— Скажите, как вам нравится эта Водяная Крыса? — осведомилась Утка, <…>. — Боюсь, она на меня обиделась, — ответила Коноплянка. — Понимаете, я рассказала ей историю с моралью. — Что вы, это опасное дело! — сказала Утка. «Преданный друг» Оскар Уайльд
— Я вот не знаю, это особенность народности или персонально ты везучий, словно тебя Маан в лоб поцеловала при рождении? — Не могу тебе ответить. С другими северянами, вернувшимися с того света, не общался. Дарсия потёр ноющую грудь и сжал зубы. Хотелось застонать или хотя бы заворчать глухо, но он мог потревожить Шарля или порадовать Марселя своей слабостью. Не хотелось ни того, ни другого. Господин хирург же словно не замечал неудовольствия пациента и задумчиво рассматривал пулю, держа её пинцетом над почкообразным лотком, в котором покоились ещё две товарки смертоносной крохи. — Нет, честное слово, чего я только не вытаскивал из самых разных тканей организма собратьев, но это… — хирург соизволил поднести пулю поближе к глазам пациента, а не вертеть её в одиночестве в ярком свете солнца. — Ты хоть осознаёшь, насколько тебе повезло? Не могу объяснить это, иначе как тем, что у судьбы на тебя ещё планы. Ну и Смерть, говорят, любит синеглазых. Дарсия рассмотрел «сувенир» равнодушно. — Роярн показывал. Кажется, ЭП-200. Но мне, если честно, больше интересно, как такое вооружение оказалось у террористов. Это армейская игрушка. И, насколько мне известно, ещё пробная и вместе с тем элитная. Не всем доступно. — Как она оказалась и у кого — пусть разбирается жандармерия. Мне всё равно, чем и как рвёт тело мальчишкам на моём операционном столе. Но мне не всё равно, если эта дрянь часто клинит. Больше брака — меньше жертв. — Они должны были в тела противника попадать. — Ага, именно поэтому ими чуть не продырявили группу главных политиков страны. И-и-интересные у нас в стране внутренние враги, — Марсель бросил пинцет на лоток к пулям и поставил его на прикроватную тумбу. — Надеюсь, ты не страдаешь дуростью впервые подстреленных мальчишек и не попросишь себе их «на память». — Вообще не жалуюсь на оную. Да и без материальных частиц чуть не убившей дряни у меня есть прекрасное напоминание. Лорд в очередной раз потёр грудь, и хирург по-простому стукнул его по руке. У Дарсии чесались зарастающие и ноющие раны, но Марсель не хотел в очередной раз переделывать работу. И так долго возился, пока резал, шил, а после бинтовал. Лорду одновременно повезло и не слишком. Повезло, что две из трёх пуль прошли под углом, почти навылет. Одна разорвалась уже о лопатку, чудом её не расколов, только повредив и задев кости ложной лопатки. Другая засела под ключицей, порвала артерию, но эту кровопотерю организм как-то компенсировал. «Чудо» случилось с неразорвавшейся, доставшей до сердца. Во-первых, ранение вышло касательным. Во-вторых, за неделю лежания в сугробе то ли засыпающий, то ли умирающий организм все три инородных тела внутри себя обволок тканью и сохранил до лучших времён, пока их не достали. Грудь у Главы Синей парии, конечно, болела страшно. Ныли рёбра, которые, видно, раздвинули, чтобы достать до внутренних органов. Лёгкие генерировали ненормальное количество мокроты, то ли просто кровили. В любом случае Дарсия не мог не откашливаться, но и откашливаться не мог: грудь стянули, как корсетом девушку-дебютантку перед балом. Горло драло, а носоглотку словно кто медью изнутри обил — так дико ощущалось послевкусие собственной засохшей крови. — Могу дать снотворного. Обезболивающее, увы, нет. Если не слишком тяжело, то лучше потерпеть. Оно замедляет регенерацию, а я не больно-то хочу видеть вас в своём доме. Впрочем, его, — кивок в сторону Шарля, — я потерплю сколько будет надо. — Ты, как обычно, радушен. Марсель пожал плечами. — Я честен. И я тебя не люблю, как и ты меня. И мы оба знаем почему. Ну так дать снотворного? — Нет, я прекрасно засну. Хирург хмыкнул крайне недоверчиво, но спорить не стал и пошёл к двери. — Марсель, ты же в курсе? — Дарсия приподнялся на локте, всю левую часть тела лорду прошило разрядом боли, и он, тут же передумав, улёгся обратно, выравнивая дыхание. — …наше присутствие — не главная проблема. — А что ещё? Ваших приятелей я пущу. Сам же им и написал. Ну, сегодня, конечно же, нет. А дня через три — пусть заявляются. — Ха, если бы… Княжеская семья… Хирург захохотал в полную громкость, откровенно скаля клыки и сверкая глазами. Совсем не по-доброму. Дарсия осуждающе сузил глаза. — Полно тебе, не проснётся твой благоверный. Я на него столько сонного газа извёл… А уж сколько крови вам обоим пришлось перелить… К слову, учти — я всё это включу в счёт. — И не сомневался. — Ну и чудесно. А что до княжичей… Не помню, чтобы я их приглашал. — Твоего позволения могут не спросить. — Ну и пусть морозят царственный филей на моём пороге. Мы не самая дружелюбно расположенная к княжеской семье династия. Если они этого факта не понимают — я буду разочарован в мозгах будущих правителей. Собственно, из-за этого твой суженый и тащил тебя лишние шесть улиц. Ваш домашний врач живёт куда ближе. — Я думаю, он тащил по другой причине. — Какой же? Я и на дом прекрасно выехать могу. По крайней мере, стараюсь не отказывать. Впрочем, пустое. Демагогия. Сейчас мне нужно, чтобы вы оба выспались, максимально срастили ткани и убрались подальше, да побыстрее. Дарсия фыркнул в потолок и прикрыл глаза. Воистину, тягаться с последним палачом Рееры в гостеприимстве — то ещё испытание. Шарль и впрямь не просыпался. Постанывал порой, хмурился, пытался устроиться поудобнее, но ненадолго. Спал тревожно и беспокойно, не отдыхая в забытье. Лорд периодически посматривал на супруга, сам проваливался в дрёму и тут же просыпался от малейшего стона. Чужая кровать была слишком далеко. Так далеко, что даже мысль подняться и пойти вызывала боль. Марсель, конечно, изверг. Как вообще можно лечить кому-то тело с таким пренебрежением к душе? Пару раз заходила Мадлен. В отличие от супруга, она на пациентов не рычала. Только проверяла бинты да приносила лорду обезболивающее. — Твой муж не рекомендовал. — А я бы не рекомендовала моему мужу общаться с живыми собратьями. С его манерой речи только покойников убалтывать, и то обидятся, но он же чихать хотел на мои советы. Дарсия даже хохотнул, хотя за это и пришлось расплатиться новым болевым уколом в груди. Ночью, ближе к полуночи, лорд всё же проснулся, потому как его позвали. Шарль явно не просыпался, очень тихо постанывал и плакал. На собственную боль и простреленную грудь пришлось наплевать. — Ой… Дойти — дошёл. Вот только медицинские койки никак не были рассчитаны на двоих, а пока лорд пытался мягко супруга не то разбудить, не то подвинуть, в груди защемило так, что натурально потемнело в глазах. Упасть было нельзя, Шарлю и так было несладко, опуститься — ну так прозреть бы для начала, чтобы понять, куда можно сесть или лечь. — Маан ради, а голосом не мог? Шарль — о, касание этих рук было невозможно спутать ни с чьими другими — потянул мужа вниз и на себя. С горем пополам они улеглись на одной кровати. Только вот у графа закровили швы на животе, а лорд не мог ручаться, что не спровоцировал внутреннего кровотечения. Судя по сдержанным матам супруга — именно это и сделал. Их обоих, конечно же, скрутило, пришлось долго выравнивать дыхание, пережидать, пока отпустит боль, и наконец пытаться устроиться на одноместном ложе так, чтобы не выпихнуть кого-то за его пределы. В «целом» состоянии фокус бы прошёл на ура, но в текущем возникли сложности. Лорда нельзя было положить на бок, тут же отзывалась покалеченная лопатка, а какое-то время спустя и сердце, да и Шарль не мог устроиться на животе. — Тяжело? — Самая потрясающая тяжесть на свете. Дарсия бы подтянул супруга повыше, но такого подвига мышцы бы точно не выдержали. Пришлось потихоньку, помаленьку подползать пониже, да и Шарль с горем пополам мог двигаться, так что в итоге умостил голову под чужой нижней челюстью и задышал ровнее. — Я бы обнял тебя, Дар, но немного не в состоянии. Маан ради, я не знаю, что это за дурь, но она и сейчас меня рубит… — Спи, моё сердце. Я только за, только бы тебе не снились кошмары. — Сам их на меня натравил своими плясками с той стороной… Не люби я тебя так, не радуйся так бесконечно звуку твоего сердца, я бы так тебе врезал сейчас… Последние слова Шарль произнёс так смакуя, что лорд даже зарокотал. Это не было полноценным смехом, поэтому не отзывалось такими чудовищными ощущениями в теле, зато передавало эмоцию. — Ну извини. Теперь я буду иметь в виду, что ты сильно против жестов спасения. — Спасения ценой жизни — да. Очень интересно, что ты не знал этого ранее. — Зато теперь вот проверил на опыте. Шарль явно хотел говорить. У него было много вопросов, да и собственных приключений хватало, но так безбожно тяжелели веки! Граф мужественно сопротивлялся и пытался трясти головой, но Дарсия совершенно подлым образом убрал все свои ментальные щиты, и чужое сознание накрыло пуховым одеялом. Стало так потрясающе спокойно, тихо и тепло, что замученное естество наплевало на хотелки хозяина и нырнуло в блаженное небытие. Шарль задышал глубоко и ровно. Дарсия всё больше ощущал, как он расслабляется и тяжелеет, и сам прикрыл глаза, совсем на минутку, чтобы больше уже не проснуться этой ночью. За окнами лютовала метель, всерьёз вознамерившаяся замести Рееру по крышу, но, увы, никому не было до неё никакого дела.***
