Север помнит

— Призрак! Ко мне Призрак!       Джон шагал по зимнему лесу, проваливаясь по колено в тяжёлый, плотный снег. С трудом вытаскивая ногу из сугроба, он в очередной раз звал своего лютоволка, оглядываясь по сторонам. Порой ему казалось, что призрачный серебристый силуэт только что скрылся сугробом, и Джон поворачивался туда, щурил до слёз глаза, силясь хоть что-то разглядеть, но слышал лишь мягкие шаги, ударами сердца пронзающими это белое безмолвие. — Что я ещё могу сделать? — Он должен выжить, Мейстер Пицелль. Любыми средствами.       Человеческий голос был чужд суровой зиме. Джон схватился за обледенелый ствол большого дерева и тотчас же почувствовал на себе взгляд. Не человека. Зверя. Выдохнув облачком теплого пара, он улыбнулся и развернулся, чтобы увидеть Призрака. — Противоестественное совокупление часто приводит к подобному исходу. Было время, когда… — Вы свободны, Мейстер Пицелль.       Улыбка быстро спала, и Джон отшатнулся назад, стукнувшись спиной в ствол. Перед ним стоял пепельный лев, утопая громадными лапами в снегу. Немигающий взгляд прозрачных зелёных глаз напротив парализовал, Джон забыл, когда в последний раз так боялся кого-то. Хотелось превратиться в дерево, в снег, да хоть в безоблачное небо над головой, лишь бы этот жуткий зверь потерял к нему интерес и исчез. Сноу закрыл глаза и быстро глубоко задышал, будто ему снился кошмар, а потом, когда он вновь открыл их — лев уходил прочь от него, оставляя чёрные следы пепла на снегу. — Лорд Бейлиш, будьте добры пригласить сюда своего человека. Мне кажется у него больше познаний в подобном недуге.       Джон где стоял, там и осел. На голову упали льдинки с кусочками сорванной коры. Мягкий снег согревал, тело охватила тёплая нега, захотелось спать, и он не стал противиться. Что-то мокрое и холодное коснулось щеки. Про себя Джон улыбнулся. Вот это точно был Призрак. Большая голова с утробным ворчаньем улеглась на колени, и Джон погладил волка между ушей, погружаясь в тёмный и спокойный сон… — У него нет большого пальца на правой руке, — фыркнул лорд Торне и, отвернувшись, сплюнул на грязные камни пола городской тюрьмы. Уже неделю он приходил сюда каждое утро и до обеда разглядывал всё то, что могла предоставить в Дозор щедрость короля. Убийцы, насильники, воры, должники всех мастей, возрастов и телесной сохранности. Важно было не пропустить заразно больных и особо калеченных. Каждый из принятых рекрутов по крайней мере должен уметь держать лопату. Желательно ровно и правой рукой. Идеально — если молча. — Он отгрыз его позавчера, — пожал плечами тюремщик и хлопнул себя по руке, с щелчком давя ногтём тифозную вшу. — И что, ты его пришил обратно? Тюремщик молчал, продолжая размазывать по волосатой руке остатки вши и крови. Торне перевёл глаза на молодого мужчину угловатой наружности и с нахальной улыбкой, за которой проглядывались осколки жёлтых зубов. — Когда наши узнали, что прибыл вербовщик на Стену, то стали себя калечить. Знать, работёнка у вас та ещё, гы! — Заглохни. Аллисер поднялся со стула и, шагнув к заключённому, одним движением схватил его за мошонку, сжав с такой силой, что мужчина разом побагровел, выпучил глаза и закричал протяжным диким воплем. — Это надо было отгрызать! Это! А не палец! На Стене служат лишь те, у кого есть яйца! Торне отпустил страдальца на пол, стянул перчатку и поставил галочку под грамотой. — Принят. Отбивать замёрзшее дерьмо в отхожем месте. Следующий! И так до обеда. После сир Аллисер направлялся в гостиницу, проживание в которой также любезно предоставил Его Величество, пока он, заместитель Лорда-командующего Ночного