В чём тупил канон

Отметьте ошибочки, пожалуйста) =================== Созерцая луну, влюбленный видит лицо той, кого до дрожи хочется упокоить на своей груди, нежно поглаживая волосы и целуя тонкие пальцы, вдыхая аромат кожи. Томоэ усмехнулся, чувствуя горькое сожаление от того, что не может получить положительный ответ на свои чувства. Как бы хотелось ему сидеть на вершине холма, и, лишь видимый оком луны, пить вино ее уст, чувствуя, как сладостно трепещет под его руками столь желанная его сердцу дева. Как бы хотелось дарить ей длинные поэмы, воспевающие ее красоту, которую ёкай покрывал бы поцелуями длинными сладкими ночами. Лис выдохнул и осторожно пригладил каштановые пряди. Он сидел на постели богини и, принеся в очередной раз букет белых хризантем, любовался спящей девушкой, наблюдая мерное дыхание и едва заметно подрагивающие ресницы, когда она по привычке положила одну руку себе под голову. Томоэ отдал бы многое, чтобы исправить прошлое Лины, оставившее такой незримый для нее самой отпечаток, ставший ему преградой к ее сердцу. «Люди хрупкие существа». Въевшаяся в разум фраза, ставшая притчей. Отчего она засела в голове лиса, он и сам не мог вспомнить, но эта девушка настойчиво доказывала обратное, ломая стереотипы о людях и возрождая доселе неведомое в нем самом. Томоэ склонился к богине, и волосы серебристым пологом соскользнули с его плеча. Лина шевельнулась во сне, переворачиваясь на спину и оказываясь, сама того не зная, лицом к лицу с лисом. Изумленно моргнув, словно смутившись, ёкай, не решившись даже целомудренно коснуться губами ее лба, отстранился и исчез в ночи. *** Просыпаться в компании цветов перестало быть неожиданностью на четвертый день. Лина открыла глаза, понимая, что и на этот раз уткнулась лицом в зеленые стебли хризантем, лежавших на подушке. Восторженный вздох был таким томным, что, казалось, Совесть вот-вот рухнет в обморок. «Томоэ такой…» - не найдя достойного эпитета лису, та просто еще раз проахала. Романова, вставшая сегодня не с той ноги (впервые за много дней), присела на постели, спустив ноги на пол, и первым делом с особой злостью скинула цветы на пол. Причина злиться была одной-единственной и, к счастью, ёкай не был тому виной, отчасти потому, что лишний раз не попадался на глаза богине, оставаясь в тени и всегда рядом, так что его присутствие можно было ощутить кожей. Пунктиком Лины оставалась сила. Вернее сказать, недостаточное ее присутствие у иномирянки, отчего она не могла решить вопросы, которые считала жизненно важными. После случая с Канаме Романова всерьез занялась поиском способа защитить людей в городе от скверны, ёкаев и прочей мелкой нечисти, вредящей, словно необнаруженная раковая опухоль. На территории, принадлежащей лично земной богине, было приятно и комфортно, но сделать весь город своей территорией просто так было невозможно. Порывшись в старых книгах, Лина нашла несложный ритуал, с помощью которого можно было объять своей скудной силой весь город – нужно было лишь пешком пройти вокруг него, не останавливаясь на привал и не прерываясь. В случае исполнения этого ритуала селение окружалось барьером местного бога, уничтожая внутри все зло, что могло там водиться. И, естественно, благодаря силе бога, пронизывающей всю территорию, бог мог без ошибки определить, кому и в какой момент требуется помощь. Оговорка в том, что для такой масштабной операции нужен был еще один шикигами, расторопный и умелый. Лина уже интересовалась у Мидзуки, откуда берутся яйца для создания шикигами, и, оказывается, во владениях Изанами существует специальная ферма, которая охраняется получше самого большого банка. На вопрос, зачем такая стража, альбинос пояснил, что такова политика синтоистского пантеона. Каждое яйцо дается рандомно – желающий вырастить шикигами приходит к выдающему и получает любое яйцо, которое тот вытащит из лотка. - Но Нанами-чан ведь не хочет любое яйцо? – хитро покосился на нее змей. – Никто не знает, кто у него в итоге вырастет, - развел руками хранитель. – Поэтому слабым богам достается то, что достается, - снисходительно усмехнулся он. - Но мне удалось вырастить того, кого я хотела, - нахмурилась Лина, и Мидзуки перестал улыбаться. - Потому что лис украл яйцо, - буркнул он. – Из особого сектора, откуда яйца берут только высшие боги. Сейчас, прокручивая в голове этот разговор, Лина с остервенением завязывала пояс кимоно, злясь на то, что настолько слаба, что даже не умеет летать. «А какая-то лисица настолько сильна, что может утащить что угодно хоть из-под носа Окунинуши». На глаза вновь попались