Авторы текста: R2R, Тэсса Найри, Хельга, Фред, Лейри, Moru Ungoliant, Ноло Авторы стихов: Фред (от лица Новэ), R2R (от лица Тэлве), Тэсса Найри (от лица Тинвэ)
Период, когда происходят события: от пробуждения квэнди до начала Войны Стихий _____________________________________ Путь вниз запомнился, как сплошная круговерть скальных стен и трещин, пронизывающий ветер и серое небо, которое нависло совсем низко. Шёл снег. Камни стали белыми, цепочка лёгких следов почти мгновенно исчезала — снег скрывал всё. Снег скрадывал звуки, за снегопадом в трёх шагах было ничего не видно. Словно белая беззвучная стена отгородила квэнди от остального мира. Вспоминался какой-то привал — расщелина, в которую от ветра забрались все шестеро. Снег, растопленный в ладони. Капли, застывающие в ледяные шарики. Тэлве казалось, что всмотрись внимательнее, прищурься — и увидишь сквозь снегопад, сквозь камень, как этот снег засыплет кровь, скроет то, что осталось от урргха, заметёт вход в пещерку, где осталось тело Нэнле. Ветер наметал сугробы, и под ними трудно было найти надёжный камень, чтобы не оскользнуться. Носилки из плаща и верёвок несли, меняясь по очереди. Тэлве раз попробовал сменить Ингвэ — и через три шага сам чуть не свалился, Эрендис едва успела подхватить петлю носилок. Должно быть, она тоже вымоталась, потому что про «криворуких помощничков» шипела, а не кричала. Постепенно всё исчезало. Холод, своя и чужая боль, ещё до конца не осознанная утрата, ставшие враждебными и опасными скалы. Не было ничего, только летящий снег, рывки верёвки, которой квэнди связались, чтоб не потеряться, да тени и голоса в снежной кутерьме. Другие квэнди тоже как-то отдалялись, в то же время становясь ближе и понятнее. Словно возвращались первые дни, когда ещё не было слов, когда глаз не различал дерево, облако и другого квэндо — всё было одной слитной картиной, в которой сплетались образы и чувства. Потом пришла странная лёгкость. Боль осталась, но притупилась. Всё вокруг сделалось одновременно простым и невероятно сложным, таким, что и думать о чём-то — пустое дело. Всё было одновременно размытым и резким: ни взгляд, ни ум ни на чём не останавливались. Руки сами находили зацепки на вертикальной стене. Ветер словно пролетал насквозь, не замечая эльфа. Вкус снега и шероховатость камня были разными сторонами чего-то одного, не понимаемого, но понятного. Рыхлый снег в долине лежал слоем глубиной в локоть, но квэнди шли, и под ними белый покров проминался едва-едва. Потом всё как-то сразу кончилось. Было тепло. Снега не было. Трава. Ствол дерева. Голос ручья. Тэлве смотрел на уходящие в небо горы. Облако плыло совсем низко, переваливаясь через отрог хребта. Вершин не было видно — сплошная муть. Моросил дождик. Тинвэ плохо помнил обратный путь. Время от времени резкая боль выхлестывала его из забытья, но сознание возвращалось не полностью. У боли были разные лица: то она казалась похожей на кого-нибудь из квэнди, то оборачивалась жутким оскалом урргха, то рассыпалась снежинками, острыми, словно иглы. Иногда он вспоминал имя боли — Нэнле, но не мог понять, что оно значит. А потом он снова проваливался в тяжелый сон без сновидений. Там боли не было — только холод и одиночество. И еще бесконечная усталость. Но на сей раз он пробудился сам. Что-то коснулось лица… еще и еще раз… мокрое… капли воды… вода! Он шевельнул пересохшими, потрескавшимися губами, ловя капли и отчаянно боясь, что они исчезнут. Тёплый дождь шуршал по листьям. Где-то по краешку сознания бродили голоса. Это были квэнди — это был далёкий родной мир Озера. Голоса звали. Они спрашивали. Все уже знали, что снова случилось что-то плохое. Рассказывать им, что произошло, — значит снова возвращаться в холод и пустоту. Но было важное, то, что надо было непременно рассказать, когда другие эльфы уже поспешили с берега на помощь путешественникам. Урргха делают так, что квэнди перестают быть. Но и квэнди могут сделать так, чтобы урргха перестали быть. Тэлве посмотрел на дремлющих под деревом товарищей. Увидел, что Тинвэ пьёт дождь. — Айа! Как ты? Подожди, сейчас из ручья воды принесу. И достал из незавязанного мешка узкую деревянную чашку. — Тэлве? — ответное прикосновение сознания было слабым и словно бы неуверенным. — Где я? Тинвэ попытался приподнять голову, но она казалась тяжелой, будто камень. Он похлопал ресницами, смаргивая холодные капли, мешающие смотреть, но видно было лишь серое марево, сочащееся влагой. «Дождь, — подумал Тинвэ. — И облака». Снова навалилась усталость, и квэндо начало клонить в сон. — Здесь. Тэлве попробовал показать поляну, дерево с морщинистой корой, светлые стволы берёз над родником. И сам наконец-то увидел это всё, не глазами, а всем своим существом. — Мы возвращаемся. Держись. Эльф поёжился от зябкого соприкосновения мыслей, снял плащ и укрыл им Тинвэ поверх чьей-то ещё накидки — может, это его согреет. Самому ему было почти тепло — даже не тепло, а как-то невозможно было мёрзнуть, когда рядом берёзы и родник. Смутно вспоминалось, что Тингрэлл собирался принести сухих веток, чтобы развести огонь. Это хорошо. Неплохо бы какой-нибудь еды раздобыть. Орехов, что ли, поискать? Вроде в мешке попадались какие-то корневища… Тэлве достал из мешка несколько луковиц. Как они туда попали? Кто-то их уже здесь нашёл? Нет, корни совсем сухие, и наружные листья шуршат под пальцами… Тэлве всмотрелся в находку, пытаясь понять, что это за растение. Луковки откликнулись. В них дремала жизнь, глубоко спрятанная от холода, вытягивающая воду из внешних листьев, чтобы переждать плохое время. И эта жизнь была ярким цветком в камнях. Воспоминание ударило его, как острый камень: «Айе, квэнди! Я нашла цветок!» Но песнь дремлющего цветка, рисунок берёзовых ветвей и облаков, бормотание родника — смягчили удар. Будто острый камень упал в воду. Разорвал на миг поверхность, всколыхнул, ушёл на дно. Остался там. Тэлве убрал луковицы в мешок и встал, слыша, как Тингрэлл спускается к поляне с охапкой дров.* * *
Лейринэль собирала орехи и ежевику в лесу, когда почувствовала, что случилось что-то плохое. Краем сознания она услышала отчаяние и усталость. Может, с теми квэнди, что ушли смотреть горы? И Нэнле с ними… — Нэнле, где вы? С тобой все в порядке? Тишина, только мелкий дождик начал накрапывать, будто облако плачет. Почему Нэнле не отвечает, заснула? И чувство, что нет чего-то в мире, ледяным ознобом по спине. — Тинвэ, что с вами? Вы замерзли? И почти на грани ощущений — нет, не слова — капли воды на сухих губах, туман… У них нет воды? Неужели они так голодны, что нет сил ответить? Лейринэль уже шла вверх по течению холодного ручья, сбегавшего со стороны гор. Сумку с орехами она привязала к поясу. — Тэлве, вы голодные? Я принесу еду. Покажи, где вы? Там, выше, виднеются светлые стволы берез. Набрать грибов? Они не очень вкусные, но их песня быстро исцеляет раны и восстанавливает силы. Нет, сначала их надо найти. И наконец хоть кто-то откликнулся — Тэлвэ. Не словами — образами: Поляна. Ручей. Белые стволы, чёрные полоски на них. Капли, падающие с листьев. Линия гор, похожая на две волны — левая чуть повыше. Облака. Дождь. Бледные лица спящих. Усталость. Боль. Кровь. Круговерть камней, льда и неба, злые жёлтые глаза урргха, край пропасти, качающиеся звёзды, пустота… — Тинг, Лейринэль слышала нас. Она недалеко. Обещала принести еды. Я нашёл в мешке луковки, да они для еды не годятся. Тингрэлл свалил охапку сучьев на траву, Тэлве скатал полоску бересты, потом ещё одну, закрывая растопку от мороси. Постучать камнями-искровиками — и получится огонь. Лейринэль посмотрела на далекие горы. Их линия была почти такой же, как показанная Тэлве. И ручей. И березы вокруг. Они где-то рядом. Урргха напал на них, они ранены, очень устали, но они — есть. Девушка взглянула в ту сторону, откуда бежал ручей, и с облегчением заметила тонкий дымок за деревьями. Ручеек стал совсем мелким и сильно петлял, она перепрыгнула через него и пошла напрямик. Вот и поляна. Тингрэлл и Тэлве подбрасывают ветки в разгорающийся костер, остальные спят. Тэлве странно двигается, у него что-то с рукой. — Квэнди, я принесла орехи и ягоды. И грибов набрала. Тэлве, у тебя рука болит? Песня — нестройная, тяжесть и комок у горла. «Не все. Нэнле. Ее здесь нет. И я ее не слышу». Непослушные пальцы выпускают подол платья, и сыроежки рассыпаются по поляне. — Лейринэль! — Тэлве вскочил. Девушка вышла из мокрого леса — и сразу стало теплее, чем от костра. Лёгкая, как ветерок. Яркая… а то все они, даже неунывающий Тингрэлл, даже насмешница Эрендис, стали какими-то выцветшими. — Ты грибы рассыпала… А рука — ничего, уже прошло. Почти. И тихо, почти шёпотом, невольно обернувшись к большому дереву, под которым спали квэнди: — Вот Тинвэ очень плохо. Первый раз в себя пришёл за… не знаю, сколько. Грибы? Какие грибы? Тэлве что-то говорит. Про Тинвэ. Тинвэ очень плохо. Девушка нашла Тинвэ взглядом. Потянулась к нему сознанием… зябкие, почти ледяные нити… усталость… тихая угасающая слабая мелодия… Он уходит? Ну, нет, она этого не допустит. От остальных тоже идут волны усталости и боли, но сначала — Тинвэ! — Тэлве, подбери грибы. Я наберу воды, ее