Я очень долго искал с ним встречи. Знал, что могу быть «арестован» и расстрелян, но не думал, что попаду в плен так нескоро. Этот лидер знал, что я докопаюсь до него, и он позволял мне это сделать. Эта игра могла длиться очень долго… Всё время мне казалось, что за мной приглядывают: эти люди вокруг казались знакомыми, и пускай из-за арафаток я не мог запомнить их лица, я понимал — здесь всё под контролем. Жаль, не моим.
Группы людей развязно разговаривали, покрывая обочину длинной дороги. Эта улица, равно как и другие, была полностью заполнена военными, мирных жителей я здесь почти не видел. Казалось, что я попал в павшую часть города, труднодосягаемую и совершенно секретную. Несмотря на это я не замечал должного сопротивления со стороны боевиков, они были совершенно расслабленны, пускай и прожигали взглядом проезжающую машину.
Фотографировать запретили. Водитель негативно высказался, дал явное предупреждение, и доставать фотоаппарат приходилось лишь для того, чтобы пересмотреть фото недельной давности. Рассказывать, как я попал в самую горячую точку этой страны глупо — мне банально не хватит времени и слов, а вот раскрыть то, что было дальше, вполне реально.
Сейчас мы ехали в родной город человека, который был для меня целью жизни уже долгое время. Это расследование я начал задолго до первой публикации в газете. Человек, совершивший столько терактов, возглавляющий самую крупную группировку мира, неожиданно исчез с публики. Трудно было догадаться, что с ним случилось, я начал копать лишь поверхность, а сейчас проник на самое дно. Абу-Бакир БэкХён Хан-Ин Аббас, уроженец этих земель, официально ушёл с публики 10 марта 2002 года.
Цокаю, оглядывая записи в истёртом толстом блокноте, с которым не расставался ни на минуту. Он ушёл спустя четыре дня после своего дня рождения, который, казалось бы, даже не отмечал — накануне каждого праздника он устраивал небольшие теракты по всему миру. Мне не удалось запечатлеть все эти места лично, но вот мой друг (по совместительству любовник) вполне себе мог ездить по странам, фотографируя и снимая на камеру места происшествия. Причём делал это настолько детально, что мне удавалось только удивляться. Должных навыков, если ему верить, у Кана не было.
БэкХён стал идолом исламского государства. Куда бы мы не поехали — местные жители везде с радостью откликались на вопросы о нём, словно почитали его не меньше, чем Аллаха. Говорили, что он много путешествовал, что откликался на просьбы помочь, даже пытался наладить местные проблемы и взывал быть милосердными, пока сам уничтожал другие народы. «Работа под прикрытием?» — спрашивал себя я, но спустя год тасканий по этим землям понял, что устал отрицать его величество и мужество. Как-никак, но он был и будет для народа главой, всегда. Этот маленький «исламский мир» верил ему так сильно, что проникся уважением даже я.
Было трудно отыскивать крупицы информации. Часто мы попадали в города, где даже не ступала его нога, потому что жили люди бедно. Судя по состоянию зданий и людей мы судили, останавливался ли здесь Хан-Ин, ведь каждый раз земля процветала, только он отдавал приказ помочь местным жителям. Откуда такое благородство? Милосердие… Сам ведь он уроженец не такой уж и богатой семьи, всего пришлось добиваться самостоятельно вместе со своими десятью братьями. Его историю можно было бы рассказывать тысячу и одну ночь, но если судить с «процветания», то всё началось с войны.
Хан-Ин получил подряд на снабжение афганских военных формирований, и таким образом он стал главой «афганского филиала» семейной компании. Он стал ездить к моджахедам один-два раза в год. Так продолжалось вплоть до 1992 года, когда ему уже было 20 лет. Такой молодой и настойчивый, он быстро добился желаемого (но не без связей отца, который начал эти дела задолго до его появления). Перебравшись в Афганистан, он понял, что им пользуются, но перечить не стал.
В дальнейшие годы они налаживали механизмы снабжения войск новыми силами из арабских стран, пытались ставить это дело на поток и уже через полгода был открыт «Последователь», куда попадали арабские волонтеры, ехавшие сражаться в Афганистан. Вскоре через руки Хан-Ина стали проходить все прибывающие наемники. Одновременно с «Последователем» стал развиваться отдел, занимающийся пиаром данного потока. Это было пиком процветания Хан-Ина.
