Вселенная

Локи чувствует тяжелую руку где-то в районе загривка, чувствует, как его держат за шкирку, будто нашкодившего кота: уверенно, сильно, но без попыток причинить боль. Локи чувствует внутри бессильную, выворачивающую злобу: Тор по-прежнему не может поступать с ним так, как он того заслужил. Тор по-прежнему оберегает, по-прежнему считает, что у него есть шанс на спасение, по-прежнему любит, любит, любит своего непутевого, пропащего, нерадивого братца. Ему хочется закричать: ну что же ты, Тор. Как же так, Тор. Я подставил тебя – снова. По моей вине у нас проблемы – снова. Земля падёт, люди – умрут, вымрут, словно мухи, их уничтожат в течение смехотворно малого времени, а всё потому, что я снова всех подвёл. Давай же, Тор, выплесни на меня свой гнев, скажи, что ты думаешь на самом деле, скажи, что ты разочарован, скажи, скажи хоть что-нибудь. – Ты не виноват, Локи. Ты хотел спасти оставшихся асгардцев. Ты, в конце концов, хотел спасти меня. Вот то, что говорит Тор. Вот то, что думает, действительно думает Тор, потому что, не смотря на всё, он по-прежнему не умеет скрывать свои чувства. По-прежнему он: доверчивый до защемления грудной клетки, добрый и всепрощающий. Локи хочется выть от такого Тора. Сегодня: особенно сильно и протяжно. Они – на космическом корабле под руководством большого детины с самой дебильной улыбкой на всём белом свете. Локи смеётся и говорит об этом Тору, Локи говорит, что больше он не король вот этих самых улыбок: улыбок, которые дарят ощущение спокойствия, улыбок, которые словно говорят: «Эй, посмотри на меня. Я хороший парень. И пусть я, огромный, как скала, смотри же, смотри, как я улыбаюсь. Я похож на золотистого ретривера. Доверяй мне. Люби меня. Заботься обо мне. А если тебе не хочется этого – я улыбнусь ещё раз». Локи проговаривает это, проговаривает всё, что думает об этом Питере Квилле. Тор выслушивает его и мягко улыбается: словно подтверждая теорию Локи. Он мягко треплет его по голове, в прикосновении этом – всё. Я злюсь на тебя, конечно, я злюсь, Локи. Но ты хотел, как лучше. Ты хотел всё исправить. Ты проебался, но я – твой брат, и я люблю тебя. Локи встряхивает: он чувствует каждое слово, которое медленно преобразовывается в эмоцию, чувствует, как всё это «злюсь-лучше-проебался-люблю» проникает под его кожу и медленно растекается по венам. Локи отскакивает от Тора с громким шипением, ударяется головой о стену. Тор непонимающе на него смотрит. А Локи, а Локи, разумеется, понимает. И вспоминает. Локи вновь вспоминает тяжелую руку Тора на шее. Вспоминает, как они впервые попали на этот корабль, как Тор, будучи в своём репертуаре, спросил: «А вы ещё кто такие?». Локи лишь раздраженно, демонстративно закатывает глаза. Ну как же, Тор, они – спасители. Спасители планет, вслененных, галактик, те нестерпимо добрые, нестерпимо моральные личности, которые стоят на страже слабых и страждущих. У них это на лицах написано: и не только у них. У тебя и у твоей смешной команды – такой же диагноз. Тебе ли не знать. – Меня зовут Питер Квилл, – сказал детина, выходя вперёд, улыбаясь довольной жизнью, сытой собакой. – А это – мои друзья. Мы зовём себя Стражами галактики. Локи громко фыркает, и рука на его загривке сжимается сильнее. – Мы засекли ваш сигнал, – сказала зелёная, мрачная девица. – Был ли на корабле кто-то, кроме вас? – Был, – кивает Тор. – Мой народ. – Твой народ? – говорит пушистая щетка, отдаленно напоминающая животное. – А ты у нас, значит, важная шишка? – Я – Тор, сын ныне покойного Одина, король Асгарда, – слегка наклоняя голову, говорит Тор. Хватка на шее Локи ослабевает и Тор бессильно опускает руку. Понял, значит. Понял, что нет больше Асгарда, и как планеты, и как жизни – тоже нет. Понял то, что понял Локи ещё в тот момент, когда, отдав тессаркт Таносу, тот, проломив стену корабля, выбросил их в открытый космос. Нет больше Асгарда – и его людей. Отныне все – мертвы, а они – единственные представители своего рода. Их размещают на корабле, предоставляют комнаты и говорят, что до Земли – две недели пути. Тор всё это время – один сгусток сплошного напряжения, нервов, волнения и злости. Тору, конечно же, хочется скорее добраться до Земли, встретиться со своими прекрасными друзьями, от которых зубы хочется смолоть в мелкую крошку. Тору, как и всегда, хочется всех спасти. Об этом думает Локи. Об этом он размышляет, разглядывая космос, когда к нему подходит Мантис. Локи не отходит, не цедит ничего сквозь зубы: Мантис вызывает у него какое–то презрение, но больше – жалость. Если Квилл – довольный жизнью золотистый ретривер, то Мантис, скорее, напоминает вечно дрожащую, пугающеюся каждого шороха