Доброе имя

Лондон всё ещё жил недавними убийствами, в Ист-Энде прославляли странного убийцу, решившего покуситься на жизнь благородных и благополучных господ. Об убийстве танцовщицы из «Красной крысы» знали многие, но связать смерть Люси Харрис с тем же преступником-героем догадались лишь немногие. По узкой улице, старательно обходя оконные пролёты домов, почти бежал молодой человек в добротной, но уже вытертой на локтях куртке и брюках, которые были ему велики по меньшей мере на размер. На глаза юноши то и дело сваливалась кепка. Спешил он, как это не странно для столь юного и субтильного существа, на работу, едва ли не обгоняя случайный экипаж, спешащий прочь из трущоб. Выстилающий улицы густой туман серо-желтоватого цвета от смога и пыли, мешал дышать, забиваясь в лёгкие. Запыхавшись, мальчишка остановился, схватившись за стену дома. Отдышавшись, он выпрямился, поправляя пальцем козырёк кепки, чтобы не падал на глаза, и степенно приблизился к следующему зданию. Торопливо взобравшись по крутой лестнице, ведущей на небольшую площадку, гордо именуемую хозяином террасой, а на деле больше смахивающей на куриный насест, юноша открыл дверь, втянув голову в плечи и стараясь передвигаться как можно тише. - Мэтью Маккуин, если бы ты учился в университете, в который якобы так стремишься, то непременно бы был уже отчислен за отвратительную дисциплину! – раздался громкий, густой как патока голос доктора Форда, судебного медика при Скотланд-Ярде. Подобный разговор повторялся из раза в раз в течении уже трёх лет, с тех пор как Мэтью поступил к нему на службу, с невеликой разницей в первой, приветственной фразе. Доктор Форд ворчал нечасто, скорее для порядка, нежели действительно сердясь. Мальчишка каждый раз пропускал слова наставника мимо ушей, хотя первые полгода пугался гнева – потерять такую прибыльную и, по сути, не пыльную работу, было бы величайшей глупостью. Зашуганный доходяжный мальчишка, за годы работы превратился в не менее худого, но куда более наглого парня, который, впрочем, не дурно справлялся со своими обязанностями. Работник, в общем и целом, доктору Форду нравился, свои обязанности юноша выполнял. Все несложные манипуляции с телами, такие как сбор отпечатков ладоней, следуя новомодному, но пока неизведанному в широких кругах увлечению дактилоскопией, подготавливал тела к погребению, а с недавних пор, ассистируя врачу, на нечастых выездах в госпиталь, легли именно на его по-детски худые плечи. - Ты вообще слушаешь? – устало спросил доктор Форд, заметив мечтательную туманность в глазах шотландца. Мальчишка тут же встрепенулся и торопливо закивал. Врач тяжело вздохнул и потёр переносицу. – Мод просила оставить тебе ужин, её, видите ли, нервирует твой больной вид. - Я ел сегодня, – ожидаемо постарался возмутиться Мэтью, у которого помимо шотландского говора имелась ещё и хвалённая национальная гордость, которая не позволяла ему просить помощи. - И что же, позволь спросить? – добродушно поинтересовался доктор Форд, со смесью сочувствия и восторга глядя на помощника, который на фоне упитанного мужчины смотрелся не просто стройнным, а едва ли не дистрофичным, такой эффект усиливала и рубашка, которая была ему значительно велика. - Говяжьи почки с горохом, – врать с честными глазами юношу научила уличная жизнь, потому что за искренность подавили больше. Доктор Форд только неодобрительно покачал головой, но спорить не стал, зная, что пирог будет съеден на радость жене. Ночи весной длинные, а мальчишка слишком часто бегает голодным, чтобы пренебрегать таким щедрым подарком. Двадцать шиллингов, которые судебный медик платил своему молодому ассистенту, хватало на оплату довольно приличного чердака, его отопления и необходимой литературы, которую, время от времени, покупал с рук и на полулегальных, а, порой, и вовсе противозаконных развалах, на продукты у Маккуин оставалось совсем немного сбережений, а потому мальчишка не брезговал иногда и приворовывать «по мелочи», удирая ничуть не хуже обычных обитателей Ист-Энда. По предположениям доктора Форда, мистеру Маккуину было не больше восемнадцати лет, хотя сам мальчишка продолжал утверждать, что ему двадцать, при том, что, похоже, даже не начал бриться. Более того, само телосложение молодого человека указывало на юность. Попробуйте у двадцатилетнего жителя Ист-Энда отыскать такие худые запястья и здоровый, пусть и бледноватый цвет лица, если он едва ли не бродяжничал большую часть своей недолгой жизни. - У тебя сегодня забот не много, – улыбнулся доктор Форд, поправляя шарф на толстой короткой шее, с прищуром глядя на работника, – думаю, тебе уже известно