ID работы: 6397801

В чём тупил канон

Гет
R
В процессе
1297
Горячая работа! 338
автор
Размер:
планируется Макси, написано 302 страницы, 33 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1297 Нравится 338 Отзывы 505 В сборник Скачать

Лист 22. Небесная мелодия

Настройки текста
Примечания:
А внимательным читателям предлагается найти в тексте пасхалочку, отвечающую на один вопрос-ответ, озвученный в одном из комментариев. Мои читатели – самые умные, я вами горжусь :З ============== В самой глуши прихрамовой рощи был небольшой участок земли, на котором вместо почвы был песок, выглядевший как пробник пустыни. Пришедшие из других мест или сбежавшие от нерадивых хозяев мелкие грызуны обожали купаться в песке, валяясь в нем мягкой шкуркой, тем самым избавляясь от паразитов, грязи и запаха. Лина в рассветной тишине сидела у края полянки и, зарывшись мысками ног в прохладный песок, наблюдала за семьей разномастных хомячков, роющихся в песке и шумливо пищащих. Мимо богини прошел тибетский лис. Остановился, принюхался к сидящей девушке и, лизнув ее ладонь, затрусил по своим делам. Кажется, он сбежал из зоопарка, и теперь поселился здесь. Неплохо было бы привезти ему пару… На этих мыслях Романова услышала шелест шелкового кимоно – хаори опустилось ей на плечи. - Осеннее утро прохладнее летнего, - раздался затем голос ёкая, и он сам, обойдя, опустился рядом с богиней на траву. Однако он предупредительно соблюл расстояние личного пространства – между ними была вытянутая рука. Положив руку на согнутую в колене ногу, лис тоже заинтересованно посмотрел на пушистых грызунов, вволю валявшихся в песке. Чуть погодя, он благосклонно улыбнулся своим мыслям и перевел взгляд на мягкий профиль суровой богини. Она с таким упорством добывала это яйцо, а потом растила его неделю, и всё для того, чтобы помочь другим. Забавно… Томоэ мягко улыбнулся, находя очень милым стремление Лины к счастью людей. Как бы хотелось ему сейчас сказать, что ее воля возвратила ему желание жить. Что именно ее ответственность и серьезность заставили его вспомнить себя и наконец-то взять свою жизнь в свои руки, а не пускать все на самотек, как он сделал полтысячелетия назад по неизвестной причине. То, какой любовью она любила мир, поражало сердце лиса, потому что несмотря на все пережитое богиня во что бы то ни стало хотела позаботиться о своих прихожанах… нет, не о своих – о прихожанах Микаге, которых он бестолково бросил. Она хотела счастья для всех, и даже, как бы странно это ни звучало, для самого лиса. Все эти обстоятельства так сильно затрагивали его сердце, что ему хотелось стать причиной ее постоянной улыбки, дарить ей счастье и радость, чего она была лишена там, в своем темном прошлом. Хаори иномирянка не скинула – то ли и вправду было прохладно, то ли не было сил: Лина последнюю ночь растила нового шикигами, с трепетом и беспокойством беременной ожидая его появления в последний день, так и не сомкнув глаз. Шикигами был нужен ей для того, чтобы очищать большие площади на большой скорости от скверны, а то сама пока добежишь из пункта А в пункт Б, все умереть триста раз успеют… Что же касалось ее спонтанно возникших теплых чувств к лису, Романова могла объяснить это тем, что сила ёкая, пожертвованная ей в тот день, заставила ее действовать в угоду ему. Довольно сильное обоснование ее внезапного помутнения рассудка, как считала она сама. Однако оно легко разбивалось о пару неоспоримых фактов, которые Лина предпочитала не замечать в упор, чтобы не развивать опасную тему чувств к лису. Не знала она, что, будь ее предположение на самом деле правдой, и лис бы сумел управлять ею, была бы иномирянка сейчас на неизвестном холме на постели из роз, допьяна обласканная любовью ёкая. Смутно догадываясь о хрупкости этого мнимого объяснения, Лина все же считала чувства к лису не своими, а навязанными той, из-за которой брачная метка оказалась создана обоюдно. Сколько еще можно было сосуществовать вместе до того, как разум полностью ассимилируется с этим телом, было неясно, но