Так легко обращать в свою веру других, и так трудно обратить самого себя. Оскар Уайльд
Должен заметить: ты очень постоянен в следовании истине «повторение — мать учения». По крайней мере, одни и те же ошибки делаешь регулярно. Иногда мне кажется, что ты решил, что жизнь скучна и пресна, и будет гораздо интереснее, пройди ты её по дороге, усыпанной граблями. Шарль фыркнул и отпил крепкого кофе с молоком и корицей. — Кто бы мне говорил о граблях… Итак. Ты хочешь совета. Сказать по правде, твой супруг прав: выдавать тебе информацию — опасная идея, особенно если любишь тебя и знаешь твои повадки. А они неутешительны. Ты лезешь на рожон, теряешь конечности, подставляешь голову под пули (отвратительное было видение с участием твоего пробитого лба. Так что, если ты читаешь это письмо, — радуйся, этот вариант будущего обошёл тебя стороной). Одним словом, рискуешь, где и как не надо. Несмотря на столь длинную прелюдию, я дам тебе подсказку, потому что иначе ты влезешь во что-нибудь ещё более опасное. Сначала посети канал, который никогда не был на поверхности. Пощупай стены рядом с ним, посмотри, что скажут тебе дверные проёмы. И, пока ты не заподозрил меня в сумасшествии, вспомни мою просьбу повнимательнее смотреть на двери и окна на Севере. Тебе провели дивную экскурсию, так пользуйся. И помни о фиолетовом. Это тебе ещё пригодится. Граф нахмурился и отставил чашку. Фиолетовый запах он уже вычислил. И ему даже рассказали, что это. Вот только эссенция никак не вязалась с мозаиками Севера. Ну разве что воины употребляли стимулирующее варево перед боем. Так это не новость. И не только на Севере. Шарль пересел на софу, Бьер чёрной торпедой подорвался с пола, в один прыжок оказался под боком у графа и тут же лëг, всем видом выражая, что готов предоставить спину для ласки. — Твой хозяин тебя разбаловал. А со мной притворялся льдиной десятилетия напролëт. Бьер положил бородатую голову Главе Алой партии на бедро, поиграл бровками и тяжело вздохнул. Вряд ли выражая сочувствие и, скорее, жалуясь на тяжёлую собачью долю. Но ласку он всё же дождался и задремал. За картами в кабинет пришлось послать Ксана, благо дворецкий понял всё с первого раза и принёс что требовалось. «Маан ради, и ты ещё ругаешься на меня». Пенять мысленно лорду было бессмысленно, но Шарль по привычке пытался с ним пообщаться. К тому же чужое сознание, пусть и отрезанное, не ощущалось как нечто потерянное, как было с Раулем. Оно было чем-то навроде рыбки в монолитном аквариуме — смотри сколько хочешь, но коснуться не сможешь. Если, конечно, не разобьёшь стекло. В раскладе была Смерть. Этот аркан к Главе Синей партии приклеился намертво и отпускать не желал. Радовало только то, что всадника на вороном коне окружали «положительные» карты, такие как Звезда и Княжна жезлов. Очередные перемены и неприятности. По части перемен так и вовсе неясно — к добру они были или худу. Карты миндальничали, не то что не отвечали прямо, а в целом напустили тумана и дыма. Нарушив правила, Шарль тут же перегадал для себя. Конечно же, нарвался на Башню. Маан, как иронично… Это треклятое сооружение мешает ему что в материальной жизни, что в духовной. — Ла-а-адно… Остаёшься за старшего. Скотч-терьер был поцелован в лоб и спущен с колен, а Шарль пошёл одеваться. Если никто и ничто не идёт в руки самостоятельно — он и сам может выйти навстречу.***
Несмотря на предвечерний час, на полях Холодных Ручьев гремели выстрелы. Княжеская сотня тренировалась в меткости. Среди силуэтов с характерной военной выправкой Шарль без удивления распознал «гражданскую» фигуру с лёгкой сутулостью. Дамиен прищурился, взвёл курок и, положив палец на спусковой крючок, долго целился. В целом с правой руки он стрелял лучше, но, судя по постоянной попытке перехватить пистолет другой рукой, — привычка владеть обеими конечностями въелась намертво. Шесть выстрелов грянули подряд. А когда поднесли мишень и поближе подошёл граф, он не сразу понял, что соседняя не дамиенова. — Вау. Муж у меня фехтовальщик, друг у него первоклассный стрелок… — Ах, прекрати… Роярн чуть рассерженно, хотя на деле просто смущённо, мотнул головой и повёл плечом, по которому его похлопал Шарль. — Нет, ты правда здорово стреляешь. С каждым месяцем всё лучше. Форму восстанавливаешь? — Пытаюсь. Теперь стараюсь не запускать. Ладно, не суть. Ты что-то хотел, Шарли? — Предложить прогулку по подземельям. Но не тебе, а Дамиену. Офицер удивился и даже брови вежливо приподнял, для выражения полноты эмоции. — Интересно. Нет, я-то могу провести тебе экскурсию, ты, по-моему, не бывал в Старом Городе, но почему персонально мне? — Потому что ты военный. И потому что у тебя пока нет детей. Оба мужчины тут же напряглись и сделали шаг к графу. Тому даже пришлось чуть отступить. — Ну ещё в угол заведите меня. — А надо бы, — Дамиен рассеянно провёл по волосам и поправил левый рукав. Уже не пустой, но ещё не готовый явить содержимое. — Тебе моя бездетность важна, потому что мы ввязываемся во что-то опасное или… — Во-первых, мне нравится