Утро для супругов началось с гневного ора военного хирурга. Он, совершенно не выбирая выражений, заметил, что они могли бы налюбиться вдоволь в браке и не сношаться в дохлом состоянии на чужих кроватях (из «эротичного», правда, была только дико скрюченная поза, потому что во сне мужья друг от друга чуточку всё же отползли и, чтобы не свалиться с ложа окончательно по разные его стороны, сцепились ногами). Но главным образом Марсель, конечно, возмущался потому, что во время ночных поползновений пациенты потревожили раны. Живот Шарлю пришлось освобождать от прежних швов и смотреть. Шить заново, по живому, хирург, слава Маан, не стал, хотя и описал в красках, как пойдёт сейчас за иголкой. Дарсия хотел было сказать ему пару ласковых, встал и чуть не встретился головой с кафелем пола. Марсель ругался ещё очень долго, но не персонализированно и в воздух, осматривая, перебинтовывая и требуя сию же секунду, вот прям сейчас, обезболивающие и укрепляющие настои. Шарль познакомился с Мадлен, супругой своего невольного лекаря, и поразился её тихой красоте, мягкости, нежности и внутреннему стержню, потому что, когда Марселя вновь стало заносить, ему для успокоения хватило одного строгого взгляда жены. Бинтовала она тоже бережнее. Крепко, но без злости или экспрессии, как это было у Марселя. Прихватило графу сердце, когда с лекарствами и настоями к ним в палату проскользнул Валери. Внук именитого палача почти полностью вобрал в себя дедовскую стать. Хуже всего был горделивый поворот головы, усмешка тонких губ и родинка. Не над губой, а под левым глазом, но… Это было так знакомо. Так больно. Шарль оказался не готов к настолько незажившим душевным рубцам. Как же он, оказывается, соскучился! И ведь никак не исправить. Письма — и того не напишешь: некому передать ответ. — Да Маан ради… В вас целые части остались? — Марселю пришлось возиться со стетоскопом и слушать графу сердце. Судя по хмурому виду — слышимое не нравилось. — Ритм неровный, общий вид отвратительный. Про вот это я вообще молчу. Хирург без почтения постучал Шарлю по проступившим верхним рёбрам. — У вас дела куда как хуже, чем у супруга, а в покойники вроде как его записывали. Кровопотеря, открытые раны, истощение. В лечебнице вас точно лечили? Я пленных видел симпатичнее. Веса нет. А я не так давно вас видел в нормальных обстоятельствах, и вы не собирались становиться костным деликатесом. Нервы вам тоже расшатали. И «замечательно» их пытались вернуть в норму. Седативными-то… Марсель покачал головой и сжал в руке стетоскоп, почти его ломая. В этот момент Шарль неожиданно уяснил, что хирург в гневе, но недовольство его адресовано коллегам, а не ему, Шарлю. И это, вероятно, его постоянное состояние. И вся злость — тоже не на тех, кому не повезло оказаться у него под ножом. — Это долго восстанавливать? — Тело — нет, — от прямого вопроса Марсель тут же встрепенулся и попробовал разложить всё по полочкам. — В основном питание и физическая активность. Только, Маан ради, не скачки по кровати. Койки-то вам сдвинем немного, раз вы жить друг без друга не можете, но ограничитесь уж держанием за руки пока что, без фокусов с объятиями. Лекарства выпишу, режим наладим, а доноров у вас вроде бы в достатке. Молодость сделает всё за вас и за меня. С головой… Сложнее. Я бы очень рекомендовал послать Парламент на месяц-другой подальше. Боюсь, как бы химические процессы эти додельники из приюта вам не сбили. Слишком много испытаний за короткий срок. Психика, может, и гибкая вещь, но у всего же есть предел… С вашим супругом всё приятнее и легче. Пули я достал. Лёгкое отравление от железа скоро пройдёт, лопатка уже сейчас почти как новая. Кровопотеря опять-таки, но это вы получше меня знаете. Вот и всё, собственно. Голову ему не ломали, в отличие от вас. — Да моя цела… — Разве что череп. Всё остальное — вещи куда как более тонкие и, увы, совершенно вне моей компетенции. А теперь я был бы очень благодарен, если бы вы поспали. Снотворного или обезболивающего принести? — Нет, не нужно, — Шарль немного сдвинулся вверх, удобнее укладываясь на подушках. — Мы попробуем, но, скорее всего, просто поговорим. Без резких телодвижений. Даю слово. Марсель крайне недоверчиво фыркнул, но вышел. Супруги одновременно потянули друг к другу руки и сцепили пальцы, словно всё это время им кто-то мешал. — Я могу… — лорд, против обещаний Шарля, приподнялся на локте и тут же получил удар по руке. — За что? Я явно выздоровею быстрее, если ты будешь рядом. — Если я ещё раз на тебе усну — мы действительно будем залечивать эти несчастные раны до восшествия второй луны. Ляг обратно, Маан ради. Я и так сегодня полюбовался твоей грудью и спиной без бинтов. — Там всего лишь… — Если ты сейчас ляпнешь что-то про царапины, я не поленюсь, встану и дам тебе кулаком в глаз. Дарсия раздосадованно что-то пробурчал, но лёг обратно. Впрочем, пальцев супруга из хватки не выпустив. — Дар, у меня тысяча и один вопрос. Ты можешь рассказать мне хоть что-то? Лорд мгновенно повернулся обратно, забыв о намерении пообижаться. — Всё что угодно. Но можно сначала я? Где ты потерял столько плоти? В лечебнице не должны были себе позволять истязания. — Никто и не позволил. Но иначе было просто не уйти. Шарлю пришлось рассказать о решётке и сложностях перемещения. Лорда история так вывела из себя, что он почти ломал супругу кисть, временами забывая контролировать силу. — Маан… Ну неужели нельзя было по-другому? — Прорываться через коридоры? Через охрану и обитые железом двери? Ты ведь плохо себе представляешь, что это за заведение. Оно не сильно отличается от тюрьмы. Если бы не прихоть княжича, мне отсекли бы и телепатию, и дар. Его, конечно, и так ослабили, но хотя бы не подчистую. — Значит, мы будем подавать иск на княжескую семью. Лечебница без прямого дозволения родственников — это всё же… — Нет. Может, мне и впрямь было надо, я не могу ручаться. Первым делом необходимо узнать, сильно ли досталось инэ Моррису. Я вроде как знатно его порвал сразу после… После… — Узнаем. Уж на компенсацию старому дрозду у нас есть средства. — У моего деда понабрался? — Да ладно тебе. Если доживу до его лет, сам буду старой птицей. Дрозд хоть повнушительнее звучит, чем ласточка. — И всё же… Ты можешь просветить меня… — Шарль сглотнул и облизнул губы. Горло неожиданно пересохло, и слова никак не шли. — Как? — Что? Ты имеешь в виду выживание? Стаю?.. Одновременно просто и нет… Это один раз легче опробовать, чем объяснить. Предыстория выйдет долгой, но ты уж потерпи, — Дарсия немного подумал, но главным образом просто по-другому перехватил чужие пальцы. — В общем, ты же как-то заикнулся, что мы что-то такое эдакое забыли из прошлого. И не стал конкретизировать. А я, если угодно, был задет за живое. Так что вольно или невольно я много чего раскопал, в том числе и это. У нас вообще много физических возможностей, которыми мы не пользуемся. И самое печальное — лично мне о них никто и не говорил. Вот ты в курсе, что мы можем «отбросить» повреждённый внутренний орган? Не ждать регенерации, а прям кусками отрывать от себя плоть? Это рискованно и затратно, но в целом… Это ведь готовый рецепт от всех составов, что замедляют регенерацию. Потому что поражённая таким составом ткань может и не восстановиться, а вот новая вырастет. Мы много без чего можем жить какое-то время. Была бы голова. А если и сердце цело, так и вовсе. Так, к прежней мысли… Извини, в голове кавардак, они путаются… Стая. Вообще, можно было умертвить тех мышек, что прихватили с собой пули и осколки, но я, если честно, не соображал. Меня хватило на воспоминание о том, что можно рассыпаться, а остатка сознания на то, чтобы это провернуть. Ты бы знал, как я испугался, когда меня кусками растянуло по разным частям леса! Я в жизни столькими глазами на мир не смотрел. И я даже примерно не скажу, сколько всё это собирал воедино. Процентов сорок всё равно потерял, но хоть основную массу нашёл — и за это спасибо. В процессе оказалось, что сталь я сотней маленьких тел тоже прихватил. Не всю, но достаточно, чтобы при сборке оно всё начало рваться и кровоточить. Лететь не смог, мне покорёжило левое крыло. Марсель, храни его Маан, несмотря на дрянной характер, собрал его обратно, но в тот момент оно вообще не слушалось. Двигалось кое-как — и только. Ну я и пополз. Пока мог. Вот и всё. Что гораздо интереснее — как меня нашёл ты? — А разве ты не сам позвал? Лорд так долго молчал, что Шарлю пришлось приподняться и посмотреть ему в лицо. Дарсия был так честно и бескомпромиссно растерян, но Шарль даже хмыкнул: нечасто он видел у мужа эту эмоцию. — А так? Пришлось лечь чуть боком, дважды быстро постучать по грудине, и серая мышка стрелой взмыла вверх, а потом из резкого пике нырнула на законное место — лорду под рёбра. Дарсия резко вдохнул