Единобожие

Стараюсь равнодушно смотреть на людей, которых поставили на колени, выстроив в ряд, но не могу. Не получается быть черствым, зная, что будет происходить дальше. Мужчины плачут, качаются из стороны в сторону, но им мешает сбежать сотня вооруженных боевиков, рассредоточенных по периметру небольшой площадки, БэкХён и я, стоящий поодаль от него с блокнотом в дрожащих руках. Ручка не пишет, не слушаются пальцы, из-за чего я шикаю, опуская взгляд, чем привлекаю внимание мужчины. Мне кажется, он испытывает удовлетворение собой и процессом казни, буквально упивается тем, что происходит, но я не могу разделить его чувств. БэкХён слишком сложный, мне не хватило бы и пяти лет, чтобы разобраться в этом человеке. Единственное, что я знаю точно — я ему нужен, для каких целей — неизвестно. Они хаотично меняются каждые два месяца вот уже полгода. Я чувствую себя уставшим и раздробленным на куски, мне нужна свобода, я устал жить в четырёх стенах… Кандура, длинное плащ-платье, развивается на хрупких телах пленников при малейшем порыве ветра. Возможно, это дрожь их тела, я не решаюсь ни подойти, ни присмотреться. Я не хочу в этом участвовать. БэкХён знает, что со мной не так, чувствует во мне презрение к казни, поэтому неспешно подходит, шепча на ухо о том, что сделали эти люди, как они его подставили, воспротивились его режиму.       — Это может быть подстава, — предполагаю дрожащим голосом.       — Конечно, — шрам на лице, появившийся три месяца назад, уродует его лицо, когда он слабо усмехается. Интересно, болит ли?..       — Тогда ради чего всё это?       — Чтобы никто не брался за дела, связанные со мной. Мне не на что ориентироваться. Мне нельзя доверяться людям в форме, самому БэкХёну и его сыновьям, презренно прожигающих меня взглядом. Тянет в животе, когда лезвие поднимается на недопустимую высоту у шеи пленников. Я слышу, как кто-то молится, стонет, даже пытается извиваться, но его пристреливают почти сразу. Даже не дожидаются. БэкХён ненавидит, когда действуют без его одобрения. Я удивлённо поворачиваю к нему голову, и мужчина громко спрашивает, кто стрелял. Ему не отвечают словами. Ему отвечают пулями в спину. Я бросаюсь на него, накрывая собой, буквально спихивая под машину, и он хрипя говорит, что она не бронированная. За долю секунды в голове проносится ужас от происходящего, и автоматная очередь пронизывает песок в сантиметрах от моих ног. Бэкхён умудряется спихнуть меня под машину, оттуда меня резко вытягивает несколько рук и впихивают в салон. Это не просто машина, это его машина, на которой презренному нельзя ездить. Мы срываемся с места мгновенно. Я ошарашено спрашиваю водителя, какого чёрта мы оставили там их «повелителя», как сидящий рядом боец достаёт нож и резко прислоняет к горлу. Я ударяюсь затылком в сидение, благодаря Господа за то, что голова не отскочила обратно от упругой кожи сидения обратно к лезвию. Ошарашено пытаясь понять, что происходит, я осознаю, что вновь попал в какую-то передрягу и меня снова в чем-то подозревают. «В чем-то» — это во всём. За прошедшие полгода, даже после принятия ислама, я остаюсь врагом №1 для великого рода Хан-Инов. Без преувеличения являюсь оружием уничтожения и якобы имею безграничную власть над их Повелителем. Тяжело дыша пытаюсь прийти в себя, боюсь даже сдвинуться с места, но машина едет слишком быстро. Слышно, как отскакивают пули от брони, не прорезая металл. Каждая кочка или горбик на дороге превращает меня в покойника. К тому моменту, как мы останавливаемся у дворца, моя одежда пропитывается потом и кровью из шеи. Я буквально теряю сознание от ужаса, когда открывают дверь и вытягивают меня из машины. БэкХёна нет. На ступенях у дверей стоят четверо его взрослых сыновей, уродующих моё тело своими взглядами. Они не имеют права касаться меня, да и не хотят, потому что, дотронувшись до «неверного», сами становятся такими. Даже их бог не сможет спасти их. Падаю на колени, зажимая рукой горло, боясь и пошевелиться, чтобы рана не открылась ещё больше. Я не готов умирать так рано. Почему каждый раз страдаю только я? Почему не ищут истинных виновных в происходящем? Как я могу отсюда управлять людьми, придумывать планы для убийства Бэка, когда он не выпускает меня из комнаты?! Я постоянно под его присмотром или присмотром его людей! Меня никто не слушает, да и я не пытаюсь, иначе могут нарваться на телесное повреждение. Первого