Мы понимаем, что ценим и любим что-то, только когда теряем. До этого же момента отрицаем чувства, не принимаем их или ссылаемся на то, что все несерьезно. Мы отталкиваем тех, кого любим, чтобы потом жалеть об этом. Больно вдруг осознать, что собственные убеждения или страхи все разрушили.
Утро робкими лучами солнца пробралось в комнату Чанёля, и в этот же момент сработал будильник на телефоне, разнося свою трель по всей комнате. Пак простонал, — вставать совершенно не хотелось, да и уснул он поздно, — и нехотя поднял голову от подушки. «Вчера» тяжелом грузом рухнуло на плечи, юноша поджал губы. Ощущение, что он поступает неправильно, не отпускало. Чанёль понял, что запутался в себе и своих чувствах после этих псевдо-отношений. «Нет, я поступил правильно», — одернул себя Пак, пытаясь собраться с духом. Но несогласие с самим собой продолжало давить, гнуть к земле, отзываясь напряжением в спине и перехваченным дыханием. «Ты ошибаешься, — шепнул внутренний голос, вкрадчиво и тихо. — Кому ты хочешь сделать лучше? Боишься за себя? Эгоист. И какие могут быть отношения, если ты заботишься только о себе?». Чанёль тряхнул головой, пытаясь выгнать голос из своей головы, чтобы не слышать. Ни-че-го не слышать. «И что он в тебе нашел? Ты не достоин даже игры», — жестко добавило внутреннее «я». Парень подскочил с кровати, резче, чем стоило бы, и побежал умываться, надеясь, что холодная вода приведет его в чувства.***
Ифань лег спать под утро, раздумывая все это время над тем, как расположить, — а если точнее, вернуть, — к себе Чанёля. Его обычные методы, использованные множество раз с «жертвами», в данном случае были неуместны. Это значило только одно — срочно нужно их менять. С другой стороны, раздумья помогали ему не обращать внимание на угнетающую и разрастающуюся опустошенность. Ну, почти не обращать внимания. У Ву создавалось впечатление, словно по его душе камаз проехал, потом подумал немного и проехал еще раз. Так, чтобы наверняка.Он уже и забыл это уничтожающее и холодное чувство. То, которого однажды так испугался, что больше никого к себе не подпускал. То, что он ощущал сейчас, было сильнее, а ведь Чанёль даже не рвался и не пытался поселиться в его душе. Или… он что-то упустил? Нет, однозначно нет.
Ву проснулся разбитый. Как бы не пытался он спокойно отнестись к произошедшему, как бы не обнадеживал найденный шанс, он не мог окончательно взять себя в руки. Мысль о том, что могло получиться и хуже, пообщайся они с Чанёлем дольше, сблизься сильнее — пугала его. В голове появлялось все большее количество вопросов, но обсудить их было не с кем и ответов на них не было.Ву Ифань попал в ловушку.
***
Шепот никак не скончался, желая проникнуть глубже в сознание, поселиться в нем. Множество версий, новые фотографии, даже вчерашнее видео разговора — все разошлось менее, чем за сутки. Все это резало безграничным ощущением того, словно юноша совершил огромную ошибку. Половина школы «стояла на ушах», а равнодушие, которое ранее проявлял Чанёль, растворилось, не оставив после себя и следа. Те, кого это ни коим образом не касалось, лезли в его жизнь, лезли в жизнь Ифаня. Одно чертово видео чего стоило! Пак всей душой ненавидел того ублюдка, который снял этот момент и поделился им со всеми. И был уверен, что если найдет, то выскажет все в лицо и даст по лицу. — Ифаня кинули. — Ого, он попытался удержать хоть кого-то в своей жизни! Не иначе, как завтра снегом занесет все. Холодному принцу разбили сердце, хах. — Неужели Чанёль нашел человека получше в постели? И чего спектакль разыграл? Видели взгляд этой шлюхи? — Кому он что доказывал? Ученики смотрели косо, довольно или презрительно улыбаясь, когда замечали, что причина обсуждений слышала их. Пальцы сами собой сжимались в кулаки, но, прежде чем он сорвался и ударил одного из активно переговаривающихся, чей-то кулак весьма вежливо поздоровался с его носом, опередив только-только занесшего кулак Чанёля. Парень вскрикнул от неожиданности и боли, поднося руку к пострадавшему, постепенно распухающему носу. Удар был сильнее, чем казалось на первый взгляд, и Пак увидел кровь на пальцах сплетника. Чанёль повернул голову в сторону человека, опередившего его, и увидел Ву, холодно смотрящего на