надо согреть. Тинг, костер поближе к Тинвэ, и надо сделать шалаш. Орехи в сумке. Теперь она видела, что они измучены, а вся одежда рваная, промокшая и в каких-то бурых пятнах. Кровь? Так ранены все? Ей не справиться одной! Лейринэль отцепила от пояса сумку и отдала ее Тэлве. Ягоды из высушенной тыквы она высыпала на широкие листья лопуха и побежала к роднику. Нужно было звать других квэнди на помощь, идти домой они не могут — Тинвэ нести нельзя, а еды в лесу очень много. — Финвэ, я их нашла, — мысленно окликнула квэндэ. — Нужна помощь. И добавила образы: поляна, березы, ручей, путь от озера. — Нужны плащи, полотно и целебные травы. Они ранены, идти не могут. Спешите. Набрав в тыкву воды, Лейринэль побежала обратно. …У Черного Всадника было много рук. Извивающиеся, словно лишенные костей, пальцы, похожие на белых червей, тянулись к Тинвэ, но все никак не могли достать его. Квэндо хотелось бежать, но он не мог ни пошевелиться, ни даже вскрикнуть. Горло сжалось от ужаса. Лица у Всадника не было — черное пятно. Провал в никуда. И из этого провала на Тинвэ, не мигая, смотрели глаза. Зеленые, словно хвоя, равнодушные глаза урргха. От Всадника веяло холодом. Только не тем бодрящим холодом, что исходил от ледяной глыбы в горах. Его холод сковывал разум, опутывал сердце липкими нитями, высасывал волю к жизни. Всадник не торопился. Он ждал. Ждал, пока Тинвэ совсем замерзнет и свалится без сил в холодное красное месиво под ногами. И тогда Всадник сможет забрать свою добычу. А потом откуда-то появилась Эрендис и, размахивая факелом, сердито закричала на Всадника: — Ты все испортил, бестолочь! Иди и прыгай со скал прямо в пасть урргха! — Криворукие помощнички набрали орехи и ягоды, — недовольно ответил Всадник странно знакомым голосом. — Зажги костер в шалаше с водой. От факела шло тепло, и, верно, от этого, Черный Всадник вдруг как-то съежился и начал таять, словно снег на ладони. А потом и вовсе пропал куда-то. И Эрендис тоже исчезла. Зато появилась Нэнле, растрепанная, в изорванном платье, заляпанном чем-то красным. — Айе, Тинвэ, я нашла цветок, — девушка радостно улыбнулась и протянула к эльфу когтистую лапу. Квэндо отпрянул, но урргха с лицом Нэнле был уже рядом, и что-то острое и горячее впилось в бок эльфа, раздирая плоть. Тинвэ закричал. Финвэ и еще десяток квэнди спешно выходили из селения навстречу путешественникам, когда услышали осанвэ Лейринэли. Оно было как нельзя кстати — точно указанный путь значительно облегчил дорогу. — Мы идем, — откликнулся Финвэ. — Держитесь. Они не могут идти… ранены… Когда еле слышный туман холода и боли пришел со стороны гор, Финвэ почувствовал, что дело серьезно. Он всеми силами пытался не представлять себе того, что может увидеть. Эмоции лишние, главное сейчас — быстрее дойти, помочь, поддержать. Остальное — потом, после. Лейринэль вкапывала тыкву с водой рядом с костром. Почва была вязкая, набухшая от дождя, под дерном оказалось много мелких камней, об один из них девушка едва не сломала нож. Костер разгорелся, и казалось, что сырость и холод уходят прочь, когда она услышала ответ Финвэ. — Айе, квэнди, Финвэ ведет к нам помощь, — радостно воскликнула она. Легкий ветерок шелестел березовой листвой, стряхивая на поляну последние холодные капли, сквозь истончившееся облако вновь замерцали звезды. Лейринэль открыла сознание и услышала то, чего не может быть… Эрендис с огромными желтыми клыками танцует вокруг костра… Холодный Черный Всадник превращается в снег с пятнами крови и тает… Ледяной страх… Но боюсь не я! Тихий стон привел девушку в чувство. Усилием воли закрыв сознание, она бросилась к Тинвэ. Глаза квэндо были широко раскрыты, плащ отброшен в сторону, лицо, покрытое испариной, искажено гримасой страха. — Тинвэ, проснись! Этого нет! Проснись же, прошу тебя! — Лейринэль подняла плащ и увидела на нем свежие пятна крови. Справа. Большое красное пятно… Притронувшись к правому боку Тинвэ ладонью, девушка ощутила, что ее пальцы стали липкими. — Тинг, Тэлве, помогите мне! У Тинвэ повязка порвалась, а он лежит на ране! — Тэлве, — мысленно добавила она, — держи его, не дай ему уйти. Тингрэлл, поворачиваем Тинвэ раной кверху — на левый бок. Тэлве нырнул обратно, в кошмар, от которого успел закрыться. Мучительный жар и ледяной страх, когти из темноты. Два холодных зелёных огня, бег — прочь, по камням, по льду, кругом пылают костры, и сам — костёр… — Тинвэ! Постой! Видение расползлось чёрным туманом, сквозь него проступили ветки, трава, костёр. Тэлве вздохнул поглубже и снова потянулся в непроглядную тьму, в которой плыли навстречу огненные льдины, беззвучный ветер пронизывал насквозь, нависшие скалы превращались в кривые клыки, гигантская пасть захлопывалась и разрывала пополам, скала кренилась, кружилась и падала на голову, и никуда было из-под неё не убежать, и над всем этим ужасом равнодушно светились два зелёных огня. Золотая искра, летящая прочь, в черноту. Мерцание еле заметно, огонёк вот-вот погаснет. — Подожди! Не улетай! Стремительно летя следом, Тэлве потянулся к этой искре, как тянулся к далёким звёздам в день пробуждения. Огонёк пролетел сквозь пальцы, но Тэлве попробовал ещё раз. Протянул руку. Догнал. Закрыл искру от ветра, от зелёного свечения. Они летели над бесконечной ледяной равниной, но лёд внизу таял, а впереди виднелся лес. Потянуло запахом мяты и чабреца, голос Гэлу сказал «теперь поищи сушеницу и многозвездочник». Едва Лейринэль и Тингрэлл перевернули Тинвэ, как его крик разбудил остальных квэнди. Девушка слышала встревоженные голоса, но видела лишь огромное красное пятно под рваными грязными повязками. Лейринэль стала поливать их теплой водой и снимать, борясь с ощущением леденящего страха — вся спина была в крови, края ран разошлись и на дне виднелись желтые полосы. «Это же ребра, урргха порвал ему спину слишком глубоко…» Девушка попыталась свести края вместе, снова сделать спину целой, но от этого расходились края соседнего разрыва. Она услышала, как Гэлу послал кого-то в лес за целебными травами, и почувствовала его руки рядом со своими. Вдвоем они с трудом сжали края ран. «Его спина, как полоски ткани. Держишь руками — как целое полотно… как полотно… куски полотна сшивают вместе…» — Гэлу, я их сошью, а вы с Тингом держите края, — Лейринэль надсекла край своего плаща и выдернула несколько плотных льняных нитей. Пальцы сами нащупали на поясе маленькую сумку с вязальными крючками. «Это полосы полотна, и я их сшиваю. Не думать, а то слишком страшно. Когти на краю сознания. Тинвэ, ты только не уходи… Не думать. Шить». Камешек… Ещё камешек… Коричневый, белый, желтоватый… А хочется — синий-синий… Эльтинэ сидела на опушке, сосредоточенно морща лоб и высунув от усердия кончик языка. Из гальки получалась вполне красивая картинка с цветком. Камешек к камешку, и ещё один… Только вот цветок был голубой. А голубых камней она не нашла… Может, их красить можно? А чем… Мощная волна. Мысленная волна. Была бы настоящей — сбила бы с ног. Черное чудовище. Многорукое. И Нэнле. Которая ушла в горы. И тоже стала чудовищем… Чужой ужас стал своим. «Что с Нэнле? Почему она стала… этим?» Эльтинэ летела по травам, не разбирая дороги, считала знакомые мелодии… Нэнле не слышно. Вернее, слышно, но как-то странно. И мелодия не та, и не от неё она — от другого, через другое… «Тинвэ? Это — Тинвэ?» Поляна. Нэнле нет. И Тинвэ нет. Почти. Лейринэль решилась на что-то странное. И страшное. Ей сейчас лучше не мешать. Эльтинэ замерла поодаль. Почему Новэ оказался так близко — на этот вопрос он пока еще не мог ответить. Даже себе. Просто получалось почти всегда, что, если только Новэ был не на озере, то обязательно оказывался неподалеку от этой квэндэ, Лейринэли. Случайно. Но сегодня он впервые был готов пожалеть об этом. Впрочем, вряд ли расстояние защитило бы его от… такого. Хуже всего то, что Новэ просто не мог от него защититься. Никак — жуткий Черный Всадник, с какими-то невероятно гибкими руками, глаза урргха, сковывающий холод и что-то совершенно-невозможное-с-лицом Нэнле — все это, перепутанное с образами горной гряды, Эрендис, ухода-в-никуда — «как Мэльмэ! так же, как было с Мэльмэ» — мелькнула мысль и сорвалась в водоворот образов: Тэлве ловит золотые искры, лед-страх-холод, — затянуло Новэ и едва не погребло под собой. «Хватит!» — Новэ думал, что кричит, но голоса не было. — «Хватит! Не то, не так, это не со мной!» «Это — не со мной!» Видение — да, именно видение, чье-то страшное видение — отдалилось, словно опять Ингвэ прогнал Черного Всадника. Но сейчас, и Новэ понял это, он сам был «Ингвэ» для одного себя. Видение словно отошло за прозрачную стену, и Новэ удалось выбраться из него и даже кое-что понять: «Тинвэ — вот кто видел Черного Всадника и ужас-с-лицом-Нэнле… Горы… Они уходили в горы… Где-то близко сейчас… Да! И… с ними Лейринэль?.. Что?..» Новэ уже не думал — он бежал. К тем, кто пришел с гор, к тем, кому сейчас нужна помощь. К Тинвэ, скованному холодом. К Лейринэли. Лейринэль уже ничего не слышала — ни леса, ни журчания ручья, ни голосов. Холод отступил, перед ее глазами было лишь рваное полотно, белое снаружи и почему-то с красными неровными краями. «Это платье я зашью