас снизу, оттуда, где кипит жизнь, а здесь… А здесь — тишина, редко прерываемая цикадами и шумом ветра. Тишина, что обволакивает и успокаивает нас, двух запутавшихся великовозрастных дитяти. — Я не хотела этого, всего этого, — тихо произношу я. Он кивает, дескать, тоже не хотел. И я понимаю, до меня вдруг резко доходит, почему он так открыт со мной. Он помнил мои слова. Я говорила ему, что не стоит судить людей. Что не стоит рваться к простому. Что стоит понять. Брат. Умирающий брат, рассказывающий всю правду своему маленькому отото. Пытающийся донести до отото все то, что он хотел. Открывающий ему глаза на мир старший брат. Все это слишком явственно предстало передо мной в HD качестве и в трехмерном режиме. То ли сила Джу начала во мне уживаться, то ли воображение предсказуемо правильно указало мне истинные причины такого состояния Саске, я не знаю. Не знала, что дало мне понять это. Саске больно и тяжело пережил утрату Итачи. Лже-Итачи. Клона Итачи. От осознания того, что его брат жив, что умер не он и Саске переживает не из-за чего, больно резануло меня. Опять лгу. Опять ложь. Вся моя дорога пропитана ложью. Я лгу и вру себе. Я запутываюсь в ней, как муха в паутине. И не могу выбраться. И, кажется, дерни за ниточку, хоть за какую-нибудь ниточку, лишь бы развязаться — не получится. Как-то неожиданно я стала противна сама себе. — Ты права была. Я не знал жизни. И не знаю, — тихо и как-то грустно произнес Саске, горько усмехаясь. — Думал, что получив силу, все секреты мира откроются в одночасье. Что я пойму, зачем все это, что со смертью брата во мне откроется понимание. А открылась зияющая пустота… — Саске, — тихо попыталась я прервать его. Не надо, Саске. Не говори мне. Не говори мне о себе. Прошу… не надо… я не хочу, чтобы ты зависел от меня. Не хочу, чтобы ты раскрыл мне себя. Не хочу быть зависимой. Прошу. — А самое страшное, — Саске продолжал, махнув рукой. Вокруг нас в одночасье что-то возникло. Барьер. — Самое страшное, что тогда, еще в детстве ты, ТЫ, а никто другой, была права. С самого начала ты указывала мне, намекала на то, чтобы я не спешил. Чтобы подождал, разобрался, — он поворачивается ко мне и теперь его глаза с пыткой смотрят на меня. Я невольно кусаю губы. — Откуда? Откуда в столь юном возрасте ты могла так говорить? Как ты, десятилетняя, могла понимать, что творится в душе учителей, что вдвое или втрое старше тебя? Откуда маленькая девочка, еще ничего не видавшая в этой жизни и живущая в счастливой семье могла так точно указать причины душевных мук? Кто ты, Мия Мицуи? Кто ты? Он замолчал, а я впервые невольно для себя отметила какой-то страх в его глазах. Отблеск того панического страха, когда человек встречается с чем-то, чего он не понимает. С тем, что он понять не в силах и никогда не поймет. Я знала. Открой я рот, то не смогу остановиться. Открой я рот и он станет моим компаньоном, станет соучастником. Но замолчи и уйди я, он навсегда закроется. Закроется и больше уже никогда ни перед кем не сможет быть настоящим. Быть таким. Беззащитным. Истину говорят, человек, скрывающийся под самой холодной и твердой маской, на самом деле другой. Нежный, беззащитный. Ранимый. Скажи мне об этом кто-нибудь раньше, я бы просто саркастически засмеялась. Рассмеялась бы и в задумчивости ушла, потому что не могла представить такого Саске. Обычного. Не гения клана, не гипер-мстителя с замашками триумфатора-тирана, а обычного. Обычного человека. Человека, которому тоже не чужды страх, отчаяние, неуверенность, радость, боль, печаль… Я понимала, что как бы я не отдаляла свой ответ, как бы не старалась просто встать, встать, черт возьми, и уйти, оставив его наедине с его чертовой накидкой, не могла. Просто не могла. Я уже все решила. Мы связаны. Косвенно или прямо, не знаю, но связаны. Вся моя жизнь крутилась около Учих. Тот же Итачи, тот же отец. Обучение, нукенинство — все. — Можно долго рассказывать, — я задумчиво посмотрела на звезды, уловив в его глазах блеск надежды. Надежды узнать правду, — можно начать с детства или попытаться объяснить тебе причины и следствия всего, но… думаю, начать с того, что я — джинчурики десятихвостого демона, — его неверящий взгляд развеселил меня. — Да-да, именно так, Саске. И именно поэтому я и ушла из деревни, именно поэтому скрывалась, имела дела с неприглядной компанией по имени Акатсуки, а точнее, с одним из ее представителей и всячески пыталась не попадаться на глаза благоверной страже порядка. Моя история не так интенсивна, как твоя, но тоже имеет свои минусы, да, Джу? — уловив парой минут ранее присутствие Джу, я повернулась назад. Саске также последовал за мной. В тени деревьев, в самой темной части парка за нами стояла фигура, светившаяся в темноте золотистыми зрачками с вертикальным разрезом. Его фигуры не было видно, но этого и не надо было, так как глаза уже вселяли ужас. Ужас и благоговение. Можно ли представить более бредовую команду, чем я собрала? И стоит ли на этом останавливаться? А... может, стоит повременить?