пострадавшего. — Думаю, тебе следует следить за языком, а иначе я чисто случайно нагну твоего парня за школой, и тебе придется придумывать новые сплетни, не опустив себя, — жестко бросил Ифань; холод в его голосе был таким явным, что Пак поежился. — Извини, — глухо отозвался парень, подорвался с места и вместе с друзьями быстро удалился, то и дело со злостью оглядываясь через плечо, но возобновлять перешептывания не спешил. Ифань привычно сунул руки в карманы и повернулся к Чанёлю. Младший вновь поежился, встретившись взглядом с китайцем; ладонь отозвалась теплом, вспомнив вчерашнее к ней прикосновение. И Ифань, и Чанёль пребывали в смешанных чувствах, ни один из них не решался заговорить, парни лишь молча смотрели друг другу в глаза, пытаясь увидеть в них позволение сделать первый шаг, но видели лишь нерешительность. И, когда губы Ву шевельнулись, — он решился сказать то, что хотел еще вчера, — так Пак сразу вздрогнул и подорвался, дыхание перехватило. Юноша ничего не сказал, просто развернулся и ушел. Чувства душили его, сердце гулко билось в груди. Он не был готов принять то, что собирался сказать ему Ву.Он боялся, что это ложь.
***
Ифань несдержанно чертыхнулся. Недолгое промедление испортило все задуманное. Он не успел ничего сделать, не успел ничего сказать, а Чанёль уже испугался и зашуганным зверьком шмыгнул в класс. Надо было что-то предпринять, иначе эти догонялки не прекратятся. — Ты идиот, — раздался голос за его спиной. Знакомый, но очень изменившийся. Нотки, явно слышимые в нем, отличались от обычных. Ву обернулся, встретившись взглядом с Чонином. Извечная глупая улыбка и наивность в его взоре пропали, словно он сорвал с себя маску спустя долгое время. — У вас уже что-то было, верно? — Какой ты догадливый мальчик, конфетку дать? — усмехнулся китаец. — Ты заставил его думать, что для тебя важно сексуальное удовлетворение, ах, какая жалость, — презрительно выдал Ким. — Думаешь, теперь он поверит в искренность твоих чувств? Ифань напрягся, потеряв контроль над эмоциями и чувствами; те незамедлительно, пусть не очень четко, отразились на его лице. От Кима исходила холодная враждебность, и она добавляла напряженности, заставляя хмуриться. — Не лезь, тебя это не касается, — деланно-равнодушно произнес Ву, потеряв интерес к разговору. Но Чонину удалось вселить опаску в его сердце. — Я налажу с ним отношения и у тебя не останется шансов, — бросил ему в спину младший. Ифань, вроде более менее взяв себя в руки, не выдержал. Раздражение нахлынуло с новой силой, а вместе с ним откровенная злость. Если парень хотел вывести его из себя, то у него это, пусть немного, но получилось. Старший в два шага достиг Кима и грубо ухватил его за плечо, сжимая так, чтобы непременно остались синяки. Так он хотел показать, что он играет с огнем. Стабильным, но готов сжечь любого, огнем. Ему начинало казаться, что у Чонина не дружеские чувства к Чанёлю, а иначе почему он так упрямо, даже видя его искренность, не подпускает к нему? Почему обычно строит из себя идиота и всегда оказывается рядом, стоит ему подойти к Паку? Сегодняшний день ведь также не стал исключением — он появился, как только приятель ушел.Парни не заметили, как прозвенел звонок на урок и коридор опустел. Один пытался понять свои чувства, другой — доказать. Каждый из них хотел помешать другому.
— Еще ни разу до сих пор он не услышал тебя, — произнес Ифань, позволяя себе улыбочку, враждебную, не сулящую ничего хорошего. — Чанёль всегда отталкивается от собственных желаний и чувств. Если бы он хоть малость прислушивался к тебе, то все бы не зашло так далеко. Ах, ты вед не знаешь и половины, скрытый фотограф. Не боишься, что друг узнает? Ву убрал руку с его плеча и победно усмехнулся, вернув себе самообладание, скрыв свои эмоции и чувства, спрятав их от этой мелкой язвы, что стремилась все испортить не в первый раз. Он скрыл то, что могло являться точкой давление, и оказался недосигаем для провокаций Чонина, в глазах которого появился страх. Холод и самодовольство ушли, он стал уязвим. Он проиграл.Ифань наслаждался выражением его лица. Конечно же, он все знал о том, кто сделал те фотографии. О том, кто ими ударил Чанёля по-больному. О том, кто опозорил своего драгоценного друга на всю школу.