твоё «мы», во-вторых, да, я не гарантирую безопасности затеи. И не хочу знать, что ты там надумал себе ещё. — Минутку, — Роярн потеснил Дамиена и эффектно приложил руку к груди, — я под эти критерии тоже подхожу. Я не военный, конечно, но детей нет. И даже супруги. — Последнее я исправлю, если жив буду. И да. Ты — не военный. И Дарсия как-то обмолвился, что тебе там поплохело. Тащить в Старую Рееру того, кому там откровенно плохо, — отвратительная идея. — Ты сам-то там не бывал, — Дамиен, уже принявший решение и потому вернувшийся в привычное, полуфлегматичное настроение, стал мерно рассуждать. — И не знаешь, как скажется старая столица на тебе. К тому же я не понимаю, почему там вдруг должно быть небезопасно, если мы просто посетим город. Рееру раньше и дети посещали, просто там сейчас беды с лестницами и подъёмами, но для взрослых это сущий пустяк. Шедевр архитектуры. Темно, тихо, уютно, как в материнской утробе. Роярн поморщился. — Позволь не согласиться. Не могу, конечно, ручаться, но, по-моему, в материнской утробе тепло и мирно. А там… Мрачно и неуютно. Тревожно, я бы сказал. — С учётом того, что ты тэнбрисс, твоё неприятие мрака забавно. Дамиен насмешливо фыркнул и получил локтем в бок. — А сам-то? — Так я не по тьме. — А похож. — А Шарль похож на пира, но я же смирился, что он сангиэ. Так куда нам надо? — Строго говоря, только в одно место. Меня интересует Северный канал Реры, — видя некоторое замешательство друзей, Шарль достал из внутреннего кармана компактную карту Старого города и развернул её. — Вот сюда. Я уже немного посидел, поизучал улицы. — М-да… — Дамиен отобрал карту у Роярна и одной рукой умудрился аккуратно её сложить. — Ты бы ещё схематичный план нашёл, а не эту промокашку. Но я понял, куда тебе нужно. А теперь можно узнать, зачем и почему там опасно? Пойдём раскапывать сокровища? — А они там есть? Впрочем, если и есть, пусть лежат, где их положили. Меня интересуют стены, — господа заседатели переглянулись, и Шарль буквально почувствовал, как Роярн хочет покрутить у виска, но его стальной дланью держит воспитание. — Нет, я ещё не до конца рехнулся. Мне надо и я не могу объяснить зачем. — Ну и сказал бы сразу. А то стены… — баронет покачал головой и стал собираться. — Пойдёмте домой? Во сколько мы тебе нужны, Шарли? Граф пожал плечами. — С утра. Хочу разделаться со всем как можно быстрее. — А ты подумал, как мы туда попадём? — Поясни мысль, Дами. Офицер поморщился. — Тысячу раз просил… Но поясняю. По-моему, уже около года официальные пути перекрыты. Теракты, нестабильная обстановка и прочее… Старый город — слишком лакомый кусок. Так что он под охраной. — Ну-у-у… Есть неофициальные. — Да. И на них печати крови. — Какое совпадение, я как раз из старого рода. — Угу, здорово. А кроме этого ключи у тебя есть? Шарль не без самодовольства, как фокусник, достал из ниоткуда металлический кружок с насечками. Для постороннего — ерунда ерундой. Для знающих — почти реликвия. Дамиен даже присвистнул. — Страшно представить, откуда ты её взял. — Вообще не страшно. У дяди. Я только что от него. — Такие вещи обычно у главы семьи. Мне казалось, у де`Кавени это ты. Ещё одно пожатие плечами. — Увы и ах. Мой род — такие раздолбаи по мужской линии, ты бы знал. Сказал бы, что дед исключение, но даже бывший дипломат Рееры крайне замкнут и вреден. Не мудр. Это не к нам. — Это то ли самокритика, то ли грань гениальности. — Очарование, Дами. Это оно. И не сверкай глазами. Только мой потрясающий магнетизм спасает меня от удушения из-за того, что я так нежно люблю эту форму твоего имени. Если что — забудешь меня завтра в нижнем городе и будешь отомщён.***
— Чего-то я не понимаю… Шарль повернул круг, совмещая концентрические линии, но так ничего и не произошло. Замок не щёлкал, высокие, но узкие двери недалеко от дома дипломата Рееры открываться не желали. — Пойдём за консультацией к твоему дедушке? — Очень смешно, Рори. Единственная консультация, которая нас тогда ждёт, это консультация ремня с ягодицами. Давно тебя не пороли? — Меня вообще не пороли. Я, знаешь ли, единственный ребёнок. — Так его тоже не пороли. Но к отцу и впрямь лучше не идти. Он не оценит. Колоритная троица синхронно обернулась и с удивлением посмотрела на Адэра де`Кавени в компании Этелберта. Банкир к друзьям подошёл легко и быстро и без предупреждения влепил другу детства оплеуху. Шарль опешил и шагнул назад. — Дарсии я бы уже нос разбил. Но это ты, и я вынужден спросить: за что, чёрт возьми?! Вместо ответа Шарлю прилетело по второй щеке. Дамиен хотел уже вмешаться, но Этелберт рук больше не распускал, да и пощёчины вышли больше громкими, чем болезненными. Зато графа тряхнули за грудки. — Я дружу с тобой столько, сколько не светят порядочные звёзды, но случается заварушка и ты зовёшь на это мероприятие всех, кроме меня! — Эт, помилуй! У тебя маленькая дочка… — У тебя трое сыновей! — Вообще-то один… — Как удобно ты ими жонглируешь! — А можно ты не будешь его убивать просто потому, что тоже хочешь влезть во что-то