Победить или проиграть?

Ифаню надоело жалеть Чанёля, сдерживаться, терпя его легкие насмешки, дерганье. Особенно раздражало последнее, ведь все выглядело так, словно Чанёлю противно любое касание старшего, пусть даже самое незначительное. Может, он бы и смог сдержаться, если бы не ночные постанывания младшего. Но кто же знал, что ему снится такое? Ву почувствовал, как пальцы Чанёля сжали его плечи, как Пак подался назад в попытке избежать горячего поцелуя в шею, обжигающего сильнее не остывшего чая. Парень хмыкнул на такую реакцию и прикусил нежную кожу, поднимая голову и подмечая, как медленно юноша открывает ранее прикрытые в наслаждении глаза. «Наслаждается, а строит недотрогу», — с долей удовлетворенности подметил старший. — Как далеко все зашло в твоих снах? — выдохнул Ифань в чужие губы. — Ифань… Чанёль не успел сказать хоть что-нибудь, как был втянут в долгий и властный поцелуй. Внутри Пака вспыхнула буря противоречивых, сильных и незнакомых чувств, желаний. Руки юноши соскользнули с плеч китайца, и он крепко обнял Ифаня, отвечая на поцелуй, сминая его губы, пытаясь не поддаться этой силе и власти. Чанёль сделал пару шагов вперед, будто показывая, что из прихожей стоило бы выйти. Ощущения, что окутывали во снах, вернулись, оказавшись наяву ярче и сильнее. Он действительно хотел Ифаня, более того, он хотел, чтобы все зашло дальше какой-то игры. Мысль об этом одновременно и тянула к Ифаню, и отталкивала от него. Ву отступил на пару шагов вместе с Чанёлем, поворачиваясь и делая несколько вперед, чтобы опрокинуть Пака на диван и нависнуть над ним, наконец отстраняясь от все это время таких желанных губ. Парень скользнул взглядом по приоткрытым губам младшего, заглянул в немного затуманенные карие глаза. — Что, не будешь отталкивать? Пак резко приподнялся, усмехаясь в манере Ву, и сделал опор на ладони, прежде чем обвить руками шею парня. — Я не скажу то, что ты хочешь услышать, — произнес отрывисто младший, — дыхание после поцелуя малость сбилось, — и, подавшись навстречу, сам поцеловал Ифаня, прикрыв глаза. Ву хмыкнул в «своевольный» поцелуй, провел ладонями по бокам Пака, задирая толстовку, оглаживая спину и возвращаясь к бокам. Чанёль задрожал от его прикосновений, и парень отстранился, стягивая ненужную вещь. Пак поднял руки, облегчая задачу, и ухватился за края чужой толстовки, также стремительно снимая ее. — Не лапай меня, — глухо произнес Чанёль, почувствовав сжавшие ягодицы пальцы. — Не будь бабой, — парировал Ифань, самодовольно добавив. — Тем более, тебе это нравится. Он снова подмял младшего под себя и наклонился к его ключицам. Пак вздрогнул и коротко воскликнул от неожиданности — Ву не рассчитал сил, когда прикусывал чувствительную кожу. Ноющую боль немного успокоило осторожно касание кончиком языка — старший слизнул выступившую капельку крови. Чанёль раздвинул ноги шире, чтобы Ифань устроился удобнее между них, и едва успел провести кончиками пальцев по торсу юноши, как тот опустился ниже, обхватывая один сосок губами, а другой пальцами. Пак охнул, напрягшись, и снова попытался приподняться, но чужая рука, опустившаяся на плечо, вдавила его в диван. Это словно был молчаливый приказ не дергаться, и по мимолетом предупреждающе сверкнувшим глазам китайца Пак понял, что это он и есть. Ифань слегка прикусил сосок, другой оттягивая двумя пальцами, и Чанёль под ним сдавленно и коротко, с нотками болезненности, простонал. Пак обхватил ногами бедра парня, невольно придвигая к себе ближе, и уперся ладонями в грудь, отстраняя от себя, запрокидывая голову назад, открывая на «растерзание» шею. Он итак был чувствительным к прикосновениям, и если бы парень продолжил так тягуче-медленно издеваться над сосками, то умер бы прямо на диване. — Пожалуйста, — прошептал младший, позволяя себе эту слабость. В глазах Ву ясно отразилась насмешка. Старший приблизил свое лицо к чужом, заглядывая в глаза Чанёля, поколебался с секунду, и склонился уже к его уху, опаляя его тяжелым дыханием. — Я не оставлю на твоей шее живого места, учти. — Она вся в твоем распоряжении. В глазах парня вспыхнули дьявольские огоньки, он резко склонился, припадая губами к бледной коже, сменяя каждый поцелуй ярким засосом или ощутимым укусом, «исправляя» эту бледность, украшая ее метками, один взгляд на которые вызывал у него необъятное довольство — они принадлежат ему, как