— Откуда ты… — Знаю? — хищная улыбка озарила лицо китайца. — Плохо скрываешься. Ой, уже давно пора на урок. Не до скорой встречи. Юноша развернулся на носках и направился прочь, оставляя растерянного младшего посреди коридора. Он не выдаст Чонина Чанёлю, нет. Он подтолкнет Чанёля к его раскрытию, если, конечно, Пак захочет этого.***
— Да стой же ты, черт возьми! Ифань ухватил Чанёля под локоть, потянув на себя. Он нашел парня на крыше школы в обед, тот как раз хотел слинять, но Ву оказался быстрее. Тело перестало превращаться в ватное, а решимость накалилась до предела. Он скажет то, что хочет. Не будет придумывать методы, не буду увиливать. И будь, что будет. Только так он сможет добиться ответной искренности или не добиться ничего. Чанёль, что удивительно, не дернулся от прикосновения, как бывало обычно. Юноша мельком скользнул взглядом темно-карих глаз по чужой руке, прежде чем поднять его и заглянуть в лицо Ву и кивнуть. У Пака по-прежнему не было сил говорить, потому что он знал, что голос дрогнет. Он знал, что запнется, оборвется и покажется слабым, потому упрямо молчал. Сердце забилось о ребра еще сильнее, чем вчера, дыхание стало отрывистым, он занервничал. — Все началось при весьма странных обстоятельствах, верно? — Ифань натянуто улыбнулся, но не удержал улыбку долго, тяжело выдохнул и посерьезнел, с плохо скрытой болью в глазах посмотрев на Чанёля. Он не хотел показывать ее никому. Не хотел показывать то, что делало его уязвимым и слабым, открытым. Но он хотел быть искренним, поэтому своей открытостью буквально передавал нож в руки младшего. — Я понимаю, что в твоих глазах я выгляжу не лучшим образом, особенно, после случая в туалете и у меня дома. Я не сдержался, я не смог. Но я не ожидал, что мне будет так отвратно, после того, как увижу ненависть в твоих глазах. Я не хочу, чтобы ты ненавидел меня. Не хочу, чтоб ты шарахался от моих прикосновений, и не хочу наблюдать, как ты улыбаешься так ярко кому угодно, но не мне, — Ву перевел дух, прежде чем продолжить. — Я так долго бежал от этих чувств, а когда появился ты, то упрямо отрицал их наличие. Я думал, поступив так, как поступаю обычно, я ничего не почувствую, кроме защищенности и легкого наслаждения из-за разоблачения. Я ошибся… Не учел того, что ты был искренен в своих взглядах, жестах, неуверенных касаниях. В тех объятьях ты тоже был искренен. А когда убегал, то так упрямо пытался скрыть свою боль. Думал, что я причиню ее тебе, сломаю, обману… Ву оборвался. Он никогда не говорил за раз так много всего, что, к тому же, отражало бы его чувства, его отношение. Но надо было продолжить, пока Чанёль опять не убежал. Нет, пока он его еще не потерял. — Неожиданно для самого себя я понял, что хочу защищать тебя, и боюсь потерять. Мне больно от сказанных тобой слов, от твоих бегств от меня. Эти догонялки… За какие-то сутки причинили столько боли, — он помолчал. — Я люблю тебя, Чанёль. Собственное сердце замерло, ожидая ответной реакции, готовясь упасть и разбиться на мелкие осколки. Чанёль смотрел на него во все глаза, вглядывался в его лицо, а Ифань продолжал стоять открытой книгой, позволяя ему убедиться в искренности слов. Нож был в руках Пака, и сердце боялось отозваться даже гулким стуком. Боялось попасть под жестокий удар лезвия. Чанёль почувствовал, как тепло разлилось в груди, какой легкостью отозвалась душа, как смело забилось сердце в груди, освобожденной от мук и опасений птицей. Он был искренен. Юноша перехватил руку Ву, убирая ее со своей, и тот не стал сопротивляться, посмотрев напряженно, ожидая того, что его оттолкнут. «Если сейчас, доверившись тебе, я после рухну в бездну, то это будет лучший мой выбор», — подумал Чанёль, подаваясь вперед и целуя Ифаня в губы.«Пусть будет больно, но я не могу оттолкнуть того, кого люблю».