полной грудью, и Шарль в полном смысле увидел, как приходят к нему воспоминания и что-то другое. Возможно, осознание полной картины. — Маан… Шарлю по новой сжали руку, да так крепко, что заболели кости. Граф не вырывался и не спрашивал. Если лорду нужно время на объяснение — у него его часы, дни и годы. Глава Алой партии неплохо ждал, когда это было надо. — Понимаешь, — Дарсия словно прокатывал слова по горлу. Медленно, неторопливо, тихо и вкрадчиво. — Когда я уже спал, я слышал, что меня звали. Но мне-то думалось, что это тоже часть сна. Хорошая такая часть, намного лучше обычного сюжета, где мне просто становится невыносимо холодно и я замерзаю изнутри. А мне было так тепло… И почему-то думалось, что это и есть смерть. Такая последняя пилюля от мозга, дарящего иллюзию покоя, радости и неги. Но ты так отчаянно кричал… Было невежливо не ответить. Мне, правда, кажется, что я минимум трижды это делал… — Как минимум дважды, — теперь уж Шарль сам вцепился в супруга, переплетая с ним пальцы. — Одну я просто не успел достать. А эта крошка оказалась то ли самой крепкой, то ли самой целеустремлённой. И ещё она не сделала больно. А ведь должна была. — Не думаю. Во мне есть твоя кровь. Не так чтоб много и пусть в сильно растворённом состоянии, но даже моё тело не воспринимает тебя посторонним. Если бы я не был так истощён, а ты не вздумал будить меня кровью — я бы в жизни на тебя не напал. Потому что мы не нападаем на своё гнездо. А супруги — это непосредственная его часть. Может, самая главная. Потребовалось полежать в молчании и немного отойти от нового положения вещей. Шарль бы и не расспрашивал дальше, но уж очень запутался и перестал понимать происходящее. — Так ты… Спал? Это не был анабиоз? — Не могу тебе ответить. Я, в отличие от тебя, не имел опыта погружения в него. Но мне как будто не хватило ресурсов до нормального погружения. Всё, с чем я могу сравнить своё состояние, — сон внутри сна. Это когда вроде бы понимаешь, что вокруг ненастоящий мир, а сделать ничего не можешь, потому что и сам ненастоящий. Вот что было подлинным? Голоса моих родных и близких? Твой хохот, перемежающийся с рыданием? Маан, если тебя и правда так… Терзало, я бы отдал и вторую половину жизни, лишь бы тебе не было так больно. Ещё был рассвет на закате, я видел, как садилось одно солнце и вставало другое. Слышал рык и вой волков. Видел землю, алую и скользкую от крови. Потом стало легче. Сплошная белизна и метель. И вот тогда страшно уже не было. Этот сюжет я знал доподлинно. Правда, он закончился совсем не так, как я ожидал. — По-моему, я говорил тебе, что ты не умрёшь тем образом, что однажды мне описал. — Я знаю, что ты держишь слово. Правда, даже осмелиться вообразить не мог, что ты настолько ему верен. Шарль невольно фыркнул. Наверное, было не к месту, но в то же время уже не держалось внутри. — Хобби у меня такое — с того света мужа доставать. Вечно он у меня там гуляет. Не мог бы ты ему передать просьбу — прекратить эти променады? Лорд, которого, с одной стороны, разморило, а с другой — чуть отпустило, тоже хмыкнул и быстро поцеловал супругу костяшки пальцев. Хорошо, что нынешнее расстояние между кроватями позволяло такой манёвр. — Я за него ручаюсь — он очень постарается так больше не делать. Особенно если его муж не будет влезать в неприятности. Уговоришь его? — Это будет непросто, но я постараюсь.***
Следующим утром супругов разбудил шум с улицы и голоса в доме. Дарсия, несколько более целый и гораздо менее обязательный в плане лечения, чем Шарль, даже поднялся и выглянул в окно. — А я предупреждал Марселя… — Княжичи? — Как минимум их экипаж. Нас ещё долго берегли. К тому же я почти целый… — В каком месте, скажи на милость? В районе головы? Так там никогда мозгов не было, нечего и терять. Лорд бы обиделся, как минимум сказал бы нечто резкое, но в дверь постучали, а через миг заглянул Марсель. — У вас отвратительно переживательные друзья и родственники. Но первым пущу к вам нашего драгоценного лорда-канцлера. Какой-никакой компромисс между моими принципами и упорством княжеской фамилии. Нет возражений? — Есть пожелание, — Шарль приподнялся на локтях. — Можно сесть? Очень не хочется беседовать в лежачем состоянии. Марсель окинул графа скептическим взглядом, но всё же подошёл, чтобы снять бинты и осмотреть розовый шрам. Дарсию и факт его стояния у окна хирург игнорировал напрочь. — Садитесь. Но лучше всё же полулежать. Может, послезавтра и отпущу вас долечиваться домой, но только с условием соблюдения предписаний. А то я помню ваши самовольно выдранные ногти и разбитый гипс на руке. Шарль бы покраснел, но ему было не особенно стыдно. — Ну что, собрание трёх политиков в одном месте можно принять за несанкционированный митинг? — лорд-канцлер ухитрился вплыть в комнату как-то быстро и плавно, с шуткой, первым же делом чуть склонился к Шарлю и мягко его приобнял. — Ну как ты, мальчик? Родерик сначала онемел от твоего перфоманса в лечебнице, а потом так долго и красочно ругался… Я бы понабрался нового, не будь бесконечно старым. В тебе хоть осталось мясо? На ощупь — так не особо. — Так скверно выгляжу? Шарль хохотнул и поймал себя на чувстве теплоты и признательности. Странно с учётом того, что с лордом-канцлером он не был особенно близок. — На фоне тебя он, — Глава Чёрной парии непочтительно указал на лорда, — цветёт и пахнет. А в нём вроде как больше дыр. — Я просто эффектно его оттеняю. — А, это теперь так называется… Лорд-канцлер насмешливо хмыкнул и пожал руку подошедшему Дарсии. Последнего несколько шатало, но он всячески делал вид, что так и задумано. — Я сильно вас подрал? — Терпимо, Шарли. От твоего деда мне веками достаётся куда как больше. — А лорд Дэшем? — А что ему будет? Нет, он, конечно, приложился головой, но эта песчаная кобра из всей истории вышла с наименьшими потерями. И, уж конечно, его не допрошивали по три раза за день на протяжении недели. Стоит ли говорить, что беседы с вами господа дознаватели жаждут как путник воды в пустыне? — А что нового мы им расскажем? — Дарсия пожал плечами и чуть поморщился. Видно, лопатка никак не хотела заживать окончательно. — Что ехали с заседания, грянул выстрел и перевернуло экипаж? Что лезли по сугробам, спасая жизни? Что эти сволочи стреляли не чем-нибудь, а новейшими армейскими разработками? — О, ты уже в курсе. — Мне просто показали то, что из меня достали. Вот это богатство господа дознаватели могут забрать себе. — Как минимум тебя ещё непременно спросят о твоём интересном способе обращения. — Чем он интересен? Тем, что о нём «забыли» рассказать новым поколениям? Инэ, ну хоть вы не делайте вид, что никогда с таким не встречались и не видели. Лорд-канцлер очень долго молчал и смотрел на Дарсию. А когда заговорил, тщательно подбирал слова. — Видел. Всего единожды. И того, кто тоже умел так делать, очень быстро лишили жизни. Не то чтобы из-за этого умения, просто… Всё как-то странно складывается. Ладно. Поправляйтесь. Но Марсель долго рычать на княжескую семью не сможет. Даже у него нет таких привилегий. Так что… Я бы на вашем месте готовился к обстоятельному разговору. Как только лорд-канцлер вышел, Дарсия упал на кровать к Шарлю, немного придавив мужа. — Марсель опять будет ругаться. — Пошёл он к чёрту. Лорд приобнял графа за плечи и уткнулся носом тому куда-то за висок. Всей левой, отдавленной половине тела Шарля тут же стало очень тепло. — У тебя жар? — Нет. Может, немного. Неважно… Шарль замолчал. Он и так чувствовал чужую дрожь и некоторую растревоженность. И боялся спрашивать. Пришлось немного двигаться, обнимать в ответ, притягивая к себе ближе, и запускать одну руку в белый каскад, аккуратно массируя тяжёлую голову. Говорить выходило только шёпотом на грани слышимости. — Мне стоит волноваться, Дар? Что-то нехорошее происходит или будет происходить? — Что-то нехорошее происходит уже очень давно. Я к этому никак не причастен, если в этом вопрос. Но господа дознаватели могут подумать иначе. — Ты боишься? — Нет. Я в гневе. И это гораздо хуже. Шарль бы спросил «почему», но так и не смог. — Тебе не надо беспокоиться, Шарли. Я правда не сделал ничего противозаконного. И даже не подумал. Я лишь переживаю, что даже это можно вывернуть как-то особенно. — Зачем? — А зачем кто-то хотел расстрелять, как куропаток, глав Парламента? — Возможно, обратись мы… — Нас задавили бы числом. Но они не использовали дар. Потому что дар, любой, кроме дара кровника, оставляет следы. Более того, он уникален. Ты же и сам видел: у каждого представителя моей семьи свой лёд. Неповторимый в своём цвете, структуре, тонкостях применения. А значит, их почерк может быть знаком правоохранителям. — Ты думаешь на аристократию? — И даже выше. Например, на княжескую сотню, в которой мало быть просто аристократом. Шарля передёрнуло. Дамиен. Нет, ни при каких условиях он бы не подумал на капитана, но могло ли быть так, чтобы его сослуживцы, многих из которых и сам Шарль знал лично… — Нет… — Извини, Шарли. Я не хотел тебя расстраивать. — Ты не расстроил, но… Но… Шарль не нашёл слов. Всё, на что его хватило, — вцепиться в Дарсию с тем же рвением, с каким цепляется за доску утопающий. — Как я хочу, чтобы ты ошибался. Как я этого хочу… Лорду нечего было ответить. Если собственная почти смерть чему и научила — действительно близких было немного. Он вполне пересчитал бы их по пальцам одной руки.***