потенциально опасное? — Роярна ситуация с дракой Шарля и Дарсии ничему не научила — баронет влез между друзьями детства, неласково оттесняя Этелберта. Факт того, что Шарль мог сделать это самостоятельно, тем более что граф давно стал сильнее большинства друзей и знакомых, заместитель Главы Синей партии предпочитал игнорировать. — Честное слово, мы вернём его тебе обратно целым. — О, ваша дурная компания только и делает, что мне это обещает. — А наша компания — это я и Дар? Позволь напомнить — его супруг пули уже ловил. — А теперь в безопасности сидит в Белой башне. Дамиен насмешливо фыркнул и хохотнул. — Какое интересное представление о безопасности. Я бы и за тысячу рувей не согласился. Шарль отстранился от неподдавшейся двери и, забрав ключ, обратился к дяде, мирно подпиравшему одну из стен. — Зачем ты его привёл? Не говоря уж о том, что пришёл сам. — Затем, что ты хочешь чего-то… М-м-м… На мой вкус, не слишком безопасного, хотя Старая столица всегда была местом спокойным. Но нынче всё так странно, что я предпочту тебе помочь. — Я вырос, если ты не заметил. Старший граф улыбнулся очень грустно и вместе с тем понимающе. — Ты постоянно мне о том напоминаешь. Но, видишь ли, Шарли… У меня не так много родственников. Особенно младших, особенно таких, кого я беззаветно люблю. А тебя я люблю всем сердцем. — Сейчас фраза, что от великой любви ты продул состояние целого рода, должна слышаться как упрёк, но это просто факт. Пир, на удивление, не поморщился, хотя раньше тема неизменно доставляла ему дискомфорт. — Самое забавное, что за две ставки до этого рокового случая я выиграл земли де`Рецев. Я думаю, мне не нужно объяснять, какую силу надо мной имеет выигрыш. Не могу остановиться — проклятая огненная натура. К слову, об огне — он понадобится тебе под землёй. А среди твоих замечательных компаньонов пира нет. Шарль обернулся к друзьям, и те почти синхронно закачали головой. — А тэнбрисс не подойдёт? — робко подал голос Роярн и тут же был обсмеян. Впрочем, кажется, ничуть не обиделся — у графа Адэра была общая особенность с племянником: он смеялся мягко и совсем не обидно, так что хотелось присоединиться. — О, чудесно. В обитель крови и мрака лезут сангиэ и тэнбрисс. И вы хотите туда без пира? — Не сочтите за дерзость, — Дамиен так мучительно подбирал аккуратные слова, что даже на лбу у него появилась складка, которой Шарль ранее не замечал, — но вы не производите впечатление надёжного компаньона и сильного мага. — Ну, про надёжность скорее верно, хотя вот за этого мальчика, — старший граф непочтительно ткнул племяннику в грудь, как в театральную афишу, — я, пожалуй, могу умереть. Он, видишь ли, единственный сын моего брата, а когда у тебя отбирают отражение, то тень отражения ты бережёшь вдвое сильнее. А что до силы… Старший граф театрально щёлкнул пальцами, и трое молодых инарэ одновременно прильнули друг к другу, спасаясь от стены пламени, целиком залившей площадь, ближайшие дома, крыши и, мнилось, само небо. Шарль не шелохнулся. Огонь его не жёг, лишь ластился под пальцы, как собака. Господином не признавал, но другом — вполне. Спецэффекты закончились так же быстро, как и начались, а вот глаза у старшего графа не поменяли цвета и на полтона, как будто он вовсе не касался своего дара. — Я впечатлён, но… Дамиен, ещё приобнимающий Роярна за талию, пытался возражать, но старший инарэ так пренебрежительно отмахнулся, что военный тут же смолк. — Я первый пир столицы. Нет, вы можете поискать лучше, но даже мой родитель не годится мне в конкуренты. — Первый пир столицы барон Жан де`Ка… Граф Адэр поморщился. — Жан неплох. Но он не я. А что до его титула придворного пира… Мне так не хотелось днями и ночами торчать при Князе… Честное слово, мальчики, вы должны были уже понять — я ленивая натура. Не родись я графом, моя жизнь была бы ужасна, потому как работа — не мой удел. Шарль добродушно зарокотал и разулыбался с нежностью, щемящей сердце. Друзья бы вряд ли поняли, но он так давно не смотрел на дядю как на «взрослого» именно в поведенческом плане, так давно понял и принял его натуру, что такое лёгкое признание недостатков не могло не умилять. Пытаться поймать ветер или развернуть его в другую сторону — довольно бесполезная идея. С дядей получалось как-то так же. Если бы хаос, который он нёс, продолжал влиять на жизнь самого Шарля, он вряд ли мог отнестись с таким пониманием, но ураган чужой жизни крутился на собственной орбите и здорово поубавил аппетиты в сравнении с прошлыми годами. — Хорошо. А теперь мы можем открыть ход? — Вот тот? Нет, он опечатан Княжескими печатями изнутри, потому и не пускает, — Шарль одновременно хотел возмутиться и узнать, что же теперь делать, но старший граф предупредительно вытащил из кармана ещё один «кругляшок». — К счастью, этот вход нам и не требуется. Про восточные ворота вечно забывают, как и про де`Капфов. Когда в роду остаётся один представитель, его почему-то тут же считают вымершим. Дамиен попросил ключ себе, и, когда военный его покрутил, осмотрел и вернул, он