Начал он с создания собственной сети тренировочных лагерей. За два года удалось создать 4 крупных базы. Количество его арабских подчиненных росло. Нужен был контроль, запугивание в отделах исправно приводило их в норму, нужно было воспитывать подрастающее звереющее поколение, подвластное только ему. Нужно было держать мир в страхе не только самим Абу-Бакир БэкХёном Хан-Ин Аббас, но и его сумасшедшей армией, прикрывающей своего предводителя. Ходили слухи, что бойцы так прониклись им, что стали наравне с Аллахом почитать его личность. Списки поступивших и уже воюющих сложились на стол за год после принятия решения двадцатисемилетнему Хан-Ину. Так сложилась огромная база данных об участниках этой войны. Именно этот свод документов и получил название «База». Говорили, что изначально название было «Последователи», кто-то даже тихо шептал, что «Смертники», но так или иначе за документом закрепилось единое название.
Уже к тридцати годам планы стали резко меняться. Война приняла новые обороты, границы страны нарушили «неверные», и тогда поднялся почти весь народ. Исламское государство пошло за Хан-Ином, а его самого власти аккуратно забрали в плен. Вызволить было трудно, никто не знает, что с ним случилось за полгода плена, но выйти самостоятельно оттуда он не смог. Освободил чуть ли не сам народ, желающий видеть своего господина живым и не иначе, как здоровым. В госпитале было совершено покушение, поймавшая ассасинов охрана отдала их народу, который пытался буквально разорвать этих людей. Говорили, что БэкХёна видели у окон, наблюдающим за зверством людей, но эта информация неточная.
Глава сбежал. После трёх лет восстановления и перебежек по городам, он понял, что ждать чего-то лучшего не стоит. Этот оптимизм был не иссякаем, но успокаивать семью из пяти детей было трудно. Постоянно ухудшалась ситуация у власти, люди всё ещё бесновались, не желая прощать государство. Правительству еле удалось угомонить бунтарей, и как оказалось, надолго: Абу-Бакир Бэкхён Хан-Ин Аббас был официально помилован и теперь был под крылом государства. Даже сейчас продолжают говорить, что это он правит Исламским миром, а не уполномоченное на то лицо. Ему приписывали террористические акты по всему миру, обвиняли и ненавидели, но не было аргументов, чтобы защититься.
Это долгое расследование научило меня присматриваться к любым деталям. Во-первых, потому что именно в них кроется дьявол. Даже больше — если хорошо вглядываться, можно обнаружить, что никакого дьявола нет. ©
Эта страна была и осталась очень странной, думаю, закрывая дневник. Честно сказать, не ожидал, что меня действительно сюда впустят. Возможно, меня пропустили через границу в начале года лишь затем, чтобы убить? Вполне вероятно. Я копал слишком много и глубоко, иногда приходилось даже нарушать закон, но я отчаянно желал написать и издать книгу, которая бы легла в копилку Бэкхён Хан-Ина, как прославляющая его и величающая. Мысленно фыркнув, я пару раз стукнул по плотной обложке дневника и спрятал его в рюкзак, пытаясь не придаваться плохим мыслям. В любом случае я знаю, что меня защитят, не зря же уже несколько часов за нами едет какой-то чёрный джин, наверняка бронированный, а эта машина… даже смеяться стыдно.
— Так зачем ты тут? — спрашивает шофер, беспокойно глядя в зеркало заднего вида на машины. — Я хочу знать, из-за кого буду расставаться с жизнью. Военный преступник? Нет? Хотя какой преступник, тут же столько военных… — пока он продолжает бурчать себе под нос, я в который раз удивляюсь глупости этого народа. Как сильно они боятся своего лидера, хотя так восхваляют его.
— Я журналист, — чётко проговариваю, — я не преступник, вы правильно подумали, что меня бы уже давно здесь убили.
— В эту страну не пускают кого попало, — заинтересованно смотрит на меня мужчина, — если уж тебя пропустили — значит, ты несешь какую-то ценность.
— Но у меня ничего с собой нет, — возражаю, зачем-то осмотрев себя.
— Значит, ценность — это ты.
Недоумевающе смотрю на него, затем отворачиваюсь от водителя, предпочитая думать о другом. Почему-то мне казалось, что это последнее моё путешествие в этот город. Рэй Кана увезли из города несколько недель назад, за которые я уже успел и поволноваться, и сильно соскучиться. Я был совершенно один, рядом со мной никого не было, не было родного сердцу человека, который бы понял корейскую речь. В памяти проносятся все глупые и опасные ситуации, в которые мы успели влезть. Честно, не понимаю, почему его забрали. Тогда зачем и вовсе впускали?.. Проезжаем мимо каких-то домов, откуда сладко тянет обедом. Сразу же закрываю окно: во-первых, очень жарко, во-вторых, когда-то с Рэем мы зависли в гостинице, перепачкав простыни. Почему запахи взывают к воспоминаниям?..
