***
— Твоя мама точно не придет? — тихо и томно выдохнул Чанёль, немного запрокидывая голову назад, чем открывая шею для поцелуев. — Если придет, то услышит твои стоны и заходить не станет, — опаляя нежную кожу горячим дыханием, шепотом отозвался Ифань, сильно прикусывая кожу у ключиц. Готовое вырваться возмущение младшего было прервано сдавленным полустоном. Пак сжался, устроил ладони на плечах Ву и в этот же миг старший, надежно подхватив его под талию, аккуратно уложил на кровать, нависнув сверху. — Какая нежность, — хмыкнул Чанёль. — Наслаждайся, пока можешь. Ифань настойчиво поцеловал Чанёля в губы, тут же углубляя поцелуй, легко подчиняя своему языку чужой, вместе с тем расстегивая пуговицу за пуговицей у рубашки младшего. Те все меньше поддавались ему, потому под конец китаец не выдержал и, отстранившись от губ младшего, резко рванул полы рубашки в стороны, срывая последние несколько пуговиц. — Прекрати портить мне рубашки. — Тебе без них лучше, — весело хмыкнул Ву и рывком заставил Пака сесть. Младший быстро все понял и скинул элемент немного испорченной одежды со своих плеч прежде, чем белоснежная ткань подверглась пытке. Парень так озаботился судьбой своей рубашки, что не заметил, как остался совершенно голым. Ифань просто отвлек его, чем отобрал шанс лишить его одежды, ведь в следующий миг с довольной усмешкой перевернул Чанёля на живот, вжимая его грудь в кровать, завел чужие руки над головой и стянул запястья вовсе не своим ремнем. — Такой соблазнительный, — старший облизнул пересохшие губы, проведя пальцем вдоль позвоночника парня. Он не спешил раздеваться. Чанёль под ним боялся шевельнуться. Он не видел китайца и не знал, что от него ждать. Ладони юноши легли на ягодицы Чанёля, сжали до красных следов на бледной коже, но скоро пропали. Пак ощутил, как руки Ифаня тяжело уперлись в мягкую поверхность кровати по обе стороны от него, ощутил влажные и горячие губы на своем затылке, плечах, между лопаток. Ву спускался все ниже, время от времени прикусывая кожу, дразня. Пак порой слегка подрагивал от прикосновений губ, не до конца привыкнув к подобным вещам, по-прежнему чувствуя все более отчетливее, чем кто-либо. Ифань дразнил его, издевался над ним за каждое его провокационное слово, поступок, в особенности за последнюю выходку в бассейне. Младший подловил его на желании. А Чанёля это все чертовски будоражило, он сдерживал возбуждение, как только мог, чтобы не изнывать от него, чтобы выдержать заготовленные Ифанем пытки, чтобы не сдаться и не просить его жестко трахнуть. Тело услужливо подсказывало ему, что он не сможет выдержать, гордость же твердила, что он не должен сдаваться до последнего. Ву вдруг отстранился, поднялся на ноги, покидая комнату. Парень превосходно чувствовал глупую и бессмысленную решимость младшего, его трепет и степенно зарождающееся возбуждение, готовое разлиться по всему телу, набрать обороты, заставить грудь сжаться, а низ живота ныть, как и член. Чанёль не протянет долго, а Ифань уже немного успел привыкнуть к воздержанию из-за выходок младшего, он не сорвется. Да и сорваться, значит, проиграть этому мелкому провокатору. Китаец загреб из морозилки как можно больше кусочков льда, ссыпая их в ранее взятый стакан, те с глухим треском ухнули на дно. Ифань захлопнул морозилку и спешно вернулся в свою комнату. Чанёль, по всей видимости, пытался сесть, потому что одеяло, на котором он лежал, сбилось, а запястья покраснели от стягивающих их пут сильнее. Он лежал не на спине и не имел даже возможности согнуть руки в локтях, потому малейшие попытки лишь выбили из него силы, но не дали результата. «Серьезно? Что ты думал сделать в таком положении, Чанёль? Спровоцировать меня?», — мимолетом пролетели вопросы в голове старшего, но ни один из них он не озвучил. Ответы на вопросы были до жути очевидны. Ифань улыбнулся, вспомнив вдруг, что рука после путешествия в морозилку и свидания со льдом ледяная, наклонился над елозящим по кровати Паком и опустил ладонь на его шею. Младший дернулся от прикосновения, будто его ошпарило, видно было, как он передернул плечами, ежась от холода. Чанёль