маленькую земную собачку с кривыми лапами. Локи не помнит, как называется их порода. А ещё Локи знает, что на таких собачек у него никогда бы не поднялась рука. – Твой брат ищет тебя, – говорит Мантис. – Так пусть ищет, – пожимает плечами Локи. – Мне от этого какая печаль? – Он за тебя волнуется. – Мой брат, конечно, блаженный, но последнее время – не тупой, – ласковым голосом отвечает Локи. – Думаю, он догадается, что с этого корабля мне не сбежать, а значит, я где-то здесь и в относительной безопасности. Мантис кивает, не отвечая. И, улучшив момент, или же просто – машинально, Локи не понимает, Локи по-прежнему не понимает этого, дотрагивается до него. А Локи – маг. Локи, не смотря на свою усталость, слабость, Локи по-прежнему сильный маг, и он чувствует, понимает, когда в его мысли, в его состояние пытаются прорваться. А Мантис – пытается. Мантис хочет узнать, что он чувствует на самом деле. Мантис ведёт себя, как настырная собачка, которая выпрашивает ласки, которая не хочет понимать, что людям – не до этого. Локи закрывает глаза, сосредотачивается: и, чувствует, как его магия поглощает силу Мантис. Локи выбрасывает её из своего сознания, а Мантис пошатывается, сползает вниз и смотрит, смотрит, смотрит на него снизу. Потом она, неловко встав, убегает, ничего не сказав. А потом его находит Тор, конечно же, Тор всегда его находит. Локи говорит ему всё, что думает о Питере Квилле. Локи хочет сказать, что думает о Мантис: а Тор, не дав ему заговорить, треплет его по голове. И Локи – слышит. И Локи – чувствует. И Локи, разумеется, понимает. Локи бежит по кораблю, мчится, врывается на капитанский мостик, и видит – почти всех. Квилл и енот сидят за штурвалом, тупое дерево бесцельно крутится в кресле, Дракс дрыхнет, Гамора сверяет данные и переругивается с Квиллом, постоянно отпуская саркастичные комментарии. Когда Гамора поворачивается к нему, то выдавливает какое-то подобие улыбки. Локи отвечает тем же. Гамора здесь – единственный нормальный человек, и Локи часто ловит себя на мысли, что она крайне крута. Она здесь – единственная, о ком не хочется думать, как о собаке. Она – хороший спарринг-партнёр и в душу не лезет. Чего ещё надо? Кстати, о душе. Локи смотрит на Мантис: она испуганна, она прячется за кресло Дракса и смотрит в сторону. – Идиотка! – не сдержавшись, орёт на неё Локи. – Кретинка! Тебя мама в детстве не учила, что такое личное пространство?! – Да ладно тебе, мелкий, – примирительно говорит открывший один глаз Дракс. – Со всеми нами бывало, подумаешь... – Подумаешь?! – продолжает орать Локи. – Я, в отличие от вас, идиотов, умею ставить барьеры! – Так в чём же тогда проблема? – удивляется Дракс. – Я... – лепечет Мантис, боязливо ёжась. – Он... он ошибся. Он не барьер поставил. Мантис, разумеется, права. Локи хотел поставить барьер, но усталость дала о себе знать: вместо этого он поглотил силу Мантис, а сила её – природная, не взращенная книгами или долгими тренировками. Она сама по себе – такая. И мучиться ему придётся не один месяц, пока эта зараза полностью не выветрится. – Идиотка, – уже тише, но с большей ненавистью повторяет Локи. И уходит. А через неделю они добираются до Земли. На улице – самая настоящая жара, адское пекло, а Локи – укутан по самые уши, и на руках у него – кожаные перчатки. Пока они добираются до штаб-квартиры Мстителей, он не выдерживает и перчатки развеиваются, оставляя руки незащищенными. Но Локи – плевать. Если до него дотронется кто-то; если его кто-то коснётся, он размозжит этому человеку голову. В новой штаб-квартире гораздо лучше, просторнее, уютнее даже, чем в старой, уродливой, помпезной башне Старка. Хотя в глубине души Локи жалеет, что теперь у него нет свободного доступа к энергии, которую создал Старк. Не то, чтобы его допустили, но можно было бы попробовать. Возможно, выгорело бы. Внутри их ждут. Внутри все тепло здороваются с Тором, хлопают его по плечам, улыбаются, спрашивают, в порядке ли он. Внутри, помимо Халка, который выжил (разумеется, выжил), Валькирии (тоже живучая, зараза) и Хеймдалля с Коргом (а эти то здесь как оказались?!), стоит, чуть поодаль от остальных, Стрэндж. Локи чувствует, как по спине ползут противные, мерзкие мурашки. Стрэндж будто чувствует это: смотрит пристальнее. И едва заметно поднимает уголок губ, сразу же отворачиваясь. Локи хочет ему врезать. Локи хочет запустить в него магией, устроить настоящее состязание, Локи хочет, чтобы Стрэндж поплатился за те тридцать минут полета во тьму. Локи от него отворачивается, показательно фыркая. Это привлекает внимание и все отходят от Тора. Все собравшиеся смотрят на него, и больше всего ненависти, прожигающей, такой