задался вопросом. — Вы их что, коллекционируете? — Ключи? Нет. Просто, в отличие от Шарля, я выигрываю исключительно бесполезные вещи. Ну… До поры. — А если последний представитель рода умрёт, ключ не сработает? — Вообще не должен. Они привязаны к крови династии. Но он у меня уже лет пять-десять, а то и больше, и я им уже пользовался. Так что с большой вероятностью он заработает и после кончины основного хозяина. Их сложно создавать, а переделывать из-за того, что какой-то род из прежних «первых среди равных» прервался, — металла не напасёшься. Целые кланы, конечно, нечасто вымирают, но случается. С нашей жаждой крови, что человечьей, что родственной, я бы не удивлялся… У нас тут Князья как перчатки менялись, кто уж удивится аристократам. Так мы идём на поиски… Поиски… Шарли, а на поиски чего мы идём? Граф оглядел четырёх окруживших его мужчин, представил, как будет объяснять, что полез под землю из-за обрывка фразы мужа и пространного письма бывшего мёртвого любовника, и набрал в грудь побольше воздуха. — Это… Сложный момент.***
— Что-то тут ещё хуже, чем в прошлый раз… Шарль тут же продвинулся вперёд и придержал Роярна за локоть. Баронету под землёй не то чтобы поплохело, но ничего позитивного он точно не вспомнил. — Рано, мы ещё и четверти не прошли. Старший граф совершенно безрассудно перегнулся через перила куда-то во мрак, и, глядя на родственника, Шарль понял, какими глазами на него периодически смотрит супруг. Родная кровь, ничего не скажешь. Добротная лестница, по большей части каменная, но где-то обитая железной сеткой, змеилась вниз, в абсолютную черноту. Не очень высокий потолок у входа (достаточный, впрочем, чтобы в ход пролез инарэ в истинном обличье) по мере снисхождения стал невидим. Старая Реера лежала на дне пещерной сети, и добраться до неё можно было, лишь преодолев пару естественных «преддверий». Путь был достаточно комфортабельным. Инарэ расстарались для себя и потомков: в стены вмонтировали хорошие светильники, питавшиеся от сил пиров, ступени снабдили перилами, сделали их широкими, удобными, нескользкими и явно убили много времени на вентиляцию, потому что сколько компания ни спускалась — воздух не становился спёртым. Шарль поднял голову и сощурился, силясь увидеть свод, но не смог. Светильники, моментально вспыхнувшие от одного касания его дяди, делали окружающую тьму ещё сильнее и агрессивнее. Она не то чтобы вызывала страх, но немного нервировала. Ночной народ мог видеть в почти непроглядной тьме, и, когда эта особенность организма отказывала, мироздание слегка пошатывалось. Вдалеке, очень вдалеке, так, что Глава Алой партии сначала не поверил своим глазам, появились красноватое сияние и оранжево-жёлтые блики. — О, Мать открывает глаза, — дядя Адэр заулыбался и приобнял племянника за плечи. — Смотри, запоминай и впитывай. Какое упущение, что мы, я или твой отец не привели тебя раньше. Смотри, Шарли! Мы пройдём мимо бывшей резиденции рода, и думаю, что, даже если не скажу тебе, — ты её узнаешь. Не сможешь не узнать, потому что кровь всегда зовёт кровь. С этими словами старший родственник отпустил племянника и легко, как будто ему семнадцать, а не четвёртое столетие, перемахнул через ограду и ухнул вниз. Всё молодое поколение разом прильнуло к ограде, чтобы мимо них пронёсся огромный антрацитово-чёрный мыш с насмешливыми вишнёвыми глазами. «Мы можем идти пешком, но быстрее и легче, если мы полетим. У всех же есть истинное обличье?» Даже если и не было — ответа никто не ждал. Огромная тень метнулась вбок и вниз. — А я со стороны тоже несуразный и огромный? — Шарль на силуэт дяди посмотрел с долей скептицизма и разочарования. Нет, ему до изящества летучих лис как до звезды пешком, но всё же… — Или я во взрослом состоянии так массы и мрака наберусь?.. — Ну что ты. Ты у нас тут самое прекрасное существо на свете, — Этелберт тюкнул друга носом в скулу, хотел поцеловать, но уж что вышло. Правда, тут же зловредно добавил, — особенно среди «красавцев» твоего же вида. Шарль бы ткнул друга в бок, но тот отклонился, и граф просто последовал за родственником, прыгнув вниз, в сияющую бездну. Уже обернувшись, когда мир стал одновременно объёмнее и стократно громче, Шарль перевернулся, падая вниз спиной, и посмотрел вверх, на три крупные тени. Роярн и Дамиен походили как две капли воды, только баронет был поменьше, а военный «берёг» покалеченную конечность, так плотно прижимая её к телу, что было непонятно, сколько она уже восстановилась и так ли страшно выглядит рана. А вот Этелберт, как и положено представителю другого вида, выделялся палевой шерстью и совсем другими очертаниями, более вытянутыми и угловатыми. Ну и мордочка у листоносых особей была подлиннее и позубастее. Не такая симпатичная, как у лисов, но куда внушительнее, чем у аборигенно-столичных видов. «Не спи в полёте». Огромная тень пронеслась снизу и, подцепив Шарля когтями за загривок, вытянула его вертикально вверх, отпустив в самом начале крутой петли, которую заложила. «Позёр». «Ну так родственник». Рокочущий