понятно было, что лучше разрулить ситуацию как можно скорее. Сам ёкай даже не догадывался о таких мысленных дилеммах своей возлюбленной. После посещения ее прошлого Томоэ и вправду перестал быть настойчивым в чувствах, больше не предпринимал попыток залезть в ее сон, спонтанно заключить в объятия или снова заговорить о любви. Лис проявлял теплоту и нежность, впервые продемонстрировав ее еще на ферме Изанами, заботясь так, что не каждый любящий хранитель заботился бы о своем боге. Ёкай был рядом, но в то же время абсолютно ненавязчиво, стараясь помогать во всем и не принимая активного участия ни в чем, оставляя всё на Лину, точно зная, что ей нравится всё делать самой. Хицу и Мидзуки видели такой оборот дела, но только молча переглядывались, не понимая, что заставило лиса в корне изменить свой взгляд на вещи. Такое объяснение как истинная любовь не принималось ими во внимание, как абсурдное. Лина растила шикигами и обдумывала ситуацию с Канаме. Ведь девушка пришла в храм только в самом крайнем случае, когда уже не могла сама справляться с грузом прошлого. А сколько людей ходит просто так, каждый день, совершая суицид лишь потому, что не знают выхода из ситуации? Романова, раздумывая над ситуацией, как помочь всем и сразу, вспомнила о том, что так как ее храм… ох, простите, храм Микаге единственный на весь город, а значит, автоматически всё поселение находится в его божественной юрисдикции. Исходя из этого, иномирянка запланировала создать шикигами защиты, который бы помог с барьером по всему городу. И когда барьер окружит поселение со всех сторон, мелкие ёкаи, скверна и нечисть по улицам, между домов и в подвалах исчезнет. Однако, оставляя за людьми право выбора, скверна в их мыслях исчезнет не сама собой, а лишь после осознанной просьбы к богине. Весьма туманный и оптимистичный (что было синонимом глупости) план, но Лине хотелось облегчить жизнь всем прихожанам: люди жили в боли и страданиях всего ничего, иногда не доживая до семидесяти, поэтому пусть живут эти крохи с радостью, зная, куда стремиться и на что надеяться. Романова, сонно улыбнувшись своим планам, что выразилось лишь в смягчении выражения лица, погладила лежащее на коленях яйцо. Оставалось надеяться, что ее сил хватит на осуществление задуманного, и что пантеон не заявится качать права, потому что она своими действиями что-то нарушила. - В прошлый раз он появился ближе к полудню, - мягко заметил Томоэ, проследив за ее движением. Он в принципе не отрывал взгляда от девушки, пытаясь ее разглядеть и запомнить каждый жест и мимику, словно знакомясь заново. – Ты сейчас гораздо сильнее, чем когда растила Хицу. Лина в ответ мрачно выдохнула, мысленно отвечая, что все еще слаба, раз не может сама решить множество проблем, одна из которых радостно вертела хвостом рядом с ней. - Раньше, - продолжил лис, снова устремив взгляд на грызунов, резвящихся в песке, - благополучие храма держалось на присутствии Микаге, и он содержал его в том порядке, который считал образцовым. После его ухода я поддерживал храм в приемлемом виде, соблюдая самый минимум. Но сейчас, - Томоэ пересекся взглядом с богиней, ободряюще ей кивнув, - всё это держится исключительно на твоей силе, - он поднял левую руку с белой меткой на ней. – Я здесь не хранитель больше, а значит, не отвечаю ни за что, кроме тебя. Томоэ осекся, забеспокоившись, что он опять затронул запретную тему, которая снова могла отбросить все его усилия назад, но Лина, услышавшая только, что теперь она сильнее, чем прежде, дальше слушала его вполуха, думая о своем плане. Видя, что Рин никак не реагирует на его слова, лис хмыкнул и, подперев щеку рукой, вперил масленый взгляд в свою драгоценную богиню. Сентябрьское солнце тронуло лучами крону деревьев, когда яйцо в руках иномирянки пошло трещинами, крошась и выпуская на свободу внушительных размеров степного орла, тут же обратившегося прекрасным юношей с длинными светлыми волосами и теплыми глазами цвета мягкой карамели. Он был одет словно средневековый бродячий певец благородных