цветы, теперь валявшиеся на полу. Зло цыкнув, Романова вышла из спальни, четко осознавая только одно: за яйцом она пойдет самолично в компании Мидзуки вне зависимости от его согласия. Кроме плана создать нового шикигами, иномирянка также решила продумать четкую систему слежения за вверенной территорией, которая была бы понятна ей самой и не была бы абстрактной, существуя только в голове богини – ведь собственную силу может почувствовать лишь сама девушка. Поэтому Лина изо всех сил корпела над подобием карты мародеров*, которая бы охватывала весь город. В книге обрядов говорилось, что если бог сделает барьер над селением, то внутри него сможет на расстоянии избавлять прихожан от болезней и проблем. Но сил Лины хватило бы лишь на сам барьер, так что нужна была карта, которая поможет будущему шикигами быстро приходить на помощь тем, кто в этом нуждается. Иномирянка отодвинула створу сёдзи, ведущую в ее кабинет, и вошла, взглядом натыкаясь на карту храма, висящую на стене. Это был небольшой прототип, с помощью которой Лина хотела проверить свою теорию насчет карты в масштабах собственного храма, и не ошиблась – изображенная территория, выполненная в мельчайших деталях, жила своей жизнью, двигаясь в заданном ритме, поражая упорядоченностью хаоса. Вот с левого верхнего угла, где был северо-запад прихрамовой рощи, двинулось пять точек, над которыми засветилось изображение зайцев; в противоположной стороне перебежал несколько точек-деревьев волк-одиночка – наверное, сбежал из зоопарка. Около храма в тени самого раскидистого дерева шевельнулась точка, над которой на мгновение засветилась надпись «Демон-лис». Лина оценила собственное изобретение сразу после этой находки. Теперь можно было спокойно заниматься своими делами, точно зная, что на территории храма всё под контролем. Романова, обогнув по краю лежащую на полу карту города, критично осмотрела ее и, взяв со стола линейку, карандаш и ластик, присела на колени, принявшись дочерчивать недостающие элементы. К счастью, город больше располагался в длину, чем в ширину, что делало возможным повесить карту на стену, точно зная, что она полностью войдет по геометрии. - Рин-сама, - в дверном проеме показался Хицу, заставив обратить на себя внимание богини, зажимавшей в зубах линейку. - Что-то случилось? – иномирянка, разогнувшись от рисунка, скосила глаза в сторону шикигами – он выглядел спокойно и как всегда собранно, но янтарный взгляд выдавал беспокойство. Самурай хотел было сказать, что пусть бы она послала вместо себя его вдвоем с Мидзуки, но в голове были свежи воспоминания строгой лекции, которой Романова на повышенном тоне отчитала его, обвинив в бестолковости и сравнив с лисом. - Ваш завтрак, - ровно сообщил Хицу, звякнув дуэтом катан, которых не снимал с пояса. – Будет лучше, если вы примете трапезу в других покоях, - сухо добавил он, заботясь о сохранности простершейся на полу карты. - Благодарю. – Лина снова склонилась над ватманом. Самурай, задвинув за собой сёдзи, ушел на кухню. «Как же мне не повезло с такой упрямой хозяйкой, - ворчливо отозвалась Совесть. – Вот сдались тебе эти карты, защита всякая…» «Ты сейчас договоришься», - спокойно предупредила ее Лина, откладывая линейку и заштриховывая карандашом небольшой пустырь. «Да! Договорюсь! – психанула та, всплеснув рукам. – Ты здесь, чтобы решить проблему пейринга! А вместо этого что?! Непонятные спасения, демоны, которых не было в каноне, даже Изанаги откуда-то появился! Ты что, великий борец с системой?!» Лина предпочла не отвечать на эти вопросы, благо, за эти без малого полгода стало проще игнорировать голос в голове, воспринимая его с течением времени как радио на кухне. Этот мир и эти люди… Лина точно знала, что никому нет дела до того, что с ними будет, как и сказала Совесть. И чем яснее Романова это понимала, тем сильнее ей хотелось обрести такое могущество, с помощью которого ей бы удалось помогать людям независимо от тяжести проблемы или недуга. Даже счастье Нанами стало бы выполнимым, будь иномирянка сильнее, чем сейчас. Романова сжала зубы, и зажатая во рту линейка треснула, осыпаясь на ватман крупными осколками, оставляя на языке привкус пластика. Присев, Лина вздохнула и, убрав осколки, сложила их на оставленный самураем поднос с завтраком. «Меня… - Совесть заговорила без ворчания и чуть настороженно. – Меня пугает твое стремление к могуществу, - призналась она. – Я не помню ни одного случая, когда тщеславие помогло кому-либо решить проблемы». «Ты меня так долго знаешь, и всё равно говоришь такие вещи?» - спокойно ответила Лина, идя с