***
Когда Твик зашёл на кухню, он увидел раскинувшееся на столе изобилие еды. Вот тебе блинчики с начинкой, тосты, творог и каша. Не та, которая обычно, которую надо кипятком разводить. А настоящая каша, сваренная на молоке. Овсянка. Кушай, солнышко, не подавись. Еда закроет дыру в твоей душе, главное побольше в себя запихай. — Доброе утро, дорогой, — любезно произнесла мать, пряча слишком явно подрагивающие руки за спиной. Она улыбается. Улыбается, как Гарольд-скрывающий-боль. Неужели смерть Кенни произвела на неё такое впечатление? Или её больше беспокоило, что произошедшее произвело впечатление на Твика? “Не доброе утро”, — мысленно поправил Твик, делая акцент на слове “не”. Он сел за стол, рядом с отцом, и принялся за завтрак. Ложка в дрожащей руке ходила туда-сюда, оставляла мажущие следы на щеке и подбородке. Твик чувствовал себя по-настоящему убогим. Никчёмным и убогим. В такие моменты он задумывался, как много времени отделяет его от тех ребят, которые обитают в психбольнице на постоянной основе. Которые перегнули палку со своей беспомощностью, хоть от них это и не зависело. Твик не сомневался, что предки сдадут его, как только он надоест. До сих пор не сдали, наверное, только потому, что семейной кофейне нужна ходячая реклама в виде школьника-гея. — Твик, ешь побыстрее, — с едва скрываемым раздражением в голосе сказал отец. — Ты не забыл, что должен сегодня сделать? “Ты такой тупой, Твик. Сплошное разочарование”, — прочитал между строк Твик. — Я сегодня иду к врачу, — сказал он, глядя пустым взглядом в тарелку. Каша на щеке высохла и неприятно стягивала кожу. — Я расскажу ему, как себя чувствую. Он выдаст мне новый рецепт на… на лекарства. “Лекарство” — от слова “лечить”, а эти транки просто приводят его в состояние, похожее на нормальное. Твик позавчера чуть не подох, пропустив вечерний приём. Но, конечно, лучше сыграть в ящик, чем напугать одноклассников нервным тиком. Главное — никто не должен знать, насколько сын семьи Твиков поехавший. Главнее, чем его самочувствие и тем более его психика. Отец смерил Твика непонимающе-презрительным взглядом, но сдержанно кивнул и снова уставился в газету. Разговор по душам окончен. На кухне воцарилась тишина, прерываемая только постукиванием ложки о дно тарелки и мерным шумом воды из-под крана. Мать мыла посуду, делая вид, что не слышит этого разговора. Раздался звонок, и Твик резвее нужного вскочил со стула, наскоро предупредив, что уходит вместе с Крейгом к врачу. Было тяжело проигнорировать то, как благоговейно расцвели родители при упоминании его парня. Твик непонимающе покачал головой и побежал к двери. — П-привет, — быстро выдохнул он, выскочив на крыльцо. Холодный уличный воздух обволок лицо и немного привёл в чувство. — Спасибо, что пришёл… — Твик поднял взгляд, перебарывая себя. — За мной. Крейг несколько секунд неотрывно смотрел на него.Твик успел за это время перебрать все вероятные и невероятные причины странного залипания, накрутив себя почти до предела. Спина и руки вспотели от напряжения. Тогда Крейг протянул руку к его щеке и ногтем сковырнул прилипшую кашу. — Научился бы есть нормально, — он показательно брезгливо отряхнул руки, будто они были грязными. — Весьма полезный навык. — Это... — Твик захлебнулся кислородом. — Никто обо мне так не заботился. Он бесстрашно посмотрел в глаза Крейга, показывая предельную серьёзность. Тот опешил, вопросительно приподнял бровь. Приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но сразу же закрыл. Молчание стало неловким. — Пойдём, наверное. Не хотелось бы опаздывать. По пути в больницу не было произнесено ни слова.***