Дозора, не наберёт достаточно рекрутов и не отправится на Стену. Желательно, навсегда. Но вот только Торне прибыл в Королевскую гавань, сопровождая брата Дозора, и дал обещание старому Мормонту, что вернётся с ним же. Он тоскливо посмотрел на Красный замок, неприступные стены которого в лучах послеполуденного солнца казались, скорее, оранжевыми. — Как ссаный волос, — подумалось ему вслух. Он толкнул плечом обитую стальными полосками дверь трактира и оказался в полуподвальном, темном помещении, где сейчас царило мельтешение прислуги и женщин, убирающих зал после ночных посетителей. Забрав со стойки ключ и остывший обед, сир Торне поднялся на второй этаж в свою комнату. Он не случайно выбрал эту гостиницу, построенную на возвышении, почти на окраине гавани и угловую комнату, единственное окно которой выходило аккуратно на Башню десницы, где по вечерам зажигался свет. О, Аллисер ненавидел этот свет, будто он стал его личным врагом и квинтэссенцией всех его беспокойств. До этого он считал, что мало ненавидел только лорда Сноу. Впрочем, этого смазливого выблядка он ненавидел чистым, как утренняя роса на Стене, чувством, в то время, как свет из окна десницы ненавидел за одно его существование. Ровно до полуночи. Потом свет медленно гас, или переходил глубже в замок, скорее всего, в личные покои десницы, где исчезал совершенно. Сир Торне делал то, что у него отлично получалось вот уже почти пятнадцать лет: нёс свой дозор. По окончании первой недели этот график не изменился. Тайвин был крайне педантичен в распределении нагрузки, а так как десницу он не назначил, то всеми королевскими делами, по старой привычке, занимался лично сам. Так было лучше для королевства. Конец недели ознаменовался также изменением графика. Свет свечей зажегся как обычно, чуть раньше полного сумрака над королевской гаванью. Тусклый свет пары свечей; он был явно не предназначен для целого вечера коротания времени над бумагами и приказами. Неторопливые метания теней меж окон вскоре прекратились и, качнувшись, блёклый свет свечей так и остался освещать покинутую комнату. Тайвин Ланнистер оставил башню десницы в неурочное для себя время. Аллисер высунул голову из окна и сверился о положении времени с лунной тенью от боковой стены на тротуаре. Усевшись поудобнее, он дотянулся до куска холодной буженины и, запивая мясо кислым, разбавленным в пять раз, вином, остался ожидать окончания визита Его Милости в опочивальню к своему… Торне поперхнулся и, кашляя, отставил кувшин на подоконник. Не лучшее время думать о супружеском долге брата Ночного дозора перед королём Вестероса. В голову лезли неприличные, но яркие образы, от которых мрачное, тёмное чувство накатывало по телу вверх, накрывая сознание давно забытым ощущением. Он залпом вылил себе в глотку остатки вина, проглотил кусок мяса и закрыл глаза, расслабившись и почти засыпая. Поток громких мыслей прервал тонкий писк возле самого носа. Сведя зрачки к переносице, Торне посмотрел на комара так, что тот ретировался в окно, искать более привычную, южную жертву. Свет в окне башни десницы вновь заколебался. Качнулись тени. Луна скрылась под плотным туманом, всё чаще по ночам, поднимающимся с остывающих вод гавани. Аллисер вынул из кармана кусок прозрачной слюды и, повертев ею над подоконником, поймал тусклый пучок лунного света, направленный на воткнутый гвоздь. Прошло около двух часов. Выждав, когда свет погаснет в глубине башни десницы, он накинул на плечи плащ дозора, пристегнул меч с кинжалом и, тихо спустившись, вышел во влажную прохладу ночи. Слева метнулась юркая тень. Торне почесал щетину на подбородке, громко рыгнул