подносом в свою спальню. Совесть стушевалась. «Просто… я не понимаю, зачем ты это делаешь». «Неудивительно», - заметила Романова и больше не заговаривала с Совестью. *** - Благодаря сердцу Ярило, тебе не стоит беспокоиться за свою жизнь в подземном мире, но я все же еще раз уточню, - серьезно напутствовал хозяйку Мидзуки, сидя позади нее на белом змее. Иномирянка, слушая его наставления, с раздражением чувствовала руки альбиноса на своей талии, подавляя желание стукнуть наглеца по ладоням. – Ни с кем не заговаривай, не ешь ничего и держись поближе ко мне. – Затем добавил немного тише, ласково и почти любовно посмотрев на макушку сидящей впереди девушки: - Я защищу тебя, На… Рин-чан. - Не старайся, - оборвала его чересчур любезный тон Романова. – Я знаю, что у тебя на уме, похотливый змей. Мидзуки даже грустно вздохнул, но рук с ее талии не убрал. - Рин-чан все еще не доверяет мне, хотя я столько времени верой и правдой служу ей, - посетовал он в пространство. Они летели над черными пейзажами страны Изанами, в самое сердце ее резиденции, где находилась та самая ферма с яйцами шикигами. Черная пустошь сменялась голыми скалами и рощами с черными деревьями, осыпающимися пеплом при малейшем движении. Было даже озеро с каким-то черным огнем, которое ничего не сжигало, но попадающее туда исчезало навсегда. Но Мидзуки словно не замечал мрачной атмосферы, повисшей вокруг: наконец-то оставшись наедине с богиней и счастливый оттого, что она предпочла его помощь чьей-либо другой, альбинос решился. Лина, хмурясь и оглядывая местность, была сосредоточена на том, чтобы незаметно прокрасться на ферму, при этом не встретившись, желательно, ни с кем из здешних обывателей. Ведь при разборках с Томоэ удалось избежать столкновения с прислужниками Изанами… - Я… - неожиданно произнес Мидзуки негромким голосом, и его руки соскользнули с талии девушки, заключая иномирянку в объятия, теснее прижимая к телу хранителя. - Я же сказала, что мне неприятны прикосновения! – вспылила Романова, извернувшись и надеясь локтем отбить ему все желание лапать ее. Но змей, ловко перехватив ее руки, снова прижал к себе, заключив в объятия. - Рин-чан неприятны только мои прикосновения? – сощурившись, усмехнулся он ей на ухо и, грустно выдохнув, положил подбородок ей на плечо. – Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты спасла меня. Я так сильно любил Йономори-сама… - Мидзуки прикрыл глаза, прижимая девушку к себе крепче, впитывая в себя тепло ее тела, словно боясь остаться снова одному в пустоте и холоде. Дрожащие белесые ресницы скрывали слезы, и было ясно, что змей любил свою госпожу совсем не как хранитель. Несмотря на разрыв связи и удавшееся лечение прошлых шрамов в душе, любовь ёкая не могла просто так исчезнуть мановением меча Хицу. Понимая это, Лина нахмурилась еще сильнее, зная, что не может оставить страдания своего хранителя без внимания. - Бесхозный шикигами становится ёкаем, - решительно произнесла богиня. – Ты слишком долго пробыл вне системы хранительства, поэтому позволяешь себе такие мысли… - Какие жестокие слова, - печально качнул головой Мидзуки. – Рин-чан так просто может себе позволить говорить такие грубые вещи. «Я же все правильно сказала», - недоумевая, выгнула бровь Лина. - Это все потому, что Рин-чан… - осекшись, Мидзуки замолчал и вдруг отстранился, почувствовав, как неуютный холод вновь заполнил пространство между ними. - Потому – что? – хмыкнула, не оборачиваясь, Романова. Змей, смутившись, покрываясь легким румянцем, не ответил. – Потому что я русская, - догадалась иномирянка. - Я не хотел оскорбить Рин-чан, - признался он. - Мне все равно, - не слукавила Лина. – Русская или японка, взрослая или ребенок, мужчина или женщина… Я человек, - вкладывая в это слово больше, чем мог значить разговор с альбиносом, произнесла иномирянка. Этот ответ, пришедший к ней задолго до этого момента и даже задолго до появления в этом мире, давно должен был быть озвучен вслух. Это был ответ на всё прошлое Лины, тяготившее ее годы назад. И, осознавая себя человеком, она больше не чувствовала той боли, что приносило ей сломленное детство. – А значит, - продолжила Романова, - не являюсь никем более. Что касается твоей проблемы, Мидзуки, я не стану проводить обряд очищения и позволю тебе самому выбирать свой путь. Перед тем, как уйти с поста земного бога, я освобожу тебя от уз хранителя, и, надеюсь, ты встретишь того, кто сможет ответить на твои чувства. Альбинос замер, чувствуя, как перехватило дыхание. Мидзуки склонил голову и уткнулся лбом в плечо девушки. Сжав зубы и