***
Парень в спешке покидает место пропахшее запахом лекарств и хлорки. Теперь для него это мерзкие запахи. Поскорее, хочется выйти наружу, вдохнуть спасительного кислорода. На улице льет дождь, погода, словно, подстраивается под настроение. Люди шумно снуют туда-сюда, стараясь не промокнуть, машины громко сигналят пешеходам, когда те, в спешке, не дожидаясь зеленого света, перебегают дорогу. Но не парень, в черном капюшоне, с рюкзаком за спиной. Он не спешит, время для него течет по-другому, и слышит он всё по-другому, через толстый слой стекла. Все звуки искаженные, а видит он все, сквозь мутную пелену на глазах…. Холодно. Сыро. Неприятно. Это все, он ощущает телом. А внутри и того хуже, словно, ободранные, черные кошки, точат свои когти о грудную клетку. Дерьмово, одним словом. Одежда противно липнет к продрогшему телу. Ветер подгоняет капли дождя, которые больно разбиваются о мягкую кожу лица. И это только начало осени. — А ведь когда меня не станет, наступит весна, — едва слышно, прошептал парень, закрывая огромные глаза, наполненные горькими слезами, которые быстро стекают по лицу и смешиваются с пресными каплями дождя. Осознанно подставляя лицо мокрому ветру, чтобы немного отвлечь себя от той обиды, что как мясорубка превращает все органы в ливерный фарш, заставляя задыхаться, от собственной беспомощности. В этом состоянии полубреда он добирается до дома. Перед глазами маячит знакомый козырек подъезда. Открытая настежь дверь, как зазывало для бомжей, а о работающем домофоне и речи быть не может. Заходя в подъезд, освещенный лишь дневным светом, проникающим из приоткрытой двери, в нос ударяет, уже привычный запах плесени, перегара и мочи. В углу лежит жалкое, храпящее подобие человека. В общем, ничего нового. Кенсу поднимается по лестнице, игнорируя и так не работающий лифт, на пятый этаж. Его шаги гулко отлетают от стен лестничной площадки. Капли барабанят по треснувшему стеклу маленького окошка. Дождь усилился. Еле переставляя ватные ноги, он подходит к двери своей квартирки. Опираясь о косяк, Кенсу достает ключ из кармана и дрожащими пальцами он попадает в скважину, только с третьего раза. Своими мрачными объятиями квартира, встречает хозяина. Омеге поскорее хочется снять эту влажную одежду, хочется принять душ, хочется забыться сном, а чтобы когда проснулся, весь этот проклятый день оказался лишь очередным кошмарным сновидением. Усмехнувшись своим наивным мыслям, он избавляется от груза в виде рюкзака, и уже на ходу скидывает мокрую одежду на пол, направляется в ванную. Стоя под горячими струями воды, юноша в полной мере осознает, как подло поступила с ним судьба. В груди все похолодело, а к горлу опять подкатила истерика. От кафеля звонко отскакивали первые всхлипы, которые постепенно перешли на рыдания и мучительные стоны. Зарывшись пальцами в черные, как уголь, волосы, он оттягивал их до боли. Су обессиленно сел на дно ванны, немного отдышавшись, омега вернул себе осмысление реальности. Но ничего хорошего из этого не вышло, лишь все, что он только что испытал, началось заново, если только не хуже. Колотило не на шутку, грудь сдавливалась, словно под многотонным прессом, провоцируя на беззвучные терзания, потому что голос сорвался к чертям. Он не знает, сколько так просидел, но, похоже, что долго, кожа неприятно сморщилась, а трясущееся тело затекло и онемело от неудобной позы. Выйдя из ванны, Кенсу завернулся в мягкий махровый халат, не удосужившись даже вытереться. Горло неприятно саднило, будто при ангине. Застыв перед зеркалом, студент внимательно рассматривал свое отражение. Человек из зеркала смотрел на него опухшими и покрасневшими, от слез, глазами. Он не вызывал у омеги ничего, кроме, отвращения и жалости. До чего же он докатился? … Всего один момент разделил его жизнь на «до» и «после». А