приятной ненависти – в Наташе. Значит, не забыла. Значит, задело. У Локи стремительно поднимается настроение и вся ситуация становится чуть более, но лучше. И ему, ему тоже становится лучше. – Я всё объясню! – кричит Тор, бросаясь наперерез Наташе, хватая её, скручивая в железную хватку. Для Наташи железная хватка, пусть даже бога – значительная неприятность, но она тот человек, который в состоянии справиться с ситуациями похлеще. Наташа словно становится тягучей жидкостью: она плывет, стекает, вытекает из рук Тора, упирается рукой ему в плечо, а ногами – в пол. Наташа делает резкое движение, вырывается из захвата, и, разворачиваясь, с размаху заряжает ему ногой по макушке, задевая повязку. Тор с шипением отскакивает, встаёт в стойку и между ними затевается потасовка, которую пытается разнять Халк. Ключевое слово: пытается, потому Халк, обрётший зачатки разума, добрый, слабовольный увалень. Он питает теплые чувства к Валькирии, и весело думать, что он с собой сделает, если причинит боль своей драгоценной Наташе. Их разнимает Старк: его руку обволакивает железная перчатка и он выпускает в мешанину из Тора, Халка и Наташи, короткий, резкий заряд. Тор отскакивает сразу же, а Халк быстро закрывает собой Наташу, оттаскивая её подальше. – Не в моей штаб-квартире, – спокойно говорит Старк. – Если так хочется разобраться – идите на улицу, а ещё лучше – успокойтесь. У нас есть проблемы, которые надо решать. Старк заканчивает и переводит взгляд на Тора и на один, короткий, едва заметный миг, лицо его озаряет улыбка: – Куда волосы дел, златовласка? – Тебя смущает только потеря волос? – смеётся Тор. – Глаза не были твоей отличительной чертой, я даже не сразу заметил, – пожимает плечами Старк, и каким-то образом, своими короткими словами, своим лишь видом, разряжает обстановку. И Локи не понимает, почему. Локи интересно, что они думают, когда смотрят на Старка. Локи интересно, почему они относятся к нему вот так: спокойно, снисходительно, без какого-либо напряжения. Неужели они не чувствуют эти волны, которые можно ощутить даже без прикосновений? Волны эти – горячие, ровные и перманентные, в них нет сбоев, но это – не уверенность. Для того чтобы понять, Локи нужно прикоснуться к Старку. Но он этого делать не будет. Не настолько ему интересно. Краем глаза он смотрит на Мантис и замечает, что она смотрит на Старка широко раскрытыми глазами, а усики на её голове дергаются, подрагивают. Она дрожит – вся, и не может это контролировать. Мантис извиняется: громко, и все на неё оборачиваются, замечают. Мантис говорит, что ей нужно побыть одной, и быстро убегает вглубь штаб-квартиры. Локи от этого смешно: могла бы просто уйти, никто бы этого даже и не заметил. – Извините её, – говорит Дракс. – Она пугливая, но не опасная. Клянусь, она ничего не украдёт! Старк смеётся, Старк сверкает ошеломляющей, яркой улыбкой, Старк подходит к Драксу и хлопает его по плечу, говорит, что они обязательно сработаются. Пока Мстители и Стражи галактики (это даже в мыслях звучит смешно) знакомятся друг с другом, разводя китайские церемонии, Локи изучает, смотрит на Старка. У него улыбка, способная затмить солнце, у него – решительный, насмешливый взгляд, и Локи понимает, почему не замечают остальные. Не замечают его огромных, почти черных кругов под глазами; смотришь на них – и видишь венозные переплетения. Не замечают, что, как только его рот перестает кривить улыбка, уголки его рта сразу же опускаются вниз. Они, наверное, даже его шрама над бровью не замечают. – Мужик, – удивлённо говорит Квилл, дотрагиваясь до его брови. – Это кто тебя так? Локи усмехается про себя: выходит, кто-то, да заметил. Старк морщится, убирает его руку, мягко, но твёрдо и быстро. Старк говорит, что это – произошло по его вине, мол, с костюмом неполадки были. Локи чувствует, как горячие волны меняются. Локи чувствует, что Старк нагло врёт. И вместе с этими чувствами на Локи накатывает усталость: вязкая и липкая. Правый висок отзывается противной болью, а левый тянет, пульсирует и раскаляется. Локи моргает, пытаясь отогнать черных мушек перед глазами, трясет головой в попытке избавиться от звона в голове. Локи на миг закрывает глаза, отключаясь от всего мира. Когда он снова открывает глаза, то лежит в кровати, а в окно бьёт яркое солнце. Локи переводит взгляд на тумбочку: и видит овсянку, апельсиновый сок, чай и булочки, от которых валит пар. Локи медленно ест, не вставая с постели. Потом – идёт в ванну и смотрит на себя в зеркало, смотрит на свою кожу, отливающую зелёным. Локи вздыхает, приводит себя в порядок и, к своему удивлению, спокойно выходит из комнаты. Разношерстую команду из Мстителей