зажмурившись, он рыдал, роняя горячие слезы на белое кимоно богини, потому что вверенное в ее руки сердце оказалось разбито тяжелым молотом ее холодных слов. И хотя краем сознания он был ей бесконечно благодарен за всё, что она для него сделала, змею было тяжело осознавать, что он ей не понадобится в будущем даже в качестве хранителя. - Смотри, это она? – словно не замечая его рыданий, Лина кивнула на подернутую багровым барьером территорию размером в два футбольных поля. Змей смахнул слезы и, вздохнув, кивнул: - Да, мы прибыли. Ферма была окружена барьером из плотной завесы тьмы, которая, по словам Мидзуки, могла безропотно поглотить любого низшего ёкая или слабого бога. Находясь на северо-западе от резиденции Изанами, ферма питалась от нее, защищенная ее барьером. Вход находился совершенно с противоположной стороны и, как ни странно, им нужно было именно туда, так как на противоположной стороне от источника силы барьер был не так губителен и силен, чтобы задержать их обоих. - Для простых хранителей этот барьер тоже смертелен, - как бы между прочим сообщил Мидзуки. - Как хорошо, что ты теперь ёкай, - в тон ему заметила Лина, напряженно вглядываясь в переливающуюся багровую тьму. Решив не принимать ее слова во внимание, змей продолжил: - На входе дежурит много ёкаев-охранников, но так как мы не будем идти через вход, мы через лазейку попадем сразу в лабиринт, в центре которого находится хранилище с драгоценными яйцами. Говорят, в глубине лабиринта живет Девятиглавый дракон, - задумчиво добавил Мидзуки. – Сусаноо в давние-давние времена избавил от него деревушку, и за ненадобностью Изанами поставила его охранять ферму от посягательств на драгоценные яйца. Лина, слушая его, прикидывала, как можно будет незаметнее проскользнуть мимо дракона, потому что нынешних ее сил не хватит на то, чтобы справиться с целым Ямато. Оставалось надеяться на быстроту письма и сердце Ярило внутри. Незамеченные никем, богиня и ее хранитель приземлились у северо-западной стороны барьера и, спешившись, приблизились к зыбкой багряной тьме. Помедлив, Лина шагнула вперед, врываясь в пелену барьера и чувствуя, как на долгую секунду прерывается дыхание. Уже вдвоем с Мидзуки они оказались в абсолютной тьме, не разбавленной ничем. Однако, спустя мгновение, едва пришельцы коснулись пола, пространство озарилось факелами, стоявшими в нишах стен, освещая коридор и давая сориентироваться. Альбинос неосознанно вцепился двумя пальцами в рукав богини, словно ища поддержки – лабиринт странным образом угнетал разум, заставляя вспоминать все плохое. - Ясно, - словно ожидая этого, холодно отозвалась Лина. – Значит, дракон не единственный защищает это место, - и сделала шаг вперед, слыша, как хрустит под деревянной обувью чей-то давно обглоданный и засохший череп. Поймала и сжала руку змея. – Не бойся, - он не видел, но слышал, как она ободряюще улыбнулась, - помни о настоящем, и прошлое тебя не поглотит. Несмотря на злые слова, сказанные недавно, несмотря на общую ненависть к ёкаям (которую ощущали все мало-мальски познакомившиеся с Линой), несмотря на то, что богиня готова была легко разорвать с ним узы хранительства, она не желала ему зла. Это было до простого смешно и странно. Даже со своим отвратительным характером Нанами… Нет, Рин-сама была готова защищать хранителя, пусть даже в будущем он не будет ей принадлежать. Словно хранители не были для нее расходным материалом. Словно она считалась с его чувствами, хоть и в своей странной манере. Прямо как… Йономори-сама. Эти размышления пронеслись в голове альбиноса всего за мгновение, а в следующую секунду змей кинулся к девушке, вжимаясь в нее со спины и переплетая обе свои ладони с ее пальцами и обнимая, скрещивая руки на ее животе. - Даже если ты меня прогонишь, я никуда не уйду! Я буду служить тебе даже против твоей воли до самого конца! – горячо проговорил Мидзуки, зажмурившись. Равнодушное «Зачем?» уже было готово сорваться с ее губ, но Лина, вовремя вспомнив его излишнюю чувствительность, кинула взгляд в коридор и повторила немного невпопад: - Просто помни о настоящем, Мидзуки. Внезапный порыв ветра оказался такой силы, что сразу стало ясно: это тоже одна из защитных ловушек в лабиринте. Мидзуки подхватило ветром и перенесло в вихре с глаз долой, оставив Лину в полном одиночестве посреди коридора с тремя ходами, расположенными на отдалении друг от друга. Потухли и факелы, намекая на то, что здешние обители не рады вторжению. Иномирянка хмыкнула: свет богини засиял ярче каких-то факелов, освещая дорогу лучше прежнего. Сжав зубы и точно зная, в