ведь, только утром все было хорошо! Он, невидимкой, отсидел пары, втайне подсматривал за НИМ, за своей безответной любовью. Да, Кенсу был вот таким вот неудачником, но его все устраивало. Ведь все было как обычно. Ничего не предвещало беды! Он всего лишь пошел забрать результаты медосмотра, для того, чтобы получить допуск на практику. А вместо допуска, получил направление в кабинет нейрохирурга. Опухоль головного мозга… последняя стадия… как приговор…хотя это и есть приговор… Как такое могло случиться? Будто все происходит не с ним. Будто это какой-то отрывок из низко рейтинговой дырамы. Слезы с новой силой душат горло. Он всего за один день будто постарел лет на десять. Кенсу чувствует себя как выжатый лимон. Он эмоционально истощен. Накручивание достигает своего апогея, когда брюнет начинает истерично смеяться, а вместе с тем, сокрушенно рыдать. Молодой организм не может принять эту новость, отбиваясь защитным механизмом. Все внутренности скручивает, он не в силах проглотить эту «горькую пилюлю». Не в этот раз. — За что?! Почему Я?! Что я сделал?!.. Это нечестно! Нечестно!!! — Вопли раздаются волной, в полупустой однушке. Голова начала сильно сжиматься, словно окольцована острой болью. Съеденный обед рвется наружу. Омега едва успевает открыть крышку унитаза, и его тут же выворачивает. Во рту остается мерзкая горечь желчи. На слабых ногах он подходит к раковине, чтобы ополоснуть рот теплой водой. С чувством, что он вот-вот потеряет сознание, Пак-младший ковыляет до дивана, роняя измученное тело на потертую обивку, он сворачивается клубочком, словно пытается то ли защититься, то ли вовсе исчезнуть с лица Земли. И сознание покидает его.***
Цокот каблуков фирменных туфель, мерно раздается по лестничной площадке. Высокий молодой альфа, лет двадцати шести, неспешно поднимался на пятый этаж. Дорогое темно-синее, драповое пальто идеально «обнимало», не менее идеальное тело. В крепких руках он нес пакеты с продуктами на несколько десятков тысяч вон. А запястье левой руки окольцовывал дорогостоящий, швейцарский Rolex. Все просто (прим: дорого) и лаконично! На фоне обшарпанных стен он выглядел, довольно, контрастно. Красивое лицо каждый раз брезгливо морщилось, стоило аромату его любимого парфюма смешаться с затхлым запахом старости и плесени. Взгляд темно-карих глаз, то и дело, цеплялся за следы свежих граффити, состоящих не из самых цензурных слов. Он не часто здесь бывал, но за последнюю неделю, уже приходит третий раз. И во всем виноват Пак Кенсу! Чертов Пороро, со своим внезапным исчезновением. Он не видел его, почти целую неделю, а всё потому, что студент заперся и не открывает дверь даже ему — своему брату! Отключил телефон, в соц. сетях он не сидит, даже в университете не появлялся, а ведь Су входит в пятерку лучших студентов. — Пак Кенсу, мать твою, открой! Я уже задолбался спрашивать тебя, но все же… Что происходит?! Что ты творишь?! Мне даже из университета звонили и спрашивали, не знаю ли я, где находится мой драгоценный братишка, и, вообще, почему его так долго нет! А я им говорю, что не знаю, ибо и вправду не знаю! Потому что один, непроходимый тупица, не хочет ни с кем говорить! Хотя я, блять, твой, как бы, брат! И лучший друг тоже! Открой эту чертову дверь, иначе я ее выломаю на хер! — Пак-старший с силой дергает железную дверь на себя, но и как в прошлый раз, она не поддается. — Не я один волнуюсь, Ифань тоже места себе не находит! — Альфа уперся лбом о холодный металл двери. Призадумавшись, парень высказал свою догадку: — Ааа! Я понял! Это из-за Ким Чонина, да?! Он тебя обидел? Что он сделал?! — вдруг замок щелкнул, и, казалось бы, неприступная дверь, со скрипом отворилась. Удивленному взору предстал Кенсу. Помятый и осунувшийся Кенсу. Потухший взгляд брюнета уперся в альфу. Одного взгляда на омегу хватило, чтобы меж бровей пролегла заметная морщинка, а пухлые губы сжались в тонкую полоску. Круги под глазами, вдобавок нездоровый тон лица, говорили за себя лучше любых слов. — Я этого чернозадова на британский флаг порву! — прошипел высокий шатен. — Пак Чанель, с каких пор ты стал расистом? Что за неуважение к афроамериканцам и британскому флагу? — Некогда мелодичный голос, стал хриплым и звучал надломано. — Не переводи тему, Пороро! Это все из-за него, да? Что такого случилось, что ты забаррикадировался в этой помойке? — Чан, не начинай, — устало вздохнул брюнет.