Вечером, когда неумолимого Марселя переборол совершенно несгибаемый Роярн, он же почти придушил друга. Шарлю и Этелберту даже пришлось отсесть в другой конец комнаты, дабы не смущать расчувствовавшегося баронета, успевшего уже похоронить мысленно своего главу и теперь с трудом обуздывавшего собственные чувства. — Детям… — Шарло, за кого ты меня принимаешь? — Этелберт ласково погладил друга по щеке, а потом легонько щёлкнул по вздёрнутому носу, совсем как в детстве. — В то же утро, как мне позвонил разгневанный Марсель. Я чуть было сам его не придушил, потому что второй после новости, что вы вроде как оба живы, была новость о том, что испорчен ковёр в прихожей. Граф невольно рассмеялся. — Узнаю манеру нашего именитого хирурга. Но надо отдать ему должное: он куда заботливее и мягче, чем хочет казаться. Спасибо, Эт. За всё. Я, наверное, до конца дней с тобой не рассчитаюсь. — За что? За несколько дней в компании твоих детей? Какие глупости. Мне только в радость, они все замечательные. Я могу позвать к тебе Китти? — А она пришла? — Пришла… Это не девушка — буксир и тактик. Всех распределила, а потом всех повсюду растащила. Дамиена вот определили на улицу Гиацинтов. И, по-моему, он славно поладил с учителем твоего сына. Так я зову нашу прекрасную спутницу? Только учти, она обижена, что её не взяли к тебе в лечебницу. — Даже и не сомневался. Китти действительно устроила графу трёпку, но потом очень тепло обняла, и не только графа, но Дарсию, совершенно не ожидавшего такого расклада. — Меня-то за что? — А ты воскресай почаще, может, рано или позно дойдёт. Напоследок лорда пихнули кулачком в плечо, и уж этот жест он оценил в полной мере. Марсель слово сдержал и супругов оправил домой на следующий же день. Правда, как оказалось позднее, с княжичами он всё же плотно повздорил. — Будут проблемы. От предостережений Шарля хирург только отмахнулся. — Они и так всегда были. Синяя кровь не понимает слова «нет», а я, увы-увы, напрочь не понимаю приказного тона. Я точно отдал вам рецепт обезболивающего? А то напьётесь какой-нибудь дряни, на которую у вас аллергия… Уже в экипаже, глядя на пейзажи родного города, его острые шпили и заметённые пургой улицы, Шарль продолжал покачивать головой. — Не переживай за Марселя. Не маленький мальчик и как-то разберётся сам. — Надеюсь, — граф задумался, машинально нырнул рукой в карман и долго хмурился, пытаясь вспомнить, что же там может быть такое длинное и тонкое. — Маан. Я и забыл. Потерял? Шарль вынул руку и протянул супругу на ладони серёжку с звёздчатым сапфиром. Дарсия тут же машинально проверил мочку правого уха и, улыбнувшись, забрал драгоценность. — Надо же… Я думал, она потерялась с концами. — Если бы. Мой не в меру прыткий сын забрал её из вещдоков, из которых её достал эрцгерцог. Надо ли говорить, что встретились они в лесу у Малой Ратуши? Против ожиданий Шарля лорд лишь больше разулыбался, возвращая серьгу на исконное место. — Бедняга Анри. Представляю твою реакцию. — Маан! И ты покрываешь его дурость! — А в чём дурость? В том, что он прокатился до леса, заполненного жандармерией? — Тебя там не было! — Ага. Вот только я знаю, как работает система следствия. Что эрцгерцог сделал твоему сыну? Покусал или сразу в кусты утянул? — Дар! — Что? Это будет бесконечная тема? Только, Маан ради, не надо про то, что это не мой ребёнок и сердце у меня не болит. Анри взрослый мальчик. Его не так просто обидеть, а если бы порывался кто-то, с кем он не может совладать, а эрцгерцог в число таковых пока что входит, — тебе бы первому и сказал. Анри бывает самоуверенным, но ты же подтвердишь — он не глупый. Так что тема исчерпана. Помирись с сыном. Он меньше всего на свете хотел бы тебя задеть. — Меня начинает смущать, что ты всегда на его стороне. — Позволь заметить — ты сам вечно выгораживаешь моих детей. — Что значит выгораживаю?! Ну-ка, как давно была ситуация, в которой именно ты был прав, а не они? — Хм… Когда я попросил не ходить на Волчий ручей и ты первый составил им компанию… — Это совсем другое. Лорд расхохотался и откинулся на подушки (служки всячески позаботились, чтобы покалеченные господа хотя бы до дома добрались в целости). Такое несерьёзное препирательство не могло испортить ему настроения. — Ох, Шарли… А роли-то меняют. Забавно… Мы поговорим на эту тему ещё раз, если она всё так же тебя тревожит, но пока я предлагаю приехать домой, передохнуть, плотно пообедать, переодеться и поехать к детям. Устраивает план? Граф вздохнул и покачал головой. План его полностью устраивал, и ссориться он не хотел. Но толку-то, если на сердце всё равно тяжело? Лорд тоже вздохнул, изловчился на повороте пересесть к супругу на сиденье, хотя его тряхнуло и заныла треклятая лопатка, после чего притянул Шарля к себе под бок. Тот на лорда откинулся охотно и тут же расслабил плечи, за которые его приобняли. — Всё образуется, Шарло. Не сегодня и не завтра, но образуется непременно. В жизни вообще нет ничего вечного, а с учётом того, что мы увидим, как погаснет парочка-другая звёзд, надо ли вообще заикаться о неприятностях века текущего? — Неприятности от этого никуда не денутся. — Мы переживём их, моё сердце. Всегда переживали.***
Вечер выдался на славу. Во-первых, они, как и планировали, посетили детей. Шарль старался максимально отойти от супруга и его сыновей, прекрасно понимая, как всем троим неловко. Хвалёное северное воспитание не позволяло проявлять чувства в должной мере, а как их было не проявлять, когда вчерашним сиротам вернули их родителя? Альфреда натурально колотило. Он не очень понимал, что с собой делать, даже когда его обнял отец. Отец, которого, несмотря на весьма непростые отношения, он уже оплакал и в полной мере ощутил ужас потери. Эрнесту не то чтобы было легче, но на правах младшего сына он во многом был вольнее. Шарль оценил разницу ещё на примере Дарсии и Ричарда, и совершенно такое же «задвоение» наблюдать было странно и не очень-то приятно. Старшим детям доставалась какая-то непомерная доля ответственности, которую они потом, не иначе как по привычке, передаривали своим первенцам. — Ну я же говорил, — Анри стоял подле родителя и за милующейся «северной» половиной своей семьи смотрел с куда большей нежностью и расслабленностью, чем Шарль. — Не умер бы он так глупо. — А можно глупо умереть? — Не в том смысле, даа. Просто вайрэ явно бы боролся. Это не к тому, что вы никогда не умрёте, я прекрасно понимаю, что никто не вечен, хотя, конечно, совершенно не желаю смиряться с этой мыслью относительно своей семьи, но… Я немножко знаю окружающих меня мужчин. И что они будут всячески упираться. — И ты находишь это отличным? — Я нахожу это великолепным. Или ты считаешь, что моя твердолобость не от тебя? Шарль зарокотал и приобнял сына. Что поделать, если упрямство — это действительно фамильная черта. Может быть, даже более знаковая, чем определённая внешность. После особняка на улице Гиацинтов супруги подались к Малому Дворцу, чем бесконечно удивили тамошнего секретаря, записавшись на завтра на приём к младшему княжичу. Нет, бегать от него было весело, но раз уж отпрыск Князя приложил столько усилий для беседы — преступно было бы его не уважить. — Нас замучают до потери пульса, — Шарль в тысячный раз попытался расстегнуть мелкую пуговицу на вороте, но в итоге Дарсия просто развернул супруга к себе, быстро и ловко разматывая слои сложного шейного узла, а после и расстегивая пуговички сорочки. — Как твоя левая рука? Я вижу, что подрагивает… Лорд сердито отмахнулся, когда Шарль попытался высвободиться, и дался сам, только когда с туалетом графа было покончено. — Ох… Раньше у графа не было возможности «полюбоваться» ранениями супруга в полной мере. Марсель из палаты его вроде бы не выводил, но постоянно разворачивал Дарсию к свету, а против солнца долго не насмотришься. Два пулевых на груди и одно под ключицей срослись замечательно, и даже шрамы обещали сойти без последствий. Сердце лорда тоже не беспокоило, а вот под левой лопаткой цвела фиолетово-багровым гематома. Тонкие и мелкие в этой личине кости ложной лопатки «проскальзывали» под кожей, хотя должны были так плотно прилегать к лопатке истинной, что, не зная, их должно было быть и не видно. — Очень больно? — Шарль погладил кожу высоко над гематомой, но лорда всё равно передёрнуло. Видно, повредило нерв и группу мышц. — Дар, давай ты немного походишь с лангетой на плечо? Я понимаю, сковывает и раздражает, но ты постоянно травмируешь и без того повреждённый участок. — Да ладно? — лорд обернулся через раненое плечо на супруга. — Напомнить кому-то про ногти? — Я их себе таскал из сросшейся руки. К тому же я же не возникаю против своего корсета. А у меня мягкие ткани срослись. Лорд быстро сморщился, одной этой гримасой выражая скепсис и неудовольствие, и Шарлю пришлось полностью отзеркалить