В кабинете с грязно-белыми стенами сидел доктор в белом халате. Он крутил в руках белую цилиндрическую баночку, поглаживая подушечками пальцев гладкие края. Везде белый, такое обилие белого. Бледное лицо Твика прекрасно вписывалось. — Итак, — психиатр наклонил голову, пробегаясь взглядом по записям в карточке. — Как ты себя чувствуешь? Давай, Твик. Как репетировали. — Нормально, — он скосил глаза в сторону. — Как обычно. Только голова стала иногда кружиться. И глаз сильнее задёргался. — Ага, — задумчиво протянул врач. — Обмороки, головные боли? — Нет, — Твик уверенно помотал головой. — Гипергидроз? — Бывает в моменты паники. — Ну, это нормально, — доктор сделал пометку на бумаге. — Как тебе новая дозировка? Есть улучшения? — Да, мне лучше, чем было раньше. Но вегетативные нарушения при приступах остаются. Это… очень мешает. Твик без проблем использовал не распространённые среди обывателей медицинские термины. Благодаря его многолетней роли пациента, он разбирался в своём заболевании не хуже врачей. — Эффект у этих лекарств накопительный. Подержим тебя ещё неделю, максимум две, на такой дозе. Если лучше тебе не станет, будешь принимать на 20 миллиграмм в день больше. Придётся дополнительно назначить бета-блокаторы, — врач призадумался, — да, хуже не будет. Твик удовлетворённо кивнул. Затем вспомнил то, о чём собирался спросить, и изменился в лице. Сердце застучало быстрее, разгоняя жар по телу. — Я… — он запнулся в нерешительности. Но, увидев поощряющий взгляд врача, Твик сглотнул и продолжил: — Какие побочки у моих транквилизаторов? Доктор вытянул губы буквой “о” и приподнял брови. — Ну, они описаны в инструкции по применению, — уклончиво ответил он. — Какая разница, если у тебя эти препараты пошли нормально? Твик закусил губу с внутренней стороны. Больно. Ещё чуть-чуть, и зубы оторвут кусок плоти. Но парень ничего не мог поделать со своим волнением: если он выдаст себя на вранье, это может плохо закончиться. За пациентами с потенциально опасными для их жизни и жизней других заболеваниями смотрели особенно тщательно. Тех, кто находился в состоянии обострения психоза, без промедлений могли упаковать в стационар до “видимых улучшений”. “Видимые улучшения” наступали весьма редко, и люди могли годами овощевать в палате в компании таких же поехавших. — А… А если со мной вдруг что-то начнёт происходить… Я ведь должен понять: это побочный эффект или какой-то новый симптом, с которым нужно идти к Вам, — он изобразил самое слащавое и подобострастное выражение лица, на которое был способен. И, кажется, нужный эффект был произведён: доктор ответил ему смущённой улыбкой. — Побочные эффекты весьма сильно варьируются. Начиная от болей в животе и диареи, заканчивая судорожными припадками и нейролептическим синдромом. Да, их и вправду много. Сходу ты сам не скажешь, побочка это или новое проявление заболевания. — Надо же, как интересно, — лучезарно улыбнулся Твик, надеясь, что его нехитрые уловки действительно выглядели убедительно. — Столько разных, все даже не запомнить, — он поднял взгляд и приложил палец к губам, изображая задумчивость. — А галлюцинации бывают? — О, нет, вот их как раз не бывает, — усмехнулся доктор. — Разве что… Хм… Возможно, теоретически, могут быть, если смешивать их с какими-нибудь сильными психостимуляторами, — он забарабанил пальцами по столу. До чего раздражающая привычка. — Но это не твой случай, конечно, куда тебе психостимуляторы. Ты и так чересчур… Стимулированный, — врач глупо рассмеялся. Твик представил себя на берегу озера в окружении маленьких козликов и цветущих фиалок. Что угодно, только бы абстрагироваться от этого искромётного каламбура. — Очень занятно, да, интересно, — Твик сгрёб свои рецепты на колёса со стола и спешно поднялся с места. — Что же, спасибо большое, док, до встречи, спасибо, всего хорошего. Парень выскочил в коридор, мгновенно теряя маску благодушия и спокойствия. Тело вспотело и мелко подрагивало. Не бывает, значит, галлюцинаций от его колёс. Значит, у него действительно протекла крыша. И в этот раз очень серьёзно. Твик тяжело опустился на скамейку рядом с ждавшим его Крейгом. Сейчас только непонятно откуда взявшаяся сила воли удерживала его от бурного рассказа о всех страданиях, причиняемых сломанной психикой. — Мороженое? Твик мысленно поблагодарил Крейга за отсутствие расспросов о приёме и кивнул: — Мороженое.***
Светло-зелёный шарик фисташкового на двух розовых клубничного. Такие ровные, геометрически правильные, красивые. Твик несколько заворожённо смотрел на вазочку с мороженым, не решаясь разрушить такую правильную красоту. Пару раз занёс ложку над лакомством, но останавливался на полпути. Крейг обеспокоенно наблюдал за этим странным поведением. Кажется, проблемы Твика, пусть последний о них и не говорил вслух, затронули что-то внутри него. Твик на глазах становился всё более нервным и запуганным, а взгляд его был измотанно-усталым. После очередной неудачной попытки Твика отделить себе кусочек мороженого, Крейг забрал ложку у него из рук. Затем уверенно зачерпнул смешавшуюся зелёно-розовую массу и неспешно протянул её ко рту Твика. Тот шокированно уставился на Крейга и машинально открыл рот. Крейг, испытывая видимую неловкость, накормил Твика. Это был странный, неловкий, даже глупый эпизод. Но оттого не менее трогательный. Душевный. Тёплый. Твик наконец ощутил то чувство, когда о нём кто-то позаботился. Было приятно. Заставляло сердце биться чаще, но это не вызывало истерии и желания рвать клоки волос, как обычно. Даже наоборот. Так или иначе, Твик пообещал не доверять тому, что видит, если это как-то выбивалось из привычной картины мира. Галлюцинации могли быть и не столь явными, как в случае с подвешенными к потолку кишками в туалете спортивного стадиона. То, чего желало подсознание, его не совсем здоровый мозг вполне мог проецировать на реальную жизнь. Твик ожидал, что осознание проблемы облегчит нервное напряжение хоть чуть-чуть. Но стало только хуже. Галлюцинации могут быть реалистичными. В жизни могут происходить странные вещи, которые он сочтёт за галлюцинации. Например, то, что Крейг покормит его с ложечки. Вполне реально, хоть и странно. Реально же? Твик страдальчески вздохнул и опустил голову на сложенные руки. Как ему теперь себя вести? Вот даже сейчас, например. Он должен поблагодарить Крейга за заботу? Или сделать вид, что ничего не было, потому что в реальности, возможно, ничего и не было? — Я в больнице, пока ждал тебя, видел старую бабку, — задумчиво протянул Крейг. — Она медленно ходила. Прижималась к стенке. Глядела на людей выпученными глазами. Вообще не вдупляла, что происходит, кажись. Потом заорала и унеслась куда-то со всех ног. Молчание опять затянулось. Твик не знал, что делать. Боже. Как он теперь отличит помутнение рассудка от реальности? Так. Для большинства психических расстройств характерно наличие триггеров, вызывающих приступы. У бредовых расстройств они почти всегда есть. Значит, у Твика тоже должен быть определённый триггер или характерная черта приступа. Он бы заметил, что что-то в сознании изменилось, как вчера на стадионе. А ведь с тех пор ничего, похожего на приступ, он не испытывал. Тогда происходящее сейчас — реально? — В общем, — лениво продолжил Крейг, — я бы туда ещё раз сходил. Забавные они. Эти шизики и имбецилы. Твик поднял голову и согласно покивал. Он, на самом деле, не мог сосредоточиться на том, что ему говорили, и большую часть посыла не уловил. Но сейчас это было не так важно.