- Это не из-за него. Просто мне захотелось побыть одному, отдохнуть от суеты, и подумать. — Обычно люди после недели отдыха в одиночестве выглядят бодрыми, а твой вид говорит, что ты каторжник, который неделю сидел в карцере! — В сердцах воскликнул Ель. — Ага, подумать он решил! И о чем же? Может, посвятишь, таки меня в тайны своего Мадридского двора? — Саркастически протянул Пак. — И вообще, херовый из тебя хозяин! Долго меня на пороге держать будешь? — Не давая студенту опомниться, шатен вваливается в квартиру, шурша пакетами. Привыкший, к таким выходкам старшего брата, Кенсу, лишь остается закатить глаза к протекающему, пожелтевшему потолку и закрыть входную дверь.***
Уже сидя в гостиной-кухне-спальне на диван-кровати, он отчаянно переваривал все, что видел вокруг себя и все, что чуял носом. Эти зловонные запахи стОят того вида, что открывался гостю. Вот представьте этот аромат: стойкий запах алкоголя и сигаретного дыма, пота, плесени, смешанного еще с чем-то, до невыразимости отвратительным. Повсюду лежали пустые бутылки из-под соджу и пива, на столе стоял недоеденный рамен недельной свежести и в довершении, пепельница, переполненная окурками дешевых сигарет. Вся комната утопала в пыли и грязи, а еще в одежде, которая была буквально везде и на всем. Взгляд Чана зацепился за осколки разбитой вазы на полу, с багровыми пятнами на ней. Сразу смекнув, он хотел посмотреть на запястья младшего брата, но тот как назло надел безразмерную кофту, рукава которой, свисали аж до самых кончиков пальцев. Пак зажмурился и потер лицо ладонями, словно желая смыть, неприятное предчувствие. — Кенсу-я…- Осторожно начал Чанель, как если бы говорил с душевнобольным человеком. — Что все это? — Пак решил начать издалека, намекая на бардак в квартире. — Это моя жилплощадь. — Пробубнил омега. — Кенсу, блять, не выводи меня и просто скажи! Что произошло?! — Все же Ель нетерпелив. — У меня ведь богатая фантазия, я могу и на придумывать себе… Вот, например, сейчас, я почти уверен, что тебя изнасиловал мудак Ким Чонин, а потом бросил, и теперь ты не можешь с этим жить и уже пытался наложить на себя руки. — Что? Наложить руки? ПакЧан, что ты несешь? — Кажется, юноша и вправду был в замешательстве. — Осколки вазы…- Как бы давая подсказку, столь не догадливому омеге. — Ааа, ты про это… Я ее случайно разбил (когда был пьян), когда выходил из душа, потом порезался об осколки, вот…- В доказательство, Кенсу протягивает перевязанную правую руку шатену. И, слава Богу, порез не на вене и даже не близко к ней, он просто порезал большой палец. — Так, уже хорошо, ты не суицидник. Но все же я до сих пор думаю, что Ким тебе что-то сделал. — Успокойся Чанель, Чонин здесь не причем. Просто думай, что я в глубокой депрессии, и все. — Как все просто у тебя! Просто успокойся… просто думай…. Кенсу ты хоть представляешь себе, в каком я состоянии? — Туманный взгляд напротив намекал на отрицательный ответ. — Ты зарылся в этой…этой помойке почти целую неделю, отключил, чертов, телефон, по твоим словам ты «отдыхал», а исходя из того что я вижу, ты беспросветно бухал целую неделю, еще и курил, хоть и не умеешь! Забросил учебу, еще и выглядишь, как смертельно больной! — На последней фразе взгляд Кенсу как-то