Сияние

Доказательства-шмаказательства! (с) "Счастливы вместе"

Город сиял в лучах полуденного солнца. Он сам был словно солнце, сотворенное из металла и стекла, он утопал в свете, и, казалось, любовался собой. - Нью-Йорк – город амбициозных людей. Амбициозных, эгоистичных и сильных, - заявил Шеф, бросая на стол перед Оркоттом свежую газету. - Но вот дела, даже богатые и знаменитые в этом городе могут остаться без головы. Статья на первой полосе рассказывала об убийстве молодого, но уже очень известного писателя. Сообщалось, что этой ночью, ближе к утру, обезглавленное тело покойного нашел его друг, журналист. - Ему отгрызли голову! Не отрезали, а именно отгрызли. Журналисты, проклятые крысы, конечно же, оказались там первые, а полиция узнала о происшедшем чуть ли не последней в городе. Где ты шатался всю ночь, Оркотт? Почему до тебя было не дозвониться? В другой бы раз Шеф устроил бы ему хорошую взбучку, но сегодня, он, видимо, уже растерял весь свой пыл. Джил как ветром сдуло из отдела – она умело ловко скрываться из вида Шефа, когда тот был не в настроении. В такие моменты казалось, что она могла становиться невидимой и проходить сквозь стены, оставляя своего друга Леона на растерзание Декстеру. - Вижу, ты хорошо погулял сегодня ночью, Оркотт. Рад за тебя. А я не сплю с четырех утра, понимаешь? Я хочу, чтобы ты наконец проснулся и отправился на место преступления. Наши ребята уже забрали тело… *** В квартире убитого оказалось много интересного. Майкл Оберман, высокий стройный мужчина тридцати четырех лет от роду, писал триллеры под псевдонимом, известным на всю Америку. В его гостиной весь пол был залит кровью, в том числе и дорогой ковер, судя по всему, бывший когда-то белоснежным. На диван, стоивший по примерным расчетам Леона примерно пятнадцать его зарплат, тоже попало немало крови… - Мы не нашли никаких следов взлома или улик, указывающих на то, что его обокрали. В квартире полно ценных вещей, так что, скорее всего, его убил не вор. Хотя… вдруг кто-то искал черновики его книги, - усмехнулся Джейки, молодой, но опытный криминалист. Он осматривал комнату сквозь свои толстые очки с таким видом, будто жил в этой квартире лет десять и знает здесь каждую мелочь. - Черновики книги? К нему что, забрался какой-то сумасшедший? – пробормотал Леон, осторожно ступая по периметру комнаты, где убили Обермана. - Что отпечатки? - Отпечатки принадлежат писателю. Как минимум, все свежие отпечатки. Пальцев… если говорить о человеке. - В каком смысле? – Леон почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки и выступил пот на лбу. В желудке стало холодно и тяжело, словно он съел большой кусок льда. Детектив мгновенно догадался, в какую сторону сейчас подует ветер. - Посмотри сюда, Лео. Если эти следы принадлежат кошке, то какого же размера должен быть зверь? Кровавое пятно, пропитавшее ковер, образовало на полу витиеватые узоры. Словно три змеи пересекли комнату, чтобы просочиться сквозь прозрачные тонкие дверцы на лоджию, но холодный пот у криминалистов вызывал вовсе не вид крови. От ковра шли четкие кошачьи следы размером примерно с ладонь. Они становились менее четкими по направлению к лоджии и совсем исчезали у закрытых стеклянных дверей. - У меня один вариант происшедшего и множество, множество вопросов… - сказал Джейки, покачав головой, отчего его рыжая челка закрыла ему глаза. - Либо это злая шутка какого-нибудь маньяка, либо… вопрос: где сейчас зверь? Он что, прошел сквозь стекло и выпрыгнул с балкона? Кстати, отсюда открывается прекрасный вид на Нью-Йорк. Эти писатели знают, где покупать квартиры. Жил бы я здесь, я бы тоже что-нибудь эдакое