уже не боялся, но только вот его неспокойное движение на кровати начинало раздражать Ифаня. Он ждал так долго, неужто и младший не может подождать? — Хей, мелкий, будешь дергаться, и я возбужу и оставлю тебя в своей комнате со связанными руками, — спокойно произнес Ву. — Не знаю, как ты будешь решать тогда свою проблему. И Пак замер, что-то пробурчав себе под нос. Китаец же убедился, что теперь кубики льда не скатятся с чрезмерно активного тела, и принялся выкладывать их: положил по одному на каждое плечо, между лопаток один, под лопатками, с удовольствием устроил кубик на копчике, оставшиеся выкладывая вдоль позвоночника младшего. Чанёль вздрагивал от каждого нового кубика, мурашки пробегали по его спине, холод, задерживающийся на одном месте, нещадно и пощипывающе обжигал его, доставляя смешанные ощущения. Это точно не возбуждало, но и не являлось неприятным. Холод тем временем проникал под кожу, будто желал добраться до самых костей, а кубики льда подтаивали на горячей коже Чанёля и холодные капли скатывались вниз, не таким сильным холодом окутывая не покрытые кубиками льда участки спины. Чанёль подрагивал, прохлада, распространяющаяся по спине таким способом, доставляла не очень приятные ощущения, вызывая желания запереться в горячем душе и избавить себя от пронизывающего клеточки тела ощущения. Особенно на нервы действовал кубик льда на копчике: капли стекали точно между ягодиц, напрягая младшего. Ему становилось труднее сдерживаться, запоздало он подумал, что мог бы просто перевернуться на живот, но теперь, когда он уже ввел Ифаня в недовольство, лучше было не двигаться лишний раз. Ифань заворожено наблюдал за уменьшающимися кубиками льда и скатывающимися по спине младшего каплями воды. Это было одновременно и странно, и по-своему красиво. Но лед уже закончил таять, а Чанёлю нельзя было дать замерзнуть. Старший, не отрывая взора от картины перед ним, потянул руку к тумбе, на которой покоилась заготовленная свеча и чертыхнулся. Спички он благополучно забыл, пришлось оторваться от созерцания чужой спины и вновь пойти на кухню. — Только попробуй перевернуться, — словно прочитав мысли младшего, произнес Ву. — Я принесу еще льда и буду морозить тебя до тех пор, пока ты не перестанешь убирать желаемый мной эффект. Чанёль сник, перечить не стал и снова остался один в комнате, потянул руки в разные стороны, потому что ремень больно давил на кожу и очень хотелось избавиться от него, но сил оказалось недостаточно для избавления. Он сделал только хуже, теперь следы точно не сойдут долго. Ифань снова вернулся, чиркнула спичка о коробок и Чанёль едва не перестал дышать. Парень понял, что затеял старший и эта затея ему вовсе не нравилась. Одно дело перенести холод, а другое тело — обжигающий воск на своей спине. Но ничего так и не произошло. Минута прошла, а спина все также была погружена в медленно оставляющий ее холод. Чанёль прислушался и услышал, как звякнула пряжка чужого ремня, как легко, с характерным звуком, был вытянут ремень. На пару мгновений тишина, а потом хлопок. Ифань ударил приобретенным «оружием» себя по ладони. — Ты боишься? — глухо осведомился китаец. — Тебя высекали ремнем в детстве, верно? Неприятные ощущения, согласись? Но ты позволил себе много лишнего, мне стоит научить тебя поведению, прежде чем доставить удовольствие, — Ифань наклонился к самому уху распластавшегося на кровати младшего и шепнул. — Сможешь отследить такую цепочку, как наказание за проделку и наслаждение за хорошее поведение? Надеюсь, что да. Я постараюсь, чтоб ты усвоил урок. Короткий взмах ремнем, приглушенный свист и первый удар пришелся точно по ягодицам. Чанёль уже не мог оставаться неподвижным; боль обожгла, кожа запылала под ударом кожаного ремня, парень прогнулся в спине, вжимаясь в кровать, стремясь уйти от второго удара, и коротко вскрикнул, когда рядом с первым обрушился следующий, а за ним мгновенно еще один. Чанёль вскрикнул, невыносимо больно, такое чувство, что каждый удар — тонкое лезвие складного ножа, легко подцепляющего нежную кожу, стремящегося снять ее. Каждый свист над ухом заставлял Чанёля сжиматься