каком гробу она видала все эти фокусы, Романова уверенно зашагала к первому проходу. Противоположная стена в трех метрах от прохода искрилась и переливалась, а черный провал рядом с ней указывал на отсутствие здесь тупика. Лина двинулась вперед, мельком заметив черную тень, метнувшуюся к ней и тут же взвизгнувшую, ударившись о божественную защиту. Тень – какой-то черный меховой шар со злыми красными глазами – еще раз попробовала кинуться на Лину, но на этот раз защита испепелила мелкого ёкая, оставившего после себя короткий вой. Девушка посмотрела на свою руку, светящуюся во мраке, и, довольная результатом, завернула за переливающуюся стену, оказавшись в узком коридоре, где на противоположных концах виднелись проходы дальше. Подумав, иномирянка свернула налево и оказалась права – этот проход был короче другого, хотя оба вели к одному выходу. Лина вышла к границе с барьером самой фермы и, кинув на него взгляд, заметила, как сильнее волнуется зыбкий багрянец. Земля под ногами едва заметно содрогалась, и богиня, опустившись на колени, приложила ухо к полу, который отчетливо передавал звуки битвы. Что ж, весьма удачно вихрь разделил их с Мидзуки – значит, альбинос отвлекает дракона, поэтому можно смело идти вперед. Приободрившись от такого поворота событий, Романова поднялась с колен, отряхнув кимоно, и двинулась дальше по-над стенкой, в конце которой чернел провал. В воздухе не ощущалось никакой враждебности, словно все зло ушло на ту сторону, где сражались два змея. Лина ступила к провалу и осветила своим светом два прохода, шедших перпендикулярно друг другу. Самый ближний и казавшийся верным едва заметно колыхался радужной пленкой на божественном свету, не внушающей никакого доверия. Можно, конечно, было вернуться и поискать другой ход, но что-то подсказывало, что это все не рандомное распределение препятствий, а уровни защиты, расположенные одинаково в трех ходах. Сведя брови к переносице, хмурясь еще сильнее, Лина шагнула сквозь проход, ощущая, что попала в очередной барьер. - Ты правда думаешь, что с твоими силами сможешь пройти? Насмешливый женский голос раздавался будто везде, отражаясь эхом от трех стен. На душе стало противно и неспокойно, в голову полезли всякие дурные мысли, но сердце Ярило и трезвый рассудок не давали упасть в отчаяние. Но голос не сдавался. - Бесполезная, - глумливая насмешка не была явной, прикрытая показной жалостью. – Я вижу твою душу. Вижу твое прошлое. Ты хочешь уйти, но там, куда ты вернешься, тебя не ждет ничего. Твоя бесполезная жизнь еще бесполезнее той, чье тело ты занимаешь. Лина поняла одно: свет от нее не рассеивается по пространству, поэтому под насмешливый голос выход пришлось искать вручную, ощупывая каждую стену отдельно. - Ползаешь тут, словно червяк. Самая низшая богиня-человек. – Раскатистый злой хохот. – После я выброшу твой труп на съедение ёкаям. Романова точно помнила, что это пятый угол. Не может в комнате быть пять углов и ни одной двери. «Значит, я просто пошла по второму кругу», - поняла она, осознавая и то, что барьер нужно как-то сломать, иначе так просто освободиться не удастся. Романова отошла на пару шагов от стены и уселась на пол по-турецки. Голос продолжал задавливать морально, упоминая разные темы и пытаясь сломить пленника. Совесть вдруг тонко всхлипнула и расплакалась. «Ты чего?» - флегматично спросила Романова. «Она говорит такие вещи, - пожаловалась та. – Задевает тебя самыми разными словами, ворошит прошлое… Я больше не могу! Почему ты никак не реагируешь?!» Хороший вопрос. Лина по привычке взглянула в потолок, видя только беспросветную тьму. «Смирение, - медленно проговорила она спустя паузу. – Самая великая сила. Всё, что она говорит, я уже давно знаю. И это не имеет значения». Иномирянка вытащила талисманы и, начертав на них символы, отправила по четырем сторонам от себя. Но клочки бумаги, коснувшись стен, лишь вспыхнули и погасли. Изанами на защиту не поскупилась – барьер качал силы из Лины. Голос больше ничего не говорил, словно и так понял, что морально давить бесполезно. Вдруг свет от богини снова начал рассеиваться, освещая пространство, и прямо перед собой девушка увидела чудовище – метра три в высоту и полтора в ширину, с округлым брюхом, шестью толстыми короткими лапами и маленькой головой без глаз на неповоротливой шее. Он бы сошел за жука-переростка, но был покрыт жесткой на вид черной шерстью, кроме лап – они были защищены толстой гладкой кожей синюшного цвета. Зверь стоял на самых задних лапах, и было ясно – реши он опуститься на все шесть, пространства комнаты ему может