смех доступно показал, что старшему графу всё нравится: чувство полёта, темноты, тишины, разрастающегося дара, что спиралью ушёл вниз, в древний город и растёкся там по улицам. Чем дальше, тем более спокойно становилось и Шарлю. Под землёй было хорошо. В то же время пятеро взрослых инарэ не толкались, не мешали друг другу в полёте. Каждый мог раскинуть крылья так широко, как хотелось, и просто наслаждаться. Но что-то, какой-то еле слышный голосок тревоги подначивал не расслабляться и завершить все дела как можно скорее. Поэтому Шарль не планировал, не кружился, не делал кульбитов, пусть давно не чувствовавшие ветра крылья и просили работы. Нет. Он стремительно падал, чтобы первому коснуться камня площади и заглянуть в хищные узкие глаза-окна столицы. То, что мечи бывают голодными и тоскуют по крови, особенно мечи палачей, граф уяснил давным-давно. Так чем же хуже целые города? Тем более такие: древние, мощные, вгрызшиеся пальцами улочек в камень с упорством горняка, с гордостью народа-создателя. Прежняя Реера ждала своих детей. Но это вовсе не означало, что она их любила. Даже волчицы через какое-то время забывают детёнышей, а уж город, город, который оставили сокрытым в темноте, не замурованным, но не нужным, потому что над ним построили почти точную копию, только богаче и лучше, ведь солнце вскормило сады и розарии, город мог затаить обиду и оголодать. Шарль огляделся и хорошенько вдохнул, всей грудью вбирая воздух подземелья. Площадь Малых дел почти не отличалась от своего аналога выше. Разве что деревья, кусты и клумбы где-то заменяли слабо сияющие лишайники, а где-то минералы в полный мужской рост. В своё время Сердце Виеста строили не просто богато. Реера воплотила удобство, роскошь, комфорт и уют. Её верхнюю тёзку построили чуть иначе. Она стала шире и просторнее, раскинулась дальше, как будто создатели стремились наверстать то, что не могли получить внизу — место. Местные же дома чуть нависали над посетителями, хотя и не давили, но Шарль всё равно чувствовал недовольство прекрасного города. Да, у тёзки наверху не было домов с колоннами из цельного чароита, аметиста, малахита, кварца, кахолонга или агата. Не было особняков, выглядывающих из скалы парадной дверью или частью фасада и прятавших внутреннее убранство в породе. Не было мостов с перилами из серебра или золота. А Древнее Сердце явно хотело показывать себя и хвастать убранством, любовью, которую вложили создатели. Но, несмотря на всё это, граф не хотел бы жить среди этих улиц. Район Неба Древних, его родной район, тут оправдывал названия сполна, ведь находился под самой высокой частью пещеры, там, где не было никакого света, только первородная мгла. Первую столицу инарэ строили для инарэ. Не предполагалось, что по её улицам могут пройти люди. Не было возможным, чтобы они даже выглянули из резерваций, заводов, приютов. Город роскоши существовал только для детей ночи и не был готов принять хоть кого-то ещё. Не сказать, чтобы нынешняя столица была благосклоннее, но всё же что-то неуловимо другое в ней было. — Тебе вся толпа нужна рядом или нам растянуться в цепочку? Дамиен спросил полушёпотом, но граф всё равно вздрогнул. Говорить почему-то не хотелось. А ещё он не чувствовал спутников. Подземелье съедало не то что шаги, но даже чужой пульс. Шарлю пришлось приложить усилие, чтобы прочувствовать кровоток каждого мужчины. — Главным образом мне нужен ты. Не спрашивай зачем, я без понятия. Шарль взял соратника по парламенту под здоровую руку, но очень быстро передумал и просто стиснул чужую ладонь. Если Дамиену и было неудобно, он смолчал. По Древней столице они чуть ли не бежали. Граф старался не касаться лишний раз мостовой, а как это было осуществить, передвигаясь на своих двоих, не всегда было ясно. В итоге вся группа углублялась всё дальше в город, под сень грота, во мрак, где выдохлось масло в уличных фонарях. В этом мраке Шарль проникся помощью дяди и признал разумность его доводов — под землёй пир нужен был им куда больше, чем на поверхности. Огонь покорно плясал за стёклами фонарей и бежал немного впереди всей компании. Но даже так на паре перекрёстков живое пламя не справилось. Улицы потонули в непроглядной черноте, словно их залили краской, сокрыв малейший рельеф. В таких местах Роярн обгонял всех спутников, первым ступал на границу света и мрака и последним с неё уходил. — Можете смеяться, но все мои кишки и жилы орут, что нам не надо туда сворачивать. Шарль не хотел смеяться. Шарль хотел убраться со зловещих улиц, потому что когда они спускались, то шли по «спине» столицы, а ныне залезли в самую пасть, и даже острые зубы, не чета зубам инарэ, остались позади, а они шествовали прямиком в пищевод. Треклятая улица наконец показалась. Вода Реры билась в каменном русле Северного канала и рвалась за его пределы. Дамиен смотрел на воду со странным выражением и сам уже стискивал пальцы приятеля. — Маан ради, смотри, что хотел, и пойдём отсюда. Никто и никогда не назвал бы меня трусом, но мне нут не нравится. И это