от страха, потому что он знал, какую боль принесет следующий удар. Но он пришелся не на задницу, уже на спину, наотмашь, с силой. Рассекая воздух, ремень в коротко ударе обрушился поперек спины, холод сменился болью и невероятным жаром. Чанёль безуспешно уткнулся носом в одеяло, сжимая то в зубах, приглушая вскрики, дергаясь, вжимаясь в постель, будто та могла спрятать его в своих мягких объятьях от беспощадных ударов старшего. На глазах против воли выступили слезы, особенно больно было именно тогда, когда следующий удар приходился на место предыдущего, не зажившего, отзываясь двойной болью. Ифань наблюдал за короткими, боязливыми вздрагиваниями младшего, за тем, как на бледной и такой привлекательной спине появляются длинные и красные следы. Он старался хлестать ремнем так, чтобы тот не попадал на не заживший, ужасный синяк на боку парня, а от того попадал по одним и тем же местам. Чанёль вдруг вместо вскрика издал стон, в котором в опасном коктейле смешивались боль и наслаждение. Парень начал получать удовольствие, странное и неестественное при нынешних обстоятельствах. У Ифаня на пару мгновений ноги стали ватными от такого сладкого, будоражащего сознание стона, яркости ощущений добивался выгнувшийся навстречу Чанёль. Ву сдавленно усмехнулся. — Для наслаждения рано, не торопись так. Грудь Чанёля тяжело вздымалась, сознание вдруг начало затуманиваться, словно нещадные удары по спине — все, что было нужно для усиления возбуждения. Юноша поймал себя на странной и немного пугающей мысли о том, что ему нравится грубый Ифань, который не щадит его, не беспокоится о состоянии его тела. Так он больше походил на себя. И, что самое главное, так он получал то, чего хотел, а не только давал ему. Чанёль приподнял уголки губ в легкой улыбке, несмотря на саднящую спину и ягодицы. Он постепенно добивался того, чего хотел. Правда тело ему этой шалости не простит. Где-то позади вновь чиркнула спичка об коробок, огонек которой без труда зажег продолговатую свечу. Чанёль зажмурился и стиснул зубы. Он не понимал, почему эта боль начинала его возбуждать, но она явно подействовала сильнее, чем недавние поцелуи Ифаня. Тех, правда, было слишком мало, а иначе бы у Чанёля давно закружилась голова. Он обожал чувствовать губы Ифаня на своей коже, сходил с ума, когда те сменяли зубы, оставляя легкие следы на его теле. Пак чувствовал себя нужным, как бы глупо это не было, как бы странно не звучало. Капли воска посыпались вдоль позвоночника, некоторые растекались лишь чуть-чуть дальше, после чего останавливались, начиная постепенно застывать. Спину обожгло уже по-настоящему, мелкие ссадины, оставленные ударами ремня, начинало неприятно щипать, когда воск покрывал их собой. Опасливо капнул он на копчик, который лишь недавно подвергся испытанию льда, и Чанёль перестал дышать, боясь, что один неверный вздох и он растечется, как и лед ранее, между ягодиц. Ифань улыбнулся, внимательно наблюдая за глухо шипящим, болезненно постанывающим, срывающимся порой на короткий и сдавленный вскрик младшим. И без того чувствительная кожа стала еще чувствительней после жестких ударов, Чанёль вцеплялся короткими ногтями в свои ладони, еле заметно дергая руки в разные стороны, но было бесполезно. Парень стал понимать, что он просто пытается отвлечься от других ощущений. — Пожалуйста, — хриплый полустон вырвался из уст Пака, парень зажмурился. Его губы уже были искусаны до крови. — Прекрати… — А ты усвоил урок? — флегматично поинтересовался Ву, задувая пламя обжигающей уже его подушечки пальцев свечи и откладывая ее на тумбу. — Да, я… не должен испытывать твою выдержку, — дрожа неизвестно почему, внезапно севшим голосом произнес Чанёль. Воск застывал на его спине и когда жечь стало меньше, он обессиленно уткнулся носом в покрывало; член ныл от напряжения, неприятно терся о ткань постельного, задница горела невыносимо, спина отзывалась болезненно покалывающими, обжигающими ощущениями. Ифань деланно-разочарованно покачал головой, хищная ухмылка появилась на его лице. — К сожалению, ты не понял меня, Чанёль. Думаю, тебе слишком горячо и пора остудиться. Дверь в