не хватить. - Темной силой убивать тебя бесполезно, Нинген-ками**, - снова раздался тот голос. – Поэтому мой Шестилапый с удовольствием тобой закусит. Лина подскочила с места как раз в тот момент, когда чудовище опустилось на все шесть лап, безошибочно помчавшись в ту сторону, куда отпрыгнула Романова. Несмотря на свою комплекцию, зверь поражал своей проворностью, чего нельзя было сказать о теле Нанами. Пространство комнаты оказалось больше, чем предполагалось на вид, что гарантировало некоторое время возможность бегать от чудища, чтобы нарисовать пару талисманов и кинуть в него. Но зверь, словно заговоренный от талисманов малых мощностей, сминал бумажки на лету, ловя узкой пастью. Долго бегать это тело явно не было приспособлено, и сбивавшееся через раз дыхание упрямо это подтверждало. Нужно было с малой кровью убрать хищника, ведь времени было не так много, а хранилище яиц было все еще не близко. Чудом увернувшись в очередной раз от узкой пасти, Лина на мгновение замерла посреди комнаты, переводя дыхание. На ум пришла аналогия с быками, которую можно было бы воплотить в жизнь – разогнаться, ведя его за собой, и у самой стены нырнуть в сторону, нейтрализуя опасность. За секунду приняв решение, Лина, чувствуя, как изнывает от усталости тело, так вдруг заметно ставшее чужим, повела за собой Шестилапого, у самой стены сворачивая в сторону, но то ли это было слишком медленно, то ли зверь был слишком умным, но он не повелся на такой маневр. Ловко сбив с ног богиню, ударившуюся о стену и распластавшуюся на земле, зверь бросился к ней. Лина, попытавшись проворно извернуться, была остановлена тяжелой лапой, поставленной ей на грудь. Иномирянка будто сквозь вату услышала хруст собственных ребер, выдох грозился выйти наружу вместе с легкими. Но оставался последний шанс. Романова подняла слабеющую руку, пока зверь прицеливался, что сначала откусить слабой богине, и коснулась пальцем лапы, с ужасом осознавая, что не в силах больше пошевелиться. В этот миг барьер с треском раскололся и осыпался по бокам, разбавляя абсолютную тьму багряным оттенком. Шестилапый загорелся знакомым лисьим пламенем и, с воем отпрянув от девушки, исчез в одном из проходов лабиринта. - Рин! – голос Томоэ впервые не раздражал. Едва дыша, Лина, усилием воли находясь в сознании, моргнула, чтобы увидеть обеспокоенное лицо склонившегося над собой ёкая. – Я почувствовал твою боль, - негромко сказал он, закатывая рукав на левой руке, где была метка – она пульсировала белым цветом и, видимо, причиняла носителю дискомфорт. Следующий вдох отозвался острой болью, заставляя скривиться, но сдержать стон сквозь сжатые зубы. Тело холодело, будто только сейчас осознавая, насколько в этом подземелье холодно, несмотря на близость к черным огням. - Ты помнишь, что мы теперь одно? – сквозь прищуренные веки Лина видела лицо склонившегося над ней лиса. Голос не вызывал желание стукнуть его по ушастой голове. Хотелось простить ему всю его глупость, что сейчас, что в каноне. Хотелось сказать, что он ни в чем не виноват. Стараясь дышать чаще, но неглубоко, девушка помутневшим от боли взглядом пыталась понять, что делает ёкай и почему он все еще рядом с ней. Томоэ же, коснувшись пальцами другой руки метки на своем запястье, вливал немного силы в свою нареченную, чтобы помочь ей быстрее оправиться от нанесенных травм. Романова на фоне общей боли в груди, забирающей последние силы, почувствовала тепло в правой руке, медленно разливавшееся по всему телу, прогоняющее холод. Боль перестала ощущаться, а вскоре прошла совсем. Дыхание восстановилось, и иномирянка, вдохнув полной грудью, присела, скривившись и чувствуя легкое головокружение. Лис прекратил свои манипуляции и приобнял девушку за плечи, впервые чувствуя, что она не вздрогнула от прикосновения. Мягкий голос звучал непривычно и как будто услышанный впервые. - Ты можешь развлекаться сколько угодно, но это уже не шутки. Иномирянка пыталась осознать только что произошедшее: ёкай помог ей выжить, поделившись с ней своей силой. Лина была одновременно в замешательстве от его поступка, и в смущении от того, что сама оказалась в таком положении из-за своей слабости. Опустив голову, чтобы скрыть внезапный румянец, девушка произнесла: - Благодарю. Томоэ только удовлетворенно хмыкнул. Пару минут назад хотелось хорошенько ее стукнуть и наорать за безалаберность и слепую веру в слишком бестолкового змея. А сейчас за этот милый румянец и слово благодарности можно было простить ей что угодно. - Что ж, - произнес он и подхватил успевшую только моргнуть Лину на руки. – Моя