написал… Леон молчал. Молодой полицейский не верил своим глазам. Не будь этих следов – и можно было бы предполагать все что угодно. Ревнивую любовницу, у которой мозги слетели с катушек, истерзавшую писателя шилом для колки льда и отрезавшую ему голову. Читателя – маньяка, убившего автора десятка триллеров по его же сценарию, или что-нибудь еще. Да что там говорить! Если бы судмедэксперт сказал Леону, что Оберман порезался, когда брился, детектив с большей радостью поверил бы в эту версию, чем в отпечатки звериных лап на полу. «Это случилось опять. Это случилось в Нью-Йорке снова. И здесь точно замешан он. Но дело не в наркотиках, нет… Я ищу совсем не то, что нужно.» Криминалисты уже собирали свои инструменты, спеша освободить место преступления, а Леон стоял и пялился на кошачьи следы. Он уже знал, что сегодня ночью снова пойдет в китайский квартал. Но прежде детектив хотел собрать хоть какие-то доказательства, любую информацию, которая поможет делу, что угодно! «Если не наркотики, так опасные звери, верно, D? Этой ночью я загоню тебя в угол и заставлю во всем признаться!» *** В этот раз Леон ничего не боялся. Адреналин пьянил его, и полицейскому казалось, что он петляет по ровной дороге, словно алкоголик. Зато в сердце не было ни капли страха, как прошлой ночью. Леон наконец был самим собой, храбрым, уверенным в себе и своей правоте полицейским, даже переступив границу Чайна-Тауна… Алые вывески, едва колышущиеся на ветру, казались черными с наступлениями сумерек. Тут и там слышен был звон колокольчиков, подвешенных над дверью какой-нибудь забегаловки. Приглушенные краски и мелодичные звуки как будто сливались в одно целое, тревожили разум, заставляя молодого полицейского то и дело оглядываться. Где-то в глубине домов были заметны движущиеся огни, но отчего-то именно на этой улице, ведущей к зоомагазину графа D, было не встретить ни одного китайца после одиннадцати вечера… Леон знал, что китайский квартал никогда не спит, даже когда кажется совершенно вымершим. Когда чужак видит лишь покинутые магазинчики и плотно запертые створки окон жилых домов, жизнь здесь кипит, в подвалах тайных клубов и дорогих ресторанов, где китайские мафиози делят черный рынок. Несколько десятков лет прошло с тех пор, как китайцы «приняли» коммунизм, словно религию. Наверное, им просто понравился красный цвет коммунистических флагов, они всегда любили красный цвет… Они поменяли идеологию, а строй у них остался феодальный. Они все так же, как и сотни лет назад, строго разделяют себя по сословиями, а своим политическим лидерам, богачам или мафиози, они поклоняются, словно императорам. - Время не меняет китайцев, – рассуждал про себя Леон. Он уже вывернул на улочку, в конце которой виднелось нарядное здание магазинчика. – А вот дворец еще одного императора. Они все здесь поклоняются ему, уважают его и боятся. Но только не я. Я не боюсь. Молодой детектив был настроен решительно. Привычным движением он прижал к телу пистолет в кобуре, спрятанный под курткой. Он знал, что все, что у него есть, это его догадки и храбрость. Ночь была тиха и свежа. Над головой Леона рассыпались тысячи звезд и миллионами огоньков сияли высотки ночного Нью-Йорка. На мгновение Леону показалось, что на крыше магазинчика что-то мелькнуло, словно блестящая лента. Он пригляделся: это была бронзовая статуя дракона, недвижимая и холодная, но отчего же ему показалось, что… В этот момент детектив понял - ему понадобится вся его храбрость, чтобы добраться до правды. Глубоко вздохнув, Леон постучал в стеклянную дверь магазина. Спустя минуту дверь открылась, и детектив даже стиснул зубы от напряжения. - Оркотт-сан, это