и Страж Галактики он находит на кухне и, к его удивлению, никто не напрягается и не вскакивает. Через несколько секунд Локи понимает, что его попросту не заметили: напряжение висит в воздухе, настолько густое, настолько плотное и раскалённое, что его можно резать ножом, как масло. Локи чувствует ещё кое-что: горячие волны, но спокойные и перманентные. Локи даже не нужно смотреть на Старка, чтобы понять, что это он. – От Таноса никаких вестей, – говорит Тор, смотря на Локи. – Конечно, он же злодей, – кивает Локи. – С чего бы ему присылать вам весточки? – Не нравится мне это, – задумчиво говорит Наташа. – Всё тихо и спокойно, хотя мы знаем, что до земли он добрался. Как думаете, с чем это может быть связано? – Хеймдалль, – говорит Тор. – Я не вижу Таноса, – сразу же понимает его Хеймдалль. Локи смотрит на него, и ему хочется спросить, выжил ли кто-то ещё. Выжил ли кто-то из настоящих, исконных асгардцев, из придворных дам, ткачей, аптекарей и лекарей. Что с ними стало? Они все – мертвы? Хеймдалль поднимает на него взгляд, и Локи не задаёт вопросов. Локи всё понимает. И Локи кричит. Сначала он мечется, как зверь в клетке, тупит, не в состоянии открыть дверь, а потом, когда она волшебным образом распахивается, он выбегает на улицу; бежит, не разбирая дороги, неизвестно куда и, в какой-то момент, чувствует острую нехватку дыхания. Локи опускается там же, где и останавливается, и чувствует, как внутри скребутся огромные крысы, чувствует, как реальность давит, давит, давит. И когда, наконец, в нём больше не остается ничего, он себя отпускает. Локи не знает, на что он злится больше: на Тора, который привёл за собой Рагнарёк. Локи думает, что если бы не Тор, если бы не его извечное чувство справедливости, всего можно было бы избежать. Локи был хорошим, действительно хорошим правителем. Его личину Одина любили, даже больше, чем самого Одина. Асгард процветал и люди были действительно счастливы; их сердца, их разумы пели. Почему, почему же Тору нужно было всё испортить. Или, всё же, на себя. За то, что не уберег свой дом, не смог противостоять, был настолько слабым, беспомощным и бесполезным, что просто смотрел, как его дом разрушают, периодически используя слабые попытки к его спасению. Слишком слабые. Слишком недостаточные. Локи думает, что ему нужно было прилагать больше усилий. Тогда, возможно, всё сложилось бы иначе. – Локи, – слышится за его спиной голос Старка. Локи не оборачивается и продолжает сидеть на земле. Конечно же, они кого–то за ним послали: сейчас у всех и так проблем по горло, чего доброго, помимо Таноса придётся разбираться ещё и с ним, или он присоединится к Таносу, и им придётся разбираться с ними обоими, и им, разумеется, будет мешать Тор. Так же они думают, да? Да? – Локи, – повторяет Старк и садится рядом. – У тебя – паническая атака. Тебе нужно вернуться домой. – Нет у меня панической атаки, – усмехается Локи. – И дома у меня нет. – Может быть, дома у тебя и вправду нет, – соглашается Старк. – Но место, где ты можешь успокоиться и переночевать, ждёт тебя прямо сейчас. Пойдём обратно, Локи, – говорит Старк. И кладёт руку ему на плечо. На пересечении того времени, что Старк поднимает его с земли; на пересечении того времени, что Старк аккуратно придерживает его за спину и ведёт домой; на пересечении того времени, что он заводит его в штаб-квартиру, и к нему бросается обеспокоенный Тор; на пересечении всего этого времени Локи думает, что его жизнь никогда не будет прежней. Через несколько часов Локи вылавливает Мантис и едва не прижимает её к стенке: слишком уж она норовит убежать. – Один вопрос, и можешь быть свободна, – говорит Локи. – Скажи: а бывают люди, которые... – Совсем пустые, – заканчивает за него Мантис. – И в них нет – ничего. Нет, не бывает таких. По крайней мере, так я думала, пока его не встретила. Локи знает, о ком говорит Мантис. Мантис знает, что Локи не нужно объяснений – она, быстро выворачиваясь, уходит. Убегает. Локи тоже хотел бы за ней убежать, спрятаться или скрыться, от себя – во вторую очередь. От того, что он почувствовал в Тони Старке – в первую. Внутри у Тони Старка – чёрная дыра. Внутри у Тони Старка – тёмная бездна, из которой нет выхода. Там нет боли, там не страдания, нет и раскаяния, но радости, спокойствия или же надежды. Ничего там нет. Следующую неделю Локи только и делает, что наблюдает за Тони Старком: за тем, как он живет. Как двигается. Как разговаривает и как улыбается. Локи приходит к выводу, что Старк: сияющая звезда. Насмешливая и гордая, источающая сарказм, который кого–то – смешит, у кого–то – вызывает восхищение, у других же – отторжение и раздражение. Старк блистателен, Старк