богиня не будет ходить по этой грязной ферме, - надменно заявил он. – А уж моя невеста – тем более, - скосил масленый взгляд на свою драгоценную ношу, растворяясь в лисьем пламени, чтобы появиться вместе с иномирянкой уже внутри тайного хранилища драгоценных яиц. Лис осторожно поставил девушку на ноги и придержал за плечи, чтобы та не упала – сила, пока не до конца ассимилировавшаяся с Лининой, отдавалась в лисе, заставляя его чувствовать ее состояние. Некоторые называют это резонансом. - Хм… - взгляд с прищуром прошелся по стеллажам. – Я думаю, тебе будет самой интересно тут осмотреться, - избавляя богиню от объяснений, что где, произнес Томоэ, и руки исчезли с ее плеч. Лина рассеянно прошлась взглядом по полкам, где хранились яйца в отдельных коробках с номерами и подписями, словно дела в архиве. Они находились будто в ряду стеллажей в глубине библиотеки. И чуть впереди, где заканчивался ряд полок, был теплый золотистый свет, разливавшийся по всему пространству, словно живой. Романова направилась к источнику света, краем глаза заметив, что лис следует за ней в почтительном отдалении в один шаг. По мере приближения оба вдруг услышали приглушенный плач. Лина, догадавшись, почти бегом ворвалась в круг света, замерев. В большой клетке, роняя слезы на камень комнаты, сидела Жар-Птица, источая мягкий золотой свет, несмотря на то, что все перья были в ярких узорах красного, синего и черного цветов. Пришедший на ум палех точно описывал узоры на перьях плачущей птицы. Лина негодующе поджала губы, ожидавшая чего угодно, только не этого. Птица подняла голову и сморгнула крупные слезы на камень. - В последней войне пятьсот лет назад были захвачены некоторые славянские сокровища, - произнес Томоэ, стоя за спиной Лины. - Я всегда была желанной целью, - мелодичный голос Птицы хотелось слушать и слушать. – Все мечтали создавать себе союзников, не обращаясь к помощи рождения. Ярило… - при упоминании его имени Жар-Птица расплакалась еще горше и смогла успокоиться только спустя время. – Он никогда не использовал меня в таких целях, - наконец, сообщила она. Романова сжала зубы. После таких открытий брать яйцо перехотелось совсем. Хотелось разнести тут все по камешкам, схватить птицу и умчаться к славянам. Томоэ, чувствуя ее нерешительность, склонился к ее уху. - Если не возьмешь ты, возьмет кто-то другой. Сжав кулаки, Лина шагнула в сторону клетки. - Я хочу изменить этот мир, - твердо сказала она. – Синтоистский пантеон больше не будет над тобой издеваться. Я освобожу тебя отсюда. - Не надо, - еще горше сказала Птица. – Если у тебя что-то получится, - после паузы тихо сказала она, - уничтожь это место. Вместе со мной. Иномирянка, помедлив, серьезно кивнула и, снова выйдя в ряды стеллажей, принялась искать яйцо себе по душе. Лис молчал, из-за еще не прошедшего резонанса чувствуя, как сильно отозвались слова пленницы в душе Лины. Свое горе не так трогает, как чужое, - и в этом была вся она. Томоэ криво усмехнулся, но не в насмешку над ее чувствами. Судорожные вздохи и плач прекратились – Жар-Птица, чувствуя в незнакомке силу Ярило, приободрилась, перестав плакать. Золотой свет в хранилище стал ярче. Романова, перебрав с десяток полок, остановилась у неприметной коробки, покрытой паутиной. Сняла коробку не без помощи лиса, раскрыла и увидела маленькое золотое яйцо с красивой шлифовкой круговыми бороздами. Томоэ, без слов поняв выбор Лины, спрятал яйцо в одной из складок кимоно, подхватил девушку на руки и снова исчез в лисьем пламени. Они оказались не в храме Микаге, а посреди кленовой рощи, освещенной закатным солнцем. Листья уже подернулись осенним багрянцем, озолотившим крону каждого дерева, насколько хватало глаз. Мягкий ковер под ногами из опавших листьев и чуть порыжелой невысокой травы придавал этой маленькой поляне посреди рощи атмосферу уюта. Сразу же захотелось надеть огромный пушистый свитер, закутаться в плед и сидеть с кружкой ароматного чая у окна, читая любимую книгу. Ёкай опустил девушку на землю, легко придержав ее, удостоверяясь в том, что она твердо стоит на ногах. Склонился к самому уху и прошептал, чтобы не нарушать громкостью голоса окружающей красоты: - Если станет холодно, просто скажи. Слова лиса заставили прийти в себя. Августовский вечер не обещал заморозков, а эта роща явно была даже не во владениях Изанами. Лина, припомнив тонный вес Шестилапого, ступившего на нее ногой, неосознанно коснулась груди, остекленевшим взглядом уставившись в землю. В этот раз смерть была гораздо ближе, явнее и страшнее, чем когда все тело охватила скверна. - Всё еще