***
Ифань почувствовал сильную волну злости, волнения и сомнений. Та налетела на него внезапно, едва не сбивая с ног, из-за чего голова пошла кругом. Казалось, что-то настойчиво билось в его сознание, затрудняло дыхание, пыталось найти место именно в его голове, но не находило и билось все яростнее, намереваясь расчистить его себе. Ву чертыхнулся и рванул в коридор, краем глаза завидев Чанёля раньше, чем потревожившего его парня. — Чанёль, что… — возмущенный, с долей болезненности в голосе, — от таких сильных и неуместных ощущений разболелась голова, — Ифань оборвался, увидев Чонина. Чанёль в свою очередь увидел своего парня и сильная эмоциональная волна с его стороны поутихла. Осталось лишь спокойное, непоколебимое облегчение. Ву стало полегче, головная боль постепенно и нехотя стала отступать, но на смену чужих эмоций пришли свои, не менее сильные: злость и негодование захлестнули. Что Ким Чонин такого сказал Чанёлю, что спровоцировал все это? — Ты его ударил? — Чонин повернул голову в сторону китайца, недоверие ясно отразилось в его глазах. Ифань в несколько больших шагов достиг младшего, выхватил ведро из его рук и хмыкнул: — У нас была жаркая ночь, но тебя это не касается. Если хотел загладить вину, то выбрал неправильный подход. — Тебе откуда знать?! Ифань промолчал, вокруг него словно сгустились тучи. Парень глянул в сторону Пака, тот кивнул ему с натянутой улыбкой и он, убедившись, что младший следует за ним, направился обратно в бассейн. — Тебя нельзя и на минуту отпустить, — недовольно заметил Ву. — Изви-ини, — виновато протянул юноша. — Кто же знал, что он еще в школе. Чонин тихо чертыхнулся, проводив парней взглядом. Пока с Чанёлем рядом находился Ифань, то подходить было бессмысленно, китаец мог запросто внушить ему все, что угодно, и Чанёль принял бы это, поверил. Больше всего Кима сбили с толку слова о том, что он выбрал неправильный подход. С чего он это взял, почему так уверен? Этот китаец знал Пака гораздо меньше его, так почему так уверенно заявляет о чем-то подобном? Чонин не верил, что Чанёль был с ним более открыт. Такого просто не могло быть.***
— Было неприятно? — не отвлекаясь от мытья пола, поинтересовался Чанёль. Уточнять не имело смысла, Ифань прекрасно знал, о чем спрашивал у него младший. Не знал только, стоит ли на это отвечать так, как оно есть. Эмпаты… Может, стоит узнать поподробнее о них? «Бред какой-то, — подумал Ву. — Неизвестно, насколько правдива информация в интернете». — С чего ты взял? — вопросом на вопрос отозвался старший, наклоняясь и отжимая тряпку. Вот такое занятие являлось гораздо противнее, чем недавние ощущений. Унизительно и мерзко. С каких пор он должен выполнять работу уборщицы? — Когда ты выбежал… Твои глаза отражали боль. — Слушай, это не имеет значения. — А что имеет значение?! — вскипел Чанёль, оборачиваясь и сжимая в пальцах швабру. — Что?! Может, наши непонятные отношения? Нам даже поговорить не о чем! Мы с друг другом, как чужие общаемся. Говоришь о том, что мне можно быть с тобой откровенным, а сам ты? А сам ты откровенен, Ифань? Только и делаешь, что держишь все в себе! Так почему я должен говорить? В глазах младшего горели обида и непонимание, а в нем самом они вспыхнули так сильно, что Ифань едва не задохнулся. Горло словно оказалось в чьей-то железной хватки пальцев, воздуха стало не хватать, дрожью пробило все тело. Вспыхнувший «спичкой» Чанёль был слишком близко, чтоб поставить барьер от его эмоций, и поэтому Ву едва не буквально сносило ими в сторону. Висок пронзило пульсирующей болью, швабра выпала из рук. Глухой стук заставил Пак вздрогнуть, он отшатнулся, словно его ударили, а после стремительно подошел к Ифаню, обнимая его. — Ифань, прости… Я забыл. Было поднявшийся внутри Чанёля урагана поутих, он успокоился своими же собственными объятьями, в которые заключил Ифаня. Юноша не знал, почему так получалось, но когда Ву был рядом, то он всегда успокаивался, даже если казалось, что эмоции на пике и он вот-вот сорвется. Могло ли это быть какое-то спасательное влияние для самого Криса? Ведь если эмпаты так чутко реагируют на вспышки аналитиков, то… «И у них должен быть туз в рукаве. Может ли это успокаивающее влияние быть спасением Ифаня?», — подумалось младшему. Китаец прикрыл глаза, обнимая парня в ответ и утыкаясь носом в его макушку. Он еще не привык к такой своей реакции на чужие эмоции, потому подобные затруднения