о кончине доктора Генри Джекилла? - Конечно, известно! Весь город только и говорит, что адвокат застрелил его на свадьбе! – охотно кивнул Мэтью, глаза которого разгорались неподдельным интересом. Юноша стянул с головы кепку и непослушные пряди упали на лицо, вынуждая неловко отбросить их назад. Понизив голос до доверительного шёпота мальчишка покрутил пальцем у виска. – Более того говорят, что доктор Джекилл был того… - Как ты можешь доверять подобным слухам, Мэтью! – всплеснул руками мужчина, однако, признавая, что его ассистент умело собирал все имеющиеся в городе слухи, а потому был, как никогда, ценен при работе с полицией. – Доктор был болен, и, кажется, действительно немного помутился рассудком в последнее время, однако, но это не даёт тебе ни малейшего права говорить так об одном из великих врачей и исследователей Англии. Именно его тело я поручаю тебе подготовить для похорон. Гробовщик ушёл незадолго до твоего прихода, все необходимые замеры проведены. Вскрывать тело нам запретили, согласно последнему завещанию покойного, что весьма прискорбно. Взглянуть бы на его мозг, если он и правда страдал тем, о чём болтают на улицах – должны остаться изменения…Должен тебя огорчить – мне придётся уехать из Лондона на три дня, а потому на твои плечи ляжет забота об обеспечении доступа всем скорбящим к телу. - Опять слушать эти вопли, – скривился Маккуин, ничуть не заботясь о соблюдении правил приличья. Юноша терпеть не мог похороны, все эти плакальщицы, траурные церемонии и толпы скорбящих родственников и друзей наводили на юношу невыносимую тоску. - Имей уважение, Мэтью, – недовольно бросил доктор Форд, которого, по правде сказать, тоже порядком утомляли все эти атрибуты смерти. – Я договорился с полицией все криминальные случаи будут держать на льду в подвале до моего возвращения, а потому, закончив с похоронами, можешь закрыть здесь всё и отдыхать. Вид у тебя нездоровый. Доктор Форд попрощавшись, покинул рабочее место и поспешил домой, уже завтра он будет на порядочном расстоянии от Лондона, чтобы вспоминать о бесславной кончине доктора Джекилла, мужчину ждало куда более весёлое событие, у него родился племянник, и мальчика требовалось крестить как можно скорее. Миссис Форд и так ворчала на мужа за то, что он медлил с отъездом, занимаясь своими «кровавыми делами». Мэтью быстро разделся, повесив куртку на крюк в прихожей и запер дверь на ключ, который носил на шее. Молодому человеку прекрасно было известно, что живые обитатели ночного Лондона куда страшнее, чем даже самый опасный убийца, лежащий в этом доме на секционном столе. Оказавшись перед зеркалом, юноша понуро осмотрел свою физиономию, отмечая, что ночные бдения и частые вечера в оборудованном под морг подвале не придавали ему живости. Стянув волосы в на удивление аккуратный хвост, Мэтью направился вниз, покойника предстояло обмыть, причесать, при наличии соответствующих распоряжений, постричь, обескровить и обложить льдом, чтобы не испортился до похорон. Насвистывая бодрый мотивчик, услышанный в пабе с сомнительной репутацией, полноправный хозяин «Царства Мёртвых», как окрестила место работы супруга миссис Форд, спустился по лестнице вниз, не забыв включить газовые светильники и захватить хвалённую работодателем выпечку. Мясные пироги особенно удавались кухаркам наставника. Стоило молодому ассистенту оказаться в секционном зале, как он забыл про еду, оставив её на письменном столе, даже не притронувшись к угощению. Всем вниманием юноши завладело единственное тело, оставленное доктором Фордом на попечение ученика. Мэтью пружинисто подошёл к секционному столу, осматривая труп с любопытством исследователя. Покойный наверняка был красив при жизни, потому как даже столь трагическая гибель не испортила его лица, чьи правильные черты, по мнению Мэтью, требовалось запечатлеть на многих полотнах, в замен существующих и куда менее привлекательных лиц военачальников и античных героев. Длинные волосы мужчины были спутаны и тускло блестели в свете газовых ламп. Доктор Джекилл был в том же костюме, что и на так и не состоявшейся свадьбе, белоснежная сорочка пропиталась кровью на груди, куда пришёлся выстрел. Маккуин торопливо вытер руки об штаны и поспешил подготовить секционный набор. То, что ему запретили вскрывать труп, совершенно не означало, что мальчишка не удовлетворит своё любопытство, не взглянув на причину смерти знаменитого доктора. В клеёнчатом фартуке и нарукавниках Мэтью должно быть производил весьма пугающее впечатление, учитывая фанатичный блеск в глазах. Раздеть покойного оказалось задачей хоть и выполнимой, но довольно сложной для