так, что оно станет совсем, как новое. Соединить красные нити… возьму крючок поострее… да, так получается… А теперь тонким крючком сшить белые… так… Платье будет очень красивым…» Иногда ей казалось, что пальцам холодно и они почему-то скользкие, но тут же это ощущение уходило, и девушка вновь видела только свое рукоделие. Новэ выбежал на поляну, мельком оглядел всех, кто был там — верно, нет Нэнле, нет — и не будет уже… Тэлве, сам не себя не похожий, Эрендис, Гэлу и Тинг, рядом как всегда… И — Тинвэ и Лейринэль. Тинвэ, которого держит Тэлве, держит, как воду в ладонях, как золотую искорку… И Лейринэль, которая ушла за прозрачную стену… Там, за этой «стеной», она… «Она зашивает Тинвэ, как ткань!» Новэ прислушался — похоже, Лейринэль все делает правильно, по крайней мере — то, что единственно возможно. И Тэлве держит искорку-Тинвэ… А Лейринэль холодно… Хотя костер и горит… — Тинвэ, проснись! Душная черная пелена, сомкнувшаяся было вокруг эльфа, лопнула, и Нэнле с лицом чудовища отступила, расползаясь бесформенными цветными пятнами. Но когти урргха остались. Впивались в бок раскаленными иглами, тянули в глубину, и темные волны снова сомкнулась над головой квэндо. Сил сопротивляться уже не осталось, а там, внизу, сквозь толщу воды, мерцал свет, ласковый, мягкий, сулящий избавление от боли и страха. Тинвэ хотелось плыть к нему, но руки и ноги налились неподъемной тяжестью, и он смирился, медленно опускаясь на дно, к свету и избавлению. — Тинвэ, постой! Не улетай, Тинвэ! Голос был неприятно громкий и пах мятой. Тинвэ не помнил имени зовущего и не мог ответить. Но зов почему-то держал его, не позволял погружаться дальше, и Тинвэ беспомощно повис в темноте между манящим дном и недостижимой поверхностью. Холодно… темно… далеко — свет, но туда нельзя — рано, и не достать… холодно… темно… больно… Новэ вслушивался в Мелодию Тинвэ и чуть не закричал, когда узнал этот золотой свет. В него — навсегда, безвозвратно — ушла Мэльмэ. Да, там — покойно и ясно, но нельзя, нельзя отпускать туда Тинвэ! Впрочем… Ведь Тэлве держит его… «Тогда надо согреть…» Новэ понял, что надо делать, но не знал — как. Костер горел, тепло от него согревало плечо и руки Новэ, но вот для Тинвэ этого было явно мало… «Надо согреть его Музыку», — решил Новэ и потянулся к квэндо — потянулся «руками» своей Музыки. …до корней промерзший камень нежно обвивают травы, укрывают, согревают теплым, мягким покрывалом… …черный лед возьму в ладони и дыханием согрею — станет талою водою, утечет далёко в море… …все снежинки всех метелей станут искрами в сиянии высокого костра, станут звездами улыбки в теплых ласковых глазах… …будет свет и будет праздник, хоровод, ладонь в ладони, будет смех и будет танец, будут звезды плыть по рекам, целый мир тепла и света, он зовет тебя, веселый, он зовет тебя, поющий, он зовет — и ты услышишь, он зовет… …ты — возвращайся… Эрендис стояла поодаль, не сводя глаз с сородичей. Тинвэ снова уходил, ускользал, переставал быть, и виной этому была хищная желтая тварь, которая напала на квэнди в горах. Если бы девушка могла вернуться в прошлое — голыми руками разорвала бы эту урргха, растерзала бы на кусочки, на окровавленные ошметки! Кулаки Эрендис были судорожно стиснуты, а красивое лицо искажено такой безудержной злобой, что казалось отталкивающим. Лейринэль продолжала шить рубашку. Красные полосы подкладки уже были сшиты. Работа подходила к концу. «Еще несколько узелков, здесь уже легче. Взять тонкий крючок, проколоть… протянуть нитку и завязать… вот и все. Рубашка, как новая… красиво получилось». Девушка почувствовала, что очень устала. И не хватало чего-то. Да она же леса не слышит! Прозрачная стена, окружавшая квэндэ, начала исчезать. Она услышала встревоженные голоса сородичей, но еще не могла разобрать, о чем они говорят. Слабые отголоски холода и боли… запах мяты… тепло костра… журчание ручья… А прямо перед ней — рубашка… нет, это же Тинвэ! И у него зашиты раны на спине и боках! Девушка вскочила, крючки выпали у нее из рук. Встряхнула головой, чтобы прогнать туман, оставшийся от прозрачной стены, и встретилась взглядами с Эрендис. От выражения ее лица Лейринэль ужаснулась. Квэндэ не может быть такой… такой… страшной! Что с Эрендис? Лейринэль шагнула ей навстречу и протянула руки к ее лицу: — Айе, Эри! Что с тобой? Кто тебя так напугал? Эрендис посмотрела на Лейри и отшатнулась. Злость на ее лице сменилась гримасой ужаса и отвращения. — Не трогай меня! — она оттолкнула от себя руки Лейринэли. Вверху тоже появился свет, и он был ближе, чем тот, далекий, мерцающий. Словно кто-то зажег огонь над поверхностью темной воды. Этот кто-то звал Тинвэ, и зов звучал все настойчивее и громче, постепенно заглушая нежную, манящую музыку, доносящуюся со дна… из бесконечной глубины… уже почти не слышную. Тинвэ потянулся вверх, потянулся всем своим существом. Страх растаял, побежденный ласковым теплом, таким близким. Боль по-прежнему терзала квэндо, но желание вернуться было сильнее, чем она. …будет свет — не будет страха… …будут искры над кострами… …ветер тучи разгоняет, чтобы снова пели звезды, чтобы зов твой я услышал и нашел дорогу к дому… …вверх… …к огню сквозь мрак и холод… …я вернулся… Темные воды разошлись, выпуская Тинвэ. Квэндо открыл глаза. Новэ услышал Тинвэ. Мир качнулся и поплыл — боль Тинвэ коснулась Новэ, едва не прервав сосредоточенности квэндо на Музыке. Но она и подсказала, что нужно делать — сейчас. …ты вернулся, ты вернулся, от далекого сиянья — в этот мир тепла и света, в этот мир к друзьям и песням, ты пришел — но боль с тобою, так давай ее разделим пополам с тобой и мною — половина все же меньше, от нее тебя укрою я льняною пеленою — не найдет к тебе дороги, даже след твой потеряет… Странный напев, не доступный тем, кто не слышит, должен был отогнать боль Тинвэ, отделить ее от тела. А «льняная пелена» нашлась тут же: Новэ снял рубаху, разрезал ткань на широкие полосы. Руки действовали сами, создавая преграду: одну полосу Новэ дважды обмотал вокруг груди Тинвэ, закрепил, взялся за вторую… А безмолвный напев продолжал звучать: …я укутаю, укрою, не отыщет боль дороги, злые когти ледяные тают, тают, отпускают, крепок лен и крепки нити, этот мир тебя удержит, боль уходит — дальше, дальше, боль уходит — не догонит… — Но… Новэ, — Тинвэ сам не узнавал своего голоса. — От… куда ты здесь? Боль отступила, словно отделенная завесой, мягкой, но непроницаемой. Мир вокруг стал ласковым и безопасным. Убаюкивающим. Новэ хотел ответить, но слов не было — словно все они ушли в безмолвный напев. Он хотел улыбнуться — но губы только дрогнули, не больше… Лёд растаял. Далёкое сияние угасло. Через всё небо протянулись ровные серебристые полосы — то ли облака, то ли ветви нездешних деревьев… Над головой шумели листья. Звёздное небо медленно поворачивалось. Почему-то вместе с кронами берёз. Дождь кончился. Даже не глядя, Тэлве знал — Тинвэ здесь, он не ушёл. Его удерживают другие квэнди. «Как хорошо, что нас так много проснулось, — подумал Тэлве, — всегда есть кто-то, кто выручит. И Лейринэль здесь… точно, она же орехи рассыпала». Он видел странную картину — как в отсветах костра Лейринэль тянет окровавленные руки к лицу Эрендис, а та сжала кулаки и скривилась, будто снова видит урргха… или будто сама сейчас превратится в урргха. Словно прежние кошмары разом перевернулись, отразившись в громадном озере. Небо качается внизу, а ты стоишь над ним и понимаешь, что видимое — это лишь отражение, а надо вслушаться, и станет ясно, что Лейринэль устала и беспокоится, что случилось с Эрендис, а Эри… Это же Эри. Не может с чем-то справиться, и поэтому сердится. С чем? Всё же тихо. Завесу-преграду, которую плёл Новэ, тоже было слышно — те самые нити в беззвёздном небе. Но проследить за нитями этого плетения Тэлве не смог, и потому не стал даже пытаться повторить напев, чтобы случайно что-нибудь не испортить. Может, у девушек это лучше получится? — Эрендис, ты слышишь? — мысленно окликнул он. — Можешь помочь Выдумщику? А то у меня, сама говорила, руки-как-кривые-ветки — узла завязать не могу! — Где я? — спросил Тинвэ и попытался приподняться на локте. — Где все? — Тинвэ, ты проснулся! — обернувшись на слабый голос квэндо, обрадовалась Лейринэль, — Как хорошо! Только ты не поднимайся пока, у тебя же раны болят! Полежи спокойно. Ты есть хочешь? — Есть? — растерянно переспросил Тинвэ. — Н-не знаю. И почти жалобно добавил: — Я пить хочу. — Пить? Я сейчас принесу, — ответила она, — Ты не шевелись, я быстро! Подбежав к костру, она протянула руку, чтобы проверить, нагрелась ли вода в тыкве. «А руки в чем-то красном… кажется, кровь… Откуда? Ой, я же Тинвэ раны зашивала…» Вытерев руки о траву, квэндэ зачерпнула чашкой горячей воды, почему-то пахнувшей мятой. — Вот, только пей понемножку — она горячая. Тебе согреться надо. — Спасибо… Тинвэ невольно поморщился: запах мяты напомнил ему только что пережитый кошмар. Прежде любимый, сейчас этот аромат вызывал почти отвращение. Но пить хотелось нестерпимо, и Тинвэ неловко поднес чашку к губам: малейшая попытка устроиться поудобнее отзывалась острой болью в боку. Рука квэндо дрожала, и горячее питье грозило пролиться. Новэ осторожно обнял Тинвэ, поддержал под плечи, не прерывая уводящего боль напева. Нельзя было прекратить плести эту преграду, но силы уходили куда-то… …делим, делим, боль уходит, так вода ее уносит, так смывает, растворяет, как крупинку горькой соли, так тепло ее сжигает, как костер сжигает хворост, как в листве сокрыты птицы — так и ты укрыт и спрятан, не найдет тебя ни холод, ни беда, ни боль, ни морок… Пожалуй, руки Новэ теперь держали Тинвэ надежнее, чем слова — по крайней мере, с чашкой удалось справиться, не пролив ни капли мятного отвара… который Тинвэ, кажется, разлюбил… кажется — из-за запаха мяты, того, который был в темноте и холоде… Да только — мята-то здесь при чем?.. — Спасибо, Новэ, — Тинвэ с жадностью выпил весь отвар, уже не обращая внимания на тревожащий запах, и впервые после встречи с горным урргха улыбнулся. — Значит, мы — дома. Дома, наконец, — его голос дрогнул. Слабость понемногу отступала, в голове прояснялось — воля эльфа пробудилась к жизни, и тело тут же начало залечивать раны. — Во имя звезд, есть-то как хочется! — почти с изумлением проговорил Тинвэ. От резкого запаха мяты прозрачная стена, все еще отделявшая Лейринэль от мира, стала таять быстрее. Девушка снова слышала лес, шорох мокрой листвы, ласковый шелест лесных трав. И других квэнди — уставших и встревоженных. Серебристые нити сквозь беззвездное небо… кто-то увел боль от Тинвэ… песнь, уводящая боль… слышна все тише… Эту музыку она сразу узнала — конечно же, Новэ, этот странный квэндо часто придумывал что-то новое. Так это он помог Тинвэ! Вот только песня его стихает. Надо бы помочь, а сил у нее не хватит. Лейринэль услышала, как Тинвэ просит поесть. А ведь еду она принесла, ну как же она забыла… Квэндэ подняла лист лопуха, полный спелой ежевики, двумя руками, — пальцы все еще дрожали, — и положила его у костра. — Поешь ягод, Тинвэ, — девушка положила несколько самых крупных ему в рот, — Тебе сразу легче станет. — Квэнди, — позвала она мысленно, — где-то орехи и грибы здесь были. Нам всем нужно поесть. Эри, помоги Новэ, я не справлюсь. Помочь? Снова вернуться в невыносимый кошмар? Пытаться удержать сородича, который вот-вот перестанет быть? Да она сейчас способна скорее убить, чем спасти кого-то! Эрендис не ответила на осанвэ. Ей хотелось убежать прочь, как можно дальше от квэнди, где ее никто не увидит, где можно упасть на землю и уткнуться в нее лицом, захлебываясь рыданиями, яростно выдирая ногтями клочья травы, словно это плоть урргха. Но ноги как будто вросли в землю, и девушка застыла на месте, невидяще глядя перед собой. Холод и тьма придвинулись ближе. Светлые нити, отгородившие черноту и боль, истончились, стали реже. Напев звучал, но слов было не разобрать. «Кто-то должен подхватить его. Я? А я сумею?» Но позвать больше было некого — если бы кто-то мог, он откликнулся бы. «Отряд Финвэ ещё далеко, и нужен кто-то, кто пробросит им нить через лес, через то, что видим мы, и то, что видят они. Через лес… Конечно же, лес!» Тэлве ощущал себя каким-то неправильным. Неуклюжим, слишком угловатым. Как осколок льда. Потому и не мог решиться вступить в плетение — боялся не удержать лёд и сделать ещё хуже. А ведь вокруг — жизнь. Белые стволы, уходящие вверх, в черноту. Может, попросить деревья? …руки принимают ношу, ветви поднимают небо… …держат нити, держат ветви, раздели беду с друзьями… …лес накормит, лес укроет, заплетёт следы и тропы… …окружит живой стеною, защитит и успокоит… …папоротник и берёза, подорожник и осина… …ветви принимают ношу, мы их листья, среди многих… …если вдруг собрать все листья — не поднимешь, не удержишь… …но живая ноша леса для стволов его не в тягость… …помогите нам, деревья — боль разделим, всем по капле… …вам — в живой крови прозрачной не заметить эту каплю… …уронить росою с ветки, удержать листом под ветром… Сначала тяжесть упала на него, как большой камень. Сразу заныла рука, голову повело куда-то в сторону, а бок обожгло. Но Тэлве упрямо бормотал что-то про сотни стволов, держащих небо, и это небо у него каким-то непонятным образом заслоняло квэнди от беды, хоть и само было неимоверно тяжёлым. Шелестящие голоса повторяли его слова, гул крови в ушах становился громче, казалось, что пальцев вдруг стало очень много, и все они поднимают это небо, упираются в него, протягиваются вширь. Орехи? Грибы? Ага, у меня есть орехи. Вот здесь, только пальцы согнуть, они там растут. И грибы есть, много грибов… Новэ почувствовал, как в него вливается новая сила — а, казалось бы, вся, без остатка, ушла в напев! Сила леса — и шелест листьев вплелся в песню, и ветви поддержали квэндо, как дружеские руки… Новэ улыбнулся — теперь его напев больше не только его… Пусть весь лес помогает Тинвэ… А Новэ может отдохнуть… немного… Тинвэ с жадностью проглотил ягоды и снова лег: сил было мало. Квэндо закрыл глаза. Ему опять начало клонить в сон, но этот сон уже не походил на черную ледяную воду, которая смыкается над головой, отрезая от мира. Этот сон был ласковым, как весенний ветерок, пушистым, словно молодая трава, и сладким, будто спелая ежевика. Тинвэ казалось, что деревья склоняются над ним, гладят по лицу прохладными листьями и бережно поднимают на руках-ветвях к небу, слегка покачивая. А еще деревья пели, хотя эльфу не удавалось разобрать ни слова в странном их языке. Впрочем, он и без слов понимал их. Лес поможет квэнди. Лес защитит. Лес укроет. Губы Тинвэ дрогнули, но уже не успели сложиться в улыбку. Квэндо спал. Лейринэль услышала, как лес откликнулся на странную песню Тэлве. Ветви деревьев поддерживали серебристую пелену, не давая ей опускаться. И сам Тэлве стал лесом, и его песня соединилась с песней Новэ, звучавшей теперь как-то тише. А Тинвэ уснул. Вот только Эрендис словно где-то очень далеко. — Эри, а ты есть не хочешь? Помоги очистить орехи, а то у меня пальцы дрожат… Не дожидаясь ответа, Лейринэль начала собирать рассыпавшиеся по всей поляне грибы и нанизывать их на березовые прутья. Если прутья воткнуть рядом с костром, грибы будут вкуснее! Эльтинэ, сама того не замечая, изо всех сил стиснула кулачки — да так и стояла, пока Лейринэль не закончила… шитье. Кажется, странное и страшное всё-таки пошло Тинвэ на пользу — вон, заснул уже… Квэндэ, пожалуй, ТЕПЕРЬ больше беспокоили остальные. Ну, то, что Тэлве вдруг стал лесом — это пройдет… наверное. А вот Эри… «По-моему, она даже не понимает, ЧТО ей говорят. Или не хочет понимать…» Эльтинэ нашла сумку с брошенными орехами, подбежала к Эрендис и решительно сунула свою ношу ей в руку. — Там орехи. Их нужно наколоть. А потом очистить. Колоть можно вот этим. Квэндэ вручила Эри принесенный с собой камень и пошла туда, где грибы были слышны лучше всего. Пошла медленно, не сводя глаз с застывшей на месте эльфийки. Лейринэль теперь отчетливо слышала, как лес делится с ними своими силами — и усталость уходит. Вот только Новэ, кажется, устал, но ему-то помочь нетрудно. И хорошо, что Эльтинэ тоже здесь. Лейринэль совсем не удивилась ее появлению, ведь эта маленькая квэндэ всегда любила бродить далеко от озера, как и она сама. «Теперь все будет хорошо… и Финвэ, наверное, скоро приведет сородичей на помощь… а лес прокормит нас». Грибы у костра уже потемнели, и от них по поляне поплыл необыкновенно вкусный запах. Лейринэль зачерпнула чашкой мятной воды, отпила глоток горячего напитка и вложила чашку в руки Новэ. — Выпей это, Новэ, — тихо, чтобы не разбудить Тинвэ, прошептала она. — Ты устал, а это вкусно. И грибов сейчас поедим.* * *
Самое лучшее на свете — это вода. Она вкусная. И та, что падает сверху, и та, что внизу. И она может видеть всё. Я — нет. Только то, что вокруг. Я высок и вижу много. Но не всё. На самом деле, чтобы по-настоящему видеть, нужно смотреть долго. Но я уже всё рассмотрел. И травинки. И листики. И поляну. И странных на поляне. У них кора светлая. И гладкая, без узоров. Маленькие. А на кронах — не листья, а трава какая-то. Длинная. И стволы кривые. Уродцы. Зато они видят очень много. Потому что они всегда не там, где были раньше. Эрендис все еще растерянно стояла на месте, сжимая в руках камень и сумку с орехами, но взгляд ее стал осмысленным, а к белому, как снег, лицу стали постепенно возвращаться краски. Девушка наконец очнулась от захватившего ее кошмара, осмотрелась — и вскрикнула, встретившись глазами… с елью. — Эльтинэ, — странно низким голосом очень медленно проговорила Эрендис. — Ты это… тоже видишь? Эту… ель? Один странный что-то шелестит. Звонко так, словно у него листья не живые, а каменные. И на месте вертится. А ведь ветра нету. Эльтинэ уставилась на Эрендис. Похоже, среди всех квэнди только она сама да Лейринэль сохранили некое подобие здравого смысла. Вот и Эрендис что-то мерещится. — Ну при чем тут ель, Эри? Давай орехи коли! С елью потом разберемся! Вертится. И корни у него не в земле. — Хонт… Скрипучий звук пронесся по лесу. В нем звучала явная зависть… — Ель смотрит на меня, — отрешенно пробормотала Эрендис и выронила сумку. — У нее… глаза. Маленькая эльфийка потеряла терпение. — Ну и пусть смотрит, если ей так хочется! У неё зубов нет, она тебя не укусит! Ты орехи колоть будешь или мне кого другого попросить? Тинвэ, например! Пусть трудится! Да оставь ты несчастное дерево в покое! — почти закричала она, заметив, что Эри не отводит взгляд от ели. Правда, Эльтинэ тоже показалось, что дерево не совсем обыкновенное… Но это не повод оставить всех без еды. Эльтинэ уже давно бы сделала всё сама, но Эри, того и гляди, уйдет в такие дали, откуда уже не вернется, даже если её роа останется с ними… Хватит на сегодня потерь, хватит! «Надо присмотреть за деревом. На всякий случай. Вдруг оно тоже УРРГХА?»