дыхания и головная боль несколько пугали его. — Все в порядке, — отрывисто произнес Ву, немного отстраняясь. — Я потребовал от тебя много, верно? Попробуем быть оба искренними друг с другом. Не сразу, но постепенно. Согласен? Чанёль несколько раз утвердительно кивнул. — Прежде, чем посчитаешь себя виноватым, отойди от меня на сто метров, а лучше двести, — коротко и хрипловато рассмеялся Ифань, заметив выражение темно-карих глаз напротив. Пак чертыхнулся. Он снова чуть не забыл о том, какое влияние оказывает на своего парня. Пришлось откинуть негативные чувства куда подальше, как и мысли о произошедшем, а иначе ничем хорошим это не закончится. — Идиот ты, а, — хмыкнул Чанёль, слегка толкнув Ифаня в плечо. — Шутит он мне тут. Серьезно хочешь, чтобы я ушел? Ехидная улыбочка появилась на лице младшего и он приблизил свое лицо к чужому, заглядывая в темные глаза старшего, останавливаясь в нескольких миллиметрах от его губ. Ифань усмехнулся, принимая провокацию, и подался вперед, коротко целуя младшего в губы, оттягивая нижнюю, но скоро отстраняясь, наклоняясь и подхватывая лентяйку. — М? Конечно же, не хочу, а иначе придется работать за двоих, — насмешливо ответил Ву, делая вид, словно их наказание его «очень волнует». Чанёль поджал губы, на этот раз ему не удалось сыграть на самообладании старшего, он отплатил ему насмешкой за насмешку. Неужели, войну объявил? — Когда ты в прошлый раз тягался со мной, то проиграл, Чанёль, — вдруг напомнил китаец. — А теперь принимайся за работу, если будешь хорошим мальчиком, куплю тебе мороженное. — Я тебя сейчас обратным концом швабры огрею по голове! — возмущенно отозвался Пак.***
Чанёль косо поглядывал в сторону своего дома, что виднелся чуть дальше дома Ифаня. Ву говорил, что его мать звонила ему, и он сказал, что скорее всего, Чанёль опять останется у него ночевать. Сейчас Паку как раз и предстояло выбрать: оставаться ему ночевать у парня или уходить домой. Мать, конечно, предупреждена и это классно, но юноше казалось, что он уже начинает жить у Ву дома. Две ночи подряд? Ха! Если бы они были закадычными друзьями, которые знакомы хотя бы год, то это было бы понятно, но они знакомы месяц, если не меньше, и это факт, несмотря на их отношения. Ифань терпеливо ожидал, когда младший определиться с выбором, пусть это и становилось несколько затянутым: небо темнело с каждой секундой, на улице был не май месяц, ветер усиливался. Такими темпами они замерзнут раньше, чем парень примет решение. «Разница в полтора года, а в решительности такая пропасть!», — недовольно подумал Ву, вслух ничего не говоря. В этот момент входная дверь позади хлопнула и послышалось холодное, равнодушное: — Ифань? «Отец», — громыхнуло в голове. И Ифань с трудом заставил себя обернуться, заглядывая в такие же темные, как и у него самого, глаза отца. Тот не появлялся дома восемь лет, игнорировал его существование, не желал связываться, а когда Ифань попробовал найти его через людей, то те устроили им ловушку. И тут он решил появиться сам? Собственной персоной? — Мать сказала, что ты до утра не появишься. — Уж лучше не появиться до утра, чем пропасть на восемь лет, не так ли? — резко отозвался Крис. — Удивительно. Твои люди очень любезно со мной побеседовали, доступно объяснили твое отношение ко мне, а тут ты вернулся. Мне радоваться или бояться, м? Чанёль мягко ухватил Ифаня за руку, сжимая его ладонь. В памяти всплыл разговор с собственным отцом, где раскрылась вся правда и про отца Ифаня. Несмотря на то, что Ву был в курсе, что отец поступил так для его защиты, видимо, произошло что-то неизвестное Паку. Что-то о чем ему он, конечно же, не счел нужным рассказать. Младший понимал, что не стоит лезть в дела чужой семьи, но было несколько обидно. — Если бы ты не связался с ним, — мужчина презрительно кивнул в сторону Пака. — То ничего бы этого не было. Ву сильно сжал ладонь Чанёля в попытке отыскать свое спокойствие и выдержку в нагнетающейся атмосфере, но с трудом смог удержать себя в руках. Он не ненавидел отца, но был обижен и зол на него. К чему был весь этот цирк, если он так легко вернулся, стоило ему узнать правду? К чему были все эти поиски и пытки? Ифань чувствовал, будто путь, который он прошел для достижения цели, оказался напрасной и бесполезной тратой времени. И его провал, что расстроил не так давно, являлся лишь иллюзией, заставляющей его заниматься ночами самобичеванием. Надо