и сам Пак Чанёль, вздрагивающий, безуспешно вжимающийся спиной в диван, пытающийся отползти по нему вверх, но все равно через силу подставляющийся под каждый поцелуй, каждый засос, каждый укус. Ифань действительно почти не оставил на шее живого места, выпрямляясь и резким движением стягивая с ослабившего хватку на его бедрах Чанёля джинсы с боксерами, то же самое после проделывая со своими, вынужденно меняя положение на пару секунд. Младший за это время все же подполз выше, приподнимаясь; он был не в силах избавиться от накатившего напряжения, когда как Ифань не беспокоился ни о чем. Да оно и неудивительно, даже если бы он был не девственником, то в любом случае не его бы грозило «порвать». Ву внезапно куда-то подорвался, — судя по еле слышному хлопку двери откуда-то слева, он ходил в свою комнату, — но очень скоро вернулся, устраиваясь между ног Пака, быстрым движением откручивая крышку от небольшой баночки, и щедро окунул пальцы в холодную субстанцию. Чанёль скорее почувствовал, чем осознал, что пылающую жаром кожу обожгло прохладой, и это заставило его напрячься еще больше, из-за чего палец проник внутрь с трудом. Ифань тихо чертыхнулся себе под нос, вновь наклоняясь и долго целуя Пака в губы, ладонь свободной руки опуская на возбужденный орган, плавно проводя ей по стволу. Медленно, но осторожно он ввёл в него второй палец, постепенно растягивая стенки ануса, пытаясь не дать Чанёлю опять сильно напрячься. Пальцы китайца двигались отточенно и мягко, стараясь доставлять минимум дискомфорта настолько, насколько это было возможно. И юноша под ним расслаблялся, понимая, что излишнее напряжение доставит лишней боли ему самому. Пак очень скоро принялся подаваться навстречу пальцам. Чанёля охватил сильный жар, сердце стучало в груди, гулом его стук отдавался в сознании; в висках стучала кровь, а грудь тяжело вздымалась от возбуждения. Буря, никак не умолкающая внутри, а лишь разгорающаяся сильнее, готова была разорвать его изнутри красочным фейерверком. Наслаждение и волнение, что он испытывал, перебивало что-то робкое, неуместно теплое и трепетное в этой неприличной обстановке. Что-то, что готово было повлечь за собой привязанность и доверие. Что-то вроде влюбленности, о которой в школе они читают множество нудных книг. Пак влюбился в Ифаня? Думать об этом было страшно, беспокойно и вместе с тем… восторженно? Он совершенно точно знал, что у них вряд ли что-то получится, ведь едва ли подходил терпению и вкусу Ву. Но он желал подходить, желал по-настоящему принадлежать Ифаню. «Возможно, это помутнение и я ошибаюсь». Помутнее, ага. Как же. Ифань с упоением терзал пальцами тело младшего, не отводя взора от выражения его лица, от того, как он отчаянно закусывает губу или стискивает зубы, чтобы не сорваться на стон или глухой вскрик. Что удивительно, но парень не торопился. Его, как оно бывало обычно, не охватывала лишь страсть и желание обладать телом. Он наслаждался одной лишь близостью Чанёля, утопающего в наслаждении и охотно подавающегося на его прикосновения. Наслаждался этой возможностью побыть с ним рядом, непозволительно близко, увидеть каждую эмоцию до невозможности открыто, ощутить малейшее чувство через неуверенное прикосновение. — Ифань, пожалуйста, — не сдержал короткого и сладкого стона Пак, которому пальцев уже было мало. Китаец нарочито медленно вытащил пальцы, тут же обхватывая ими член младшего, и приподнял уголки губ в довольной улыбке. — М? Ты что-то сказал? В глазах Чанёля мелькнул гнев, он резко сел, пользуясь тем, что чужая ладонь не вжимает его в диван, и обхватил ладонью его член, сделав два резких движения ей по стволу. — Да. я хочу тебя, хочу чувствовать твои прикосновения, хочу… — парень оборвался, тише добавив. — принадлежать тебе. Ву усмехнулся, перехватил его запястье, отводя в сторону, и толкнул Пака в грудь, заставляя вернуться в изначальное положение. Юноша ухватил Чанёля за бедро, придвигая ближе к себе, и младший понимающе обхватил ногами его талию. — Стоило сразу это сказать. Ифань приставил головку ко входу и подался бедрами вперед, входя на половину, получая удовольствие от выражения лица Чанёля, и, едва ли дав ему привыкнуть, толкнулся до конца, пальцами свободной руки впиваясь в бока младшего. Пак под ним изогнулся дугой, болезненный вскрик сменился протяжным стоном, и по коже китайца пробежали мурашки, жар