Время приближалось к двум — пора максимальной жары, когда все магазины, учреждения и даже мечети закрываются, а улицы пустеют. Через несколько минут нашу машину остановил военный. Буквально через 100 метров нас затормозил другой. Через 200 метров — следующий. «Они все предупреждают, что тут нельзя фотографировать», — объяснил шофер. Ни одного хотя бы немного важного объекта я в окрестностях не увидел, но само требование меня не сильно удивило. Должно быть, за год я уже привык.
Первой нашей остановкой в городе стало отделение одной из служб безопасности.
Хозяин машины пошел внутрь. В ожидании я обнаружил то, зачем и приехал в город, — явные признаки активности местных жителей. Все заборы в окрестности были плотно завешаны полотнищами с лозунгами. Я начал их методично переписывать в блокнот: «БэкХён Хан-Ин — гордость арабской нации», «Боже, храни Ислам и Хан-Ина» и так далее. Заметив, чем я занимаюсь, шофер заволновался. В попытке избавиться от его злого духа, я и вовсе закрыл глаза, предпочитая не замечать остановки и глазеющих в машину военных.
Дело шло к вечеру и приняло уже более серьезный оборот. Мы остановились у здания без каких-либо опознавательных знаков, шофер немного помотал головой, кого-то выжидая и не собираясь отвечать на мои вопросы. Я заметно занервничал, быстро собрав свой небольшой рюкзак. Внутри были предметы первой необходимости: литровая почти допитая бутылка воды в пакете (я специально её заморозил, чтобы медленнее грелась вода), дневник, несколько запасных ручек, фотоаппарат Рэя, бумажник, зарядное устройство, и дальше по мелочи. Остальные вещи остались в гостинице.
Военный, неожиданно оказавшийся рядом с машиной, постучал в стекло, заставив вздрогнуть. Шофер тихо и как-то умоляюще прошептал «Идите», даже не думая сопротивляться, я закинул рюкзак на плечи и вышел из машины, которая сразу же завелась и съехала с места. Так, теперь я остался без сопровождающего. Зашибись. В участке меня подвергли обстоятельному допросу. После этого, узнав, кто я и что здесь делаю, людям, якобы работающим на БэкХён Хан-Ина, отослали весть обо мне «наверх». В последний раз я смотрел на свой мобильник в десять часов вечера, когда мои руки ещё были свободными, а не закованными в наручники. Просидев в них несколько часов, я понял, что ждать чего-то лучшего даже не стоит. Да нужен я этому Хан Хён… Бэку… пипец. Находясь в взвинченном состоянии даже не смог вспомнить его имя.
Так меня уже давно не трясло. Ещё, наверное, с начала года. Я был совершенно один и не знал, чего мне ждать. Возможно, с первыми лучами солнца меня уже расстреляют и бросят в кювет — мало ли! И действительно, как только взошло солнце, ближе к пяти-шести утра, в камеру заглянул боевик в арафатке. По ощущениям, это и был тот, который так зло прижал меня прошлым вечером к стене. В конце коридора усадили за стол, сообразили завтрак. Попытка что-то спросить не увенчалась успехом, судя по клацнувшему предохранителю пистолета. Автоматчики только фыркнули и закурили.
В семь утра, в эту жуткую жару, несмотря на сопротивление, руки связали впереди меня, а на голову надели мешок, в котором я сразу начал задыхаться. Стараясь медленнее дышать, я всё равно стал понимать, что мне не хватает воздуха. На улице поднималась температура, а я, сидящий между двумя мужчинами, совсем не чувствовал свежего воздуха, доносившегося из окна.
— Пожалуйста… — еле выговорил я, — мне нечем дышать. Я принимаю меры безопасности, но… можно завязать глаза?..
Но игнорировали меня до тех пор, пока я не завалился на одного из них со словами «Пожалуйста… мне нечем дышать». Мешок сняли сразу же, в лёгкие ударил воздух, вынуждая закашляться, потом глубоко задышать. Сделали остановку, пока я приду в себя, затем взяли куфию и, натянув на глаза, повязали сверху икаль. Очень давило на глаза, но так было намного лучше. Я часто видел мужчин в этом головном уборе, но почему-то не думал, что икаль может так сильно сдавливать голову, или это просто так сильно завязали…
Уже в городе платок сняли. Я проморгал, удивляясь, что дело клонилось к вечеру. Вероятно, ехали мы долго, но я этого даже не заметил, возможно, что даже заснул. К дому мы подъезжаем проулками, долго петляя. Здесь мало людей. Половина города перекрыта — улицы, ведущие в старый город, перегорожены грузовиками. Мы вышли из машины спустя десять-пятнадцать минут. Повсюду люди с автоматами: и в камуфляже, и в штатском. Они держат стволы так, как будто целятся по ногам, а когда подходишь к ним ближе чем на 50 метров, вскидывают оружие и смотрят на тебя через мушку. Не здороваются, хотя явно заметно, что этих боевиков тут знают. За мной, видимо, приехал не абы-кто.
