Победить или проиграть?

Чанёль с трудом открыл глаза, едва глянув перед собой, прежде чем закрыть их вновь. Тепло приятно окутало его, из-за чего он потерял малейшее желание вставать, пусть и, что удивительно, выспался. Нечто юноше показалось странным в собственных ощущениях, он с усилием приоткрыл глаза и едва не впечатался в спинку дивана. Темно-карие глаза заполнило собой искреннее недоумение, которое на заспанном лице выглядело несколько забавно. — Ифань? — удивленно выдохнул он. Ифань блеснул глазами, наслаждаясь реакцией младшего. Он просидел ночью до двенадцати и, вспомнив слова Пака, решил, раз тот весь день в его распоряжении, то почему бы и да? Придя к такому выводу, он просто не смог отказать себе в желании поспать вместе с крепко спящим парнем. — Что? — будничном тоном, довольно бодро осведомился Ифань. — Я не делал ничего такого из того, что тебе там снилось. Щёки Чанёля вспыхнули, — что не укрылось от китайца и заставило его поставить себе плюсик, — он и не знал, что выдаст себя во сне. «Так глупо попасться», — подумал Пак, по некому наитию придвигаясь ближе и утыкаясь носом в плечо китайца, и глухо поинтересовался: — Я так громко стонал? — Когда как, — уклончиво отозвался юноша. — Я пару раз проснулся из-за этого. Ву, все это время приобнимавший младшего, пользуясь случаем, прижал его к себе плотнее. Ему нравилась эта возможность обнять Чанёля, мирного и спокойного, сонного и особо не отшатывающегося от него. — Я говорил, конечно, что весь твой сегодня, но не подразумевал и сон… Китаец мягко отстранил от своего плеча Чанёля вместо ответа на его слова, чтобы в следующий миг, приблизив свое лицо к его, жадно и напористо поцеловать, не давая продолжить. Чанёль зажмурился и уперся ладонями в его грудь, отвечая на поцелуй, в тот же момент, в который раз противореча себе, толкнул Ифаня с дивана. Старший крепко обнял его обеими руками, не позволяя отстраниться от своих губ, углубляя поцелуй, и они вместе упали на пол. Ву, словно мстя за его реакцию или просто потому, что они упали, ощутимо прикусил нижнюю губу Чанёля. Ву опустил ладонь одной руки на пол, опираясь ей о него и резко меняя положение, осторожно придерживая другой рукой парня за талию, чтобы тот не ударился о твердую поверхность. — Это было больно, — отстранившись, произнес Ифань, подразумевая падение на пол. Чанёль убрал руки с чужих плеч, в которые парами минутами ранее вцепился, и занял сидячее положение, отстраняя нависшего Ифаня и взъерошивая собственные волосы. — Сам виноват, кто так… — Вообще-то мы встречаемся, ты забыл? — прерывая его, с победной ухмылкой осведомился Ву. — Сам согласился вчера. Так что, я имел право поцеловать тебя с утра, как имел право и поспать с тобой. У меня сейчас достаточно много прав, но ты о них явно не подумал, когда соглашался вчера, верно? Пак сдержался, чтобы не хлопнуть себя, идиота, по лбу. И как он мог забыть о своих собственных словах? Нет, как он мог не подумать о последствиях своих слов? Теперь у него нет повода отталкивать Ифаня, более того, у него нет причин избегать его прикосновений. — Что, передумал и хочешь расстаться? — вопросительно изогнул бровь парень, поднимаясь на ноги и протягивая руку младшему. — У тебя на лице написано такое отчаяние, словно ты смертный приговор себе случайно подписал. Чанёль почему-то почувствовал себя отвратно. Ему казалось, что эта игра переставала крутиться лишь на устроенных правилах и на идеи позабавиться и поставить другого на место. Смутно, но чувствовалось, что во весь этот бессмысленный замысел добавилось что-то серьезное и только крепло день за днем. Именно поэтому Пак корил себя за такое откровение проявление, пусть не отчаяния, а растерянности. Создавалось ощущение, будто это задевало Ву. Но почему? Кажется, в этом разобраться не могли они оба. Парень вздохнул, ухватываясь за чужую ладонь и поднимаясь на ноги, и заглянул в глаза китайца, пытаясь понять его