чужую мимику и фыркнуть в довесок. — Повозмущайся мне ещё. Я, знаешь ли, не страдаю регулярными попытками убиться. Дарсия каркающе расхохотался. — Да-а-а? Может, что-то плохо у меня с памятью, но не ты ли полез под пресс на заводе? Или чуть не замёрз насмерть под деревушкой у самой Рееры? — Когда это было… В общем, завтра только с лангетой. Лорд фыркнул и задрал голову. Шарль, пока ему не мешали, стянул с супруга остальную одежду и обнял со спины. О близости речи, может, и не шло, но пообниматься-то он имеет право? И так чуть самого не довели до инфаркта, оторвав, по ощущениям так от собственной плоти, этого несносного северянина. — Шарло, ты плачешь? Графа из-за спины тут же выудили, усадили на кровать и стали вытирать щёки. — Это я тебе что-то… — Ага, — Шарль и сам зло стёр алую дорожку, не желавшую пересыхать, конечно же, пребольно задел веко и вынужден был закинуть голову вверх. Должно было сработать как с носовым кровотечением, но слёзы почему-то так не работали. — Ты. Всегда ты. Я что бы без тебя делал, не знаешь? Топиться бы пошёл, как только из лечебницы бы отпустили, или вешаться? — Ни то и ни другое, — Дарсия слёзы супругу стирал куда бережнее, без малейших признаков негодования или осуждения. — У тебя дети. Партия тоже, конечно, но родительский инстинкт в тебе прочие перекрывает. А потом, глядишь, и любовника бы себе нашёл. Извини, никак не могу вообразить на этом месте девушку, хоть ты вроде бы их больше предпочитаешь. — И тебе не стыдно такое говорить? — Мне гораздо меньше нравится идея твоего одиночества, так что нет. Не стыдно. Я налью тебе валерьянки? Лорд потянулся к тумбе, а Шарль захохотал. Это было странно, и граф совсем не исключал, что на нервной почте. — Мда… А раньше у тебя там вино с кровью хранились. — Так оно есть, — Дарсия, который уже выудил пузырёк тёмного стекла с валерьяной, потянулся ещё дальше и зазвенел бутылками явно другого литража, — и я всё ещё не теряю надежды тебя споить. Просто сейчас толку-то от него? Тебя не успокаивает. Точно не игристое. — А спаивать зачем? Я, кажется, тебе даюсь. Или это особенно коварный план? Хлеще наручников? — Ещё скажи, что не понравилось. — Да Маан ради. Можем повторить, — Шарль стакан с валерьянкой принял и залпом выпил. Правда, разбавлять пришлось кровью. Идти за водой лорд то ли поленился, то ли рассудил, что кровь полезнее и приятнее. — Спасибо. Но я бы и так успокоился. Только не «убегай» от меня по кровати ночью. Мне надо, чтобы ты был максимально рядом, а лучше в прямом смысле у меня в руках. — Убежишь от тебя, как же… — лорд забрал бокал и аккуратно стёр капельку крови с уголка чужих губ. — Догонишь и дополнительно ногами схватишь. — Ты будешь возражать? — Ну что ты. Несмотря на валерьянку и сердце супруга, грохочущее под самым ухом, Шарль уснул далеко не сразу. И даже ночью, засыпая, выныривал из самых глубоких сновидений, стоило только «показаться», что лорд куда-то исчез. Вероятно, он и Дарсию будил своими вечными ощупываниями, но тот терпеливо сносил проявления чужой паранойи. Ещё граф иногда почёсывал правое предплечье. Его белизна неизменно накатывала послевкусием кошмара, так что графа физически начинало подташнивать. Но спрашивать, что теперь с этим делать, было как-то… Не к месту. Поэтому Шарль молчал и старался просто не смотреть. Утром граф понял, что безнадёжно проспал, но не стал подрываться. Смысл, если на заседание они уже опоздали? Дарсия слово сдержал и никуда не делся. Разве что супруг выгнал его на самый край и придавил сверху, чтобы уж наверняка лишить шанса улизнуть. Ещё лорд был подозрительно внимательный и не сонный. — Я так понимаю, давно не спишь. Почему не разбудил? — О, я разбудил гулкой речью Роярна и Дамиена. Они прекрасно справятся без нас. Шарль широко зевнул и уронил голову обратно мужу на грудь. Он бы с удовольствием проспал этот день на живой подушке, и даже совесть не имела ничего против. — Ты кто и куда дел моего мужа-карьериста? Парламент без тебя развалится, разве нет? — Я несколько пересмотрел свои приоритеты. Хотя, справедливости ради, когда ты чуть не замёрз, я тоже всё и всех послал дальней дорогой. К тому же под утро ты точно уснул. Мне было жаль тебя тревожить: ты не отдохнул за ночь. — Ничего, это временный сдвиг мозгов, — Шарль ещё раз зевнул, подтянулся на руках, но только ради того, чтобы упасть повыше и уткнуться носом Дарсии в шею. — Как я люблю твой запах, кто бы знал… Нам надо на свидание к княжичу? — Ну, сначала на завтрак. А потом да. Но можем не идти. — Нет, идём. Иначе мозги съест чайной ложкой, а мои и так не здоровы… Оставшийся месяц зимы был если не самым счастливым в семейной жизни, то явно входил в десятку самых замечательных, какие Шарль вообще помнил. Господа заседатели семью политиков разлюбили окончательно. Дарсия в одностороннем порядке переносил встречи и заседания, на каждый протест огрызался, что недовольные могут поехать в Малую Ратушу через весьма примечательный лес и поиграть в уток-охотников. Также самовольно он вывозил супруга то в своё загородное поместье, то в Иствуд. Шарль в самом прямом смысле отъелся, отоспался и, даже когда забывал про лекарства, выписанные уже не Марселем, а врачом, к которому пришлось обратиться из-за расшатанных и никак не возвращающихся в норму нервов, чувствовал себя неплохо и с каждым днём всё лучше. — Неужели настал день, когда мои предписания выполнили в точности, — Марсель отложил стетоскоп и даже головой покачал, к удивлению Шарля, одобрительно. — Поправляйте одежду и можете идти. В моём наблюдении больше не нуждаетесь. Шрам сошёл, и даже сердце с жилами в норме. Лопатку вашего супруга я, конечно, не видел, но тут уж не моя ответственность. — Крылья у него в порядке, — Шарль невольно улыбнулся, потому что буквально вчера засыпал в тёплом коконе и левое крыло лорда слушалось не хуже правого. Да и лангета была давно забыта. — Но я всё же могу узнать? Почему вы друг друга так не любите? Вы ведь знакомы и явно давно. Даже общаетесь иначе, потому что мне вы ни разу «ты» не сказали. Марсель окинул Шарля тяжёлым взглядом, хотел было сказать что-то резкое, но почему-то передумал. Смягчился и даже хмыкнул как-то… Не то чтобы по-доброму, но словно бы обращаясь к заговорщику, хранителю такого же спорного секрета. — Как бы ни рычал я на отца, как бы ни делал вид, что уж я-то, конечно, нечто другое из принципиально более совершенного теста, у нас одинаковые увлечения. Очень любим жалеть, возиться и восстанавливать юных мальчишек, которых обидела когда судьба, а когда родные. Правда, у моего отца куда лучшие показатели. Его подопечный оброс энным количеством стали и научился кусаться, а мой повторно пошёл биться в закрытые двери, хотя ему неоднократно сказали, что они закрыты и верно заложены изнутри. До Шарля дошло быстро. Куда быстрее, чем он сам того хотел. — Вы любили Айдэ? — Дружил. Впрочем, дружба и любовь — чувства, между которыми и знак равенства поставить незазорно. — И вы… Вините Дара? Вопрос дался сложно. Это была та потеря, которую Шарль и сам себе не прощал, хотя, казалось бы, он-то как мог отговорить любовника супруга? Марсель недовольно поджал губы. Графа аж холодок пробрал от воспоминаний — жест у сына и отца был совершенно идентичным, разве что очаровательная родинка Марселю не передалась. — Вам улица Мимоз о чём-нибудь говорит? От вопроса на вопрос Шарль растерялся и пожал плечами. Была в столице такая улица. Как раз вела от университета Кульштасса, где учились в своё время Дарсия и Роярн, к военной академии, где они какое-то время тоже занимались. — Если найдёте газеты энной давности, вы как раз наткнётесь на заметку о моей первой практике в роли хирурга. Пришлось зашивать шестерых студентов. Они не очень поладили на почве видового превосходства. Двух действующих лиц вы знаете самым тесным образом. Оба северных кровей, один в полной мере, второй на четверть. — Не знал, что у Айдери есть северная родня. — А что ваш супруг подпортил физиономии и тела другим четырём участникам конфликта знаете? Мне есть за что не любить Дарсию. И за его умение бить профессионально жёстко, и за полное отсутствие сожалений по этому поводу, и за двойные знаки, которые совершенно задурили Айдэ голову. Потому что нельзя сначала вступаться, а потом делать финт хвостом. — Не берусь комментировать. Я не знаю ситуации… — Вам не надо. Что было — утекло. Всех участников тогда вернули в нормальное состояние и даже никого не исключили. Так, выговоры сделали. Айдэ моя неприязнь тоже не воскресит и не вправит ему мозги. Сказать, чтобы вы были осторожней? Так подле вас совсем другой мужчина, у которого, оказывается, масса морально-этических богатств, которые он попросту запрятал в самые глубины и не показывал, пока не счёл нужным. Я врач. И лечу я, невзирая на то, кто у меня на столе. Не для того я шёл на эту специальность, чтобы отдавать смерти хоть одну жизнь. Так что если вы в очередной раз в компании мужа решите поучаствовать в опасном мероприятии — я одинаково качественно зашью обоих. Допрос закончен? Шарль извинился и попрощался. Не мог сказать, что ему стало лучше после этого разговора с Марселем, но это совершенно точно нужно было обговорить. И знание подоплёки не радовало, но как-то… Приободряло. В особняке на улице Гиацинтов Дарсия на мужа смотрит долго и внимательно, но не спрашивает. Ещё он немного касается ментально, но исключительно по верхам. Это какой-то новый вид взаимодействия, он глубже, чем что-либо раньше, и вместе с тем тоньше. Так что Шарль просто падает на софу рядом и запрокидывает голову мужу на плечо. Ничего не хочется, только сидеть рядом. И пусть хоть небо падает… — Почти кончилось. — Что? Шарль выныривает из сумбура мыслей, и оказывается, что лорд беседует с Анри. — Зима, даа. Хотя, конечно, не скажешь… Анри иронично хмыкает, потому что за окном сугробы по колено. В саду носятся Бьер и Иу. Догу хорошо — он большой и снежные насыпи перемахивает легко. Маленькому скотч-терьеру куда как сложнее, но он заливисто лает, а бойцовский характер не позволяет отставать. А когда служки помоют ему лапы, он придёт греться к любимому хозяину на колени. Тем более что его, хозяина, Бьер намерен сторожить ещё усерднее. А то вздумал куда-то пропадать…***