субтильного подростка, который лишь спустя час освободил тело от одежды, дольше всего провозившись с сорочкой и жилетом, из-за обилия пуговиц. Обнажённое тело бывшего коллеги доктора Форда, вопреки ожиданиям Маккуина не выглядело ни смешным, ни нелепым, как это часто случалось с другими покойниками, которых юноше доводилось вскрывать. Обычно, стоило их раздеть, как все солидные и не очень жертвы убийств и несчастных случаев лишались мрачной привлекательности, которую воспевали поэты и драматурги, становясь обычными, ничем не примечательными людьми. Должно быть, доктор Генри Джекилл на момент свей кончины был ещё довольно молод, потому как Мэтью по собственному опыту знал, что с возрастом человеческое тело изрядно сдаёт и будто бы обвисает во всевозможных, даже совершенно неожиданных местах. Кожа сереет, приобретая землистый и заветренный, как у несвежей рыбы, вид. У женщин отвисала грудь, при том, чем больше та была в молодости, тем ниже спадала в старости, у мужчин отрастал живот, который так же спешил подчиниться всеобщей гравитации. Глаза покойных сморщивались, превращаясь мерзкое подобие изюма, стоит мёртвому телу полежать немного, а то и вовсе гниют. Кровь застывает в жилах и камерах сердца, подобно овсяной каше, оставленной на подоконнике в жаркий день – сию неаппетитную картину Мэтью наблюдал почти ежедневно, при вскрытии очередной жертвы «бесчеловечного преступления», о котором можно было прочитать в газете. Мэтью, следуя указанному доктором Фордом порядку, прислонил к груди покойного стетоскоп, выслушивая в грудной клетке мёртвую тишину, удостоверился в отсутствии сухожильных рефлексов и проявляющихся трупных пятнах, образовывающихся от стёкшей вниз крови. Убедившись, что голубые глаза покойного не реагируют на свет, мальчишка занялся пулей. Свинец плотно засел в тканях и поддаваться не спешил, даже с учётом того, что пулевые щипцы скрылись в ране едва ли не полностью. Извлечённая пуля, покрытая разводами подсыхающей крови была лишь немного деформирована и, по мнению Маккуина годилась для сравнения с теми, что принадлежали предположительному орудию убийства. Оставив пулю до приезда доктора Форда в заготовленном специально для подобных случаев металлическом футляре. Стремясь побыстрее закончить порученную ему работу, молодой человек, подобрал с пола шланг и поплёлся открывать воду. Уже поворачивая вентиль, Мэтью будто бы услышал тихий вздох, но обернувшись и не обнаружив ничего, кроме безжизненного тела, юноша успокоился. Вода, полившаяся из шланга, была ледяной и отнюдь не прозрачной. Ржавчина и песок стекали с видимой неохотой, когда её напор и чистота перестали являться красящим веществом, мальчишка, старательно обходя натёкшие лужи, направился к секционному, столу, чтобы щедро окатить тело, смывая кровь и последние следы жизни. Изменения в покойнике Маккуин заметил не сразу, за что и поплатился, когда мертвец внезапно сел на секционном столе, рывком вырвав из ослабевших рук юноши шланг и отбросив его куда-то вбок. Мэтью по-девчачьи высоко закричал и попятился назад, оскальзываясь на мокром полу. Круглыми от ужаса глазами, он рассматривал мужчину, в чертах которого не было, кажется, ничего общего с правильностью лица доктора Джекилла. Зелёные по кошачьи раскосые глаза, казалось, светились в темноте, отражая душевное безумие. Тёмные мокрые пряди прилипли к голове, падая на лицо и плечи. Тело тоже претерпело изменения, даже сидя было заметно, что бывший мертвец вырос на целую голову и значительно сбавил в мышцах. - Живой! – хрипло прокатал бывший покойник, скалясь безумно и весело. Мэтью схватил со стола с инструментами первое, что подвернулось под руку – большой ампутационный нож и крепко сжал его во вдруг ставшей влажной ладони. Впервые он столкнулся с тем, чтобы покойник с установленными признаками окончательной смерти, очнулся. - Это отравление спорыньёй, – прошептал Мэтью побледневшими губами. Перед перепуганным мальчишкой на секционном столе сидел никто иной, как Эдвард Хайд, убийца пяти членов совета попечителей, чьё имя прославляют на весь Ист-Энд. – Чёрный хлеб был поражён её спорами, вот и галлюцинирую. - Что ты там бормочешь, малыш? – из порозовевших губ Хайда показался почти неестественно яркий лепесток языка. Мужчина легко, без признака малейшего стеснения от собственной наготы, спустился со стола и пружинисто, по хищному приблизился к замершему в оцепенении Маккуину. Мальчишка тяжело сглотнул, оказавшись как раз на уровне груди убийцы, чтобы разглядеть как из раны сочится густая яркая кровь. - Отдай игрушку – порежешься, – хохотнул мистер Хайд, без труда отбирая нож у мальчишки.