похож на папочку, который усыновляет все новых и новых детей, и с каждым из них – он носится, как с писаной торбой, старается угодить, старается заботиться и проявлять интерес. Локи приходит ещё к одному выводу: Тони Старк – тот ещё лжец. И лжец превосходный. Локи, несколько дней взвешивая всё «за» и «против», снова идёт к Мантис. – Я хочу видеть, – говорит он ей. – Не только эмоции. А какие-то отрывки. Воспоминания. Такое возможно? – Возможно, – смотря на него с удивлением, отвечает Мантис. – Но для этого нужно разрешение. – Разрешение?! – возмущается Локи. – Что-то я не припомню, чтобы тебе было нужно разрешение. – Это другое, – качает головой Мантис. – Эмоции, как таковые, не подвластны людям, а значит – и нам, эмпатам. Воспоминания – другой случай. Тут как... если бы он сам захотел рассказать тебе свою историю. Если захочет – расскажет. Покажет. Если же нет – значит, ничего не выйдет. Локи кивает, бурчит что-то, похожее на благодарность и сразу же уходит спать: весь этот проклятущий день сильно его вымотал. А когда он просыпается на следующее утро, то сразу же идёт на кухню: спрашивает у Тора, где можно найти Старка. Тор, после нескольких секунд молчания и буравящего взгляда отвечает, что Старк в лаборатории. Локи усмехается: мог бы и сам догадаться. На кухне, среди множества приправ и продуктов, Локи находит кулинарную книгу и, после недолгого её изучения, решает приготовить яйца-бенедикт с голландским соусом. В конце, устанавливая завтрак на поднос, Локи варит кофе: черный и крепкий, с небольшим количеством молока. Ещё через несколько минут Локи поджаривает три куска бекона, и всё это – под наблюдательным взглядом Тора. – Если будешь так пялиться – потеряешь второй глаз, – говорит Локи. И, беря поднос в руки, уходит. – Лаборатория Старка – на нулевом этаже, – кричит ему в спину Тор, и в голосе его слышится самая настоящая издевка. У Старка в лаборатории – самый настоящий цветовой взрыв: из серебристого холодного металла, синеватого свечения от экранов и столов, красного и золотого – от костюмов, а стены – настолько чистые, что в них можно увидеть радугу. Локи смотрит на Старка и понимает, что он совсем не вписывается: не вписывается со своим черным свитером, кругами под глазами и мрачным, каким-то злобным выражением лица. Когда Старк поднимает на него взгляд, его лицо смягчается: становится равнодушным и никаким. – Ты что здесь забыл? – спрашивает Старк. – Я принёс тебе завтрак, – отвечает Локи и ставит поднос на свободный стол. – Яйца-бенедикт с голландским соусом. Бекон. И кофе. – Лапочка, ты очень мил, – нахально улыбаясь, распевает Старк. – Скажи, куда именно ты подсыпал яд, и немедленно унеси гадость. Что касается остального, то съем или же выпью с большим удовольствием. Локи не отвечает: молча делает глоток из чашки, откусывает кусочек яиц, щедро политых соусом и, под внимательным взглядом Старка, надкусывает каждый кусок бекона. Старк выразительно изламывает брови и отворачивается от него, полностью погружаясь в работу. Локи возвращается к нему под вечер: и видит, что Старк так и не притронулся к еде. На следующее утро Локи находит в шкафчиках овсяные хлопья, а в холодильнике – мёд. Локи запекает гранолу, смешивает её с сухофруктами и заливает клубничным йогуртом. Локи делает кофе. И спускается в мастерскую к Старку, молча оставляет поднос и молча – уходит. В этот раз Старк с ним не здоровается: попросту его не замечает. На следующее утро Локи готовит лосось в сливочном соусе. И кофе. На следующее утро Локи режет сушёные яблоки, смешивает их с хлопьями и заливает молоком. На следующее утро Локи готовит глазунью с томатами. И так, на протяжении недели, каждое «следующее утро», Локи готовит, изучает кулинарную книгу вдоль и поперек. К концу недели Локи замечает: Старк не ест. Совсем, а не только ту еду, которую готовит он. Старк уходит и возвращается с горами картошки фри, иногда закидывает в себя шоколадки, совсем редко – жует листья салата. Старк глушит литры, галонны кофе, и Локи не понимает: почему, почему никто не слышит, как дико, заполошно бьётся у него сердце. На следующее утро Локи готовит яйца-бенедикт с голландским соусом, кладёт в тарелку свежий салат и делает слабый кофе, щедро разбавленный молоком. Он спускается к нему в мастерскую и демонстративно кладёт поднос прямо на один из экранов его компьютера. После чего садится. И смотрит, смотрит, смотрит на него. Старка хватает на час. – Солнышко, я не голоден, – говорит Старк, не отрываясь от монитора. – Сходи, поделай... что-нибудь. Должны же у тебя быть дела. – Нет, у меня никаких дел нет, – цедит Локи. – Да и куда я пойду? – Оставь намеки, ты здесь