мягко говоря. — Мне самому тут не по себе. Я очень быстро. Если бы граф знал, на что смотреть и что искать, — он оббежал бы улицу и был счастлив. Но кроме потрясающего декора он ровно ничего и не видел. Улицу «захватило» панно, так похожее на те, что Шарль наблюдал на Севере. Из осколков керамики неизвестные мастера с любовью выложили чёрное солнце с лучами, чем-то напоминавшими мечи. Выше, над одним светилом, изобразили ущербную кромку месяца, а над ним расположилось ещё одно солнце — ало-золотое, с тонкими нитями лучей. Звёзды и небо были намешаны с домами и фигурками летучих мышей с синими тенями. Мелкие-мелкие закорючки с палочками, видимо, обозначали людей, но, подойдя ближе, граф понял, что не просто обозначали: каждому человечку выписали лицо, а морды у инарэ не повторялись. Свой цвет глаз, мимика, элементы оскала и даже завитки шерсти. При такой детализации тем страннее были страшные фантастические твари, перемежающиеся с летучими мышами. Кого-то Шарль узнал. Крабы-агабы, одновременно и крабы, и пауки с длинными, тонкими ногами, которые выходили из моря и сметали всё на своём пути, пока неслись в глубь континента, чтобы отложить икру. Драконы, тупомордые и уродливые, закованные в чешую, как в доспех. Живущие на вулканах, выращивающие потомство в лаве и дышащие огнём и дымом. И манты. Не те, что жили в морях. Нет, эти огромные полупрозрачные и неспешные левиафаны с тремя парами крыльев проносились над полями, горами и городами и вытягивали жизни из всего живого. Благо их было мало. Вроде как мало. Почти живые иллюстрации «Страшных сказок солёной земли», так полюбившихся графу среди всех сборников жутких историй. Шарль смотрел бы дальше, правда бы смотрел, но к горлу подкатило нечто стальное, и потом он понял, что это ощущение собственной крови, а когда бросил взгляд на противоположную часть улицы, туда, за ревущий поток воды, то остолбенел. Тени клубились группами и стояли поодиночке. Они не рычали, не грозились, не взывали к совести. Просто стояли и смотрели, и в расплывчатой хмари их дымных тел роились золотые искры. Они бальными пайетками остро сверкали, подлетая ближе к «коже», и замирали, когда уходили на глубину. Чем дольше граф смотрел, тем сильнее закладывало ему уши и невыносимее становился страх. И Шарль вспомнил, что такое чувство его уже накрывало снежным комом и что он без спросу залез Дарсии под одеяло, потому что рехнулся бы, не перебей живое сердцебиение мёртвой пульсации той стороны. Золотые сгустки в нематериальных грудинах не были сердцами, но ритмично сокращались и тянули невидимые стальные нити в сторону живых, потому что золото дивно сочетается с алым. И потому что золото хотело для себя алого. Граф пятился, безотчётно ступая ровно след в след своим прошлым шагам. Не будь он так скован чувствами и имей возможность посмотреть вниз, то заметил бы это на пыли десятилетий, покрывавшей мостовую. Дамиен молчал, позволял себя вести и на себя опираться, тем более что граф понятия не имел, куда он отходит. Всё, на что его хватало, это на взгляд глаза в глаза ближайшей фигуре, пока ещё двигающейся по той стороне и словно остерегающейся текучей воды, да на вслушивание в бешеные тамтамы чужого сердца. Впрочем, капитан княжеской сотни ещё как-то справлялся, а вот Роярн… Его сердце Шарль услышал бы и за квартал, такую чечётку оно исполняло у баронета. В какой-то момент, пройдя более половины прежнего пути спиной вперёд, Шарль стал замечать, что дядя тоже не справляется. Нет, огонь слушался пира как и прежде, но тьма, непроглядная, замешанная не иначе как на мраке преисподней, наступала и пожирала свет. Получалось ровно то, что получилось у бывшего дипломата Рееры и лорда-канцлера, когда они решили подраться в Доме Советов из-за княжеской печати: дорога из огней в абсолютной черноте. Костры, а это были уже не фонари и не факелы, не кидали бликов на окружающие дома и мостовую. Они словно бы висели в пустом и непроглядном ничто, оставляя неровную мерцающую дорожку, не ведущую никуда. «Дами, ты меня вынесешь, если что?» «Разумеется». Капитан был так обеспокоен, что даже не отреагировал на сокращение своего имени. «А тебя нужно вынести?» «Я, кажется, не взлечу». «А если прямо сейчас?» «Нет. Рано. М-м-м… Я буду считать до тридцати. И, если в конце я не смогу обернуться, — хватай и тащи. Не могу гарантировать, что буду в сознании». — Рори! Баронета Шарль позвал вслух, стараясь не замечать глухоты голоса. — Да! Тут. Баронет тут же взял графа за свободную руку, и тот прочувствовал ещё одну волну страха, другую на вкус, но такую же мерзкую. Роярну не просто так не нравилось внизу, и теперь было доподлинно понятно почему. Окружающая чернота ему не подчинялась. Тэнбрисс был окружён своим даром и не мог им управлять. Всё равно что кинуть пресноводную рыбу в море — вроде и в воду, а вроде на верную смерть. Досчитать граф смог только до двадцати, уже порядком заикаясь от накрывшего ужаса. И вытащил его не Дамиен, а дядя, натурально ухвативший молодёжь за загривки и вытянувший вверх, к куда более чистому и свежему воздуху и темноте, но темноте ласковой, а не перемежающейся золотыми искрами, мечтающими содрать свежую плоть с ещё тёплых белых костей.***
