Под облака на чёрных крыльях

Следующий месяц для дочери вождя племени Лохматых Хулиганов промчался как один длинный и очень сложный день и сейчас, когда наконец над Олухом повисло тёплое летнее солнце, она свободно выдохнула. Хедер теперь жена её двоюродного брата, и на почве этого Изгои и Берсерки решили объединить свои племена, ведь подруга Инны была дочерью Элвина, вождя Изгоев, а Дагур наследником трона Берсерков. Стоик был этому безумно рад, ведь это значило только одно — долгожданный мир между довольно-таки родными между собой племенами (осталось только наладить мир с драконами, которые в последнее время стали нападать всё реже — пару раз в неделю, хотя раньше было через дня два, а то и один, — а Ночную Фурию так вообще видно не было, что несомненно радовало викингов). Один лишь Астор ходил темнее туч в день Тора, срываясь на каждом, кто хоть как-то упоминал Дагура и его новоиспечённую жену. — Забудь ты её уже, — который раз качал головой Сморкала, который прекрасно видел, как меняется его друг. Но однажды от хмурого Астора Хофферсона ничего не осталось, а на его месте появился ужасно холодный и буквально бессердечный парень, который одним только своим взглядом заставлял некоторых викингов вздрагивать. Хофферсон закопал свои чувства глубоко в промёрзшую землю острова Олух и ограничил круг лиц, с кем он общался, а бедную и ни в чём не виновную Инну он буквально возненавидел, даже не желая разобраться и понять, что она тут вообще была ни при чём. Сама же Хэддок начала всё реже и реже появляться в деревне, проводя всё своё время в лесу, куда она уходила рано утром с корзиной рыбы и откуда возвращалась глубоким вечером, а корзина была пуста. Это заставило Стоика задуматься о том, что его дочь может держать в лесу кого-то — и не важно, подкармливает она там раненого дракона или же человека, тем более, что из дома она уносила не только сырую и вяленую рыбу, но ещё хлеб, какие-то лекарства и мёд. О нужности последнего для кого-то, кто жил в лесу, вождь племени Лохматых Хулиганов не знал, но понять, что его дочь кого-то скрывает за вековыми деревьями, он смог. Поэтому, посоветовавшись с Плевакой, решил попросить Астора о том, чтобы тот стал кем-то вроде охранника для юной девушки, но парень отказал в просьбе, поэтому Стоику пришлось сделать то, что он не особо-то и любил делать — приказать. Вот тут-то Хофферсон отвертеться не смог, а Плевака, который поддакивал вождю, а потом разрешил Астору не тренироваться на арене (иначе без Инны, которой до тренировок не было никакого дела, ведь она не хотела быть убийцей, человек на арене вместе с Астором было нечётное количество — спарринг не устроишь), только сильнее разозлил блондина, которому всё же пришлось смириться с его участью. Но в первый же день Астора в роли личного охранника Инны ждало большое удивление — когда он постучал в дом вождя, не было и восьми утра, а девушки уже не было, и только Один знал, где она ходила. — Где ты была целый день? — Острозаточенная секира Хофферсона остановилась в нескольких миллиметрах от тонкой кожи до дрожи напуганной дочери вождя. Астор ждал эту девчонку целый день, не смея даже на шаг отойти от первых деревьев могучего леса, поэтому сейчас он был жутко зол, ведь прождал шатенку здесь почти весь день, не делая почти ничего. Сама же Инна была до смерти напугана, поэтому она с трудом дышала, кося взгляд на блестящее лезвие секиры, что уж говорить о том, чтобы она не могла и звука выдать. — Я ещё раз повторяю, — зло начал блондин, когда за пару минут так и не дождался ответа, но замолчал, когда девушка подняла на него взгляд не менее злых зелёных глаз. — Кто ты мне, что смеешь меня об этом спрашивать? — Выдохнула она, тут же теряясь в голубых льдах напротив, а её следующие слова прозвучали куда тише и неувереннее, но возымели куда больший успех. — Ты никто мне, Астор. Ты мне не брат, не сестра, не отец, не мать, не парень, не жених, а уж тем более не муж. Ты мне никто, Астор, а это значит, что ты не имеешь никакого права знать, где я провожу своё свободное время. А теперь отпусти, я хочу домой. И парень отпустил, уберая секиру и отступая в сторону, чтобы дать дорогу