не пленник. – Правда? – удивлённо поднимает брови Локи. – Скажи это двери, к которой у меня нет пропуска и кода. И Наташе, которая следит за каждым моим шагом. – А чего ты удивляешься? Наташа тебя на дух не переносит и, если ты дашь ей шанс, сломает тебе шею при первой же возможности, – отвечает Старк, берет чашку с кофе и выхлебывает её в пару глотков. – Ты забыл добавить кофе? В любом случае, не суть. Пятница, принеси мне пару чашек. Без молока и сахара. – Конечно, сэр. Всё, как вы любите, сэр, – ехидно отвечает ему женский голос. – А ещё я не Дубина, сэр. – А ещё я отключу вас обоих, если не получу свой кофе, – раздраженно говорит Старк. – Боимся и трепещем, сэр, – по–прежнему ехидно отвечает ему женский голос. – Так что на счет пропуска и кода? – продолжает Локи. – Или мне снова встать рядом с дверью и начать судорожно её открывать? И ты, разумеется, снова сжалишься надо мной и снова её откроешь. – При панических атаках замкнутые пространства противопоказаны. У тебя снова началась паническая атака? – Нет. – Как только начнется – свистни. Я снова открою дверь. Локи ждёт, что Старк добавит что-то ещё. Что-то, похожее на: «А теперь, будь добр, уйди». «Ты, конечно, скрашиваешь моё одиночество, но тебе здесь не рады». «Тебе нигде не рады, Локи». «Тебе не рады даже на твоей собственной планете, которую ты не смог защитить, которую ты поверг в бездну». «Они все погибли. Народ, который любил – не тебя даже, а лишь твою иллюзию, сейчас мёртв. Их тела разорваны, а кости – сломаны. И ты должен был пожертвовать собой ради них. А раз не смог – сгинь. Иди за ними». – Я не лучший собеседник, – говорит Старк. – Но если тебе нужно необременяющее присутствие другого человека – оставайся, – продолжает Старк. – И, сделай мне одолжение – не мельтеши перед глазами, – заканчивает Старк. И сразу же от него отворачивается. Локи остается. И смотрит, смотрит, наблюдает за Старком, а тот – по-прежнему сияющая звезда, такая изумительная и яркая, такая, что раздражает остальных своим светом. Старк быстро ходит от экрана к экрану, у него на лице – мешанина из полного спокойствия и умиротворения, он лениво отдает команды своим механическим игрушкам, модернизирует другие игрушки, и время от времени, проверяет радары. И Локи не понимает, не может осознать, почему Старк такой. Если в человеке сокрыта такая пустота, такая темнота, то должно же быть что-то. Что-то злобное. Или что-то сломанное. Агрессивное, на крайний случай – печальное. Но в Старке этого нет. Локи приходит на следующий день, и снова – с завтраком, свежим салатом и слабым кофе, щедро разбавленным молоком. И садится в тот угол, в котором, предположительно, не будет «мельтешить», не будет действовать Старку на нервы. – Может быть, прекратишь переводить на меня продукты? – дернув уголком губ, говорит он. – Может быть, ты, наконец, начнёшь есть то, что я приношу? – парирует Локи. Старк только пожимает плечами. А через несколько часов, когда его картошка фри заканчивается, начинает жевать листья салата. Ещё через несколько часов он в несколько присестов съедает хлопья. А потом, недовольно морщась, выпивает холодный кофе – Пятница сказала, что восьмая чашка кофе ему не светит. Локи чувствует, что попал в бесконечную временную петлю, которой нет конца: и вся петля эта состоит из еды, которую он готовит, из Старка, который её ест чаще, чем не ест, из неприметного угла лаборатории, из молчания. Молчания поначалу вязкого и неприятного, потом – попросту неловкого, потом же – нормального и привычного. В один из дней Локи ловит себя на мысли, что не прочь засесть в этой временной петле навсегда. В ней было относительно спокойно, относительно безобидно и в этой петле – все были живы. Все были в безопасности. Конечно же, стоило ему привыкнуть, свыкнуться, ощутить, что жизнь, в принципе, вполне сносная штука, должно было что-то разрушиться. Конечно же. Разрушение выглядит как человек, и одновременно – как побитая жизнью дворняга, но дворняга сильная, матёрая. Дворнягу зовут Стивен Роджерс, в народе – несокрушимый Капитан Америка, или что там про него говорят люди. И, разумеется, этот Стивен Роджерс помнит его, Локи. Об этом говорит железная хватка на шее и неспособность дышать. У Локи искры сыплются из глаз: настолько это отвратительно, больно и страшно. Он не может сделать вдоха, в голове – одна сплошная, тёмная муть, ему хочется прочистить желудок, но рука сжимает горло всё сильнее. Когда всё прекращается, Роджерс лежит у стены, половина которой разрушена, Локи тоже лежит на полу, и ему кажется, что он слышит взрыв. Локи запрокидывает голову: и видит Старка с выставленной вперёд рукой. Железная перчатка