Стажёр

— Спит. — Точно, дрыхнет. — Странно, я в его ситуации сначала пошел на разведку. — Ну и что? — Ничего, возможно, это из-за того, что мне не пришлось идти так издалека. Но, надо сказать, он по-своему прав. Здесь всё равно нет ничего интересного. — Это уж точно… — Помолчите оба. — А тебе-то что? Лежит себе и лежит. — Смотрю. — Ну-ну… Смотреть, в общем-то, действительно было не на что. Худой изможденный человек, на вид лет тридцати, а может, и меньше, одетый в какое-то бежевое дрантьё, тихо спал в ложбинке между камнями. А может, и не спал. Лежал, в общем. — Интересно, почему у него нет нормальной обуви — притом, что одежда рваная и… — Ша, мелочь, лишнего не говори! — Вообще-то я слежу за своими словами. А вот такие эмоциональные выкрики действительно… — Ну я же вам говорю, заткнитесь оба! — Тоже мне, начальник выискался… После этой произнесенной вполголоса фразы наступило молчание, но оно длилось недолго. Тот, кто до этого требовал заткнуться, теперь заговорил первым: — Отвратительное зрелище, честно говоря. — Да ты что! — Когтистая лапа, протянувшаяся к лицу спящего, осторожно, почти ласково отвела в сторону упавшую на глаза рыжую прядь. — Смотри, какой кавайка. — Фу… Понахватался ты от людей всякой дряни. — Да уж, нахвататься мне было от кого… — И привык к ним настолько, что эта получеловеческая падаль кажется тебе симпатичной? — Не нравится — не смотри. — Хочу смотреть и смотрю, ты мне не указ. Пока они препирались, «кавайка» поморщился, глубоко вздохнул и открыл глаза. Трое сидевших перед ним существ как по команде замолчали и уставились на него. Один — тот же, что призывал полюбоваться, — не очень уверенно поднял руку, намереваясь, видимо, изобразить какой-то знак приветствия, но передумал. Он сам тоже, приподнявшись на руках, смотрел на них и молчал, только переводил глаза с одного на другого. Скелет-индеец, готичный клоун, гибрид ящерицы со шваброй… Странным их вид не казался, как и то, что каждый из них был выше него самого в полтора, а то и два раза, — скорее было странно, что он не сомневается в их обычности и при этом сравнивает их с чем-то совершенно посторонним. Ладно, черт с ними, с противоречиями в его картине мира — надо было, в конце концов, начинать разговор. — Наверное, от меня ожидаются какие-то слова приветствия, — сказал он. Голос оказался тихим и хриплым — чёрт, надо было это предусмотреть и потренироваться заранее. Откашлявшись, больше для проформы, чем для реального эффекта, он продолжил: — Проблема в том, что я не знаю, что это должны быть за слова. Я не могу вам представиться: я не знаю, как меня зовут и кто я… — Тоже мне, загадка, — хохотнул гот. — Как тебя зовут, мы знаем, и кто ты — тоже знаем. — Тогда, может быть… может быть, я должен узнать это от вас? — Вот завернул! — восхищенно сказал гот, но больше, к сожалению, не произнес ничего. Индеец ехидно молчал. Что-то более-менее относящееся к теме сказал только шваброящер: — У тебя ужасное имя. Псевдокрасивое, пафосное и отягощенное ненужными смыслами. — Не слушай его, это он от зависти, — сказал гот и снова заржал. — Может, оно и ужасно, — оборванцу пока еще удавалось сохранять голос спокойным и вежливым, а взгляд — дружелюбным, — но я вряд ли могу быть за это в ответе, потому что я не помню, чтобы я его придумывал. Возможно, если я его как-нибудь узнаю, это позволит как-то исправить ситуацию? — Тебя зовут Кираэль, — смилостивился шваброид. — Но ты никак не сможешь исправить ситуацию. — Быть тебе Кираэлем до скончания века, — добавил гот. — А вообще тебе никто не мешает умереть быстро, — внес свою долю позитива индеец. — Кираэль… — задумчиво повторил кавайка. Вроде бы какие-то смутные ассоциации это слово вызывало, но это были нити, ведущие в пустоту. — А откуда вы знаете, как меня зовут? — Рюук, объяснишь молодому, откуда мы знаем, как его зовут? — насмешливо сказал индеец, повернувшись к готу. — Да объясню, объясню… Вставай, пошли. Мне тебе столько рассказать надо… Что я даже не знаю, буду ли я тебе всё это рассказывать или сам поймешь.