снова вы? На этот раз, надеюсь, вы знаете, чего ищете, - граф бросил лукавый взгляд на Леона и пригласил войти. Все повторялось, как в прошлую ночь: его повели в потайной зал, где стоял удобный диван и кресло, где горел красный фонарь и курились благовония. D вел Леона за собой. Похоже, он был расстроен тем фактом, что полицейский пришел без сладкого угощения… Красный шелк его костюма развевался при ходьбе, отчего тени на стенах сплетались в странные узоры. На спине у D был вышит синий дракон, изрыгающий пламя. Китаец остановился, почувствовав движение за спиной. Оркотт бесшумно вытащил пистолет из кобуры и направил его в затылок D. Граф едва обернулся, но уже знал, что в него целятся. - Звериные инстинкты живы в человеческом сердце. Любой почувствует, когда в него целятся, Оркотт-сан. Как вы смеете себя вести подобным образом в моем доме? - Мне нужна правда, господин D, - отчеканил Леон слова, что он повторял про себя целый день. - Расскажите мне правду, и если вы не причастны к преступному миру, я уйду и больше никогда не появлюсь на пороге этого магазина. - Вы должны будете извиниться. - Я извинюсь, - голос у Леона дрогнул. Он терпеть не мог, когда на его наглость и даже грубость ему отвечали подчеркнуто вежливо, - я сделаю все, чтобы загладить свою вину, если… если я окажусь не прав. Мелодичный смех хозяина магазина раздался в комнате. - Бросьте ваши китайские фокусы, граф. Я вас не боюсь, – тихо сказал детектив, не опуская оружия. - А я не боюсь вас, – сказал китаец и прошел к своему любимому креслу. Изящным жестом предложил детективу сесть. – Я мог бы скормить вас своим питомцам, но я не буду. Я чувствую, что вам не по себе, Оркотт-сан. Но вы храбрый. Пришли сюда за ответами на свой страх и риск. Мне это нравится в вас. Что и говорить, бравый американский полицейский не ожидал такого поворота событий. В ответ на свой выпад он ожидал увидеть десяток человек охраны, словно тени, выскакивающих отовсюду, на защиту своего хозяина. Ожидал, что в него самого будут стрелять, или что граф D покажет чудеса китайских единоборств и выхватит из рук полицейского пистолет, который тот в общем-то и не собирался применять по назначению. Но все разрешилось совершенно неожиданно, и Леон снова почувствовал себя в дураках. Он торопливо спрятал пистолет, подошел ближе к графу, но садиться не стал. - Господин D, откуда… откуда у вас в магазине взялся тасманский тигр? Говорят, последняя особь умерла в тридцать первом году, но, выходит, это не так? Оркотт хорошо подготовился к ночной встрече. Он специально сфотографировал следы лап, оставленных на месте преступления, и, сообщив Джил, что в ближайшие сутки в отделе не появится, отправился в Музей Естественной Истории на Семьдесят девятой улице. - Тасманский тигр? – D удивленно поднял брови. - Вы совершенно правы, мой дорогой детектив, они вымерли в тридцатых годах, еще до Второй мировой войны, и все, что от них осталось – чучела в паре музеев мира… - Прекратите меня называть «дорогой детектив»! – вспылил Оркотт, но D лишь лукаво улыбнулся, глядя на то, как краснеет Леон. - Это был тасманский тигр, кто же еще! Сегодня... впрочем, нет, уже вчера утром было совершено убийство в одной из квартир на Манхеттене. На месте преступления были обнаружены следы животного, огромной кошки! Причем убитому откусили голову, и это могло сделать лишь с животное с громадной пастью, а тасманский тигр мог распахивать челюсти на сто двадцать градусов. Я добьюсь ордера на обыск в вашем магазине и если мы найдем зверя, подобного тому, что я описал, то магазин прикроют уже на следующий день. В конце своей эмоциональной речи Оркотт задыхался, глаза