по-прежнему искрит. – Что он тут делает? – поднимаясь на ноги, спрашивает Роджерс. – Услышал шум, решил спуститься и посмотреть, – насмешливо хочет ответить Локи, но из горла раздаётся только невнятный клёкот. – Он здесь живёт, – отвечает Старк, не опуская руку. – Живёт?! – пораженно восклицает Роджерс. – Если он и должен где-то «жить», то в охраняемой тюрьме на дне озера. – Ах, эти охраняемые тюрьмы, – насмешливо говорит Старк. – Столь многим там нужно быть. А они – на свободе. Здесь. И разговаривают с нами. – Локи убил больше полсотни человек. – Ты тоже не одуванчик, – пожимает плечами Старк, опуская руку. – Но я же с тобой разговариваю. И даже готов предложить ужин, и только потом расспросить, зачем ты сюда явился и что сделал со своим лицом. – Я... ничего не делал со своим лицом, – растерянно смотря на него, говорит Роджерс. – Ты налепил на него серую колючую траву, и пытаешься мне что–то... стоп. Это же щетина, ведь так? Теперь мне понятна причина твоего появления. Хорошо, Роджерс, не волнуйся, бритву я сейчас тебе выдам. – Танос напал на Ваканду. Старк замирает, недоверчиво смотря на Роджерса: – Ты уверен, что это был Танос? – Да. Он, и его армия. – Но почему он начал с Ваканды? – говорит Наташа. – Если ему действительно нужно то, что мы думаем, не логичнее было бы начать с Америки? – К тому же, у нас этого добра больше, чем в Ваканде, – соглашается с ней Квилл. – Вы можете говорить о камнях бесконечности не так размыто, – говорит им Роджерс. – Мне обо всём известно. – Я так понимаю, королю – тоже, – задумчиво отвечает Старк. – И ещё я понимаю, что один из камней у него. – Эта информация не по твою душу, – холодно говорит Роджерс. – Эта информация читается на твоем лице, не обремененным интеллектом. На какую-то секунду Локи кажется, что это сказал Старк. Или кто-то, кто находился в коридоре. Но Локи понимает: он сумел встать с пола, сумел распрямить спину и слушать, слушать, слушать. А после – сказать то, о чём он думает, когда смотрит на Роджерса. А Роджерс выглядит как человек, который не умеет хранить секреты, даже если на кону стоит его жизнь. У Локи внутри: адское пламя, яркое, подпитанное непонятной, разрушающей злобой. «Эта информация не по твою душу». Заткнись, Роджерс. Закрой свой поганый рот, не смей так с ним разговаривать. Не смей выглядеть как человек, доблестный в своих делах и поступках, когда всё это – чушь собачья. У Локи проясняется в голове, черных мушек больше нет, и звона – тоже. Локи чувствует, что из себя представляет Стивен Роджерс, и он – открытая книга, пустышка для младенцев, смесь из знания, что все его поступки – правильны, и в этой смеси знание это – самый главный ингредиент. К нему примешивается всё остальное: стыд, горечь, печаль, страх, и что-то, похожее на неуверенность и вину. Только неуверенности там ничтожно малое количество, а вины – и вовсе жалкие крохи. Ну конечно же. Доблестный Стивен Роджерс, великолепный Капитан Америка. Предсказуемый, как на ладони – какая же скука. Локи демонстративно зевает, насмешливо улыбается, глядя прямо в глаза Роджерсу и, разворачиваясь, уходит. На следующий день он приходит в лабораторию Старка, у него на подносе – завтрак. Локи не сразу замечает, что Старк там – не один. – А он мне такой говорит: есть люди, которые танцуют и те, которые нет, – говорит Квилл, с детским восторгом рассматривая костюмы Старка. – И добавляет, ты, мол, танцуешь. А Гамора – нет. Но она танцует! Она со мной танцевала, и у неё здорово получалось! – Думаю, Дракс имел в виду не прямое значение, а метафору, – отвечает ему Старк. – А, метафоры, – махает рукой Квилл. – Не понимаю я в них ничего. Важно вот что – Гамора со мной танцевала. И... ты представляешь, она мне голову на плечо положила. Голову! На плечо! На моё! – А твоё плечо было соединено с твоим телом? – засмеявшись, говорит Старк. – Вот и Ракета так же говорит, – опускает голову Квилл. – Но Старк, Ракета же – не плейбой. А ты – да! Посоветуй, как очаровать девушку, и чтобы... навсегда. На всю жизнь. – Извини. Я привык давать советы лишь тогда, когда точно в них уверен. – Так ты же всё знаешь! А уж об этом... – Советую загуглить слово «плейбой», Питер, – говорит Тони. – И, пожалуй, не трогать мои вещи. Серьёзно, положи перчатку. Локи смешно: он смотрит на Квилла и буквально видит, как его метафорические уши опускаются вниз. Локи ставит поднос на стол, и Старк сразу же берёт рогалики и начинает жевать. На кофе он смотрит с каким-то смирением: видимо, понимает, что, так или иначе, выпить его придётся. Локи раздумывает над тем, что пора бы таскать Старку чай. Не зелёный, конечно же, его сразу же пошлют. Но можно начать с чёрного. С