эмоции, но в тех застыла насмешка, не желая показывать то, что действительно творилось у него на душе, о чем он думал. Ифань, конечно, защищался. Он не то чтобы скрывал что-то, просто противоречивый Чанёль заставлял его неопределенно «качаться» из стороны в сторону. Чувства и отношение свое к нему он понять не мог, потому и не раскрывался, так лучше. Лучше, на случай, если все обернется против него. — Это не так, — вдруг произнес Чанёль, слегка качнув головой. — Просто отношения мне незнакомы, и я не привык к тому факту, что кому-то дозволено меня касаться в любое время дня и ночи. У меня нет опыта, как у кое-кого вроде тебя, я привык жить так, как живу, и твои выкрутасы сбивают меня с толку. Неудивительно, что я пихнул тебя с дивана. Ифань промолчал. Ситуация, казалось бы, зашла в тупик. Ни он, ни Чанёль не определились в своих чувствах, они оправдывали изначально каждое свое действие, как игру, и их это устраивало. Ву и не знал, что такое незначительно-собственническое действие с его стороны добавит во все это серьезности и окончательно собьет с толку. Скорее, рассчитывал, что немного все прояснится и станет проще, но позиция была та же: Чанёль злил его из-за недавнего неуважения, но делать ему больно не хотелось. Раньше Ифань просто добивался доверия и разбивал его, причина на это крылась не в том, как думала вся школа, какая он мразь. Была более весомая и, пожалуй, оправдывающая его причина, которую также поддерживало более половины школы, ненавидя не его, а унижения тех, чье доверие он разбил. С Паком все получалось сложнее и иначе, потому что он не являлся очередным поворотом в этом замкнутом круге, — наверное, уже можно было считать, что тот разомкнулся, — и это-то не давало покоя Ву. Он привык, что все идет по какому-то сценарию, словно бы для снятия фильма никак не могут найти подходящего актера. И вот все они однотипно, банально и без эмоций пытаюсь сыграть свою роль, в итоге вылетая. Чанёль прекрасно играл на их фоне, не являясь копиркой предшествующих. Ифань видел это, но не мог до конца принять этот факт, тот казался ему нереальным. — Ладно, по-хорошему, нам бы позавтракать, — перевел тему Ву, не найдясь с ответом и не думая, что он особо нужен. — Или зайдем в кафе? — Ага, если ты платишь, — нахальная усмешка появилась на лице младшего, а в следующее мгновение он состроил невинное личико, заметив, что старший хочет возмутиться. — Ты же инициатор отношений и старше, разве не ты должен платить за меня? Ифань глянул в сторону окна, делая вид, что пытается разобраться в погоде на улице, но на самом деле так спрятал легкую и мимолетную улыбку. — Что, нашел и для себя положение в этой ситуации? Пак шагнул к нему и горячо шепнул на ухо: — Я же не могу ни отомстить. Он отступил и добавил уже громче, ярко улыбнувшись, прямо-таки желая соответствовать давним словам Ву о том, что он мелкий. — Хённим! Ты же угостишь меня, правда? Я буду хорошим мальчиком. Ифань шумно выдохнул, поражаясь такой разительной смене настроения и отношения. Он знал, что Чанёль только притворяется, но у него так натурально получалось изображать из себя невинность и проявлять подчеркнутое уважение, как-будто издеваясь над ним и давая ему ясно увидеть эту грань между его неуважением и уважением. При этом, даже обращаясь вежливо и выделяя его как старшего, парень умудрялся проявлять некую наглость. И ведь не доказать, не отомстить за такое отношение к себе. — Да-да, все равно ты отплатишь мне натурой, — покивал Ву и, увидев, как мелькнула опаска в чужих глазах, самодовольно улыбнулся. — Страшно? — М? — равнодушно отозвался Пак, направляясь к прихожей, — он спал в одежде, так что, оставалось лишь надеть обувь, — и невозмутимо отозвался. — Не понимаю, о чем ты, хён, тебя бояться мне нет резона, как и того, что ты сделаешь. — Как бы не поплатился потом за свои слова, — спокойно произнес Ифань, быстро настигая младшего, попутно натягивая толстовку.