у него горели, но вот дела: он думал, что будет ликовать, считал, что одержит победу над загадочным графом и увидит в его глазах страх поражения, но китаец, казалось, даже не слушал детектива. Взгляд D был прикован к красному фонарику, подвешенному над столом, где он обычно пил чай. - Господин Оберман мертв? – тихо спросил граф, скорее утверждая, чем спрашивая. - Не трудно догадаться, верно? – детектив попытался быть остроумным. – А ведь я не называл имени убитого! Так значит, мои догадки верны? D перевел задумчивый взгляд на Леона и улыбнулся, словно очнувшись ото сна. -Мой милый полицейский, увы, вы располагаете всего лишь догадками, а как насчет доказательств? - Доказательства? - Леон чувствовал, что его мозг кипит. – Какие, к черту, доказательства?! Я сверял отпечатки лап с отпечатками на фотографиях в базе данных Нью-йоркского музея естественной истории, какие еще нужны доказательства?! Господин D кивнул. - Присаживайтесь, Оркотт-сан. Чувствуйте себя свободно, я ничего вам не сделаю. Опять укол гордыне и самолюбию полицейского. Леон сел, пытаясь успокоиться, и, положив ногу на ногу, постарался принять позу в стиле «я крутой американский полицейский, я ничего не боюсь». - Я поражаюсь жителям Нью-Йорка, господин детектив. Такое впечатление, что инструкции и контракты не имеют для них никакой значимости… Я продал господину писателю прекрасное существо, способное принимать облик человеческой женщины. Позвольте уточнить, как умер господин Оберман? - Я же сказал, ему перегрызли глотку… – ответил Леон. Он слушал D и думал, что сходит с ума. Существа, способные принимать облик женщины? Этот китаец держит его за дурака? - Ах, вот как? Как грустно… – граф соединил кончики пальцев в изящном жесте. – Увы, это значит, что господин писатель нарушил правила контракта. Она – животное нежнейшей душевной организации. Ее нужно баловать, но стоит повысить на нее голос, или, что еще хуже, поднять на нее руку, как она проявит свой характер. И тогда… - Ну, надо же! Действительно, как женщина! Только еще хуже, – усмехнулся Леон. – Вот только где же сейчас этот мифический зверь? - В моем магазине, – просто ответил граф. – Она вернулась ко мне обратно. Больше я не стану ее продавать. Но показать вам, Оркотт-сан, могу. Желаете посмотреть? Детектив почувствовал, как покрывается испариной, а в голове мутнеет и спутываются все мысли. - У вас в магазине слишком сильно пахнет благовониями. Душно… Да, я хочу посмотреть! Покажите мне то, о чем вы говорите! И снова он шел следом за хозяином магазинчика вдоль темных и узких коридоров. Полицейскому казалось, что он гуляет в лабиринте минотавра и вот-вот хитрый китаец отведет его на растерзание какому-нибудь наиредчайшему существу. - Хочу предупредить вас, господин D, что если что-то будет угрожать моей жизни, мне придется применить оружие. - О, прошу вас, обойдемся без насилия! – запричитал граф. – Она сейчас заперта в серебряную клетку и не причинит вам никакого вреда! Наконец они остановились у одной из дверей – полупрозрачной сёдзи, расписанной странными узорами, в которых угадывались причудливые звери и цветы. Дверь открылась с тихим шуршанием, и в тусклом свете маленького китайского фонарика, подвешенного где-то под потолком, полицейский разглядел огромную клетку и … - О, Боже, что это?! Животное мирно спало, положив голову на толстые мохнатые лапы. Из его ноздрей, казалось, выходит легкий дымок дыхания. Она напоминала огромную домашнюю кошку, но при этом имела пару громадных кожистых крыльев, как у летучей мыши. - Это Химера. Крайне редкий вид, люди считали, что она вымерла гораздо, гораздо раньше тасманского