крепкого, чёрного чая и сказать, что он гораздо крепче того слабого кофе, разбавленного молоком. Локи думает, что так и надо поступить. Локи смотрит, как Старк ест, роется в своих гаджетах, роется в своих костюмах, роется в своих компьютерах, Локи смотрит, как Питер Квилл роется в голове Старка. А он действительно – роется. Буквально в душу хочет заглянуть. Квилл носится вокруг него, выглядит, как щенок, который дорвался до хозяина, буквально просит всем своим видом: «Посмотри на меня. Обрати на меня внимание. Кинь мне палочку, косточку, давай же, я – хороший мальчик». Локи это раздражает до выкручивающих внутренностей. Локи думает, что ещё немного, и все смогут услышать, как скрипят его зубы. В какой-то момент Квилл переходит все границы. Он говорит, говорит и говорит. Старк – отвечает. Квилл смеётся, заходится в смехе, хватается за живот и кладёт Старку на плечо руку. Старк же накрывает его ладонь своей, вторя его смеху. Локи вскакивает так резко, что стул падает с грохотом. Квилл успокаивается и поворачивает голову в сторону Локи, смотрит удивлённо. Старк лишь поднимает брови. Отходит от Квилла. И улыбается: открыто и самую малость – насмешливо. У Локи от этой улыбки вышибает дух. – Кажется, моя женушка разозлилась, что ей не уделяют должного внимания, – смеется Старк. У Квилла такое лицо, словно он, по меньшей мере, открыл для себя новую вселенную с дикими ящерами и теперь он стоит между этих ящеров, вытягивает руки и не знает, что нужно делать. Он смотрит на Локи. Переводит взгляд на Старка. И снова на него, Локи. Он повторяет эти круги настолько часто, что Локи становится его жалко – хочется спросить, не закоротило ли его часом. – Пойду я, пожалуй, – говорит Квилл. И, спотыкаясь о порог и оборачиваясь ещё раз, быстро уходит. – Вот и зачем? – примирительно говорит Старк. – Напугал парня, а вдруг он больше не придёт? – Придёт, куда денется, – усмехнулся Локи. – И это не я его напугал. Они больше ничего не обсуждают: будь то ситуацию с Квиллом или же двусмысленную фразу Старка. И когда Локи берёт поднос и собирается уходить, ему мешают: одна из игрушек Старка, которая зовётся Дубиной, выхватывает поднос из его рук. И, натыкаясь на стены, выезжает за дверь. – Отравить ты меня не хочешь, – слышится голос ему в спину. – Заколдовать – тоже. Так что, назрел вполне резонный вопрос: чего тебе от меня нужно? – А почему ты интересуешься только сейчас? – холодно говорит Локи. – Боишься, что я и дальше буду отпугивать людей? – Не ревнуй, лапушка, – легкомысленно отвечает Старк. – Я к этому разговору уже неделю готовлюсь. Устал тянуть. Так что лучше бы тебе сказать, что именно ты хочешь. – А если не скажу? – из чистого упрямства спрашивает Локи. – Скажешь, конечно же. Через неделю. Или две. Или очередной месяц. Только вот смысл, если всё это можно решить сейчас? Локи с ним соглашается. Оборачивается, смотрит на Старка. Тот расслаблено прижимается задницей к одному из своих столов, лениво барабанит пальцами по столу и выжидающе смотрит. – Покажи мне свои воспоминания, – наконец говорит Локи. Брови Старка удивлённо взмывают вверх, и какое-то время он молчит, по-прежнему разглядывая Локи. Он допивает остывший кофе. Роется в своих инструментах. Отдает приказ Пятнице, чтобы она заблокировала дверь. И снова смотрит: на этот раз – с интересом. С бешеным любопытством. – Какие именно? – спрашивает он. Локи открывает рот, чтобы ответить, и сразу же его закрывает. Об этом он не подумал. Локи понимает, что, помимо всего прочего, Мантис он так и нормально не расспросил. О том, что именно нужно сделать, как сделать, был ли риск навредить. Локи силится вспомнить, что именно сказала ему Мантис. «Тут как... если бы он сам захотел рассказать тебе свою историю. Если захочет – расскажет. Покажет. Если же нет – значит, ничего не выйдет». «Тебе нужно разрешение». – Так мне можно? – спрашивает Локи. – Да валяй, – равнодушно пожимает плечами Старк. – Моя голова в твоём распоряжении. Локи кивает растерянно и подходит к Старку. Останавливается напротив него и смотрит в его глаза. Он смотрит, смотрит, смотрит и ему: страшно. Страшно от того, что в нём, внезапно, просыпается странная, крайне поэтическая личность, которая думает о какой-то несуразной чуши. «Его глаза похожи на омуты, которые затягивают». Локи самому тошно от таких сравнений: это, скорее, по части Тора или женских романов Сиф, которые она крайне неаккуратно прятала в походах. Локи подходит ещё ближе, не разрывая зрительного контакта. Глаза Старка – карие, не слишком тёмные, не слишком светлые. Самые обычные. Локи смотрит на его лоб: и аккуратно прижимает пальцы к его вискам. Локи проваливается в космос.