прояснился, будто он даже слушал своего собеседника. — Не кричи. Соседи услышат, потом хозяйке пожалуются. — И снова он довел Чанеля. — Соседи…? Соседи?! Эти отбросы общества?! Это они так на тебя влияют?! — Он уже встал с дивана и гневно размахивал руками. Глаза Пака покраснели от злости, а на лбу выступили вены. — Пак Чанель, закрой свой рот! — Бледные руки, прикрытые рукавами, отчаянно вцепились в синий воротник пальто, и дергали, что было мочи. Но откуда взяться силам, в таком беззащитном теле? «В беззащитном…» Эта мысль, словно осознание ударила в голову Пака-старшего. Какой же он идиот! Плевать, что он не знает, что произошло, да разве это сейчас так важно. Важно то, что Его Пороро сейчас плохо, а он должен ему помочь, поддержать, побыть «жилеткой» там. Недолго думая, он крепко прижимает омегу к себе, окольцовывая своими медвежьими объятиями. Су все еще старается вырваться, кричит, бьется, ругается благим матом, под конец уже переходя на угрозы, но все бесполезно. Пак Чанель его ни за что не отпустит. И, кажется, Кенсу не хватало именно этого, теплых объятий, ощущения, что он еще кому-то нужен. — Вот где ты был все это время? — Фраза утопает, где-то в области сердца Пака. — Я был там, за дверью. Ты меня сам не хотел пускать. — Охрипшим, от криков, голосом отвечает шатен. — Дурак! — То есть это я, теперь, виноват? — Ни капли обиды. — Это я, вообще-то, про себя. Но если ты подумал на себя, то…- Смех вибрациями отдается по грудной клетке. — Прости, что накричал. Я, и вправду, волновался за тебя. Но теперь, кажется, ты снова вернулся, так ведь? — Настораживающе спросил Ёль, поглаживая брата по спине. — Э-ээй, прием!.. Ты, что там плачешь?.. — Глубоко вздохнув, он лишь крепче обнял брюнета, успокаивающе поглаживая того по голове. — Эхх, мой Пороро… Все хорошо. Я рядом, плачь, сколько влезет или вылезет? Неважно, главное, что тебе должно стать легче. — «Пак Чанель, ты психолог от Бога!» Старший мысленно дал себе затрещину, за свою нетактичность. А Кенсу был чертовски рад, что его брат, который ещё и лучший друг, сейчас был рядом.***
Колокольчик дзинькнул на двери, оповещая о новом посетителе. Омега стоял спиной к двери и легкой рукой выводил сердечки из молочной пенки, на поверхности свежесваренного латте. Он не видел клиента, но мог поклясться, что это был чертов Пак Чанель, потому что на улице пасмурно, значит, шатен пришел за своим, «согревающим» душу, фраппе, и потому что, только у Пака был такой одеколон на весь Сеул, а у Мина был очень чувствительный нюх. — Тебе как обычно, без молока… — Да, и. — И побольше фруктового сиропа. — Вместо Пака, закончил бариста. — Если знаешь, зачем спрашивать? — Грубо, ответил Чанель. — Уоу, уоу, полегче! Ты уже не мой босс, так что, я уже не твоя шлюшка! — Пафосный голос, и лисий прищур глаз, рыжего баристы. — О даа, детка! Ты только моя шлюшка! Усек, Пак? — Словно из воздуха, возник парень. Галантные черты лица, приятный, дрожащий тембр голоса, никак не согласовывались с теми, грязными словами, что произносили эти «завитые» по кончикам, уста. — Ким Чондэ, извольте пройти, на хрен! — Беззлобно ответил Чанель. Их общение никогда не обходилось без ругани, и подъебов. Как-никак младшую школу прошли, плечом к плечу. Потом, конечно, чета Пак переехала в Инчхон, но зато универ они, знатно сотрясли, одним, своим, присутствием. Ходила даже поговорка: «Где Пак, там и Ким, где Ким, там и Пак, а где они вместе, там беда!» — Старик, что случилось? Твое лицо, так и излучает темную ауру, ты мне всех клиентов распугаешь, своей сморщенной физиономией! — Ты что, опять ходил к Пороро и он опять не открыл тебе дверь, да? — Спросил Минсок, который уже закидывал кубики льда в, уже готовый, кофейный напиток. Он пододвинул харрикейн ближе к клиенту. — Спасибо. — Наконец-то улыбнулся альфа. — В этот