кровей, что было долей правды – на поясе висела флейта. Молодой человек был приятен во всех отношениях, и мягкая улыбка лучилась добротой и лукавством. Томоэ вскинул бровь. Романова, не скрывая разочарования, смотрела на выращенного шикигами, понимая, что внешний вид может быть обманчив, и на самом деле этот юноша самый сильный, ловкий и умелый, но тут он открыл рот и заговорил, разбивая шаткие надежды иномирянки. - Приму за честь служить госпоже с таким дивным именем, - голос шикигами лился песней, когда он склонился к девушке, чтобы галантно взять ее руку и поцеловать. - Будешь так делать, уничтожу и сделаю другого, - сказала Лина, не меняя выражения лица. Шикигами опешил, отпрянув, под тихий смех лиса. - Простите, госпожа, - в растерянности округлив глаза, искренне попросил прощения новоявленный защитник, склонив голову. – Я забылся… - Я нареку тебя Соранраку*, - сказала Лина, чувствуя, как досада и усталость горьким комом ложатся на душе. – Больше не забывайся, - довольно прохладно сказала она тому, чьего появления с нетерпением ждала целую неделю, затем поднялась и ушла в храм, оставляя за собой шлейф холода и отчужденности. Томоэ, нахмурившись, проводил ее взглядом, удерживая порыв кинуться за ней вслед. Едва богиня скрылась за деревьями, Сора в ужасе закрыл глаза рукой. - Как я мог так облажаться! – к удивлению Томоэ, проныл тот противным фальцетом. – Я так ждал встречи лицом к лицу с моей дорогой богиней, и так протупи-ил! – картинно приложил руку ко лбу, смахивая слезинки с уголков глаз. Лиса едва не стошнило. Это созданное Линой чудо напрочь убило всю атмосферу романтики и томной любви, которую ёкай ощущал до появления этого менестреля. Томоэ вдруг дернул ухом. «Ясно, - догадался он. – На это и рассчитывалось, да, Рин-чан?» Делать было нечего. - Ты правда ждал с ней встречи? – от скуки поинтересовался лис, понимая, что Лина ушла спать, и ему совершенно не хотелось тревожить ее сон. Блондин гневно посмотрел в сторону ёкая, подбоченясь и максимально выгнув белесые брови. - Ну разумеется! Ты вообще когда-нибудь растил шикигами? – с претензией проговорил он. - Избежал этого удовольствия, - отстраненно заметил тот, глядя в сторону. - Когда растишь кого-то, это как зачатие и вынашивание ребенка! – воодушевленно повествовал Соранраку, размахивая руками. Для пущей убедительности не хватало света софитов и сцены. – Ты вкладываешь в него те чувства и эмоции, которых не достает тебе самому, или, наоборот, которые хочешь передать шикигами! У шикигами и того, кто его вынашивает, непрерывная связь во все время, пока он в яйце! И хозяин может допустить его во все свои мысли, - уже спокойно закончил Сора и задумчиво посмотрел на Томоэ, - или не допускать ни в какие. Я, например, опора и поддержка моей дорогой госпоже, поэтому я знаю о ней всё. Хикиханацу, например, был допущен в ее мысленный диалог с… - мужчина моргнул, подбирая, как бы поадекватнее сказать, с кем у Лины внутренние диалоги. – С Совестью. И вообще, - надул вдруг губы блондин, сложив руки на груди, скрытой под белой сорочкой, - они чисто деловые коллеги, Хицу даже не знает ее прошлого. А ты, - Сора сощурился на лиса, - ходил в прошлое госпожи, чтобы узнать все про нее, да? Уф, если бы не обязанность защищать тебя, я бы тебе показал, где ёкаи зимуют, окаянный лис! – и, пригрозив напоследок кулаком, этот сгусток эмоций и неадекватности обернулся орлом и взмыл вверх. Проводив его чуть удивленным взглядом, Томоэ вдруг задумался, как бы выглядела Лина с таким же набором эмоций. Глубокие размышления над этим вопросом привели его к выводу, что будь Лина еще неадекватнее, чем этот странный шикигами, любовь лиса никуда бы не делась. Только бы пришлось долго и терпеливо воспитывать несносную богиню. Лис невольно растянул губы в усмешке, представив, какими методами воспитывал бы ее. *** Прошло два дня, прежде чем Романовой удалось восстановить физические силы долгим сном. У ее постели попеременно сидели все хранители, по ночам приходя вместе и ведя долгие разговоры о прошлом, настоящем