… Внезапно верхушка дерева пошевелилась и с чудовищным скрипом наклонилась к обеим эльфийкам. Эльтинэ, не думая, схватила Эри за руку и с неведомо откуда взявшейся силой оттолкнула — нет, почти отшвырнула ее подальше от ели. Теперь она ясно видела, что на стволе, почти неразличимые, сияли глаза. «Предупредить остальных и бежать!!! Нет, сейчас они не смогут…» А орехи рассыпались, и внезапно Эльтинэ окончательно разозлилась: «Ну вот, теперь их собирать придется!» И осталась на месте, глядя прямо в глаза дереву. Хонт… Быстро вертятся. Оба. А ветра нет. А может, и я так смогу. Если постараюсь. Я ведь не пробовал. Нет, не выходит. Или выходит? Трава стала ближе. Странные тоже. Шелестят. Громко. Получилось? Эрендис, которая едва удержалась на ногах, при виде опасности внезапно пришла в себя. Она выпрямилась и, расправив плечи, пошла прямо к ожившему дереву, которое сосредоточенно вытаскивало из земли корни. Тело девушки вновь стало гибким, сильным и послушным. Все чувства обострились… и тут же она ощутила, услышала: угрозы нет, эта ель — не враг квэнди. Дерево смотрело на них дружелюбно, с любопытством и… с завистью? — Ты хочешь… ходить? — изумленно спросила Эрендис, разглядывая диковинную ель. — Может, ты и говорить умеешь? Лейринэль вскочила, выронив прутик с горячими грибами. Эта ель, которой так испугалась Эри… она была какая-то странная. Не такая, как остальные деревья. Девушка прислушалась… что-то странное… «Эта ель хочет ходить? Но ведь деревья не ходят!» — Эльтинэ, это не дерево! Эта ель — она движется и смотрит на нас! Я попробую с ней поговорить! Лейринэль подбежала к дереву, скрипящему верхушкой, и спросила: — Кто ты? Ты не-дерево? Ещё маленький. Шелестят, шелестят… И чего шелестят, раз ветра нет? Или это я теперь… А они ведь не вертятся. Копошатся. Как другие странные. Поменьше. Но те шелестят совсем редко. И хорошо. А то скоро, наверное, от их неправильного шелеста кора заноет. Как к дождю. «Странно… ель чем-то недовольна… может, мы слишком громко с ней говорим?..» Лейринэль подошла к ели и погладила по шершавой коре. Странный привертелся и потрогал кору веткой. Странно. Странный. Поэтому странно. А ветра нет. Тоже хочу. С тем же скрипом большая еловая лапа задвигалась. И скользнула по голове эльфийки, остановившись на плече. Задержалась. И ещё скользнула. МОГУ!!! … Хонт… Лейринэль удивилась, когда Ель дотронулась до нее одной из колючих лап, но не испугалась. Раз дерево движется само, смотрит, то почему бы ему не ходить? А если у дерева есть ноги… какие ноги, корни у него, — девушка тихо рассмеялась, — то почему бы не быть и рукам? То есть веткам вместо рук? И никакой опасности не слышно. Совсем. Она погладила хвою на еловой лапе, — осторожно, так, чтобы не задеть иголки, — вдруг Ели больно? Подняла голову и увидела у верхушки два… ну да, два любопытных глаза. Ей казалось, что эта Ель пытается с ней говорить. Можно попробовать… Лейринэль мысленно обратилась к не-дереву: Образ ели… ветки с пахучей хвоей… корни пьют воду из земли… шелест ветра… скрип коры… это ты?.. радость… любопытство… щебет птиц… шорох трав у корней… это лес… я слушаю тебя… Шум листьев. Громкий скрип. Шелест становился громче. Лес чего-то хотел. Непонятного. Деревья шумели о дожде, о птицах, о муравьях и папоротнике. Но в этом шуме медленно, как вся древесная жизнь, возникало новое. Лес хотел быть как квэнди — не расти на одном месте, а двигаться. Тэлве на миг ощутил-увидел, как траву приминают еловые корни, как раздвигаются нити грибницы в земле, как взлетает потревоженная синица. Потом мир стал обыкновенным. Только на поляне стояла ель. Ель, которой здесь раньше не было. Дерево со скрежетом, очень медленно, качнуло верхушкой. Лейринэль что-то у него спросила, и дерево подняло ветку. Тэлве ничуть не удивился этому. Деревья откликнулись. Они помогли. Квэнди и лес переплелись так, что до сих пор казалось — где-то возле локтя растёт ветка с мокрыми ягодами шиповника. А деревья теперь могут ходить. И, наверное, говорить. Только говорить словами им будет трудно. Или они будут скрипеть? Новэ показалось, что он засыпает от усталости, и видит странный сон про ожившую ель… Ну, конечно же — сон, если Эри не знает, что делать, а Эльтинэ ее защищает… И если Лейринэль… Лейринэль! Новэ тряхнул головой. Нет, это не сон, ель и вправду — ожила… И Лейринэль — она как-то говорит с ней! И — ничего не боится… — Это лес… я слушаю тебя… Новэ прислушался тоже… Голос леса переменился еще тогда, когда — казалось — подхватил его напев… А сейчас эта перемена была еще слышнее. «Лес пришел нам на помощь… так что же нам бояться?.. Надо просто — прислушаться… и понять его голос…» Маленькие и странные чего-то хотят. Воды, наверное. Все хотят воды. И почему-то объясняют, что пить — это хорошо. А то я не знаю. Ой! У меня корень вылез!!! Я же засохну! Ель явно попыталась зарыть убежавший корень обратно в землю. Комья полетели прямо в ближайших квэнди. А может, и не засохну. Не сохну ведь пока. А потом придется воду искать. … Ну и ладно. Зато дождя ждать не надо. И можно чего-нибудь ещё смотреть. Лейринэль прислушалась, и ей показалось, что эта странная ель чего-то боится. И боится, и хочет — одновременно? То, что дерево хочет воды, было слышно очень отчетливо. Кажется, квэндэ начинала понимать это странное существо. Интересно, а словами оно говорить умеет? Тут еловый корень дернулся, и девушка едва успела увернуться от комьев влажной земли. «Так она же ходить хочет! А почему боится? Не умеет?» Лейринэль посмотрела ели в глаза, взялась обеими руками за пушистые ветки и тихонько потянула их к себе, сделав шаг назад и посылая дереву несколько мысленных образов: поляна… влажная земля… ручей журчит… много воды… не бойся… твои корни, как ноги… пойдем… гулять к воде… Странный прицепился к лапе. И опять что-то про воду. Ну, у них корней нету. Кажется. Может, они не знают, где вода водится? Я-то знаю. Я чувствую. Ладно. Не засыхать же странным от собственного уродства. Надо показать, где вода есть. Ель, покачиваясь, переместилась на уже свободный корень. С тяжким скрипом вывернулся из земли второй. Весь огромный мир сузился до бессвязных обрывков очень простых ощущений, — аромат хвои, тепло костра, запах пекущихся грибов, где-то под боком колется неудачная шишка. Надо бы пересесть, или хотя бы плащ постелить… Вот только ни желания, ни сил больше нет. Странная вязкая усталость почти на грани апатии, — в ней не осталось места ни саднящей боли ободранных об камни пальцев, ни недовольству ноющих от долгого перехода мускулов, ни волнению, ни страхам, ни памяти, ничему… Тингрэлл, прислонившись спиной к шероховатой надежности старой сосны, сквозь полуприкрытые веки наблюдал за суетой вокруг костра. Из леса появлялись все новые квэнди. Ха, когда-то он даже знал их имена. Наверное, и сейчас знает. Вот только мысли ворочаются с трудом. Имена, ах, да, имена… Какая, в сущности, разница. Все они вертятся вокруг Тинвэ, — это имя он неожиданно вспомнил, — музыка мечется, больная, тревожная, лес сплетается над головой темным куполом, искры от костра опадают огненным снегом… Снегом… нет, тот был белый и холодный… Пальцы юной квэндэ в красных пятнах. Это блики от костра, не иначе. Ловко мелькает игла. Что она шьет, эта беспокойная девушка, что порвалось? Тинг прислушался, сквозь тяжелую глухоту усталости — где-то там, почти за пределами слуха — внутри, снаружи, непонятно, — тонко-тонко звенели, лопаясь, нити странного полотна по имени Тинвэ. Но маленькая швея была неутомима, пальцы ее прихватывали края все быстрее, и чьи-то голоса звали на помощь, протягивая все новые и новые нити, чтобы закрепить полотно. Вот эти голубые, полупрозрачные, это Новэ. Вон те, легкомысленно-оранжевые, Эльти. Ярко-синие, уверенные — Тэлве. И все больше зеленых, коричневых, золотых — это лес, покровительственно шумящий над головой, это земля, деревья, травы… Даже эта дурацкая шишка! Тинг поежился — вместе с именами возвращались голоса, вместе с голосами обострялись ощущения, и первым из них было понимание того, что он озяб, проголодался и безумно хочет пить одновременно. К тому же костер почти погас, — так всегда происходит, если вас угораздило послать Гэлу за дровами. А по поляне шагало дерево — а вот так всегда происходит, если вас мутит от голода. Странно, почему не яблоня мерещится. От яблок Тинг никогда не отказывался. А тут, нате вам, елка. Из кустов вынырнул Гэлу с охапкой прутьев, с чрезвычайно практичным выражением уставился на «выросшую» прямо посреди поляны развесистую ель и тут же, не долго думая, попытался отломать приглянувшуюся ему полусухую веточку… Ещё один странный. Он чего делает??? Так нечестно! Неблагодарные! А я им хотел воду показать!!! … Ну, может, этому странному, который прицепился, покажу. Потом. Ель слегка развернулась, взмахнув покалеченной ветвью, и Гэлу отлетел в сторону, получив увесистую и колючую оплеуху. К счастью, по голове дерево не попало…* * *