раза хватило, тогда ещё, поэтому я просто зажимал рану на шее, чувствуя, как капли крови скатываются по пальцам, марая одежду. БэкХён врывается в дворец слишком резко, он недоволен тем, что произошло, поэтому я сразу же поднимаюсь с места и становлюсь боком к нему, кланяясь. Так ведь принято встречать повелителя… Он пронизывает меня взглядом, я его чувствую — этот жесткий взгляд. Ничего не говорит, лишь сжимает руку в кулак и я понимаю, что нужно идти. Мы поднимаемся наверх, где я тихо прошусь в ванную, и он чуть не вырывает ручку двери, пропуская меня внутрь. У него чёрствые, грубые пальцы. У меня болит тело от его прикосновений. Пока он приводит в порядок мою шею, заливается пол ванной и вся моя одежда.       — Она тебе не нужна, — командует: — Раздевайся. Проверив повязку на шее, принимаюсь аккуратно стягивать с себя одежду, и то, что мужчина терпит мою медлительность, уже нечто. Я мельком взглядываю на него, стоящего словно камень у душа, и поджимаю губы.       — Что я сделал не так, Повелитель? — спрашиваю, уже не боясь нарваться: он и так зол, взбешён, растерроризирован в крах.       — Ты… — прошипел Бэк, сжимая руки в кулаки. Я закрыл глаза. Нестерпимо было слышать его, видеть такого, ожидать удара или очередного ужасного слова. БэкХён тяжело вздохнул, открыл воду в ванной и вышел из комнаты, оставляя меня стоять одного. Он так и не вернулся. Я не стал закрывать дверь, помылся, переоделся в обычную рубашку с шортами и вышел в спальню. БэкХён сидел за своим/моим столом, внимательно рассматривая мои записи, что-то клацая в моём ПК… Я еле слышно вздохнул и плюхнулся на подножие кровати, заваливаясь на бок. Сил почти не осталось, поэтому я просто наблюдал за тем, как он пытался найти что-то, что могло бы уверить всех в моей виновности. Но я ничего не знал и не делал. Мужчина оторвался от своего занятия спустя, наверное, пару часов. Пару замечательных часов, когда я имел возможность просто полежать, уткнувшись взглядом в стену, а не подвергаться моральному или телесному «насилию». Вряд ли он когда-то поймёт, что нормальные люди, воспитанные за пределами ислама, предпочитают безграничной жестокости нежность или хотя бы малейшее проявление чувств. В постели, как и в жизни, он продолжал быть тираном.       — Снова невиновен? — усмехается Бэк, поднимаясь из-за стола. Я пожимаю плечами, прикрывая на мгновение глаза, чувствуя себя уставшим до невозможности. Мужчина присаживается передо мной, кончиками грубых пальцев обводит подбородок, а потом с силой сжимает челюсть и поворачивает на спину. Завалившись на меня, он ничего не предпринимает, и я понимаю, что он тоже банально устал. Наверняка от собственной встревоженности и недоверия ко мне.       — Сколько ещё раз мне подставиться под пули, чтобы Вы поняли, что я не собираюсь Вас убивать? — тихо спрашиваю, глядя в потолок. — Вам не приходило в голову, что у меня банально нет для этого всего средств, возможностей что-то планировать и узнавать?.. Я нахожусь в спальне 24 на 7, постоянно под Вашим присмотром или бойцов, которые ненавидят меня так же сильно, как и Вы. На компьютере стоят поисковые программы, я не имею права открывать даже какие-то ссылки, доступ в интернет появляется раз в неделю. В комнате камеры, в ванной тоже, по всему дворцу камеры! Я замолкаю. Мои восклицания для него пустое место. Я сам для него пустое место. Мы укладываемся на подушки, БэкХён зачем-то накрывает меня простынёй и включает кондиционер. Мысленно усмехаюсь, боясь предположить, из-за чего у него такая заботливость. Ему же всё равно. Он живёт сам по себе, делает, что хочет, может полмира снести, но не делает этого. Насколько же ему скучно жить?..       — Я знаю, — спокойно отзывается мужчина, укладываясь обратно, — всё это я знаю.       — Тогда почему, Повелитель? — устало спрашиваю. — Зачем подозревать меня в том, чего я не делал, не делаю и не буду делать?       — Затем, что это политический ход. Ты очень удачная фигурка, Чанёль, мне нравится то, что тобой легко управлять. Легче, чем тысячами людей, которым только мясо и давай.       — Политический ход?.. — хмурюсь, пытаясь понять, к чему это. Я совершенно отстал от жизни. — Скоро война?       — Да, — мужчина отмахивается, прикрывая глаза, — я выиграю, и тогда весь мир падет на колени.       — Там, за вашими границами, люди вряд ли начнут поклоняться Аллаху.       — У ислама нет границ. Он заполнит весь мир.