раз он, как раз таки, открыл дверь… — Брови шатена, снова сошлись на переносице, от воспоминаний, недавней встречи с другом. — Но это не только из-за него, еще…- Трагичная пауза, в которой Пак-старший делает глоток холодного кофе. — Пак Чанель, не тяни кота за ху.... Айй, больно же! — Чондэ возмущенно смотрел в сторону рыжего омеги, который только, что одарил своего работодателя смачным пинком под колено. — Сколько раз я Вам говорил, не ругаться?! Хотя бы при клиентах! — "И кто из них ещё начальник?", - саркастично пронеслось в вихре мыслей заядлого посетителя. — А ничего, что до этого я говорил «шлюшка»? Или вон, Пак меня послал? Ты молчал! — Шлюшка — это не ругательство, это — я. А Пак Чанель — клиент, а клиенту дозволено всё! — Отчеканил Ким, популярную, но столь верную фразу для любого заведения. — Ну, хорошо, забились и на этом. Пак, можешь продолжать. — Будто мне твое разрешение сдалось…- Закатив глаза, произнес Ёль. — Ну, ладно слушайте… Неужели, вам и вправду интересен Я и моя личная жизнь? — Подозрительно прищурившись, спросил альфа. — Ты нет… — Нах…фиг, ты нам сдался! — Чуть не оговорившись, заикнулся владелец. — Но вот, твоя личная жизнь это совсем другое дело. — Спокойно, продолжил рыжий бариста. — Как удобно устроились, бесплатная дырама, блин. — Недобро, усмехнулся Чан. — В общем… Сначала, я побывал у Кенсу, там ни черта не понял, потом позвонили из клуба, возникли какие-то проблемы, поехал туда, вообще ни хрена не понял! Вот что за фигня, почему с омегами все так сложно и непонятно?! — Обреченно завывал Пак. — Потому что ты идиот, Чанель. И-ди-от. — По слогам проговорил альфа. — Спасибо, друг, помог. — Шатен сделал вид, что он обиделся, уже собирался уходить. Но, как он и ожидал, его схватили за руку, потянули назад, словно прося его остаться. Чанель уже растаял, пряча улыбку, он повернулся к другу, ожидая его извинений: — Ты забыл заплатить. Тоже мне, нашел халявную забегаловку! Заплати, а потом хоть на все четыре стороны. — Голос полный сарказма, и…взгляд, который совсем противоречил всем словам. Это был еще один парадокс Ким Чондэ. Он мог говорить, такие гнусные вещи, или крыть человека трехэтажным матом, но при этом, так заботливо, любовно смотреть, можно сказать даже как-то по-матерински. Но так было только с теми людьми, которыми Чондэ действительно дорожил. — Мин, рассчитай клиента, будь добр. — Стальным голосом попросил Ким. И повернувшись на пятках, он собирался было возвратиться к себе в кабинет, но его остановил смех Пака. — Ким Чондэ, мать твою! Ты безнадежен. Научись выражать свои эмоции. Жить сразу станет легче. Ладно, так и быть, я тебя прощаю, пошли к тебе, разговор есть. Думаю и тебе есть, что поведать. Минни, детка, принеси-ка нам что-нибудь выпить из личных запасов, и перекусить, думаю, ты понял. — И закинув руку на шею друга, они поднялись на верхний этаж, небезызвестной кофейни Сеула, "Universe". Кабинет Ким Чондэ находился в мансардном помещении здания. Он, сразу же, с первого взгляда, влюбился в эту комнату, даже с обшарпанными в прошлом стенами и побитыми окнами. Говоря на чистоту, Ким, всегда мечтал о собственном особняке и спальне на мансарде, но, увы, и слава Богу, он живет в городе, в не хилых таких апартаментах, за свой счет. Чондэ лично ремонтировал свой будущий кабинет, и выбирал мебель опираясь только на свой изысканный вкус. Он никому не доверил бы столь важную миссию, как обустройство его кабинета. В итоге получилось не хуже, чем у именитых корейских дизайнеров. Так считал сам Чондэ, и этого было достаточно. Сама комната была достаточно просторной, как и богатый внутренний мир самого хозяина, светлой и комфортной. Форма была в виде трапеции: ламинированный пол, устланный светлым ковром, две низкие в длину стеночки, которые сразу переходили в большие, выбеленные откосы