комнату старшего хлопнула, но не прошло двух минут и китаец вернулся. Чанёль предположил, что тот вернулся со льдом, но старший вдруг окатил его спину ледяной водой из стакана. Пак несдержанно и грязно выругался, зашипел от пронзившего холода, тихо воскликнул и резко перевернулся набок; на глазах еще стояли слезы, искусанные губы делали выражение его лица жалобным, он дрожал от холода и ничтожная радость, что у него была, это то, что капли не достигли ягодиц. — Даю тебе еще одну попытку, — произнес Ву, никак не отреагировав на смену положения младшего. Его глаза были темнее обычного. — Давай, Чанёль, ты же умный мальчик, учишься лучше меня. Аналитик. Блесни способностями, отвлекись от ноющей и раздирающей боли в спине. Я же был еще мягок. В темно-карих глазах юноши на долю секунды мелькнул испуг, он нервно сглотнул и стал судорожно соображать. Цепочка в затуманенной от возбуждения и боли голове складываться упрямо не хотела. — Я подчинюсь тебе! — в отчаянии, хрипло воскликнул младший, его основательно потряхивало от ощущений и перевозбуждения. Ифань склонил голову набок, взгляд его вдруг смягчился, он протянул руку к Чанёлю и провел ладонью по его щеке. Эта нежность показалась каким-то подарком свыше, Пак потерся щекой о чужую ладонь, прикрывая глаза. — Молодец, — Ву скользнул пальцами на пуговицы своей рубашки. — Теперь убеди меня, что ты все понял. А иначе я перейду к игрушкам поинтереснее, эти уже прошлый век. Китаец разделся стремительно, опустился на край кровати, выразительно переведя взгляд с Чанёля на свой стоящий от возбуждения член. Пак подполз ближе и Ву развязал ему руки, чтобы было удобнее. Ремень был сброшен на пол, покрасневшие от пут запястья лишь на пару мгновений предстали перед взором Ифаня. — Нет, ты останешься в таком положении, — Ифань цепко ухватил младшего за плечо, не давая ему сползти на пол и встать на колени. — Я же не могу облегчить тебе задачу. Убеди. Меня. Чанёль вздрогнул, придвинулся ближе, делая опор на локти, и вытянул шею, чтобы в следующий миг обвести кончиком языка головку, провести им вдоль ствола до основания и медленно повторить путь назад. Было неудобно, Чанёль аккуратно перекинул одну руку через ногу старшего, несколько меняя положение, позволяя себе придвинуться еще ближе, и сразу вобрал член полностью, расслабляя горло. Головка уткнулась уже не в небо, как бывало обычно, когда он торопился, а спокойно скользнула дальше. Легкий дискомфорт не остановил парня, у него не было права останавливаться, если он не хотел опробовать на себе «игрушки нынешнего времени». Помня про слова о медленности, Чанёль принялся делать все более нарастающие, поступательные движения головой, не позволяя себе сбиться с ритма, вбирая член как можно глубже, прижимая его языком, время от времени дразняще нажимая кончиком на вздувшиеся вены, то и дело утыкаясь носом в мошонку. Щеки словно стягивало, но на самом деле, скулы вновь начинали ныть. Пак выдохся быстрее, чем думал, горло немного саднило из-за того, что он вобрал член сразу до основания и подстроил себя под непривычный ритм, но движений юноша не прекратил. Ифань наблюдал за старательными действиями Чанёля, который пусть и побаивался, но делал все по большей части из своего собственного желания. Глаза младшего были прикрыты, на недавно жалобном лице появилось удовольствие, пусть тонкие брови изредка и сводились к переносице. Ву видел, что скулы парня начинало сводить, но больше всего на него и без того до предела возбужденного давило чужое возбуждение, настойчиво проникающее в сознание, смешивающееся с его собственным. Как и тогда, в комнате Пака. И сдерживать чужие ощущения, эмоции, не позволяя им нахлынуть с головой, становилось все труднее. Выше его сил. Крис отстранил от себя Чанёля до разрядки, перевернул его на спину, а младший в свою очередь подполз повыше на кровати, подальше от края, и развел ноги в стороны. Грудь Чанёля тяжело вздымалась, взор был затуманен, губы припухли то ли из-за минета, то ли из-за укусов, на щеках алел румянец, волосы спутались, спадали на взмокший лоб, прилипая к нему. Ифаню хватило одного взгляда на