— Ну почти. — Почти?! Ха! Шарль сначала хотел что-то сказать, но потом хмыкнул, разогнулся, рукой откидывая назад волосы (те даже собранные в хвост мешали и требовали ножниц), и закинул клеймор на плечо. Первая тренировка прошла взаимно сложно. Как бы лорд ни хорохорился — его мышцы тоже не особенно слушались. Лучше, чем Шарля, вынужденного набирать прежний вес и мышечную ткань, но в сравнении с тренировками до лесного теракта — разительно. — Скажи честно — я великолепен. — Скажу, что ты страшно хорошего о себе мнения. Лорд зачерпнул снега под ногами, вероятно, последнего в году, и обтёр клинок своего бастарда. Скорее от пыли, чем от крови, потому что по супругу ни разу не попал. Оно и к счастью. — Будем возвращаться в прежнюю рабочую колею? Я как будто полностью восстановился. Шарль щегольски подкинул меч, крутанулся на месте и красиво крутанул опасную игрушку, схватившись за рукоять обратным хватом и сменив его во время кульбита. Лорд на красующегося мужа смотрел с толикой скепсиса, но и восхищения, а потом как-то резко посерьёзнел и даже помрачнел. — Что-то вспомнил? — Твоя рука мне покоя не даёт. И моя тоже. Граф быстрым взглядом окинул конечности и опустил бастард остриём вниз. Потому что лишних пальцев у себя не заметил, а настроение лорда здорово смущало. — А можно… — Ты выйдешь за меня ещё раз? Шарль сначала не понял, а потом уронил клеймор. Хорошо, что не на ногу. — Не понял. Я с тобой не разводился. Лорд тяжело вздохнул и отвёл взгляд. Темы, касающиеся чувств, а главное — собственного отношения, не желали даваться ему легко. А судя по тому, как неловко Дарсия потёр шею, предстоящий разговор его ещё и смущал. — По документам — нет. У вязи нет решающей роли в вопросе брака, но её отсутствие… Видишь ли, она же всё равно законодательно закрепляет брачный союз. И исчезает при расторжении брака или при смерти одного из супругов. Технически… Технически ты вполне можешь воспользоваться этим предлогом в прошении для официального развода… — Нет, ну всегда был головой ударенный, или это весеннее обострение? — Шарль перешагнул собственный клинок, ударил по руке мужа, роняя и бастард, натурально взял Дарсию за грудки и тряхнул. Не то чтобы это возымело действие, кроме того, что взгляд лорд теперь никуда не отводил и смотрел, мягко говоря, удивлённо. — Ты меня теперь каждый год до конца моих дней будешь вопросом про развод пытать? Маан ради, назначь точную дату этого вопроса, я буду ежегодно в это время куда-нибудь уезжать, пока ты не перебесишься. Я, значит, достаю его с того света, грызусь с княжеской семьёй, могу всыпать за шовинизм в сторону северян, с каждым, кто заикается на эту тему, только что в драку не лезу… Да Маан ради! Я с твоим отцом на открытый конфликт из-за тебя вышел! А ты что-то в очередной раз говоришь про моё желание развестись! Ты на каком году потерял причинно-следственную связь? Давай мы повспоминаем и вернём её тебе, потому что у меня вроде как был если не гениальный, то явно выше среднестатистического по мозгам муж. — Я просто понимаю, что не сахар… — А я не соль! Мы вообще не тянем на рассыпчатые вещества, только на твердокаменные! — Вот сейчас я действительно… Ай! По макушке лорд получил крепко, а потом его в очередной раз затрясли. — Потому что голова каменная! Я тебя не тревожил вопросом вязи только потому, что перечитал документы и от того, что она пропала, ничего не поменялось! С золотым рисунком на всё предплечье или нет — я всё ещё помню свой выбор и верен ему! Шарль от мужа отцепился и заходил кругами, не убегая, впрочем, далеко. — Не могу! Просто не могу! Прибил бы — да жалко. Сам потом не наплачусь. Граф ходил и заламывал руки минут десять, пока не успокоился. Правда, когда остановился и обличительно ткнул лорда в грудь, всё равно был мрачнее тучи. — Завтра в храме Уинсберри. Устроит? — Нет. Дарсия даже головой покачал, чтобы Шарль наверняка понял, а когда тот хотел продолжить гневную тираду, заговорил сам. — Не раньше чем через месяц в том же храме, где и изначально. И в этот раз я хочу как положено. Не в спешке, без свидетелей и праздника, а по всем правилам и с выкупом. Шарль так поразился, что даже забыл, что хотел возмущаться. — П-по правилам? Дар, это дорого. Ладно бы и впрямь в первый раз, но это скорее… Ну, годовщина, если угодно, потому что я не намерен считать время в браке с чистого листа. Мне эти тридцать пять лет дороги во всех смыслах. — У меня что, денег нет, по-твоему, на каноничный свадебный обряд? И вот тут, веришь ли, мне вообще всё равно, сколько это будет стоить. Шарль в точности повторил чужой жест и потёр шею. Дарсия был настроен так решительно, что граф решил не спорить. Чего-чего, а добиваться своего лорд умел. Стоил ли конкретно этот план сопротивления? — А можно хотя бы без выкупа? — Глава Алой партии невольно чуть скривился. — Я в целом не против сделать подарок твоей семье, но меня ты «выкупил» у меня же. Извини, но я категорически против подарков моей семье, меня «продавшей» в уплату долга. Это так… Унизительно. Пусть всё и неплохо сложилось. — Нет, я понимаю. Действительно лучше без выкупа, — Дарсия тоже поморщился. Ответные дары в адрес его семьи лорда тоже по понятным причинам здорово нервировали. — Но тебе хотя бы я что-то могу подарить? — Да что ж ты так вцепился в это? Я не сомневаюсь в твоих чувствах, их не надо постоянно подтверждать материальными ценностями. Ты и так мне подаришь золото на всё предплечье. Это считается? Лорд в очередной раз вздохнул. — Как-то всё неправильно. Некрасиво. — А что ты подразумеваешь под «красиво»? Ресторан, свечи, оркестр и какую-нибудь бриллиантовую безделицу в дополнение к словам? — Как вариант. А ты бы не хотел? Шарль немного подумал, повоображал, а потом честно покачал головой. — Нет. Во-первых, я привык, что такие вещи мы с тобой решаем без мишуры, во-вторых, я за спонтанность. Ресторан и свечи можно, но как-нибудь после премьеры в театре. Подарки мне тоже импонируют «просто так», а не по датам. К тому же чем не праздничная площадка для предложения? Граф обвёл рукой пейзаж, посмотрел на него другими глазами и хихикнул. Площадку в саду поместья в Иствуде они на пару изворотили дай Маан. Снежные сугробы словно кто копал, ровные участки местности все в следах, а где-то земля и признаки борьбы. Из одежды на обоих штаны, сапоги да ирды. Нет, последние торжественно чёрные, но местами дырявые. — …ну почти. Шарль захохотал уже в открытую, нагнулся, подбирая двуручники, и прихватил мужа за локоть. — Пойдём в дом? Я начинаю мёрзнуть, а ещё нам обещали на обед тыквенный суп. Эту несчастную тыкву столько берегли… Шарль говорил что-то ещё, пока они шли вверх по лестнице, но это не имело ровно никакого значения. На самом деле, даже если бы вязь пропала навсегда — это было бы неважно. За этим чисто визуальным знаком стояло нечто нематериальное, но доподлинное, ни в каких подтверждениях не нуждающееся.***
