Стажёр

Был уже следующий день, когда Кираэль снова вышел из спальни, куда он перекочевал вместе со всем своим чтивом еще вечером. Спать он, впрочем, не собирался — во-первых, самочувствие к этому не очень располагало, а во-вторых, у него было другое занятие, в котором ему пока что не хотелось делать перерывы. Но к утру прочитанная информация перестала укладываться у него в голове, сосредоточиться на чтении становилось всё труднее, а еще набралось достаточное количество вопросов, ответы на которые проще было попытаться узнать у Рюука, чем играть в угадайку. Поэтому он отложил записки неизвестного в сторону, прихватив с собой только пару тетрадок, и побрел в комнату-с-окном. Рюук торопливо убрал подальше изображение Мисы, скорбно идущей вдоль по улице в сопровождении крайне смущенного Моги, и выжидательно уставился на Кираэля. — Что ты всё время пытаешься от меня спрятать? — раздраженно спросил тот. — Мне же всё равно ничего не видно. — Мало ли, может, нравственность твою блюду, — очень, по его мнению, находчиво ответил Рюук. Кираэль терпеливо ждал, пока он отсмеется собственной шутке, потирая ноющую руку — не запястье и не плечо, а почему-то локоть… Увидев это, Рюук заткнулся — не от переизбытка гуманности и сострадания, разумеется. Просто этот жест снова был ужасно знакомым, он был откуда-то из времен задолго до финальных постреляшек. Хотя это, конечно, было уже после Эля, в бытность личным шинигами Мисы. Иногда Лайт становился мрачным и каким-то сонным, слонялся по квартире, вот так же бездумно гладя правую руку чуть выше локтя, на тревожные вопросы любящей Мисы огрызался: «Ну погода меняется, чего ты хочешь», но в конце концов почти всегда выдавал что-нибудь такое: «Этот просахаренный придурок, из-за которого мне пришлось месяц проваляться на полу этой вонючей камеры, мне чуть здоровье не угробил», а завершалось это тем, что он вспоминал, чем дело кончилось, с безумным блеском в глазах восклицал: «Зато теперь он лежит в могиле, а я живой, я победил, Эль, слышишь, тебе пришлось сыграть по моим правилам и проиграть, сдох ты, Эль!» — или что-то в этом роде — и злобно ржал. В общем, не худшие воспоминания, но Рюук предпочел бы, чтобы они оставались только воспоминаниями. — Ладно, как ты там? — спросил Рюук. — Нашел что прикольное? — Кое-что нашел. Еще раз огромное тебе спасибо. Только я вчера забыл спросить… Чье это? Это осталось от твоего… э-э… учителя? Или от прежних владельцев этого дома? — Ни то ни другое, — помотал головой Рюук. — Всё мимо. Хотя все-таки ближе к первому, чем ко второму. — Понятно… Просто этот бог смерти, который всё это писал… Его ведь сейчас уже нет, так? Так вот, он показался мне каким-то… странным. Вот и стало интересно — в те времена все такие были или он и тогда выделялся? — А ты уверен, что это было так уж давно? — Думаю, да. Язык очень архаичный. Причем одни и те же конструкции употребляются в стихах и в бытовых записках, так что это не просто возвышенный стиль, это явное свидетельство эволюции. — Что? — простонал Рюук. — Ладно, ладно, понял. Да всё тут перемешалось, и стиль и… эволюция. Он и вправду был чокнутым, и это было и вправду давно. — Ну ладно… — Кираэль огляделся по сторонам. — Слушай, это мне кажется, что тут появился какой-то жуткий сквозняк? И здесь, и в комнате… Вчера я таким чувствительным не был. — Кажется? — Рюук снова не сдержал смеха. Кираэль устало прикрыл глаза, отчаявшись дождаться от него нормального ответа. — Кроме сквозняка и эволюции, ничего нового? — Нового много чего. Вообще как ты смотришь на то, чтобы нам вдвоем смотаться к развалинам и кое-что там проверить? Не в город, конечно, к ближайшим. Я сегодня более-менее в форме, хотелось бы прояснить пару моментов до того, как я стану совсем… недееспособным. Ну что ты опять смеешься? — Ну а что же мне, плакать, что ли, оттого, что никуда ты не смотаешься? — Почему? — Кира, ты там со своими изысканиями соображалку не теряй, а? Здесь сквозняк, там тебе делать нечего, и что, по-твоему, это может значить? — Холодный сезон? — растерянно сказал Кираэль. — Я думал, до него еще пара дней есть. — Просчитался, значит… — А что если… Рюук, я, конечно, понимаю, что это невежливо, но… — на изможденном личике Киры появилось самое милое выражение, которое только можно было соорудить имеющимися средствами. — Может, ты один туда слетаешь? — Ну уж нет, — решительно ответил Рюук. — Тебе надо, ты туда и иди, если хочешь… и если сможешь. — Почему? — Потому что у тебя глаза меньше, — буркнул шинигами и отвернулся к окну. — Не знал, что ты расист, — усмехнулся Кираэль, подошел ближе и сел рядом. — Знаешь, Кира… Выйдешь на улицу — поймешь, что я имею в виду. — Да всё я понял. И не горю желанием выходить на улицу. Придется разбираться со всем на месте… Ну ладно, это ведь тоже… — Кираэль запнулся на этой фразе, от которой будто мгновенная вспышка блеснула во тьме беспамятства. Но она не успела осветить ничего, или и нечего ей было освещать, так что он закончил: — Это ведь тоже интересно.