***

Колокольчики на дверях отозвались легким перезвоном, когда Ифань и Чанёль вышли из кафе, не замечая две пары глаз, пристально следящих за тем, в какую сторону они удаляются. Чанёль искренне улыбался, вполне довольный началом дня и завтраком в кафе, так еще и Ифань не вытворял ничего из того, что было в его духе. Это затишье было похоже на то, что бывает перед бурей, и Пак ожидал именно бурю, пусть и казался достаточно безмятежным и умиротворенным. — Почему ты унизил их? — спросил внезапно юноша, заглядывая в глаза повернувшему голову в его сторону Ву. Было понятно, о ком он спрашивал, потому уточнять не имело смысла. Признаться, Пак и не надеялся на ответ серьезный и честный, разве что на насмешку или издевку, но китаец молчал так долго, что стало понятно: он либо не намерен отвечать вообще, либо собирается ответить серьезно. И так действительно и было, парень размышлял над тем, стоит ли быть искреннем в ответе на этот вопрос. Навредит ли это ему как-то? Нет, вряд ли. Но что Чанёлю даст это знание? Почему он так неожиданно поинтересовался? — Они сами этого хотели, — холодно ответил Ифань, с его лица схлынули все эмоции. — Хотели безответно влюбиться в одного из старшеклассников, потому что это стало так модно — любить. Но они не были искренни ни сами с собой, ни со мной. Они заполучали мое доверие, ровно также, как и я их. Просто я первым нанес удар, обороняясь от того, который должен был последовать с их стороны. Они сами хотели быть жертвами, чтобы их пожалели, правда, получили унижения. И это не я натравил на них учащихся, те нашли груши для битья и повод их бить. Чанёль растерялся, на какие-то доли секунд ему показалось, что Ву лет на пару старше, чем есть на самом деле. Так холодно он говорил, так жестко. Пак не мог его судить, потому что не знал всего случившегося, не знал причин таких поступков. Он не следил за шумихой, происходящей время от времени в школе, потому как это не являлось для него чем-то интересным. — Почему же тогда все говорят, что это все из-за неуважения? — Потому что в меня влюблялись после того, как я заставлял извиниться. Странные люди, правда? Мне кажется, они очень хотят жить по словам «от любви до ненависти один шаг». Только вот ненависть от недовольства отличать не умеют. — Получается, эта игра… — Начата не мной, но продолжается из-за того, что ситуации за ситуациями повторяют друг друга, и мне приходится быть жестоким, чтобы не дать втоптать себя в грязь, — ответил Ифань раньше, чем парень успел закончить. — Ты ведь предполагал что-то такое, верно? По-прежнему не принимаешь сплетни обо мне, несмотря на то, что произошло. Чанёль вспыхнул и поджал губы, засовывая руки в карманы джинс. — Буду считать это расплатой за неуважение. Ифань не смог сдержать удивления, невольно вскинув брови, но быстро взял себя в руки и хмыкнул. — Я же унизил тебя. Гордость не съедает? — Ну-у, я тоже тебя фактически унизил. Хотя ты мог быть и помягче, горло до сих пор саднит при воспоминании. Китаец коротко и глухо рассмеялся, ничего не ответив на это. Он вовсе не ожидал, что Чанёль займет иную позицию, ведь сразу было видно, что гордости у него выше крыши, и тот случай в туалете явно еще терзал его, а сам он задавался вопросом, почему не ушел. По его глазам, по выражению лица и неловким движениям — это все было видно. Наверное, его беспокоило, что это может повториться, и со стороны старшего он ждал повторения такого поступка, готовя себя морально и думая выходы из ситуации. Подумав об этом, Ву протянул ладонь, проведя по взъерошенным волосам младшего, кончикам пальцев пробежавшись по его затылку и в итоге устроив ладонь на его плече. — Расслабься, а то люди подумают, что я веду тебя в ближайший закоулок изнасиловать. Пак охнул, машинально перехватывая руку Ифаня, чем последний и воспользовался, беря его ладонь в свою и прибавляя шаг, чтобы успеть перейти дорогу. Чанёль, не отводя взгляда от ладони Ву, сжавшей его, последовал за старшим. — А разве это не так? — поинтересовался с нервным хмыканьем он, когда они успешно оказались на другой стороне. Ифань хищно улыбнулся, резко разворачивая его, чтобы находиться спиной вперед, свободной рукой приобнял его за талию, другой же перестал сжимать ладонь младшего, быстро залезая в карман брюки, после заводя руку назад. Замок позади него щелкнул, парень вновь резко развернулся, мягко толкнув Чанёля в проем открывшейся двери, в два шага он достиг порога, пересекая его и захлопывая дверь. — Так, только вот не в закоулке. По спине Чанёля пробежал холодок, он и не заметил за разговорами как они оказались у дома Ифаня. Пальцы Ву сжали его талию, спустя долю секунды Пак почувствовал горячие губы на своей шее и в прихожей раздался тихий полустон: — Ифань…