и предстоящем, возлагая большие надежды и страхи на праздник Камухакари. Ночью приходил и Томоэ, но, встречая три пары недобрых глаз, одни из которых яростнее прочих желали ему смерти (Сора отчего-то больше других ненавидел ёкая), раздраженно вздыхал, неизменно укладывая на постели букет белых хризантем, и убирался восвояси. К сожалению самих хранителей, ничего тяжелее взгляда или слова, они не могли ему противопоставить, ибо не имели права. На третьи сутки после рождения шикигами Лина открыла глаза. На душе было так пусто, что не хотелось даже просыпаться. Не радовали новые силы, не радовал новый шикигами, благодаря которому можно было избавить людей от злого духа мира хотя бы на территории ее владений. Пустые карие глаза обвели взглядом балдахин кровати, натыкаясь на решетку вентиляции в стене. Не было сил ненавидеть опостылевшую спальню – апатия навалилась тяжелой ношей, будто придавливая собой к кровати. Лина моргнула, судорожно вздохнув: ей снился дом, родители и счастливые моменты детства, отчего тоска по родному миру заслонила на одно щемящее мгновение всё остальное. Иномирянка прикрыла локтем глаза. - Боже мой, - осипшим голосом едва слышно прошептала она. – Как же я хочу домой… Томоэ почувствовал, как метка вдруг начала пульсировать болью, и, испугавшись, что с его богиней что-то случилось, мгновенно оказался в ее спальне. Девушка пребывала на постели, прикрыв глаза локтем, и лис, приблизившись, мягко отнял ее руку от лица: на него глянули бездонные карие глаза, в которых искрами серебрились отчаяние и боль, отразившиеся двумя слезинками, скатившимися с ресниц. Плотно сжатые губы дрогнули, и Лина крепко зажмурилась, заставляя еще две слезинки скатиться по вискам. Ёкай потерял дар речи, увидев ее слезы. Он не знал, кого в них винить и кого убить, чтобы решить ее проблему, отчего метка на руке жглась и пульсировала, сияя белым цветом. И, не найдя лучшего средства, Томоэ, присев на постель, подхватил безвольную девушку и прижал ее к себе, стараясь, чтобы объятия были максимально нежными и заботливыми. Судорожное горячее дыхание обжигало грудь сквозь кимоно, и лис, сжав девушку чуть крепче, положил подбородок на ее макушку. Он чувствовал, как она дрожит, не в силах справиться со своими чувствами, отчего ткань на его груди медленно намокала, а метка выжигала руку невыносимой болью. Лис сцепил зубы, досадуя на то, что не может ничего сделать. - Если бы я мог помочь и облегчить твои страдания, - снизив голос, словно боясь, что будет слышна мольба в его словах, прошептал ёкай, зарываясь пальцами в каштановую копну. От прикосновения Романова словно очнулась. Метка на руке перестала пульсировать, и Томоэ почувствовал явное облегчение, продолжив по инерции гладить девушку по волосам. - Я в порядке, - раздался абсолютно ровный голос Лины, которая даже не предприняла попытку обнять лиса в ответ. Прошедшая апатия и слабость казались наваждением, и, открыв глаза, девушка увидела перед собой светлое кимоно ёкая, в которое уткнулась лбом. Иномирянка шумно вздохнула, впервые вдыхая запах лиса – он пах свежестью дождя и… стиральным порошком. Это были любимые запахи Лины, напоминающие о чистоте, которой, как говорила сама Романова, у нее никогда не было. Девушка еще раз вдохнула этот запах, чувствуя, что отдохнула, и теперь может горы свернуть. Сёдзи с шумом разъехались в сторону, рискуя сломаться в очередной раз, и на пороге появился блондин, гневно глядящий на ёкая, который тут же криво ухмыльнулся, скаля клыки, показывая своим видом, кто тут хозяин всего и вся. - Как ты смеешь лапать Линочку! – пренебрегая всуе местными лингвистическими особенностями, возопил шикигами. За его спиной сверкал холодом янтарных глаз Хикиханацу, по привычке держа руку на эфесе катаны. – Немедленно отошел от нее, окаянный, или я за себя не отвечаю! – а так как в действительности ничего не мог ему сделать, Сора сложил руки на груди и, постукивая ногой в сапоге от нетерпения, недовольно ждал реакции от ёкая. Томоэ снова растянул губы в усмешке, отстранился