Проходим через огромные высоченные ворота, за которыми скрывается шикарный особняк. Дворец, не иначе! Восхвалявшие часто говорили, что великим людям под стать дворцы и большие дома, ведь им нужно, где прятаться от зла. «У каждого должно быть место, где можно помолиться», — с усмешкой выговаривали старики.
Внутрь я попал очень быстро, меня буквально внесли туда, взяв под связанные руки. По пути нам встречались спускающиеся с лестницы парни в военной форме, не старше тридцати лет. Хорошо сложенные, явно следящие за собой, бородатые. Выходила и охрана поглазеть, кого привели, просканировав меня взглядом, они сравнили меня с фотографией (что меня ужасно удивило), и пропустили через арку в зал. Быстро передвигая ногами, мы вошли в какую-то небольшую комнату между шкафом и стенкой. Как оказалось, это место для приёма особых гостей, рангом вроде меня.
Толкнув меня на стул так, что я ударился плечом и связанными руками о стол из красного дерева, мужчины расположились по комнате, будто их тут и не было. Окон не наблюдалось, свет был достаточно ярким, даже слишком, но это скорее из-за того, что я не мог привыкнуть к нему. Какое-то время мне предоставлялось осмотреть комнату, впоследствии оказалось, что она была не то что небольшой, даже маленькой: в ней помешался стол, два стула и какой-то невысокий шкаф. Несмотря на это всё выглядело более чем прилично, даже эти стены… черт. Окровавленные стены и пол. Я с таким ужасом осматривал пол, что даже не заметил, как в комнату вошёл мужчина. Я мельком взглянул на него, принимая за очередного военного, а потом сразу же вернул взгляд, не в силах оторваться от «живого воплощения божества»
— Осмотрелся? — усмехнувшись, проговорил БэкХён Хан-Ин. — Не бойся.
— Здравствуйте, — еле выдавил я, убирая руки со стола.
Тот лишь искривил губы, присаживаясь напротив меня за этот небольшой стол. Перед этим он немного постоял, ожидая, пока на стол положат мой рюкзак. Слава богу, что не бросили, там же фотоаппарат! Мужчина позволил мне осмотреть его, впечатляясь внушительным широким плечам и вполне мощной фигурой. Казалось, что в обхвате пояса он будет не меньше 80 сантиметров. Восемьдесят сантиметров крепких мышц, прослеживающихся под облегающей чёрной футболкой. Брюки цвета хаки были посвободнее, на плече у него висела куртка, которую он бросил себе на колени.
— Рассказывай, — командует он, глядя мне точно в глаза, — всё рассказывай: зачем столько информации нарыл, зачем сюда приехал, зачем так сильно меня заинтересовал собой?
Даже звука не могу выдавить, потому что чувствую себя букашкой по сравнению с ним. Мужчина, стоящий поодаль, неожиданно сходит с места, заставляя меня дрогнуть. Пока он вытаскивает мои вещи из рюкзака, я беру себя в руки и начинаю чётко проговаривать цель поездки. БэкХён смеётся, гулко и так пугающе, словно это не у меня басистый голос. Такой хриплый низкий голос посылает импульсы по телу, возбуждая нервную систему. Кажется, я заинтересован ещё больше, чем до встречи.
— У тебя на лице написано, что ты не шпион, слишком мягкий и больно веселый в этой мёртвой стране ислама, когда находишься рядом со своим любовником, — слабо усмехается мужчина, положив жилистые руки на стол, — но это не значит, что я просто так тебя отпущу. У меня к тебе особый интерес.
— Где Рэй Кан? — сразу хватаюсь за соломинку. — Что Вы имеете в виду?
— Он вне страны, и больше он сюда не въедет ни под каким предлогом.
— Почему его выдворили? — недоумевающе спрашиваю, когда мужчина поднимается из-за стола со вздохом. — Разве в этом есть логика? Погодите! Пожалуйста, скажите, почему Вы не можете…
— В подвал его, — взмахивает мужчина рукой, взяв в руки мой дневник со всей историей его жизни. Он даже не дослушал меня, даже не пытался! Резко тянут наверх, подняв со стула, ухватив под руки, но я всё ещё пытаюсь упираться, выворачиваюсь, чтобы наградить взглянувшего на меня мужчину испуганным взглядом.
— Пожалуйста! Господин…