Шарль бы в жизни не поверил, что волнуется, но он обдирал уже третью розу и, даже осознав это, не смог прекратить. — Нас теоретически не покусают. Хотя я могу не знать тонкостей столичного обряда. Дарсия несчастное соцветие у супруга отобрал и стебелёк закинул куда-то в кусты. В отличие от графа, лорд только что благодать не излучал. Зато подлинно сиял. Во-первых, сложная белая коса с несколькими свободными прядками у лица прекрасно оттенялась чёрным свадебным костюмом современного кроя. Во-вторых, лорд чуть ли не постоянно улыбался. Без демонстрации зубов, а той мягкой, кроткой разновидностью улыбки, которую граф у супруга не каждую неделю мог увидеть. Ну и россыпь бриллиантов по груди и плечам, конечно, тоже играла свою роль. Хотя на самом Шарле их было не меньше, если только не больше. Свадебное одеяние обоим пришлось перешить. Шарль банально подрос, раздался в плечах после имры (да и мышечная масса, обретённая благодаря тренировкам, сказалась). Дарсия если роста и накинул, то пару сантиметров, но прошлый наряд (по его словам) где-то неудачно зацепил. Так что портным четы пришлось закупить бархат имельдово-чёрного, самого чёрного из всех существующих материалов, цвета и засадить вышивальщиц за работу. Те обкололи все пальцы, пока работали с серебряной нитью, делая оторочку краёв, пока пришивали каменья и чёрный жемчуг, который Ричард любезно переслал в двух заполненных доверху шкатулках с берегов, где ветер обдирал кожу с плоти, а соль разъедала раны. Вышили девушки и тончайшую полупрозрачную материю шлейфа, так что граф мог хвастаться не только украшением собственных живых крыльев, но персонального неба, сияющего, текучего, прекрасного настолько, что при виде этой материи не грешно было и заплакать от восхищения.* — Меня так раздражает твоё спокойствие… Лорд клокочуще рассмеялся и заправил непослушный локон Шарлю за левое ухо так, чтобы качнулась серёжка с красной звездой корунда. — Давай попробуем унять твою тревогу. Если ты передумал… — Нет, ну тебя придушить, чтобы не злил, а? Предложение убийства лорда почему-то развеселило вдвойне. Он с трудом, но притянул упирающегося супруга к груди, одной рукой обняв, вторую запустив Шарлю в волосы. — Ты испортишь мне причёску. — Это низкий хвост-то? Поверь, если уж я один раз её тебе сделал, я повторю ещё раз. — …надо отстричь. Вернее, я бы отстриг. Дарсии пришлось чуть ослаблять объятия, чтобы за подбородок приподнять супругу голову и заглянуть в лицо. — Ты только пальцы мне не откусывай, а то я знаю, что ты можешь. Это отчасти даже бодрит. Так, волосы… Я тебе уже говорил, мне очень нравится, когда они у тебя длинные, но, если мешают, завтра же можешь их убрать. Тебя с каре я люблю не меньше. Хотя в таком амплуа ты более… Жёсткий. — Это у тебя фантомные боли от завершения моей имры или что? — Вполне возможно. У тебя весьма резко поменялся характер, и все его острые грани по мне как врезали, так по сей день больно. — Ты на мне свой характер обтачивал дольше. — Я и не спорю. Так ты переду?.. Ой… Лорд согнулся вдвое и осел бы, бережно его не придержи те же руки, что резко и очень больно врезали под рёбра. — Первую брачную ночь мы с побоев точно не начинали… — Мы можем скорректировать традицию. Тем более ночь-то прекрасная. Ночь действительно стояла изумительная. Тёплая, словно летом, ясная, звёздная, с полной и словно умытой Луной — до того сияла полуночная кокетка. Ради такой погоды пришлось прождать дополнительный месяц в придачу к отведённому. Да и организация потребовала чуть большего ресурса, чем рассчитывали супруги, до того вообще не занимавшиеся торжествами подобного уровня. Шарль приложил ладони к боку лорда, и того отпустило. По привычке граф проверил и сердце своей пассии, «сгоняя» малейший холодок. — Да целый я. И здоровый. С тобой простудиться невозможно. — А ты хотел? — Ну… Будет своя прелесть. Лежи себе дома, в постель принесут еды, положат в ноги грелки… Ты заботиться будешь. Почти сказка. — А так я о тебе, конечно же, не забочусь… Граф предпринял попытку ещё одного тычка, но лорд быстро учился. Тем более на своём же горьком опыте. Правда, отскочил недалеко и потянул супруга следом, вниз, в сад. — Мы не… — До выезда процессии полчаса. И, даже если задержимся, — нам можно. Это вроде как нас венчают, а значит можно. Подожди только секунду. Обратно в дом лорду почему-то потребовалось лезть через перила, обрамляющие выход в сад и сдвоенную лестницу, а не непосредственно по лестнице, но да чёрт с ним. Шарль вполне допускал, что собственное эксцентричное поведение — заразно. А уж за столько-то лет… Но вдруг заиграл оркестр. И не радостно-взрывные вальсы, что непременно грянут позднее, когда в дом подтянутся гости, а нечто нежное и лиричное. Серенаду или сонату. Спускался лорд уже по лестнице, на ходу подцепив руку супруга, положив её себе на сгиб локтя и увлекая дальше. — Но ведь рано… — Мы столько им заплатили, что они должны играть дня два без перерывов на сон и еду. Тем более это «Нежность». Вот будет увертюра де`Базе, вот там устанут. Один темп чего стоит, если забыть о сложности. А пока я приглашаю тебя на вальс. Шарль так удивился, что даже замер. — Меня? — А у меня ещё мужья есть? — лорд косо хмыкнул, сделал два шага назад и протянул Шарлю руку. — Кроме шуток — нам никто не даст потанцевать. Так ты принимаешь предложение? Шарль вкладывал свою руку в руку Дарсии с опасением. Он не предлагал лорду танцы даже в Ка-Ю, в квартале выходцев из Боссиио, где танцы, радость и праздник — синонимы каждого дня и самой жизни. И там уж точно не смотрели на пол танцующих. Но в Реере, и кто — Дарсия… — Ты же… Я даже не знаю… Не любишь?.. — Я умею, — лорд завёл одну руку за спину, а другую положил супругу на талию и дождался, пока тот отзеркалит движение. — А ещё — ты этого хочешь. Я не прав? Шарль вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, напоённый сиренью, и шагнул назад, начиная танец с полным ощущением, что ступает в пропасть. …они закончили только потому, что резко оборвалась музыка. Шарль случайно сделал лишний шаг, чуть не врезавшись в Дарсию, а со стороны выхода в сад ойкнули, и пришлось задирать голову и искать зрителей. — Вы танцуйте, — Роярн тут же замахал руками, то ли силясь взлететь, то ли так выражая досаду, — мы не будем мешать и вообще попросим подождать… — У вас свадьба через пятнадцать минут, — куда более прямой и менее чувствительный Этелберт прервал оправдания приятеля. — Оркестр никуда не денется — это ваши музыканты на сегодня, а гостей можно разогнать. Никто не обидится. А если обидится, я лично всем расскажу, что в прошлый раз вообще никого не звали, а тут такое исключение сделали. Шарль отвернулся от друзей и посмотрел на лорда. Тот ничуть не смутился и в целом смотрел только на графа. — Пойдём?.. Невежливо заставлять жреца ждать. А мы как-нибудь… Повторим. Если ты не против, конечно. — Я в твоём распоряжении от начала тысячелетия и до его конца. Пойдём, Шарли. Хочу всё своё золото обратно. В храм в этот раз ехали по всем правилам — верхом и колонной. Кокетка самым наглым образом хотела откусить Альшансу часть шеи, но моментально присмирела от хозяйского шенкеля. На ступени их пустили только после выпитой чаши гранатового сока. Спелые плоды давили прямо руками и, конечно же, желали столько же совместных лет, сколько в трёх плодах зёрен. В храме всё тот же жрец. Шарль невольно удивился тому, что так хорошо его запомнил, потому что заметил и смену одеяния на более новое и статусное, и другую причёску. И алую линию, перечеркнувшую губы, и возросшее число линий сложной алой татуировки у глаз. «Не помню, чтобы вас разводил». Шарль растянул ментальную сеть, и Дарсия тут же её подхватил. Стало больнее, но легче. «Вы и не разводили. И мы не разводились. Я немножко умер». Жрец на реплику лорда невольно хмыкнул, хотя явственно был сердит в начале встречи. «Вы для мертвеца замечательно выглядите. Это тот свет так благоприятно влияет на характер и ауру? Потому как она другая, чем тридцать пять лет назад». Шарль невежливо протянул Жрецу правую руку. Тот вопросительно вскинул бровь, но стал расстёгивать бесконечные мелкие пуговички. «Хм. Действительно нет. Что ж, такое случается. Хотя и нечасто». «Это чудесно, но нам бы её вернуть». «Так она и не пропадала». Предчувствуя возражения, Жрец взял руку Дарсии, повторил процедуру расстёгивания рукава и большими пальцами хорошенько продавил супругам запястья. Шарль уже готовился к синяку, но под кожей заблестело золото. Оно исчезло, стоило Жрецу престать давить, но было там. На своём месте. «Ильвэ — невероятная вещь. Она говорит очень много о взаимоотношениях, о многом сигнализирует и вообще всячески помогает двум независимым сознаниям сонастраиваться. Не быстрая работа, но очень созидательная и прекрасная. Вязь пропадает, когда связь разумов прерывается, но также она очень зависит от тока крови. И в начале брака куда сильнее, чем потом. Не скажу насчёт смерти, но остановка сердца имела место, и рисунок ушёл вглубь. Но не пропал. Потому что более тонкий мостик, не физиологии, а духа, уже был перекинут. Вообще вязи нужно где-то столетие. И она больше не зависит от такой ерунды, как сердцебиение». Шарль отрицательно покачал головой и потянул руку обратно, но Жрец вцепился графу в запястье как клещами. «Все знают, что она исчезает при смерти одного из супругов». «Вы меня вообще слушали или пришли чистыми предплечьями хвастаться? Не перестаю удивляться — ваше поколение вообще ничему не научили. Вязь пропадает при смерти. Пропадает в раннем браке, если случится клиническая смерть или остановка сердца. Столетие, вообще-то, не срок. Жизнь, конечно, раньше медленнее текла, но разбаловал молодёжь прогресс. Вы вообще не знаете и не понимаете механизмов, на которых стоит мир. Ваша вязь тоже бы вернулась и без меня. Месяцев через шесть. Ей всё-таки долго подниматься обратно и заново крепнуть. Но если вы так бесконечно торопитесь, куда только — скажите, Маан ради, то пожалуйста». Жрец как будто из ниоткуда достал нож, без всякой соли горизонтально полоснул супругам по предплечьям, и на пол хлынула кровь. А потом алый сменился на подлинное золото, и два