тигра. Оркотту показалось, что волосы у него становятся дыбом и вот-вот его блондинистый хвостик оттопырится, как хвост у испуганной кошки. - Если все это правда, зачем вы вообще продаете таких животных? Они же убивают… убивают людей! - Но люди сами приходят и просят, умоляют меня продать им что-нибудь особенное, что-то, что успокоит их душу и обрадует их сердце. Люди, что приходят ко мне в магазин, верят в некую магию, способную изменить их жизнь, а меня почитают за волшебника. Но магии не существует, господин полицейский. И лишь сам человек способен изменить себя и свою жизнь. - Не существует ни лекарства, ни амулета, ни заклинания, способного изменить человека, если сам он не хочет меняться, - говорил D, когда они вернулись в гостевую комнату. Граф разливал зеленый чай в две аккуратные пиалы, для себя и для детектива. – Господин Оберман долгое время был одинок из-за своего характера. Он полагал, что все изменится, что прекрасное существо станет для него музой, и он будет счастлив… Но, как мы узнали, его характер взял свое. Леон чувствовал, что на ходится на грани сумасшествия. - Но эти звери… разве это не волшебство? Китаец покачал головой. Его волосы, словно жидкий шелк, переливались в свете фонарика. - Вы верите в магию, мой дорогой детектив? Это всего лишь звери, Оркотт-сан. Всего лишь звери. На минуту в комнате воцарилась тишина. Только свечка в фонарике мирно потрескивала, да слышно было тяжелое дыхание полицейского. - Почему вы не рассказывали мне этого раньше? Китаец поднял на Леона красивые узкие глаза и улыбнулся. - Подумайте сами, Оркотт-сан. Возможно, узнав правду, вы бы больше никогда не пришли навестить меня. Никогда больше не принесли бы мне подарок или угощение, и тогда я, даже окруженный своими питомцами, чувствовал бы себя очень одиноко. Как и вы, Оркотт-сан. Последние слова прозвучали мелодично, словно колокольчики на улицах Чайна-Тауна. Леон сделал глоток чая, посмотрел в глаза тому, победу над кем так хотел ощутить сегодня, и вдруг почувствовал, что в груди у него словно взорвалось что-то горячее. Он узнал этот тон и особый взгляд, которым китайский граф соблазнил его в прошлую ночь. - Господин D… - Вы хотели почувствовать себя хозяином положения, верно? Я люблю вашу храбрость. Храбрость из последних сил. Вы очень смелый, Оркотт-сан. Скажите, направляясь ко мне, вы взяли с собой наручники? *** Следующие двадцать минут Леон помнил смутно, как пьянящий сон, и в то же время, запомнил каждую секунду – когда D целовал его в губы, а затем медленно опустился на колени, гладя тонкими пальцами его тело сквозь футболку. Глядя на то, как детектив сбрасывает с себя куртку и расстегивает кобуру, китаец постанывал, словно зверь. - Хочу тебя, – прошептал D. Леон снял футболку и тут же почувствовал, как бархатные руки китайца гладят его грудь и живот, как влажные губы и язык D ласкают его пупок и спускаются ниже. - Какой же ты сильный, – слышится восторженный шепот в спальне, где огромная кровать застелена тончайшим красным шелком. Позвякивает бляшка на ремне полицейского – господин D уже справился с брюками. Он неистово целует тело молодого детектива, стягивает с него белье и с жадностью изголодавшейся суки принимается мять в руках и брать в рот его член. Леон сам от себя не ожидал таких хриплых стонов, похожих на рычание. Он не ожидал, что ощущения могут быть такими яркими, что рот и глотка этого мужчины могут быть такими тесными и глубокими. Умелый и ласковый, D брал его член глубоко в горло, быстро, как надо, прижимаясь лицом к его паху, стараясь доставить больше удовольствия. Полицейскому нравилась новая игра… Ему нравилась и прошлая ночь, когда