и широкая, горизонтальная линия, такого же белого потолка. Все вертикальные стены были цвета чуть светлее корицы. Как и все светлое в этой комнате - бежевый, дубовый стол с "шоколадными" ножками, за которым располагалось шикарное кресло из белой кожи, и из того же материала, параллельно друг другу стояли два «молочных» диванчика и низкий, ореховый журнальный столик, самой обычной формы. Но все это пустое. Все это блекнет на фоне огромного, арочного окна, на всю стену, из которого открывался обширный обзор на центр «муравейника», на который прямо сейчас опускались сумерки. Два друга уже расположились на диване, а на столике стояла бутылка и два пузатых, хрустальных снифтера, на дне которых плескался, не самый дешевый бренди. Там же, на столе, стояли закуски, быстро организованные Минсоком. Юный бариста прекрасно знал, предпочтения своего начальника. И так же то, что Ким то, что его начальник, обычно, не закусывает, предпочитая ощущать Вкус, но вот Чанель был меньшим ценителем алкоголя и, попросту, быстро пьянел, даже от вина его, уносило, далеко и надолго. Не подумайте лишнего, Ким не был алкоголиком. Он не пил безрассудно или от горя, он пил красиво и элегантно, как положено истинным эстетам. Но сейчас бокалы остались не притронутыми, они разговаривали, и по напряженным и серьезным лицам, можно догадаться, что тема, весьма, тяжелая для обоих молодых мужчин. Они говорили приглушенно-тихо - этот диалог не для лишних ушей. — Мне звонил Ифань. — Напряженно, начал Чондэ. — И? Что он сказал? Наши догадки подтвердились? — Пак сел прямо и выжидательно посмотрел на профиль друга. — В общем, да. — На выдохе произнес Ким, но, затем, продолжил. — Нашлись улики, которые подтверждают, что это был поджог. — То есть, это было убийство, да? Суки! — Хриплый, рычащий голос и вопрос, который, казался риторическим. — Эти ублюдки, выжидали удобного случая, чтобы без следов уничтожить целую семью! Но или они глупы, или так задумывалось изначально, не известно. Однако, они не учли одного… — Голосом следователя заявил Ким. -…Наследник остался в живых. — Хмуро смотря, куда-то сквозь стену, закончил Пак. — Я чувствую, сейчас себя, как в каком-то детективном сериале… Каждая призрачная зацепка, наши наивные догадки и предположения — это все, как хитросплетения огромного лабиринта… Мне остается лишь надеяться, что в конце мы не зайдем в очередной тупик или еще хуже, сами не угодим в ловушку этих крыс! Как-никак, уже не первый год расследуем это дело. — Все же взяв в руки бокал с бренди, Чондэ откинулся на упругую спинку дивана. Он изящно поднес бокал к губам, но прежде чем вкусить выдержанный напиток, он вдохнул его запах, крылья его носа мило задрожали. Удовлетворившись пряным ароматом, он немного отпил из бокала, держа «дозу» во рту, Ким различал каждым рецептором языка все вкусовые оттенки жидкости, собрав информацию, он выносил вердикт, — Этой бутылке бы еще пару лет постоять и вкус был бы еще отменнее, не находишь? — Да… Наверное. - Протянул Пак, словно, как отражение, повторяя движения друга. Пак сел более раскрепощенно, широко раскинув длинные ноги, обтянутые в фирменные, темные брюки. Пальто уже валялось на соседнем диване, а верхние пуговицы белоснежной рубашки были расстегнуты. Кажется, пора немного расслабиться. Эта неделя была слишком напряженной. Озвучив свои мысли, он глотнул «горячий» напиток, что обжигая стенки пищевода, буйно опустился в полупустой желудок. С непривычки, на глаза навернулись слезы, от крепости выпитой жидкости, он зажмурился и закусил все это «гиблое» дело кусочком твердого, швейцарского сыра. В то время, второй альфа мерно вливал в себя французский виноградный*, и посматривал на друга, добро посмеиваясь одними глазами. Его всегда забавляло то, что Чанель, такой большой и взрослый, совершенно не умеет пить.