— Уф! Могло быть хуже, а они ещё ничего. Вон, отходят… Старший граф упирался руками в колени, никак не мог отдышаться и разогнуться. По высокому лбу тёк пот, а вороные кудри порядком слиплись. Дамиен и Этелберт выглядели не сильно лучше, а вот Шарль и Роярн просто лежали на земле, не в силах отдышаться, только вот граф запускал пальцы в чернозём и выдирал траву вместе с корнями. — Ты так закопаешься, наро. — А я-йа э-э-эт-то-г-го и х-х-х-хо… Шарль не договорил. В горле булькало, а его самого колотило, как от озноба. Мог бы помочь Дарсия, у лорда хватило бы сил вжать в землю, почти ломая кости, и убрать эту дрожь, но господин интриган предпочёл Белую Башню непоседливому супругу, так что с приступом предстояло справиться самостоятельно. Чёрт знает как. Роярна колотило рядом, только баронет ещё и постанывал на одной ноте, катался с боку на бок и потирал грудину. Алые жрецы называли такое зажим дара, когда некая сеть сосудов, которые и отвечали за равномерную перекачку этой странной магической субстанции, «слипалась» меж собой. В случае заместителя Главы Синей партии это выглядело как комок черноты, преобразовавшейся в мокроту и облепившей сердце. Не опасно, но неприятно. Непослушными пальцами Шарль ухватил приятеля за ворот рубахи, подтянул к себе и свободной рукой залез под вырез. Со стороны наверняка смотрелось как домогательство одного трупа к другому, но граф вытягивал чужую боль и дискомфорт, а заодно разгонял кровь, которая, в свою очередь, разносила дар и убирала сжиженный комок. Роярн задышал ровнее, откинулся на траву и расслабился, широко распахнув серые глаза. С эстетической точки зрения — очень красиво. К сожалению, самому Шарлю было не до эстетства. Как только баронет задышал нормально и поглядел осмысленно, да ещё и сказал «спасибо» — ровно в тот момент графа стало выворачивать. Шарль перекинулся, из последних сил отполз от клумб и стал отплёвываться тьмой и кровью. — У-у-у-у… Ну конечно. Сначала нужно дряни наглотаться, а потом выташнивать… Несмотря на ворчание, дядя ласково зарылся пальцами племяннику в густой мех загривка, потёр шею, а потом и затылок. Ещё чуть позже сходил к колодцу за водой и, зачерпывая из ведра, ладонью отмыл чёрному мышу глаза, вздёрнутый нос, с которого тоже капали чёрные капли, и бесстрашно полез в рот, смывая кровь, черноту и помогая напиться. Этелберт пытался помогать, периодически придерживая тяжеленную голову друга, а Дамиен возился с Роярном. Того явственно отпустило, но ещё не до конца, судя по покачиваниям. — Лучше? — Несравнимо. А теперь вылейте на меня два ведра. Этелберт ещё спрашивал зачем, когда дядя притащил первое и перевернул его над племянником, окатив его совершенно ледяной водой. Шарль сидел в луже, глотал ртом воздух и обещал себе потерять ключи от Старой столицы. Нечего там делать нормальным инарэ и ещё более нечего таким, как он, — рехнувшимся.***
Ксан разлил чай по кружкам, безмолвно посмотрел на Шарля и, также ничего не говоря, забрал у него пустую чашку и принёс новую, полную до краёв горячим шоколадом. А заодно и стакан прохладной воды, который граф наверняка проигнорирует. — Спасибо. Дворецкий вежливо приподнял уголки губ, поклонился и ушёл. — Итак, как ты себя чувствуешь? — В сравнении со вчерашним — потрясающе, Дами. Даже беспокойная ночь и озноб — ничтожная плата за то, что сегодня страх не сдавливает мне горло. — Извини, — это уже Роярн, который почему-то вдолбил себе, что не забери у него приятель вчера кусок черноты, он бы не отдохнул после приключений так мирно и не обрёк бы Шарля на страдания. Граф отмахнулся. — Прекрати сию секунду. Ты тут вообще ни при чём. То, что живёт под Реерой, сделает фору всему и всем, разве что долина Нуш`Аррьи — Дорога Боли может конкурировать с уровнем этой чудовищности. — К слову, о чудовищности, — Этелберт перевернул на пальце золотую печатку, взял кружку чая и, сделав полглотка, уточнил: — Что такого ты всё же вчера видел? Шарль махом отпил полкружки, не чувствуя вкуса и жара, и облизнулся — жест нервный, а не кокетливый или соблазнительный. Вспоминать было неприятно. Разве что небо перед закатом, уже с россыпью созвездий и серпом месяца, было прекрасно. Граф и не знал, что так любит небосвод, но контраст пещеры сделал своё дело. Они провели под землёй куда больше времени, чем думалось инициатору путешествия. Он рассчитывал на три-четыре часа, но Старый город сожрал весь день, вечер и почти проглотил ночь. А ещё он фактически ничего не узнал, только сердце загнал, что коня до пены и почти до смерти. Два сердечника на семью — вот это была бы пара. — А ты что же, сам ничего не увидел? Что же тогда молчал? — Я никогда не препятствую твоим забавам и стараюсь в них участвовать, даже если они мне не нравятся. Хотя «забава» — неправильное слово. Я видел, Шарль. Видел, как ты стал поверхностно дышать, как с тебя сошла всякая