девушке, в зелёных глазах которой на секунду проскочила искра некого потрясения, ведь она не ожидала, что Хофферсон так просто сдастся. — Твой отец приставил меня в качестве твоей личной охраны, — догнал Инну немного надломленный голос Астора, к которому она тут же поспешила обернуться. — Он посчитал, что у тебя в лесу кто-то есть. Тот, кому ты таскаешь рыбу, хлеб, какие-то лекарства. Он боится за тебя, поэтому, кхм, — парень запнулся, но, сглотнув, продолжил. — Попросил ему помочь. — Он не просил тебя, — вздохнула Хэддок, которая сейчас видела блондина буквально насквозь. — Он приказал тебе следовать за мной. А приказал, потому что ты воспротивился его просьбе, ведь уже давно за что-то таишь на меня обиду, только вот я пока ещё не узнала, за что же ты так ненавидишь меня, Астор Хофферсон. Больше шатенка не проронила ни слова, а молча развернулась и медленно побрела в сторону дома, потрясённая тем, что смогла спокойно смотреть на блондина говорить с ним, без заиканий и страха. Возможно, что так на неё повлияли странная злость парня и холод в его прекрасных глазах, но Инна не чувствовала себя ужасно или же так, словно она в чужой тарелке. Наоборот, разговаривать с Астором ей было достаточно легко, ведь сейчас она не видела в нём того парня, в которого влюбилась буквально год назад, когда он спас её от Ужасного Чудовища, уводя его за собой к взрослым викингам, которые смогли его поймать и запереть в клетку на арене. Хофферсон изменился, и далеко не в лучшую сторону, что несомненно огорчало бедную шатенку, на глазах которой навернулись слёзы. Буквально добежав до дома, она тихо открыла дверь, заглядывая и проверяя, нет ли дома отца — разговаривать хоть с кем-то у неё не было ни малейшего желания, было только огромное желание поспать, а завтра вновь сбежать в овраг, где её ждала Ночная Фурия, с которой Инна успела очень хорошо сдружиться. Оказалось, что дракониха, а Фурия была девочкой, не могла улететь из-за того, что кто-то из викингов всё же как-то смог её ранить, оставляя в её левом крыле небольшую круглую дырку от стрелы. Но сейчас было уже всё хорошо и Атланта могла бы улететь, но почему-то не хотела этого делать. Что касается имени, то Инна хотела назвать дракона Атлантом (ей так понравились рассказы Йохана про греков и их всевозможных Богов и героев, что она решила дать дракону имя в честь греческих титанов), но, когда Фурия грозно зарычала, девушка поняла, что перед ней стояла самка дракона, поэтому имя пришлось немного переделать. Однако Фурие оно очень понравилось, поэтому она всегда отзывалась на него, тут же торопясь к своей новой двуногой подруге, которая кормила её свежей рыбой, мазала какими-то приятно пахнущими травами рану, от которой на крыле остался один только белёсый шрам, а морду натирала чем-то достаточно вязким и с тонким запахом цветов, но после этого чего-то, грубая чешуя становилась такой гладкой и так сияла в лучах летнего солнца, что Атланта разрешала делать это Инне буквально каждый день. Да и руки у дочери вождя племени Лохматых Хулиганов были такие нежные, что любые ласки и поглаживая были безумно приятными, а почёсывания под щёчками заставляли Фурию беспомощно падать к ногам новой подруги, высовывая язык от удовольствия. Неожиданно раздался стук, заставивший шатенку, которая так и не смогла заснуть, а только окунулась в приятные воспоминания, вздрогнуть, а потом развернуться на постели и посмотреть на закрытую дверь. Стук повторился, но Инна не торопилась открывать пытаясь угадать, что же стоил за дверью. — Отец ко мне редко поднимается, да и не стучит он никогда, — тихо пробормотала Хэддок, но после третьего стука всё же решила открыть дверь, и каково же было её удивление, когда за ней она увидела Хофферсона, стоящего перед ней с опущенной головой. — Инна, — блондин резко поднял голову и прикусил губу, когда увидел, что шатенка дёрнулась, хватаясь за дверной проём. — Инна, возможно, хотя я точно уверен, что ещё никому и никогда не говорил подобного, но тебе я готов это сейчас сказать, — на секунду Астор прикрыл глаза, собираюсь с мыслями, а потом снова распахнул их. — Инна, прости меня. Я действительно был не прав.