и, неспешно покачиваясь, пошёл вдоль улочки, заглядывая в приветливые окна других таверн, пока не зашёл в одну из них, где предался мрачному разгулу в одну персону в одном из тёмных углов… Джон проснулся от назойливого света, скользнувшего по глазам. Молчаливая служанка, приставленная к нему ещё на прошлой неделе, когда он не мог даже пошевелиться без простреливающей боли между ног, также бесцеремонно будила его рано утром, раздвигая плотные шторы. — Как тебя зовут? — Джон приподнялся на локтях, разглядывая худощавую спину служанки, которая принялась убирать со стола, нахально кидая себе в рот остатки от вчерашнего ужина. Ужина с королём Тайвином. Джон поморщился. Потом старый лев оттаскал его по всей кровати, мотивируя это тем, что все должны слышать об исполнении супружеского долга и мужской силе Его Величества. Слышали все, да. — Милорду нужно вымыться, — подошедшая к кровати служанка, совсем девчонка со светлыми глазами и пшеничными волосами, взялась за край одеяла и сдёрнула его одним махом. Джон вскочил в мгновение ока, прикрывая пах руками. — На юге вот так принято? — его ещё никто вот так не смущал с утра пораньше, ещё и девушка. — На юге принято мыться после ночных утех, — буркнула служанка и принялась стягивать бельё. Он не нашёл что ответить насчёт чьих-то утех, и боком, стараясь схорониться от её косых взглядов на его задницу, прошёл в комнату для умывания. Но и там он не смог долго находиться в уединении. Как только он наспех помылся и еле успел накинуть на бёдра полотенце, ворвалась всё та же девица, забрала ночной горшок и ретировалась, ворча, что вернётся с завтраком. После такого завтракать особо и не хотелось. Джон оделся, побродил по комнате, принципиально игнорируя смотреть на вновь заправленную кровать, бесцельно полистал книгу «Вольный город Браавос» принесённую как-то днём королём, закрыл её и ушёл к окну. Опёршись ладонями о подоконник, он выглянул наружу. Под замком шевелилась жизнь. Люди с высоты выглядевшие словно пчелы, мельтешили вдоль улочек, домов и торговых лавок. Чёрный люд смешивался с пёстрой аристократией в одном общем движении городского кровотока жизни. И вдруг, — нет, он не ошибся! — массивная фигура в чёрном, светлая голова, чуть прихрамывающая походка. Сир Аллисер Торне! Джон аж затаил дыхание. Он всё ещё здесь, хотя давно уже должен набрать рекрутов и уехать на Стену. Мужчина остановился возле ворот Красного замка и о чем-то переговорил со стражей, жестикулируя руками и размахивая перед их лицами свитком. Ругается, как всегда. Потом развернулся и пошёл прочь, грубо распихивая плечами попавшихся на пути прохожих. Джон жадно провожал фигуру Торне, пока тот не скрылся среди мелких улочек. Парень отшатнулся от окна и прикрыл глаза. Он не один, нет. Аллисер всё ещё бродит по королевской гавани, значит — не сдался, значит — есть ещё надежда и путь спасения. Нужно ещё и самому предпринять меры. Джон задумался; знает ли Торне, где его держат? Последний раз то была комната для заключённых аристократов, сейчас — комната, где прежде жила королева. Серсея Ланнистер оставила довольно много напоминаний о своём пребывании, начиная с игл в перине и заканчивая довольно откровенными пожеланиями на стенах комнаты для умываний. Даже вновь закрашенные, эти надписи, выцарапанные на штукатурке достаточно легко читались. Серсея не имела дурной привычки скрывать свою ненависть к кому-либо. Всё осложнялось тем, что Джона никуда не отпускали из покоев. Даже в сопровождении десятка белых плащей. Тайвин не зря остерегался стремительности и боевых навыков мальчишки, пусть за прошедшие десять дней Джон даже не