Как давно это длилось, — он не помнил, но он был здесь всегда, — шелестела под ветром зеленая курчавая крона, поскрипывали ветки, корни пили воду из земли. По ее вкусу он знал, что есть такие, как он, — каждый такой же и непохожий. И это было хорошо. Он снова дремал. Сверху капала вода, по коре быстро, едва касаясь, бегали мелкие, — не такие, как он, но свои, — так было всегда. Так правильно. Он опять проснулся. Что-то менялось, и это беспокоило и не давало ему дремать. Вкус воды стал другим, странным, от него хотелось двигаться. А ветра не было. И дождь не идет уже давно. Это как? …Хуммм… Сквозь резную листву молодого дуба цепко взглянули только что открывшиеся глаза, похожие на два больших блестящих желудя. Медленно моргнули. …Хуммм… Ветки раздвинулись, и раздался отчетливый скрип. Стройная рябина, росшая на поляне, встрепенулась, пробужденная непонятно откуда пришедшим зовом. Осторожно покачала ветками, стараясь не растерять налившиеся соком оранжево-красные ягоды. Впервые двигаться самой, без помощи ветра — это было так восхитительно, так ново! Рябина попробовала наклонить в разные стороны гибкий ствол, постояла немного, прислушиваясь к незнакомым ощущениям, и наконец аккуратно, но решительно освободила из земли один корень. Дуб со скрипом повернулся. Ветвями, оказывается, можно шевелить самому — даже без ветра. А с дальнего конца леса отчетливо слышался зов — там что-то было неправильно. Своих стало больше… Но они какие-то странные. Не стоят на одном месте, а двигаются. «Далеко. Увидеть не могу. А если…» Мощные дубовые корни вывернулись из земли. Медленно, раскачиваясь при каждом шаге, он двинулся туда, куда звал его лес. «Я там нужен. Хммм… Надо разобраться. Я уже иду, хррумм…» Некоторое время рябина стояла, слегка покачиваясь и оценивая, сможет ли она удержать равновесие, если вытащит из земли остальные корни, не упадет ли. Ощупала свободным корнем окружающее пространство, уперлась понадежнее и освободила второй. Между тем, в лесу определенно что-то происходило: рябина улавливала мысленные образы, посланные пробудившимися сородичами. Пока еще смутно и неуверенно, но мало-помалу все отчетливее: какие-то странные ростки попали в беду и засохнут, если им не помочь. Рябина озабоченно пошелестела кроной, один за другим освободила оставшиеся корни и, неуклюже переваливаясь, сделала первые несколько шагов в направлении зова.* * *
Звездный узор, спрятавшийся в тонких облаках, успел уже полностью обернуться, а они все шли, не медля, не останавливаясь. Казалось времени нет вовсе — есть только густая лесная тишина и далекий, все еще такой далекий, зов. Они шли молча. Не тратя силы на разговоры и осанвэ. В какой-то момент Финвэ показалось даже, что он задремал, продолжая при этом почти бегом пробираться через густые заросли и не глядя перешагивать толстые узловатые корни. И вдруг вспыхнуло что-то внутри: удивление, восхищение — лес пел. То словно единое целое — и лес становился Лесом, то рассыпаясь на мириады голосов и звуков — и, казалось, каждое дерево, каждая травинка хочет помочь. Ветви словно расступались сами собой, а далекие вершины шумели — подбадривали. — Квэнди, вы слышите? Лес поет! Финвэ слушал, и зов, будто стал ближе и уверенней. Идти стало заметно легче, и они прибавили шаг.* * *
Эльтинэ взирала на шагающую ель крайне неодобрительно. Нет, она ничего не имела против движущихся растений. Но сейчас эльфийка предпочла бы, чтобы на полянку пришли орешники. Или грибы. Увы, ничего подобного в Музыке леса не наблюдалось. Эльфийка обиженно отвернулась от ели и принялась собирать рассыпавшиеся орехи и колоть их, одновременно пытаясь убедить окрестные грибы, что им тоже хорошо бы отважиться на прогулку. Впервые за долгое время Эрендис улыбнулась. Лес вокруг оживал, двигался, и от этого происходящего на ее глазах чуда страшное напряжение, не отпускавшее девушку с момента встречи с урргха в горах, наконец ослабело, начало рассеиваться, словно туман. Лейринэль с интересом посмотрела на Ель. Характер у этой Ели был похож на ее лапы — такой же колючий. Вон как она отбросила Гэлу! Чем-то эта Ель напоминала ей Эри. Девушка мельком взглянула на сородича — но тот вроде особо не пострадал. И как можно принять эту Ель за обычное дерево, квэндэ решительно не понимала: слышно же, как она думает — скрипучие такие мысли и колючие. Интересные. Лейринэль осторожно коснулась обломанной ветки, оторвала кусок рукава и завязала ее так, чтобы смола не вытекала наружу. Странный навесил на ветку новый лист, необычный. Приятно. Нет, надо показать ему воду… Ель двинулась вперед, слегка переваливаясь с боку на бок и внимательно следя, чтобы Лейринэль шла за ней. Новэ едва не кинулся на ожившую Ель, когда она так отшвырнула Гэлу. Оказывается, это странное дерево не только ходячее, но и опасное! А ведь Лейринэль так к нему близко… И — совершенно не боится! Новэ прислушался — нет, Ель не держала на Гэлу зла, просто… «Просто обиделась! Ну, надо же… а вот Лейринэль ей, похоже, понравилась…» Новэ с улыбкой глядел, как бесстрашная квэндэ перевязывает пострадавшую ветку странной Ели. Что ж, раз Лейринэль занялась Елью, то он займется Гэлу. Квэндо протянул руку приятелю: — Как ты? По тебе не сильно попало? — и, не удержавшись, рассмеялся. — Ты всегда так с чем-то новым знакомишься? Как же ты не заметил, что эта Ёлка — живая? Гэлу озадаченно потер локоть, наблюдая, как мимо шествует развесистая елка. Подозрительно понюхал один из грибов, пекущихся на костре, — не мухомор ли. — Ага, ты тоже это видишь… — пробормотал он в ответ на восклицание Новэ. — Живая — это, конечно, хорошо. Но не настолько же! Это уже… урргха какое-то… Эй, Лейринэль, эй! Не дело уходить в лес с первым попавшимся ходячим деревом! Лейринэль слышала, что Ель довольна тем, что она ее перевязала. Странная Ель, похожая чем-то на квэнди. Девушка понимала ее все лучше. Эта Ель хотела гулять. Ну что ж, можно и пройтись. Аккуратно придерживая поломанную ветку, Лейринэль медленно шла рядом со странным лесным существом, — деревом оно точно не было, но вот кто же оно? Ель не очень-то обращала внимание на то, что творится у нее под ногами. По дороге она спугнула бабочку и раздавила цветок. Целеустремленно продвигаясь вперед, она, наконец, нашла ручей и плюхнулась в самую его середину, подняв тучу брызг. Ух ты!!! Корням так не было. Только верхушке. Нет, даже верхушке не было. Сколько водички!!! Ель со скрипом обернулась к Лейринэли и призывно махнула ветвью, забрызгав квэндэ с головы до ног. Девушка весело рассмеялась. В обществе Ели было так смешно, что она совершенно забыла о сородичах. И усталость куда-то исчезла. Платье намокло, — ну и пусть! Квэндэ забежала на середину ручья, наклонилась к воде и, зачерпнув ее обеими ладонями, стала пить. Эй! Чего ветками пьешь? Вот уродцы… Всему учить надо… А может, так лучше? Они раньше ходить начали… Елка с большим трудом наклонилась вперед, пытаясь зачерпнуть воду ветвями. Однако не удержалась на корнях и рухнула прямо в ручей. Вода. Много. Разбухну… Нехорошо. Елка поднялась, уцепила Лейринэль за платье и потянула на берег — хватит, мол.* * *
Передвигаться с помощью корней было, оказывается, легко. Вот только дорогу приходилось все время выбирать так, чтобы не задеть ветками подлесок. «И почему бы им тоже корнями не сдвинуться?..» Дуб не успел додумать эту мысль, как вкус воды у корней изменился, и ореховые кусты, загораживавшие ему дорогу, вдруг расступились в стороны. В лесу сама собой возникла широкая тропа. «Это как? Это я так? Это хорошо, хуумм… Они что делают? Они меня слушают? Надо подумать, хррммм…» Он остановился и задумался, скрипя ветками и шелестя темно-зеленой кроной. Рябина ненадолго замешкалась у лесного озера, увидев свое отражение. — Что это? Ты кто? Зачем лежишь в воде? Она осторожно потрогала странного сородича корнем, по глади озера пробежала рябь. — Хрмм? — вопросительно скрипнула рябина. Покачала ветвями, повернулась боком — прекрасная незнакомка в воде сделала то же самое. «Так это — я? Значит, воду можно не только пить! Она умеет… показывать». Впечатленная этим открытием, рябина покрутилась на берегу, разглядывая себя со всех сторон. Стройный ствол, изящные ветви, сочная зелень листвы, роскошные гроздья спелых ягод. Хорошо! Красиво. Довольная собой, она распушила крону и с достоинством направилась дальше.* * *