любимое и манящее тело, чтобы понять, что у него не хватит выдержки растягивать Чанёля. Возбужденный и измученный Пак и сам это понимал, потому вновь прикусил губу, острыми зубами скользнув по содранной коже. Ифань резко приподнялся с кровати, отодвинул шкафчик тумбочки и извлек лубрикант. Старший вернулся в изначальное положение быстро, открутил крышку и щедро обмакнул пальцы в густую и холодную смазку, после проходясь ими по стволу своего члена, прежде чем вновь обмакнуть и смазать уже анус Пака, проникнуть внутрь сразу двумя пальцами, двинуть несколько раз внутри и вытащить. Чанёль сипло и сдавленно простонал, приподнявшись на кровати, и обхватил ногами Ифаня за бедра, придвигая его к себе ближе. Ву не надо было уговаривать, парень пристроился между ног младшего, пристроил головку ко входу и легко толкнулся бедрами вперед; скользкий от смазки член проник сразу полностью, Чанёль изогнулся и томно выдохнул, зажмурившись. Он наконец-то получил то, что хотел так долго, и теперь никакие другие ощущения его не волновали. Младший был целиком и полностью поглощен Ифанем, раз за разом ускоряющего свои движения, подаваясь бедрами вперед резче, проникая глубже, находя простату, задевая ее и заставляя невообразимое удовольствие разливаться по каждой клеточке тела. Хриплые и слабые стоны вырывались из уст Пака, звучали сильнее настолько, насколько могли, после того, как он сорвал в кратких и болезненных вскриках голос. Крис шумно дышал, его совсем уж короткие и глухие стоны переходили в не менее глухие рыки наслаждения. Китаец наклонился к нему, прижимаясь губами к коже на ключицах, и Чанёль крепко ухватил его за плечи, прижимая к себе. Ифань не отстранился. Он, будто извиняясь за некоторую жесткость, принялся удивительно нежными поцелуями осыпать шею и ключицы, порой оставляя несдержанные засосы, в противовес этой нежности все сильнее вбиваясь в тело младшего, впуская в свое сознание и сердце его чувства, эмоции, растворяясь в них и деля пополам.***
Чанёль засыпал, лежа с прикрытыми глазами и прижимаясь грудью к кровати, и с трудом пытался удерживать себя в сознании. Сон одолевал, но засыпать раньше Ифаня не хотелось. Старший же, несмотря на истому, которой налилось его тело, упрямо держался бодрячком, избавляя спину младшего от воска. Рядом лежали перекис водорода и вата, нужно было обработать оставленные ссадины. — Извини, я перестарался, — тихо произнес Ифань. На задницу младшего было смотреть не так больно, как на спину. — Все в порядке, — Чанёль хрипло и вымученно рассмеялся. — Мне понравилось. — Мелкий мазохист. — Садюга. Парни замолкли. Ифань стал обрабатывать ссадины, у Чанёля уже не было сил никак реагировать на что-либо, он даже не вздрагивал. Тело отказывалось шевелиться, не слушалось его, и Пак был рад, что сейчас лежал пластом. Он не хотел встать и почувствовать всю яркость и радужность «привета» от спины, задницы и поясницы. У Ифаня под конец совсем сорвало крышу, он теперь с трудом будет сидеть как минимум несколько дней. К сожалению, задницу так, как ссадины, не обработаешь и пластырем не залепишь. — Черт, — простонал Чанёль. У Ифаня чуть ватка из рук не выпала. — Сильно больно? — Терпимо, но… Завтра на учебу. Ву едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Стоило срываться так перед выходными, но сейчас было поздно что-то делать. — Я что-нибудь придумаю, — пообещал он младшему. Отчаяние Чанёля прошло также быстро, как и появилось. Парень вспомнил, для чего это сделал и чего этим добился, стало полегче и он пришел к выводу, что боль можно и потерпеть. — Хватит, давай спать, — Чанёль медленно перевернулся на спину, сонно глядя на Ифаня. — А то ты обработаешь мне всю спину, проще сразу все вылить. Ифань тяжело вздохнул, но чувство вины, которое собиралось его одолеть, отодвинуло далеко в сторону другое. Неизвестно почему, но любовь Чанёля захлестнула его с головой, заставляя позабыть обо всем. Младший знал, что он чувствует то же, что и он, и воспользовался этим. И откуда после всего сил хватает на проявление такого мощного чувства? — Это сейчас было нечестн… — Мне было очень хорошо с тобой.