от девушки и, подцепив пальцем ее подбородок, с нескрываемой нежностью во взгляде заглянул ей в глаза, прежде чем исчезнуть с коротким: - Я рядом. Соранраку сощурился так сильно, что глаза превратились в узкие щелки. Романова, не выказывая никаких эмоций, словно ее только что не обнимал главный объект презрения, спустила ноги на пол и кинула острый взгляд в сторону хранителей, которые уже втроем столпились в дверях. - Хицу, обед, - прозвучал холодный приказ. – Соран, будь готов, потому что я хочу сегодня же закончить барьер. - Лина-сама, - бесцеремонно вернувшись к правилам местной речи, проныл блондин, - не сокращайте так мое имя, иначе опуститесь до Сорян! Романова и ухом не повела на его слова, поднявшись с кровати. - Исчезли, - обернувшись у ширмы, сказала она, словно не понимая, почему они до сих пор здесь. - Мне дважды повторять не надо! – жизнерадостно откликнулся Мидзуки, скрываясь в полутьме коридора. Заулыбавшись, Сора вышел вместе с Хицу, притворив за собой сёдзи. Лицо блондина стало серьезным, а глаза горели, озаренные какой-то идеей. - Если ты задумаешь предать Рин-сама, я убью тебя, - холодно возвестил его Хицу, проходя мимо, и Сора испуганно вскинул на него карамельные глаза, замахав руками. - Нет-нет, ни в коем случае! Ну с чего такие выводы, Хицу-у? – тащась за ним на кухню, удивился блондин. - Ты тоже почувствовал присутствие лиса, но задержался у покоев госпожи сам и задержал меня, - сурово отчитал его самурай, складывая на поднос приборы для обеда. - Ты не понимаешь, - в глазах Соранраку снова блеснул огонь. - Ага, ну так поясни нам, - лениво протянул Мидзуки, прислонившись к косяку дверей кухни. - Когда Лина растила меня, она вливала в меня многие мысли, практически допуская во все свои тайны, но самой главной мыслью была ненависть к лису, - горячо пояснял обоим Сора, активно жестикулируя. – Линочка в таких красках показывала, какой он гад и сволочь, домогающаяся ее, что я уже с рождения автоматически его ненавидел. - Ну. Всё правильно, - как ни странно, хором вставили Хицу и Мидзуки практически с одной интонацией. - Какие вы черствые, - сердито выдохнул Сора, едва не топнув ногой. – Это ладно, - снова переключился он, - но, почувствовав присутствие лиса, я тут же оказался рядом, и увидел его в щель сёдзи. – Соранраку выдохнул, словно вспоминая еще раз. – Он не источал зла по отношению к Лине. Он был с ней так нежен, - Сора приложил палец к подбородку, будто не понимая, почему никто больше этого не видит. – Он так трепетно отнесся к ее чувствам, - шикигами говорил это с такой горячностью, словно пытался вдолбить простую истину в головы непутевых учеников. – Я думаю, он и вправду любит Лину. - Ты знаешь его не так долго, как мы, - кинув тяжелый взгляд на Хицу, произнес альбинос. Соранраку попытался опротестовать его слова, но его прервал самурай. - Мидзуки-доно прав. Этот ёкай много раз ставил Рин-саму в безвыходные ситуации, испытывая ее и пытаясь сломить. - Быть того не может! – не веря, вскинулся Сора. - Нанами-чан страдает от его присутствия, - вздохнул Мидзуки. – Лучше бы его никогда не было. Соранраку промолчал, поджав губы. Хицу в тишине продолжил собирать обед, решив, что блондин всё понял и не будет больше касаться этой проблемы. Тот же, пройдя мимо альбиноса, все еще стоявшего в дверях, вышел на улицу. При его создании Лина вложила в него много того, что хотела взрастить в первом шикигами, яйцо которого исчезло из-за нападения Наруками. Поэтому Сора знал Лину почти так же хорошо, как Совесть, точно видя причину и следствия всех ее действий. Но самое важное – он безупречно разбирался в чувствах, и любовь лиса не казалась ему надуманным фарсом. Блондин уверенно хмыкнул, оглянувшись на храм. «Я помогу тебе, Линочка». ============== *Соранраку – небесная мелодия. ============== https://sun9-58.userapi.com/c855720/v855720524/e4050/YM8uyWFj0po.jpg Для атмосферности https://sun9-18.userapi.com/c855028/v855028524/e2c17/ThZT8dZAnXg.jpg Соранраку
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.