— Ну вот, не только напилась, но и искупалась, да? — спросила Лейринэль у Елки, — и я с тобой заодно. Ладно, пойдем на берег. Девушка подумала, что к костру Елке точно подходить не нужно. Мало ли что ходячая, — а все равно, огонь для нее наверняка опасен. Платье квэндэ промокло до нитки, когда Ель упала, и идти было не слишком удобно. Странный идет следом. Медленно. Нехорошо. Ель аккуратно зацепила Лейринэль за плечи и водрузила эльфийку к себе на верхушку. После этого её шаг сразу стал тверже, увереннее и быстрее. Светится. Ярко. Интересно. Ель явно двигалась прямо к пламени. К великому разочарованию Эльтинэ, грибы даже и не собирались двигаться с места. Впрочем, похоже, кормить было уже некого. Ожившая ни с того ни с сего елка ушла с поляны вместе с Лейринэлью. Эрендис стояла явно довольная, остальные тоже глазели на живое дерево и голода, судя по музыке, уже не ощущали. Да и Гэлу от вспыльчивой ели, похоже, не пострадал. «Захотят — сами придут». Эльтинэ сунула в рот орех и направилась прямиком к Тинвэ. Кому-кому, а ему сейчас явно было не до деревьев. И нужно быть рядом, чтобы в случае чего объяснить, что ожившая елка — не видение и не урргха, а просто спятившее растение. Авось, временно. — Не урргха, — успокоил Новэ приятеля. — И, конечно, я ее вижу — как не увидеть! Вот, Лейринэль в ручье искупала… — Новэ неодобрительно покачал головой, но за квэндэ перестал беспокоиться, расслышав, что Ель не желает зла деве. — Гэлу, брось гриб, он еще не пропекся! Пойдем лучше, у Эльтинэ орехов возьмем! — Новэ улыбался, видя, как Гэлу пытается понять, что же произошло с лесом и квэнди. — Пойдем! А что деревья ожили, так ведь лес и прежде был живой, не был бы — так не помог бы нам. Да и то — не все же деревья решили погулять! Вот, орешник где рос, там и остался… зато Эльтинэ орехов начистила — на всех нас хватит, и еще останется! Лейринэль схватилась руками за еловые лапы, очень похожие на руки, но шершавые и колючие. У девушки создалось впечатление, что Ель крепко держит ее и отпускать не собирается, — значит, бояться нечего, не упадешь. «Вот только сидеть как-то неудобно… ну да, иголки сквозь платье… щекотно…» Квэндэ решила не шевелиться. Ель явно не желала ей зла. Но вот куда она идет?! Надо остановить! Образ Ели… Ель идет к огню… огонь горячий… плохо… Ель идет в лес… хорошо… Ель хорошая… образ корней, идущих к лесу… образ грибов… давай искать… Девушка изо всех сил пыталась сказать, чтобы Ель прошла подальше от огня. — Вот это-то и странно, — не унимался практичный Гэлу, продолжая рассуждать, и при этом постепенно перемещаясь поближе к Эльти. — Орешник стоит себе на месте, березы вон стоят, остальные елки. А это дерево, нате вам, в загул. Может, оно и не дерево вовсе? А кто-то, похожий на дерево… М-ммм… Какие орехи, спасибо тебе, дева Эльтинэ!.. Так вот, если это… не урргха… похожее на дерево, но не дерево, то кто оно такое? — Это кто-то, кто спал в дереве, — негромко откликнулся Тингрэлл. — Помнишь, как мы сами спали на берегу до тех пор, пока не пришло наше время. И тогда мир разбудил нас. Теперь пришло его время… Мне кажется, — помолчав, добавил он, — что это мы его разбудили. Когда попросили лес о помощи… Эльтинэ, передав орехи всей компании, сердито отмахнулась: — Ох, Тингрэлл, какая разница, пробудили его мы или кто-то ещё?! Главное — оно есть. Ну и пусть себе. Хотя я предпочла бы ходячий орешник. Что толку от елки? Разве что шишек нарвать, так ведь не даст! — Эльтинэ лукаво посмотрела на Гэлу, изо всех сил стараясь не засмеяться. Словно в ответ на ее слова, зашелестела листва и на поляну, плавно покачивая ветвями, явилась рябина. Она остановилась, с любопытством оглядев квэнди красновато-оранжевыми глазами, похожими на спелые ягоды. Заметила лежащего Тинвэ, подошла, забавно переставляя ноги-корни, склонилась над ним, озабоченно поскрипывая, и осторожно провела по лицу раненого листьями, будто погладила. А ходячее дерево-то, оказывается, не было единственным в лесу. Лейринэль задумалась о том, сколько же странных существ они разбудили. Похоже, что Тингрэлл был прав, — вот и еще одно пришло, и его явно заинтересовал Тинвэ. Девушка вслушалась, но никакой угрозы не услышала, скорее что-то знакомое. Похоже, что новое «дерево» с рябиновыми ягодами на «пальцах» — не «оно», а «она». А Ель тогда кто? Нет, лес не уставал поражать квэндэ новыми открытиями!* * *
От неожиданности Финвэ едва не упал, поскользнувшись на мокрой лесной подстилке, и удержался на ногах только благодаря подвернувшейся под руку толстой ветке. Этого не может быть! Прямо перед ним подлесок словно расступился, образовав широкую прямую тропу, и на эту новую дорогу, скрипнув могучими корнями, шагнуло дерево. Это было настолько невероятно, что Финвэ даже и не знал, верить увиденному или нет. Но не верить услышанному он не мог — это дерево звучало почти, как квэндо. Странный шорох прервал размышления дуба. На тропе стояло, покачиваясь, очень странное существо. «Всего два корня, — и как только не падает? Хууумм… И листьев нет, только странный длинный черный мох на кроне… Две толстых ветки, одной оно держится за яблоневую ветку. А вода мне говорит, что это дуб… Очень странный дуб, корни-веточки. Тут подумать надо, хррм…» Дуб с отчетливым скрипом наклонился к Финвэ, ухватил его нижними ветками за плечи и приподнял на уровень своих глаз. Квэндо не успел опомниться, как оказался в воздухе. Странный кто-то поднял его от земли так легко, словно ребенка. Но он совершенно не испугался, хотя удивлению не было предела — большие золотисто-карие внимательные глаза дерева излучали дружелюбное любопытство. — Смотрите… — ошарашенно окликнул Финвэ сородичей. — Лес… — как мы! Румил резко остановился. И внезапно понял, что мысли его уже давно звучат очень по-древесному. Как будто он внимательно вслушивался в шелест и скрип. Как будто пытался говорить с теми-кто-растёт. Только сейчас это внимание исходило снаружи, мягко, поначалу едва заметно. А теперь вот совсем заметно. Определённо не только квэнди двигались мимо растущих, но и наоборот. Те-кто-растёт внезапно стали теми-кто-движется. Это происходило довольно медленно, но Румил верил своим глазам. Ему не показалось, кусты и в самом деле сдвинулись за спиной Финвэ, шедшего первым. И там, впереди, где только что виднелись верхушки молодой поросли, возникла прогалина, над которой взметнулись верхние ветки более высокого дерева. Оттуда доносился скрип. Румил прибавил шагу, выбрался на поляну и увидел, что Финвэ сидит на ветвях этого дерева. Или, точнее, висит в его сомкнутых ветвях. Дерево держало Финвэ невысоко над тропой и, кажется, разглядывало. Румил покосился на тонкий ствол, у которого стоял сам. Ствол не шевелился, и глаз на нём пока не появлялось. Ничего пугающего не происходило. Необычное — пожалуй. Интересное — несомненно. Изумлённые возгласы квэнди, подходящих ближе, означали, что другие видят то же самое. Дерево, которое двигалось само по себе. До чего же досадно! Встретить такое чудо — и не иметь возможности как следует рассмотреть его. Но возможности сейчас нет решительно никакой. Путникам, вернувшимся с гор, нужна помощь, и нужна немедленно. Впрочем, если ожившие деревья существуют и не враждебны, с ними можно будет познакомиться и позже. — Финвэ, ты можешь освободиться? — спросил Румил, глядя вверх. — Нам нужно идти дальше. Оно говорит с тобой? Странных существ становилось все больше. Дуб почувствовал их изумление. И еще они куда-то торопились, — тот же зов, что настойчиво тянул его к дальней опушке леса, кажется, золотисто-зелеными нитями связывал этих что-то щебечущих небольших существ… с кем? Дуб прислушался к песне леса и понял, — они тоже чувствуют непорядок и идут его исправить. Значит, можно пойти вместе. Заодно и понять, кто же это. Они чем-то были похожи на деревья, только поменьше ростом и без листьев. И рядом с ними было хорошо. — Надо идти. В лесу непорядок. Вот тропа. Вы торопитесь — пойдем быстро, хрррм… Дерево отчетливо что-то проскрипело, усадило Финвэ на толстую ветку поближе к стволу и, помахав другим квэнди, сделало несколько шагов по тропе. «Легкий какой… а я сильный… но все не поместятся… хуум… вот если бы еще такие, как я…» Подлесок расступился шире, пропуская к месту встречи ожившие клены и ясени. — Хрррм… эти — они хорошие, почти как мы. Надо отнести их туда, куда вода велит. И будет порядок, хуум… Деревья переглянулись и протянули ветви к членам спасательного отряда. — Не бойтесь! — Румил, он предлагает помощь. Смотри, по-моему, они хотят отнести нас. Финвэ уже вполне освоился на плечах лесного великана, ему теперь уже казалось, что так и было всегда, что так — правильно. Ведь лес всегда был надежным другом квэнди, разве есть что-то невероятное в том, что он оказался так похож на них самих? — Отнести? Что ж, ходят они быстро. Проверим, знают ли они, куда идти. На мысленный вопрос, обращённый к самим деревьям, неторопливое сознание ответило: …вода течёт… вода журчит… вода зовёт… непорядок в лесу… ростки засыхают… идти к ним… вода и корни… Румил попробовал показать дереву нужную поляну. Оно ответило согласием, узнаванием и сложным сплетением холода ручья, теней берёз и сырости мха. Словно весь лес развернулся в единую картину вокруг прогалины, где они стояли, — стволы были видны сразу все и вроде бы со всех сторон, — и свернулся обратно там, куда они направлялись. Ветви ясеня сплелись в подобие большой корзины. Дерево наклонилось и протянуло ветки. Румил ухватился за одну, и ясень поднял его. Ожившее дерево шло почти по прямой. Кусты расступались перед ним, другие деревья убирали ветки и словно отпрыгивали в стороны. Потом движение растительности впереди изменилось — лес начал расступаться заранее, и впереди всё время была дорожка. Ходячие деревья выстроились одно за другим, только какой-то непоседливый клён всё время уклонялся от тропы и норовил прокладывать себе путь сам. Позади заросли снова смыкались, едва пропустив последнего шагающего великана. — Кто вы? — спросил Румил у «своего» ясеня. И получил ответ далеко не сразу. Медленный, как течение древесного сока. Странный. Сон… долгий сон… вода… мир маленький и круглый… вода… сила… сила разрывает оболочку мира… рост… движение корней, неспешное, обтекающее камешек, пробующее землю, пробующее воду… рост, касание ветра… рост, яркий свет вокруг, вкус света на листьях… Румил помотал головой. И обнаружил, что звёзды на небе сдвинулись, а горы стали ближе. До поляны оставалось совсем немного, и дерево подтвердило, что вода почти привела их к цели. Кажется, оно было слегка недовольно, что «росток» недослушал его рассказ. «Сколько же мы шли? Он рассказал мне так мало… или так много? Что это было? Что за яркий свет?»* * *