болит? – жест иномирянки не ускользнул от взгляда ёкая, который и так, кроме нее, ничего больше не видел. Лина молча качнула головой, вырываясь из мрачных дум и поднимая голову, разглядывая любимый пейзаж в осенних красках. Последний букет хризантем Томоэ нашел на полу, и хотя судьба предыдущих была ему не известна, лис понял, что его драгоценная богиня равнодушна к подобным знакам внимания. И после короткого исследования, в котором пострадал всего лишь один хорошо известный самурай, ёкай понял, как порадовать свою возлюбленную. Томоэ вышел из-за ее спины и, встав рядом, подставил ей локоть, невербально призывая опереться на него. Романова непонимающе и диковато посмотрела сначала на острый локоть, очертания которого скрывало хаори, а потом на лиса, который самым нежным и влюбленным взглядом смотрел на нее. - Что? – наконец, спросила она, не сумев логически связать предлагаемые ей вещи. - Пойдем, прогуляемся? – без всяких двусмысленных намеков произнес Томоэ, и легкая улыбка тронула тонкие губы, когда лис перевел взгляд и посмотрел поверх озолоченных закатом деревьев. – В это время суток здесь очень красиво, и я хочу, чтобы ты насладилась этой красотой. До Романовой почему-то не сразу дошел смысл его слов. Моргнув, пытаясь осмыслить сказанное им, иномирянка привычно сурово нахмурилась, не понимая, отчего вдруг сердце после его слов пропустило удар, а лицо вдруг бросило в жар. Лина молча коснулась подставленной руки ёкая и, откинув прядь волос назад, шагнула вслед за лисом, с готовностью тронувшимся по заваленной листьями дорожке. Они неспешно шли в тишине, нарушаемой обычным лесным гомоном, шуршанием травы и листвы, легкими порывами свежего ветерка, обдувающего лицо. И это молчание впервые не было ни напряженным, ни неловким, чему сама Лина невероятно удивлялась, озадачиваясь с каждым шагом, почему теперь рядом с лисом стало так комфортно. На протяжении долгих месяцев ёкай до невозможности бесил и раздражал, вызывая к себе только негатив и желание выбить всю дурь. После демонстрации силы и неравного противостояния в Черной пустоши желание держаться от него подальше обострилось в стократ. Любые начинания каких-либо теплых, возможно, дружеских отношений между ними были напрочь перечеркнуты последующими снами, которые лис насылал на богиню. Но сегодня… Когда Томоэ появился там, где не должен был быть, спас ту, кого не должен был спасать… Осознание этого приносило какое-то странное, необъяснимое чувство. Романова с удивлением не обнаруживала в себе раздражения по отношению к лису. Он словно вырос в ее глазах, перестав быть бестолковым лисом, способным только на глупости и шалости, как ребенок. Словно теперь, спустя столько времени и безуспешных попыток, он наконец-то заслужил ее доверие. Лина держалась за его руку (именно держалась, а не держала, и это после тщательных размышлений она поняла сама) и чувствовала, что идет рядом с настоящим мужчиной. Томоэ источал ауру уверенности в себе, расслабленности, будто абсолютно всё было под его контролем, и, как бы это ни было странно сказано в отношении ёкая, доброты. Рядом с таким Томоэ Лина впервые почувствовала маленькой, слабой, но абсолютно защищенной. Человеческое сердце, оставшееся в том мире и закованное в этом в непроницаемые оковы ответственности, дало о себе знать. Романова остановилась, выскользнув ладонью из руки ёкая. Лис предупредительно замер вслед за ней, обеспокоенно глянув на девушку серыми глазами. - Я же просила не заявлять больше о своей любви, - сухие слова говорились как всегда легко и жестко, сказанные с таким спокойствием, словно иномирянка не наступала самой себе на горло. Говорить такие жестокости ни в чем не повинному лису впервые не было сил. Но ёкай лишь усмехнулся, ласково и понимающе. - Всего лишь прогулка, Рин-чан. О любви ты заговорила сама. Лис не знал ее мыслей, и резонанс уже прошел, поэтому ее чувства также были ему неведомы, но он пошутил в правильном направлении, поразительно точно попав в цель. Привычная надменная ухмылка помогла сохранить самообладание. - Пора домой заниматься делами, - неосознанно гордо вздернув нос, как обычно делала перед врагом, произнесла Лина. - Как скажешь, - Томоэ протянул ей руку, и едва она вложила в нее свою ладонь, как оказалась перед храмом и с ажурным яйцом в руке. Лис куда-то исчез. Так лучше. Пора воздвигнуть новые стены холода, пока иномирянка не оказалась в будущем, которое ей не принадлежит, с чужим мужчиной, который вдруг стал ей не безразличен. Ради Нанами и ее будущего. ============ *Отсылка к Поттериане **Нинген-ками – человеко-бог