abduction

      Глаза у Бекхена — самый что ни на есть омут, который утягивает Чанеля каждый раз с большей силой.       Вернуться в реальность ему помогает хорошая оплеуха от обладателя чертовски красивых глаз. — Харе пялиться, а то глаза выколю, все равно страшные, — Бен наклоняет голову и щурится. — Вообще собираешься говорить, где прячете свою крысу, или язык тебе тоже не нужен? Могу легко вырвать его. — Выведи своих амбалов, тогда и будем говорить. Ты же знаешь, что такие дела решаются без лишних ушей.       Бекхен — находка для казино. Он не только умеет различать ложь, но и сам прекрасно может блефовать. Походы в заведения с азартными играми не потеряли своей актуальности лишь потому, что все еще есть один человек, способный обвести парня вокруг пальца.       Бен отпускает подчиненных, но Чанель по-прежнему молчит. Тогда он выходит и уже на самом деле отгоняет их куда-подальше. Лишь тогда Пак запрокидывает голову назад и облегченно выдыхает. — Не, ну ты видел, как этот перекачанный мужик хотел мне кишки выпустить? — Я хочу сделать то же самое, и ты об этом знаешь, — парень берет стул позади себя, ставит напротив заложника и садится так, что его ноги приходятся по обе стороны от спинки. Чанель смотрит на разведенные бедра и невольно облизывается разбитую губу, неловко ойкая. — Я тебе не стриптизерша… — Ты прав, ты ее лучше, — Бен вдыхает побольше воздуха, чтобы позвать подчиненных, но Пак вовремя останавливает его, хотя и прекрасно знает, что это чистой воды блеф. Слишком хорошая здесь звукоизоляция. — Хорошо, хорошо. По правде говоря, мы сами не знаем, где он сейчас. После перестрелки он пропал. И, видимо, это было все спланировано, вплоть до того, что он снял жучок даже тот, который был вшит в хрящ уха. — Отлично врешь, как для новичка, — лишь смеется ему в ответ Бекхен. — У меня не встает на тебя, — смотря в упор, произносит Чанель, — вот это ложь.       Младший из семьи Бен встает настолько резко, что стул опрокидывается и своим паданием поднимает слой пыли и грязи, осевший за долгие года. — В любом случае ты здесь надолго. Твоя группировка ничего не сможет сделать, потому что знает, что я держу пистолет буквально у тебя во рту. — Мои люди не настолько глупы, чтобы нападать, когда знают, что тебя хлебом не корми — дай нажать на спусковой крючок, когда дуло прижато к моему сердцу, — Пак прикрывает глаза, уже болящие от красного освещения в подвале.       Дверь открывается, и парень просит сменить цепи на веревки или опустить руки хотя бы вниз. Ну затекают же. Да и даже если бы он хотел сбежать не смог: во-первых, он не знает, где он, во-вторых, здесь как минимум 20 людей Бена. Столько он не обезвредил бы и в нормальном состоянии в одиночку, что тут говорить сейчас, когда у него вывихнуто и «поцарапано» ножом плечо.       И он совсем не надеется, что его услышат. Вернее, услышать еще может, а выполнить просьбу — вряд ли. Потому что Чанель — игрок.       И определенно лучше Бекхена. Потому что у Пака за спиной все детство и годы юности, наполненные постоянными тренировками, а Бена — какие-то несчастные 11 месяцев со дня смерти родителей. Со дня, когда прилежный ученик, мечтающий о любви до гроба, утонул в желании мести. В этом черном, ужасном чувстве.       Хлопок двери, и Чанель вздыхает — ему все же не поверили, чтобы не рисковать.       Он удивляется впервые за долгое время, потому что через мгновение — его кожи едва ощутимо касаются мягкие кончики пальцев Бена. От неожиданности Пак резко открывает глаза и смотрит на хмурого и в то же время сосредоточенного парня. Он еще с минуту пытается самостоятельно справиться с цепью, а потом чертыхается, выходит за дверь и зовет амбалов.       Чанель сидит с перевязанными руками в сыром, пыльном подвале и не может понять, что двигало Бекхеном в этот момент.       Чанель успевает окликнуть Бекхена прежде чем дверь закроется. — Как его звали?       Бен лишь недоверчиво смотрит в ответ и бросает тихое «Тао». — Мне жаль.