было всего-то пару лет назад приметить Пак Чанёля! Вау! — Да, наверное, я должен был слоняться один и жить той жизнью, которую вы навязали мне с матерью, не спросив моего мнения, — глухо произнес Ифань. — Если пришел читать мне нотации, то должен знать, что я не жалею о своем выборе. Мужчина сжал пальцы в кулак, но сдержал себя, не поднял руку, вместо этого окинув внимательным взглядом сына. У Ифаня отчасти был его характер, переубеждения и нотации не дали бы результата. И судя по тому, как он хватался за Чанёля, да как сам Пак держался за Ву, было понятно, что связь их почти достигла предела. Пути назад не было. «Впервые вижу, чтобы связь так стремительно набирала свою силу», — мелькнуло в голове отдаленно, как за слоем ваты. — Все эмпаты узнали о тебе, — обронил мужчина. — А мы объявили аналитикам войну. Конечно же, с такой связью я не имею по закону заставлять тебя участвовать в этом. Но если его отец, — он с усмешкой кивнул на Чанёля. — Прикончит меня, то тебе не отвертеться. Эмпаты вынудят тебя вонзить тот славный складной ножик промеж лопаток твоего драгоценного парня. Это будет твоя обязанность, как главы мафии. Ифань еле заметно вздрогнул, поднимая взгляд на отца. По отражению в них он понял, что если такое случится, то у него действительно не будет другого выхода. И никакая уловка, никакой побег не спасет его от того, что может ожидать. Но… война аналитикам? Сколько еще раз они будут сражаться за глупую теорию и этот чертов город? И неужели, если он окажется главой следующей мафии, то не сможет прекратить эту войну? Ведь его послушают. — Отец! — Ву обернулся в сторону удаляющегося мужчины, видимо, тот спешил как раз по делам всей этой междоусобицы. — Почему ты решил, что я продолжу войну и позволю эмпатам заставить меня навредить Чанёлю? — Потому что ты не сможешь даровать прощение людям, которые отняли у тебя отца. И тогда в твоей голове вспыхнет одна мысль: «бесчувственные твари». И ты перестанешь верить Чанёлю, тебя даже уговаривать никому не придется.***
Часы раздражающе тикали где-то на большом комоде о дальней стены, причем, в комнате почти в два раза больше, чем у самого Чанёля. Темные тона, в которых была устроена комната, стали более привычны глазу, чем свои любимые синие, мешающиеся с белым. Вся скромная обитель Ифаня была напротив в черных тонах, будто те были для него собственным успокоительным, прятали его от посторонних глаз, спасали от столь нелюбимого и нежелательного света. Шторы, наверное, он отодвигал в стороны только по ночам, когда дневное солнце не проникало в комнату, нарушая прекрасный мрак. Впрочем, этого Чанёль не знал, как не знал хорошо и Ифаня. Ифань обнимал Чанёля со спины, прижимая к себе и утыкаясь носом в его затылок. Младший уютно устроился в объятьях на чужой кровати, те даже убаюкивали его, дарили приятное тепло, распространяющее из груди по всему телу. Безгранично уютно, спокойно, тепло. Будет ли это продолжаться? И настоящее ли это? Они столько жили в мире просто людей, что никогда не задумывались, как связь еще может влиять на аналитиков и эмпатов. Вполне возможно, что все это иллюзия. — Что если твой отец прав? — тихо спросил Пак. — Ну убьет его даже не мой, а кто-то из аналитиков… Если ты искал его так яростно, значит, он действительно тебе важен. Он родной для тебя человек, гораздо ближе меня, ты не простишь и между нами все закончится. Пак сам не знал почему, но мысль об этом внезапно расстроила его. «Между нами все закончится? Не хочу. Определенно, не хочу этого, я не смогу смириться», — сам себе сказал Чанёль. — Это бред. Его не было, когда он был мне нужен, — отмахнулся Ифань. Юноша не знал, как воспринимать слова отца. С его ненавистью к аналитикам стоило тысячу раз подумать, прежде чем приходить к какому-то выводу. — Но и меня не было, Ифань. — Благодаря тебе я не свихнулся за его поисками и провалом в них. Не будем об этом, спи. Я дал отдых твоему телу не для того, чтоб ты полуночничал. Чанёль недовольно пробурчал себе что-то под нос и развернулся в кольце рук, крепко обнимая Ифаня, приподнимая уголки губ в улыбке и утыкаясь носом в его шею. Пальцы сами собой сжались на боках китайца, прерывистый вздох не остался незамеченным. Ифань все понял, понял без каких-либо слов. Сердце пропустило удар, ниточка упрямо сдерживаемой ради него боли прокралась в сознание, отозвалась болезненным чувством в груди. — И я не оставлю тебя, Чанёль.