сложных рисунка растеклись по предплечьям до самых сгибов локтей. Шарль смотрел и не мог поверить, пока у него под кожей перемещались стебли и соцветия, перемежающиеся теперь с упорядоченными ромбами. В вязи Дарсии возникли небольшие растительные орнаменты, кокетливо обвивающие строгие грани треугольников. Кровь больше не текла, золото тоже. Зато вязи, словно чуя друг друга, тянули листочки с побегами и, не прекращая, переливались, казалось, даже подмигивая и говоря: «Привет. Давненько не виделись. Сияешь?» Жрец явственно рассмеялся с чужого восторга и растерянности. «Ну, все довольны? Целоваться всё ещё можно. Прародительница это горячо одобряет». …Супруги оглохли бы от криков, аплодисментов и улюлюканья зрителей, но, по счастью, они были слишком заняты собой. Шарль первым полез целоваться, а лорду пришлось его держать, потому что граф забыл, что в этом обличье летать он не может, и натурально почти взмыл. Как минимум супругу на руки. Конечно же, они забыли про Жреца, про праздничную свиту, про праздник и банкет. Вороная двойка неслась по ночной Реере, роняя из специальных дырявых мешочков у седла полновесные серебряные монеты и речной жемчуг. Процессия гостей и друзей ехала по «свадебному пути» медленнее и раздавала всем встречным, а особенно детям, специально отпущенным родителями ради такого повода, по золотой монете и медовому прянику за счастье молодых. У ворот особняка в Изумрудном Доле супругов ждал Адер де`Кавени, хотя Шарль честно позвал ещё и деда с бабушкой, конечно же, сославшихся на старость, но приславших сына. Шарля, соскочившего с коня, горячего, шального от радости, обняли и поцеловали в лоб. — Ты счастлив, наро? — Как никогда раньше. Старший граф нежно улыбнулся, погладил племянника по щеке и ещё раз поцеловал в лоб. — Если так — мне большего не надо. Где твоя откупная ты знаешь. Старший граф принял от лорда огранённый рубин «выкупа», и больше их никто не задерживал до самого главного зала особняка. На празднование пригласили не только друзей и знакомых, но и партии, и даже политических конкурентов. Чёрные, зелёные, золотые, синие и алые праздновали так единодушно, поздравляли так горячо и радостно, и, даже упившись, умудрялись не ссориться, что оставалось загадкой — почему они не могли решить в Парламенте спорные вопросы так же деликатно. — Маан, кто знал, что нужна была общая пьянка? — лорд-канцлер на окружающий бедлам смотрел одновременно скептически и с одобрением. — Ладно мои с твоими не дерутся, Дар, у них не так много поводов, но чтобы электы не высказывали рубелсам после недавних событий… Чудо. Ай да с праздником. Лорд-канцлер чокнулся с бокалами супругов и свой немного расколол. — Вы можете не сопровождать каждый жест поздравлением, — Шарль тут же забрал у старшего инарэ бокал и отряхнул ему рукав. — Сейчас заменят. Заодно выберите, что хотите. Шампанское больше моя инициатива, чем основной напиток. — Бокал — это даже хорошо. Во времена моей молодости били целые сервизы. Их, собственно, для того и дарили молодым. А шампанское очень хорошее. Дэшем бы оценил. — Именно поэтому и не пришёл, — Дарсия совмещал одновременно три вещи: не отпускал руки Шарля, принимал поздравления и весьма напряжённо смотрел по сторонам. — Хоть его приглашали. — Не злись. Он тоже умеет быть тактичным, а таким древним чудовищам, как я, дед твоего благоверного и Дэшем, — тут не очень место. Я заглянул больше в силу титула и того факта, что вроде как сотрудничал с Шарли. Не так чтобы долго, но в целом вы оба мне весьма симпатичны. Делаете дурости, конечно, но это молодость, а значит, весьма недолгий недостаток. Ближе к середине вечера к хозяевам дома намертво прилипла обычная компания, а гости или откланивались, или разбредались по группам. — Мне кажется или взведённый арбалет расслабленнее тебя? — Дамиен, весьма чувствительный к таким вещам, как настороженность, даже бокал отставил, не сводя взгляда с Дарсии. — Нам ждать неприятностей? — Только не в такую ночь, — Китти, против собственных слов, тоже отставила шампанское. — Верно ведь, Дарсия? Дар? Шарль, какое-то время назад начавший ощущать склизкий комок под диафрагмой, всячески его игнорировал, но теперь окунулся в это чувство и сцепил с мужем пальцы. Дарсия смотрел куда-то ко входу, поверх всех голов. А потом его резко отпустило. Лорд повернулся к мужу и, никого не стесняясь, глубоко поцеловал. Шарль ответил на поцелуй, но удивился и не подумал расслабляться. — Дар? Что-то происходит? — Да. Небольшой концерт. Я неожиданно оказался на главных ролях, но мне не выдали текста. Так что будет много импровизации. Но ты мне, пожалуйста, верь. Мы, конечно, не играли вместе в большой покер, но я надеюсь, что ты в курсе, что даже когда я мухлюю — я делаю это в твою пользу. Шарль справедливо возмутился и хотел попросить расшифровать тарабарщину, но у дверей показались синие и зелёные мундиры и энное количество грозных инарэ. — Пойдём, Шарли. Не желаю этого в доме. Лорд так легко и охотно пошёл навстречу жандармерии, что Шарль невольно скопировал шаг. Капитан отряда, безупречно вышколенный, аккуратный и, на удивление, не потерявший нормального вида, заменив его бюрократической маской, лорда окинул взглядом сверху вниз. — Вы не боитесь. — А должен? Я перед отечеством чист. И компенсацию за порчу репутации платить потом не мне. Капитан протянул наручники, но Дарсия немного скривился и обвёл рукой зал. — Одна просьба — не под крышей дома. Попытки сбежать не будет — слово аристократа. Капитан вздохнул и, на удивление, даже не стал брать лорда под локоть. Зато прицыкнул на очень ретивого подчинённого, потянувшего руки. Друзей супругов прорвало, стоило всей компании выйти под звёздное небо. — Вы не имеете права, — Дамиен неожиданно для Шарля и, возможно, неожиданно для себя чуть толкнул Дарсию назад, за себя, — я капитан княжеской сотни и пока ещё разбираюсь в законах. — Законах военных, инэ Дамиен, — капитан жандармерии смотрел спокойными серыми глазами, не проявляя ни капли агрессии. — А это не ваша юрисдикция. И даже не моя. Не говоря уж о праве правоохранителей задерживать кого угодно на сорок восемь часов без объяснения причин. — Ничего подобного! — вскинувшегося Роярна Дарсия оттащил сам. Баронет открыто растерялся, недоверчиво глядя друга. — Но… Почему?.. — Потому что нужен повод, Рори. Я оставляю на тебя партию. И никаких резких движений. Капитан вновь протянул наручники, и по земле ударило кровяной плетью. Шарль не знал, как воззвал к дару. Он даже не почувствовал, что поранил обе ладони. Зато очень хорошо понимал, что будет драться. — И всё же вам придётся объясниться. — Граф, не дурите. В Белой Башне много комнат. Вы уверены, что хотите туда? Упоминание Башни выбило Шарля из колеи. Он даже кулаки разжал и повернулся к мужу. Дарсия взгляд выдержал и так беспечно пожал плечами, словно жандармерия в его доме в порядке вещей. — Я не понимаю… — О, Шарли. Это нормально. И понимание, поверь мне, нам ещё долго не грозит. Лорд нагнулся, коснулся губами губ Шарля и всё так же спокойно подал руки под наручники, а потом и под кандалы, отсекающие магию. К кандалам тянулась цепь от ошейника, обнявшего длинную шею лорда и прервавшего телепатию и дар окончательно. Экипаж, очень простой, без единого знака отличия, но подлинно княжеский, судя по дереву и отделке внутри, проглотил всю жандармерию и лорда в один момент. Засвистел кнут, и экипаж помчался вдаль по пустой Реере. Шарль, Китти, повисшая у графа на локте, Дамиен, Роярн и Этелберт остались стоять у ворот особняка в предрассветной дымке. Первым отмер капитан княжеской сотни. — А, собственно, что это вообще было? Шарль машинально застёгивал пуговички правого, до сих пор расстёгнутого рукава и смотрел вдаль. Потом последний раз глянул на золото вязи и заставил рисунок сменить цвет. Тот серел неохотно, сопротивляясь, но всё же пряча истинную яркость. К друзьям граф повернулся уже с другим выражением лица. — У меня самым подлым образом украли мужа. Рори, веди коней. Помнится, младший княжич жаждал моего внимания, пока я был в лечебнице и немного после. Я привык быть вежливым. Окажем ему ответную осаду. Примечания: Делать сноску о свадебной одежде показалось нерациональным. Она была бы слишком огромна. Поэтому это будет здесь, для желающих. Имельд — особый пигмент, добываемый из чернил каракатиц. Самая чёрная разновидность цвета, поглощающая под девяносто процентов света. Старый и новый крой — это больше про родовые корни героев, нежели про моду. Шарль — коренной житель столицы. Именно столичный обряд, костюм, диалект, да много чего ещё, считается каноничным, первостепенным, и совершенно не важно, что какие-то города, а значит, и обряды могли возникнуть раньше, чем столица Виеста. У Дарсии костюм, полностью соответствующий его родным региональным особенностям и тонкостям. Двойственность и пересечение обрядов порождают изменения. Так на Севере после молодожёнов кидали бы рубленное серебро и мешочки с солью (за соль всегда платили золотом). В столице — золотую крошку. Так что технически «свадебный путь» на Севере Виеста дороже, чем в его сердце.