Не успела Эльтинэ смириться с тем, что в лесу появилось спятившее дерево, как на поляну пришло ещё одно. И направилось прямо к Тинвэ. «Звезды великие, ещё одно ходячее недоразумение!!!» Эльтинэ уже было собралась отогнать любопытное нечто подальше от Тинвэ, но сообразила, что на этот раз пришла рябина. Это было даже лучше, чем грибы. В том, что дерево понимает осанвэ, Эльтинэ сильно сомневалась. Но… — Тинвэ. Ягоды. Красные, красивые. Много. Тебе столько зачем? Поделись, пожалуйста… Похоже, рябина поняла показанные эльфийкой мысленные образы. Она сочувственно скрипнула, опустила ветку с ягодами к самым губам Тинвэ и слегка пощекотала спящего кончиками листьев. Этот сон был приятным. Над Тинвэ склонилась незнакомая дева. Волосы у нее были необычного, темно-зеленого цвета, а глаза оранжево-красные, словно ягоды рябины, но квэндо почему-то не удивился. Дева ласково провела по лицу эльфа нежной прохладной ладонью, а потом пощекотала кончиками пальцев его губы. Тинвэ засмеялся, и во рту его тут же оказались ягоды. Терпкие, кисловато-горькие, немыслимо вкусные ягоды рябины. Слишком настоящие, чтобы быть сном. Квэндо открыл глаза. Оказалось, что он и вправду лежит под рябиной. Наверное, он не заметил ее раньше. Или его перенесли под дерево, пока он спал. Тинвэ медленно поднял руку и потянулся к блестящим ягодам. Вернулся. Можно осмотреться. Странные опять развертелись. Никого на прежнем месте нету. Ну, и меня нету. Хорошо. Надо же. Ещё одна. Тоже научилась ходить. Красииивая… Яркая. У меня — шишки. У нее — ягоды. А рядом — яркое. Интересное. Только… Опасность!!! Ель медленно подобралась почти к самому костру, вцепилась в землю и взметнула корнями увесистый ком земли, направив его прямо в огонь. Потом ещё один. И ещё… «Атака» оказалась успешной. Костер погас. Лейринэль вздохнула с облегчением: ожившая ель оказалась не только общительной, но и очень умной. Ведь огонь для деревьев опасен! — Ты молодец. Умница. Хорошо сделал. А рябина добрая. И очень красивая. А ягоды вкусные, наверное. Девушка услышала, что где-то близко в лесу происходит что-то странное. Будто волна плывет по зеленым вершинам. Шелестящая волна. И плывет она к ним. — Квэнди! — воскликнула она, — Вы слышите это? Весь лес поёт! Гэлу обреченно смотрел, как под грудой земли погибает костер вместе с нагретой водой и недопеченным обедом. — Ты говоришь, мы их разбудили? — шепотом поинтересовался он у Тинга. — А нет ли какой… колыбельной… Ну, чтоб им обратно… Баиньки? В вопросе его, впрочем, не звучало особой надежды. Тингрэлл лишь рассмеялся в ответ. — Полно тебе, Гэлу. Это всего лишь костер. Надо будет — новый разожжем. Они же сейчас… ну, вроде детей. Познают мир, познают себя. Вспомни хотя бы нас-квэнди сразу после пробуждения. Гэлу подозрительно смерил взглядом развесистую ель высотой по крайней мере в три его роста. — Вроде детей? Ой, что-то меня это не утешает. А как-то совсем наоборот… А Тинг, позабыв про беспокойного друга, широко раскрыв глаза в волнующем ожидании уставился туда, откуда двигалась странная, шелестяще-поющая зеленая волна. «Я всегда знал, что лес — друг. Что лес живой. Что лес слушает, слышит и понимает нас. Что лес отвечает нам… И вот теперь это знание обретает новую форму. ЧуднУю форму. Чудесную форму…» — Финвэ? Подлесок расступился, на верхушке выступившего на поляну дуба уверенно восседал черноволосый квэндо. — А ты неплохо устроился, друг мой, — полетело навстречу ему радостно-насмешливое осанвэ. — Как там, наверху — не укачивает? — Тинг! Гэлу! Однако радость встречи на лице Финвэ тут же сменилась озабоченностью и тревогой. — Нас привела беда, крик о помощи. У вас ведь здесь случилось… что-то… Он посмотрел вниз, беззвучно обратившись к Дубу: — Благодарю тебя, друг. Вы нам очень помогли. Опусти меня, пожалуйста, на землю. На краю поляны березы расступились в стороны, пропуская другие живые деревья с квэнди на ветвях. Они встали полукругом, но на поляне не стало тесно. Зеленые ветки опустились вниз, чтобы «росткам» было легче спуститься. Дуб увидел еще двух таких же, как он. «Пришли раньше? Хммм… торопыги, однако… Нам надо подумать… вместе мы можем больше, чем по одному… но сначала поможем росткам…» Как же хорошо, что не надо снова сплетать в мыслях эти страшные картины — можно сказать словами. — Мы были в горах. На нас напал урргха. Ранил. Тинвэ идти не может, его нести придётся, — Тэлве не стал пока рассказывать подробнее, прибывшие квэнди и сами видели, что путешественники наспех перевязаны и выглядят измотанными. — Финвэ, а вы поесть что-нибудь принесли? А то Лейринэль грибы жарила, но их вон та ёлка землёй закидала. — Что-нибудь — принесли, — ответил Финвэ, поглядывая на высокое стройное, еще молодое «дерево». — На самом деле, я надеюсь, что нам не придется здесь задерживаться. Лучше поскорее наконец-то вернуться домой. Он опустил на землю заплечный мешок, и только сейчас понял, что почти не снимал его полтора звездных круга. — Давай, Тэлве, разбирай. Там хлеб, и, главное, бодрящие травы. Я их сейчас заварю на всех, вот только схожу, посмотрю как там Тинвэ. Хорошо? Он обернулся к спутникам: — Румил! Доставайте еду, нам всем надо хорошенько подкрепиться. — Рост. Исцеление. Подходящая вода, — заметил один из древоходов. Они остались на краю поляны и шумели, как в сильный ветер. Потом одно дерево шагнуло на поляну и указало ветвями в сторону озера. Дружный шорох листьев говорил: — Для ростков нужна подходящая вода, другие ростки рядом. Сейчас — непорядок, далеко от правильной воды, у ростков сохнут корни. Пойдём к вашей воде. Пойдём быстро.* * *
Пока пробудившиеся деревья несли эльфов из предгорий к озеру, Румилу пришлось раза три повторить для тех, кто остался в посёлке, всю историю о том, как они познакомились с древоходами. Волна зелёного шума катилась вместе с ними. Обычные деревья, стоящие на месте, тянулись кронами к процессии. Иногда — принося плоды или орехи, но чаще — чтобы их заметили, чтобы им сказали, как правильно расти. Трава под корнями странников не приминалась, а за спиной у них — вроде бы становилась гуще и ярче. Зеленолистные великаны ступали тяжело, порой поскрипывали и покачивались. К процессии присоединялись новые деревья — разлапистый вяз, дремавший у ручья, и две ёлки, и невысокая, крепенькая яблоня. Старшим у них по-прежнему оставался дуб, который нашёл Финвэ. Время от времени деревья собирались в круг, и насколько Румил мог понять, спрашивая у ясеня, они «говорили» при помощи корней и воды. При этом не смолкал и шелест крон, и постукивание веток, как при сильном ветре. Деревья всё увереннее управлялись со своими движениями и вроде бы подражали в этом эльфам. Румил приноровился ехать на широкой ветви возле самого ствола — у эльфа это было бы плечо. Так было куда лучше видно, чем из переплетения ветвей, похожего на корзину. И сбылось его желание — поговорить с этими загадочными существами, подружиться с ними. Поначалу ясень считал эльфов излишне шустрыми ростками, подобными себе. Он предложил на ходу обмакнуть Румила в ручей, чтобы тот мог напиться. Потом вдумчиво смотрел, как квэнди пьют из горсти и из чаши. Попытка дерева зачерпнуть пригоршню из ручья закончилась незапланированным умыванием — вода щедро плеснула с листьев, досталось и Румилу, и другим. Но деревья быстро учились — и на следующей беседе-через-воду ясень похвастался новым умением удерживать и нести воду. Потом эта вода почему-то оказалась вылита на зазевавшуюся яблоню, что привело к бурному размахиванию ветками и скрипу. Но великаны всё же дружно решили, что умение сделать дождь-без-дождя там, где захочешь, очень даже полезно-для-роста. Ясень продолжал рассказывать Румилу своё имя — на этот раз у него вышло что-то долгое о ливнях и грозах, и тут деревья встревоженно замолчали. Поскрипывание, похожее на болтовню, стихло. В этой тишине ясень коротко скрипнул, в его медленных мыслях прокатилось что-то вроде «горькая вода, плохая вода», и дальше он рассказывать не стал. Постепенно деревья снова расшумелись, а услышав пение эльфов — начали поскрипывать и постукивать в лад. Эта волна шелеста, пения, распускающихся цветов и пробивающихся свежих побегов выкатилась к озеру из леса — а навстречу бежали квэнди.