Твик поднял раскрытую ладонь вверх, сжал пальцы в кулак, разжал. Перевёл взгляд на Крейга. Тот скривил губы в нелепой улыбке, делая вид, что его сложившаяся ситуация не напрягает. Твик дёрнул уголками губ, тоже изображая подобие улыбки. Вдохнул, выдохнул. Он собирался сделать просто невероятную хуйню. Но, по идее, она могла помочь ещё раз убедиться, что он не галлюцинирует. Это было важно. Важнее пары секунд позора. На выдохе Твик протянул палец к лицу Крейга и прижал кончик его носа. Кожа была тёплая, сухая. Сильно контрастировала с вечно холодными мокрыми пальцами Твика. Ему даже стало неловко за свою особенную физиологию. — П-посмотри мне в глаза, — произнёс Твик, стараясь говорить членораздельно. — И скажи, что ты только что накормил меня мороженым, — сглотнул, — с ложечки. Рука предательски задрожала, выдавая степень беспокойства Твика. Было сложно, очень сложно удерживать её в прежнем положении. Чёрт! Колёса уже перестали работать. Почему сраный психиатр не выписал ему повышенную дозировку?! — Твою мать! Забудь! — Твик резко подался назад, желая как можно сильнее увеличить расстояние между ними. А лучше убежать. Навсегда. В лес. Такой позор, такой стресс! Крейг спокойно, но уверенно перехватил руку Твика, не давая её отдёрнуть. Несильно сжал пальцами кисть, удерживая её у своего лица. — Я только что накормил тебя мороженым, — флегматично произнёс он. Кашлянул. — С ложечки. Твик покачивался из стороны в сторону, как лист на ветру, и не смел поднять взгляд. — Я так боюсь, что сейчас в обморок грохнусь, — признался он, уставившись в грязноватую поверхность стола. Крейг смерил его взглядом. — Пойду расплачусь за нашу жрачку. Потом отведу тебя домой, — он встал с места. — Сиди тут, не уходи никуда. Твик прижал пальцы к губам и послушно кивнул. Мысль о том, что к нему в очередной раз обратились, как к трёхлетнему ребёнку-дауну, больно ударила по маленькому сжавшемуся комочку оставшегося самолюбия. Тогда он укрепился в мысли, что никому нельзя говорить о галлюцинациях, неважно, какими они будут. С этим можно научиться жить. Как он уже научился жить с тревогой, паническими атаками, компульсиями, фобиями и ебанутыми родителями. Всё лучше, чем бессмысленно шататься по коридору больницы под лошадиной дозой нейролептиков, как та бабка, которую видел Крейг. Нет-нет. Нельзя становиться таким. Нельзя, чтобы Крейг смотрел на него с презрением. — Идём, Твик, — парень за это время успел вернуться. — Пошли. Время в пути для Твика пролетело незаметно. Он был погружён в мысли, перебивавшие одна другую. Не получалось сосредоточиться. Слишком много проблем и слишком мало решений. И никто не поможет. Что за стресс… — Твик, — Крейг щёлкнул пальцами у него перед носом и встал напротив. Твик непонимающе похлопал глазами и огляделся. О, они пришли. Пора прощаться. — Мм, спасибо, что проводил, — сказал он, заламывая пальцы. Взгляд был по обыкновению прикован к полу. — Ты отдохни сегодня. На тебе совсем лица нет. — Да, хорошо, — Твик в очередной раз отметил по-странному заботливое поведение своего парня, пытаясь угадать его причины. — Ты тоже. Крейг угукнул и пошёл дальше по улице. Он ступал тихо, его шагов совсем не было слышно, несмотря на тишину вечерней улицы. Твик смотрел ему в спину, борясь с желанием догнать его и упросить остаться. Внезапно стало не по себе от осознания, что он остался наедине с собой до завтрашнего утра. Твик сглотнул и сжал в кулак рубашку в районе солнечного сплетения. Он стоял на посреди дороги и пялился в пространство, пока холод не загнал его домой.