ему было позволено абсолютно все, но сегодняшняя игра была для Леона совершенно новой. Возбудив Леона до предела, граф остановился. Спустя несколько минут, когда оба освободились от одежды, детектив взял инициативу на себя. Он лег сверху, прижав изящное тело графа своим и заведя ему руки над головой. - Вы арестованы, – прошептал Леон на ухо своему любовнику, защелкнув на его тонких запястьях наручники. В ответ раздался сладкий, протяжный стон D. Да, полицейский принес с собой наручники, все это время они были в кармане его куртки и теперь наконец-то пошли в ход. - Вы имеете право хранить молчание, – детектив слегка прикусил кожу на шее китайца, прижал два пальца ко рту графа и позволил взять их в рот. D стонал в голос и выгибался под Оркоттом. Его член уже упирался детективу в живот. D был красив. Прекрасен, особенно в наручниках, на алых простынях, послушный и похотливый. - Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, – с этими словами Леон помог графу перевернуться, встать на колени и опереться на локти. - Хочу, хочу тебя, пожалуйста, – тут же услышал Леон в ответ. - Если вы окажете сопротивление, я буду вынужден… – Оркотту не хватило терпения договорить, да и это было уже ни к чему. Обильно смазав себя и своего любовника, он плавно и настойчиво вошел на всю длину, не обращая внимания на слабое сопротивление. D почувствовал, как внутрь него входит толстый, крепкий член Оркотта и как детектив начинает двигаться. На руках наручники, и крепкие руки держат D за плечо и бедро, и все шелковое насилие упоительно, потрясающе, до такой степени сладко, что хочется рычать и рвать простыни зубами. Громкие шлепки плоти о плоть оглушали Леона. Обрывки мыслей носились в голове. «Черт возьми, он же мужчина, что же я делаю… – и тут же другое: – Наконец-то, наконец ты мой, наконец-то я арестовал тебя, и теперь ты мой». В спальне, казалось, было жарко, как в печке. Мокрые от пота, разгоряченные любовники двигались все быстрее. Леон наплевал на свои сомнения и решил довести игру до конца. - Граф D, отвечайте на мои вопросы, – в ответ слышны стоны, мольба, слова на английском и китайском, сбитое дыхание, снова мольба… - Еще…Оркотт-сан… - Вам нравится то, что я с вами делаю? - Да… - Нравится? - Да! Да!!! И еще, слабо, еле слышно: - Я люблю вас, Оркотт-сан, я полюбил вас… Держа любовника за плечо, Оркотт не давал ему вырваться; он обхватил другой рукой пенис D и принялся ласкать его. Еще мгновение – и изящное тело китайца выгнулось в оргазме, и, расслабившись, он упал на простыни. А несколько секунд спустя дошел и Леон. *** В спальне пахло сексом, воздух казался раскаленным. Спустя около часа Леон проснулся и обнаружил, что в комнате он один. Шелковая подушка рядом пахла чем-то сладким… А из своеобразного салона, где D принимал гостей, доносился запах свежести и зеленого чая. Еще через несколько минут детектив и граф пили ароматный зеленый чай с медом. Оркотт явился к позднему чаепитию в китайском шелковом халате, разукрашенном алыми узорами. - Вам так идет, мой милый детектив! – воскликнул D, но полицейский в ответ только рукой махнул и отвел смущенный взгляд. - Вы придете завтра снова?... – смутившись еще больше, чем Леон, спросил D. На мгновение в комнате, где пахло чаем и горел красный фонарик, воцарилось молчание. - Кажется, я знаю, о чем вы! – с превосходством во взгляде, Оркотт посмотрел на D, но тут же снова смутился. – Я разгадал ваш азиатский характер. Все вы хитрецы, те еще хитрецы!.. И какой же десерт принести вам завтра, господин D? Тишину гостиной нарушил звонкий, мелодичный смех очаровательного хозяина самого загадочного магазинчика в Нью-Йорке.