охватил и его самого с новой силой, пока Чанёль пытался смириться с болью, пронзившей его поясницу, отдавшейся током в каждом позвонке. Она словно нанизывала его на себя, и от следующего незамедлительного толчка парень уже подался назад, стискивая зубы от боли, стремясь избежать болезненных ощущений, пробирающих его снова и снова. Старший наклонился к нему вновь, страстно целуя в губы, заставляя легкие гореть, а грудь тяжело вздыматься. Ифань стал двигаться резче, крепко держа его за бедра уже двумя руками, чтобы он не елозил по кровати, а Чанёль болезненно стонал в его губы, кусал их, не зная, куда деться. Удовольствие затерялось среди болезненных ощущений и дискомфорта, Ву знал это, видел и чувствовал, но не жалел его, не останавливался, вбиваясь в его тело, всматриваясь в его лицо, будто желая разглядеть в нем больше боли, а может, немую мольбу смягчиться. И, только когда Пак вновь вцепился пальцами в его плечи, излишне резко сменяя горизонтальное положение и сильнее насаживаясь на член, и вскрикнул громче, Ифань сбавил темп. Китаец сместил ладони на бока младшего, отстраняя его немного, и в его действия вернулась изначальная осторожность. — Расслабься, Чанёль, — горячо шепнул Ифань на ухо парню, целуя его шею, ключицы, плечо, пытаясь отвлечь от доставленной боли немного, расслабить, и вместе с тем этими невесомыми поцелуями словно извиняясь за резкость. Пак шумно вдохнул, после также шумно выдохнул, прикрывая глаза и переключая себя на горячие губы Ву, осыпающие поцелуями ранее его «истерзанную» шею. Те взбудоражили его с новой силой, как и обжигающие руки Ифаня, и он расслабился, отвлекаясь от боли, чувствуя возвращающийся жар, опаляющий низ живота, спину, щеки. Китаец мягко прикусил мочку уха Чанёля, возобновляя свои толчки, которые в этот раз были медленными, более плавными. Он подался вперед, чтобы в который раз устроить Чанёля на диване, и отстранился от его бледной кожи. Боль, по всей видимости, отпустила его окончательно, потому что младший стал с усилием, — дискомфорт, вероятно, еще ощущался, — подаваться назад, насаживаясь на его член по собственной инициативе. Когда послышались первые протяжные стоны наслаждения под ним, Ифань не выдержал, срываясь уже неосознанно, возвращая тот бешеный темп, буквально втрахивая Пака в диван, до синяков сжимая его бедра, то и дело попадая по простате, чтобы с удовольствием наблюдать за тем, как соблазнительно выгибается под ним Пак, как из его приоткрытых губ срывается стон за стоном, как он не в силах подаваться навстречу. Чанёлю едва ли не «вскрывали черепную коробку» накрывшие с головой чувства, поглощающие, одолевающие и выбивающие здравый смысл. Он не узнавал свой голос среди собственных несдержанных стонов, среди которых то и дело слышалось приглушенное: «Ифань». Он будто не хотел его звать, будто боялся, что через эти отчаянные стоны станут понятны его чувства. Чувства, которые не должны были появиться в этой игре. И это наслаждение, разрывающее его тело, заставляло срываться уже на хрипы после ряда многочисленных и громких стонов. Ву обхватил его член ладонью, водя ей по стволу резко и быстро, в такт толчкам, и Пак понял, что он больше не выдержит, что это слишком для него. Крепко обвив руками талию парня, Чанёль заставил его прижаться грудью к своей груди, чтобы в тот же момент прижаться своими губами к чужим, целуя неожиданно нежно и мягко. Ифань мгновенно перенял инициативу в поцелуе, почувствовав, как младший сжал его член внутри, сдавленно простонав. Сперма Пака попала на ладонь старшего в тот же миг, когда он кончил внутрь него с глухим рыком. Грудь обоих тяжело вздымалась, дыхание безнадежно сбилось. Ифань медленно вышел из разгоряченного тела пытающегося прийти в себя Пака. Поколебавшись, он протянул руку вперед, потрепав раскрасневшегося юношу по волосам, тот смог лишь прикрыть глаза, подавшись под чужую ладонь. — Кто первый в душ? — прошелестел в повисшей тишине Ву и не смог сдержать довольной улыбки, заметив гневный взгляд немного отошедшего от возбуждения младшего. — Нельзя было без мучений обойтись?! — Понял, я иду первый. С удивительной бодростью и активностью, Ифань шмыгнул в душ, избегая недовольного его выходкой Чанёля. «И правда, не стоило с девственником так грубо», — сказал себе Ифань, но довольство так и наполняло его, улыбка просто не хотела сходить с лица.