пытался устраивать драк или попыток к бегству. Это было невозможно. Едва он попытался принять боевую стойку с бутафорским мечом в руках, как спину от копчика прострелило так, что Джон, ахнув, схватился за поясницу. — Чтоб у тебя член отсох, — прошипел он, добавив ещё пару грязных ругательств в адрес короля. — Ваш завтрак, милорд, — протараторила служанка, звякнув посудой на стол. Когда успела войти? — И всё-таки я должен знать твоё имя, если мне что-то понадобится. — Милорд может сказать мне, что ему понадобится, когда я прихожу приносить завтрак, обед и ужин милорду. Ещё когда я убираю их постель. Милорд может говорить мне всё. Она сделала довольно кривой книксен и быстро удалилась, заперев дверь на ключ. Джона осенило! Хрупкая девчонка владеет ключом от его свободы! Какая нелепость. Он подошёл к столу и осмотрел завтрак: кувшин с соком, финики, кусок бурого хлеба, пара яиц и холодная рыба в нарезке. Ну, что ж кормили его хорошо, но вот ключ… Джон быстро расправился с завтраком, припрятав финики и хлеб под нишу тяжелого сундука. Он надеялся, что до его заначки для побега раньше не доберутся мыши. Не успел он распрямиться, как замок в двери щёлкнул и снова вошла служанка, неся поднос с завтраком. Она несколько опешила, глядя на пустые тарелки и крошки на столе, посмотрела на Джона с чистым изумлением голубых глаз. — Вам уже принесли завтрак, милорд? — она переминалась с ноги на ногу. Джон заморгал, не совсем понимая смысл сказанного. Он представил, как тогда вошла служанка с завтраком… Она ни разу не повернулась к нему лицом! А, вдруг, еда была отравлена. Джон проверил свои ощущения. Нигде не жгло, не мутило. — Наверное, попросили другую служанку принести мне завтрак. Но, ты можешь оставить этот. Я голоден, как волк. — Хорошо, милорд. — Как тебя зовут. Я должен знать, если мне понадобится… — Мэл. Меня зовут, Мэл, милорд. Я ваша служанка и обращайтесь только ко мне. Всего доброго, милорд. И она скрылась за дверью, заперев её на ключ. Джон лишь успел разглядеть силуэты охранников, денно и нощно охраняющие его покои от его же побега. Быстрые шаги, переходящие на бег утихли где-то вдали глухих переходов коридора. Он отошёл от сундука и посмотрел на поднос на столе. Стакан молока, порезанный кусок жареной оленины, сыр на куске хлеба. Всё. Его обычный завтрак. Если его не собирались травить, значит, тот поднос предназначался кому-то другому, или их встреча не случайна? Джон запустил пальцы в волосы и сжал их, массируя кожу. Так же делал Тайвин, когда кончив, отстранялся от измученного тела парня и просто лежал рядом, сравнивая сбитое дыхание. Он вырвал пальцы из прядей, выдернув несколько волос. Щипающая боль отогнала видения прошлой ночи и разум прояснился. Джон посмотрел под сундук, где блестели маслянистые бока фиников. Если бы он хотел что-то сказать узнику, куда бы он спрятал записку? Сжав зубами до боли костяшки кулака, парень еле сдержал смех. Только страх разоблачения заставил его вести себя тихо и хладнокровно, даже апатично. Он сидел в кресле и листал книгу, когда пришедшая в обед служанка деловито убрала со стола и передала приказ короля, явиться к нему в восемь в башню десницы. Сердце Джона подскочило в груди, он часто заморгал и выдавил из себя, как можно более спокойно. — Хорошо. Но голос дрогнул. Она подняла на него внимательные глаза. Он отвернулся и скрестил руки на груди, криво улыбнувшись уголком рта, всем видом показывая свою неприязнь и страх к королю. Служанка ушла, вновь щёлкнул замок и стихли неторопливые шаги. Джон разжал кулак. На ладони лежал кусок пергаментного листа, измазанный в сладком финике. «Зима близко»