***

Его нет дома. Я спокойно сижу в комнате, выходя лишь несколько раз из комнаты, чтобы поесть. Мысли заняты книгой, информацией, полученной от БэкХёна. Пускай он не часто раскрывает мне нечто личное, я хочу запечатлеть всё, не предаваясь эмоциям. Не знаю, что бы он хотел увидеть в результате, но я пытался выудить хоть что-то из ничтожных кусочков наших разговоров. Солнце заходит. Я выхожу на балкон, всматриваясь вдаль, ощущая тоску по дому и своим родным. Вряд ли я смогу выйти отсюда когда-нибудь. Огромная площадь во дворце с лёгкостью вмещает грузовые машины, разную технику, поодаль даже стоят склады с боеприпасами. Действительно ли начнётся война?.. А с кем?.. Хан-Ин давно не разговаривал со мной, пребывая в раздумьях или же плохом расположении духа. Я лишь сидел рядом с ним за ужином, медленно пережевывая пищу, пока он прожигал взглядом стену. Вздыхаю, чуть перегибаясь через мощные перила балкона. Мне кажется, что спрыгнуть вниз было бы намного легче, чем жить здесь дальше. Жаль, что это лишь второй этаж. Больше, чем перелом какой-то части тела, я бы не смог получить. Свернуть себе что ли шею?.. Ворота медленно открылись, и я встрепенулся, поднимая взгляд на въехавшие машины. Повелитель вышел из машины, прихрамывая. Множество людей бросились к транспорту, доставая людей из багажников и салона. Я всмотрелся в мужчину, хаотично пытаясь понять, ранен ли он. Чуть придерживая плечо, он разговаривал с кем-то, немного кривясь. Военные кивали каждому его слову, но я никак не мог услышать, о чем идёт речь. Три человека, уложенные на животы, были придавлены автоматами в спину. Это были неверные — пленные, за которыми, вероятно, устроят присмотр. Несколько охранников уложили, накрыв лицо платком. БэкХён взмахнул рукой, и люди, наконец, отступили от него, громко скомандовав остальным отправить пленных в подвал. Повелитель повернулся ко входу во дворец и ему навстречу вышли двое сыновей. Они практически не поговорили, прозвучало несколько вопросов, на которые мужчина не ответил. Мы столкнулись с ним взглядами, когда он двинулся вперед. Я, стоящий в свете солнца, показался сам себе очень неуместным. Наверное, мне стоило уйти, не видеть всего этого. БэкХён опустил взгляд и быстрой поступью двинулся внутрь. Через мгновение дверь в комнату отворилась, и я встретился с ним лицом к лицу.       — Набери ванну, — скомандовал он, тяжело дыша. Я ринулся в комнату исполнять приказ, боясь и взглянуть на него. Он вошел в ванную и упёрся взглядом в огромное зеркало на всю стену, недовольно оглядывая себя. Я медленно подошел к нему, неуверенно положив руку на его пальцы, сжимающие кровоточащую рану. Он убрал руку, и я мельком скривился, заметив дыру в плече. Огнестрел.       — О, Господи, — выдохнул я, поджав губы. Он был ранен, но продолжал уверенно держаться на ногах. Я стал перед ним, загораживая зеркало, быстро раскрывая тонкую куртку цвета хаки, сдёргивая её с плеч. Мужчина слабо оскалился, когда я снял с него рубашку, и он смог прикоснуться ко вздувшимся краям раны. Присев перед ним, я быстро расстегнул его брюки, провозившись с тугим ремнем. Освободив его от одежды и обуви, я поднялся, чтобы помочь ему добраться до ванной, но тот грубо осадил меня, вынуждая отступить.       — Зови врача. Пока он лежал в ванной, заливая воду кровью, доктор расположился на полу, быстро набирая обезболивающее в шприц. Процесс изъятия пули и наложения швов прошел практически беззвучно, слышалось только шипение. Мужчина расслабленно откинул голову на бортик ванной, когда доктор, поклонившись, вышел из комнаты. Я неловко замер, прислонившись спиной к стене-зеркалу. Мужчина рвано дышал и был бледным, но оставался в сознании. Я наблюдал за тем, как поднимается и опускается грудная клетка, не понимая, почему испытываю облегчение. Уходить было нельзя. Я знал, что это может плохо окончиться, поэтому опустился перед ванной на колени, закатывая рукава свободной рубашки. БэкХён чуть нахмурился, когда ощутил мои мягкие прикосновения к его руке. Нужно было отмыть засохшую кровь, этим-то я и занялся, аккуратно поглаживая размоченную корочку. Я не заметил, как он повернул голову, глядя на моё лицо. Таким сосредоточенным я был лишь находясь в рабочем состоянии. Каждое написанное мной слово требовало тщательных раздумий, особенно, если это была биографическая книга Хан-Ина.       — Смелее. Я крупно вздрогнул, подняв на него взгляд. Его голос в сводящей с ума тишине был очень оглушающим. Он смотрел на меня устало, казалось, будто бессильно, но на самом деле даже при ранении в его теле было много мощи. Не сомневаюсь, что, если бы надумал покушаться на его жизнь в таком состоянии, он был с лёгкостью дал мне отпор.       — Не хочу ничего задеть, — сказал я, взяв в руки мочалку.       — Мне не нужна твоя нежность, — произнёс он, прикрывая глаза. «Я знаю», — хотелось ответить на слова, но я сжал волокна в руке, начиная методично разгонять кровь под кожей. Он никогда не вытирался, по крайней мере я никогда этого не замечал. Я осушил его кожу полотенцем, и БэкХён двинулся в спальню, устало заваливаясь на кровать. Поправляю балдахин и аккуратно сажусь на кровати, наполовину накрывая его тело лёгкой простыней. Мужчина медленно открывает глаза, глядя в потолок, и перехватывает мою руку, прижимая ладошку к животу.       — Повелитель? — тихо зову, боясь убрать руку. — Что-нибудь нужно?       — Ты должен написать предупреждение, — говорит он, — о том, что у меня есть заложники, которые очень важны для послов Америки.       — Будут выдвинуты условия?       — Обмена не будет, — шепчет мужчина, — так и напиши. Мы казним их через несколько суток после допроса.       — Кому адресовать послание? — спрашиваю, наклонившись ближе.       — Белый дом. Как закончишь… распечатаешь документ и передашь охране в гостиной. Этой ночью состоится совет. Ты должен разбудить меня, чего бы тебе это не стоило.       — Вы ранены, — протянул я, — если у меня не получится…       — Ты будешь наказан, Чанёль, — процедил БэкХён, взглянув на меня затуманенными глазами, — я не позволю тебе ослушаться приказа. Я замираю, чувствуя, как постепенно ослабляется захват на ладони. Дыхание мужчины медленно выравнивается, поэтому я вытягиваю пальцы и встаю с постели, зашторив ткань на кровати. Перед глазами загорается экран компьютера. Я создаю новый документ и закрываю лицо руками, пытаясь продумать текст в голове. Какие слова использовать? Что я должен сделать, чтобы не напороться на наказание?..