краска и как глаза у тебя стали что пиратские дублоны — тёмно-золотые и старые. Такими в вечность глядят, а не на противоположную сторону канала. Я видел, что ты почти ломаешь пальцы Дамиену и шепчешь на старом наречии, но так быстро и глухо, что я ни слова не понял. И ещё я в кои-то веки хотел, чтобы об этой свистопляске знал твой супруг. Его дар очень бы помог. — А в ледяных коридорах ты чувствуешь себя уютнее? — Дамиен насмешливо фыркнул и пихнул локтем банкира в бок, но тот не оценил шутки. — Вот уж не знал. — Я чувствую себя комфортно в понятной обстановке, а не среди мрака, который не контролирует тэнбрисс и который не может отбросить пир, — из-за последних слов Роярн опустил голову ещё ниже, хотя, казалось, куда уже. — Не камень в твой огород, Рори. Но теперь я хочу объяснений, с чего вдруг Старый город чуть не размазал по улицам пятерых потомков своих создателей, в двух из которых, ни много ни мало, княжеская кровь. — С княжеской кровью ты сильно преувеличиваешь, Эт. — Это ты недооцениваешь свои привилегии, Шарло. Город должен тебе повиноваться, понимаешь ты это или нет. А теперь скажи, что мостовые Рееры тебе под ноги не ложатся. Граф открыл рот, да и закрыл, чтобы не смолоть глупость. Инарэ строили свои города на крови и костях в самом прямом смысле. Столице так и вовсе досталось: её столько раз хотели взять и столько раз отбивали, что удивительно, как это никто не додумался сложить храм-оссуарий из костей — строительного материала хватило бы и из своих, и из чужих. И всегда Князья щедро лили свою кровь на камни, землю, в реки. Скромная плата за связь с местом, за которое сложили голову твои предки. Сангиэ вообще рекомендовалось «подкармливать» город. Его каменному сердцу регулярно нужна была свежая кровь. Да и сам Шарль любил Рееру. Не только как город, но и как один сплошной свой дом. В этом доме были парадные комнаты-районы, уютная спальня, светлая кухня, районы-чердаки и подвалы, где он предпочитал не бывать из-за грязи, но никогда из-за страха. А вот Старый город… Обманчиво прикинувшись колыбелью, он обернулся роскошной усыпальницей. Нет, вчерашние тени не были враждебными, но они так явственно пришли с той стороны, что глупо было идти навстречу. Призраки зла не желают, но вот никогда не появляются, чтобы сообщить что-то приятное. А вот чтобы предсказать дурное — это пожалуйста. — …золото. Граф вздрогнул и повернулся к Роярну, столкнувшись с холодной сталью спокойного взгляда. — Искры, вспышки и завихрения, намешанные во мрак. — Ты видел это, так? — Золото я видел точно, хотя и эпизодично. В самый тяжёлый момент, когда сердце уже было в земле. А что видел ты? — Я видел тех, кому это золото принадлежало. Этелберт и Дамиен переглянулись, и капитан сначала покачал головой, а после пожал плечами — то ли отвечал на невысказанный вопрос, то ли на высказанный, но не произнесённый вслух. — А вы двое совсем ничего не заметили? — Кроме твоего белого лица — ничего, — Дамиен машинально перебрал пальцами, словно собирая некую материю. — Я, знаешь ли, выучен, что, когда сангиэ от чего-то пятится, — вопросы не задавать и идти след в след. Верный гарант выживаемости. — А вы часто работаете вместе? — Разумеется. На поле боя без кровника весьма гадостно. — А вам ничего такого не дают… М-м-м… Выпить перед штурмом? Военный нахмурился, но потом, кажется, сообразил. — Что-то тонизирующее? — Ага. Или что-то, что злит и подстёгивает природную кровожадность. — Сколько тумана ради вопроса про ашу, — капитан насмешливо фыркнул, левой, не восстановившейся рукой полез во внутренний карман, сам себя одёрнул, кое-как выудив медальон с крышечкой, раскрыл его и, положив на столешницу, достал сухой, но не осыпающийся листочек. — Держи, господин конспиратор. Глубоко только не дыши — голова закружится. Шарль листик принял и к носу поднёс с крайней осторожностью. Уже знакомый «фиолетовый» запах разлился по носоглотке, и, казалось, его можно сглатывать. В голове тут же прояснилось и ушла сонливость, так что Шарль поспешил отдалить листик от носа и посмотреть его на просвет. — Ну как, хочется рвать глотки? — Нет. Потому что ты даёшь мне неправильную часть растения. Нужны плоды. Отваренные и отстоянные, смешанные с крепким спиртом в пропорции один к трём, настоявшиеся в темноте в течение полугода и вскипячённые до густоты смолы перед употреблением. Это варево зовётся ашкахар. Жрецы зачерпывают его двумя пальцами, мажут воинам губы и никогда не дают на язык. Дамиен присвистнул. — Если ты такой просвещённый… — Не я. Амир Ра`Йшари, профессор истории в университете Низана. Кассец. Дарсия расспрашивает его о договорах и документах тысячелетней давности, а я о сильнодействующих настоях. Зачем тебе этот листочек? — Даёт ясное мышление. После пяти часов в аду — самое то. — Добудь ещё несколько. Митридатизм лишним не будет, если эту дрянь решат разлить на улице. — Совет хороший, но ты кое-что упускаешь из виду: есть яды, накапливающиеся в организме и в итоге травящие-таки. Роярн замотал головой, потеряв логическую нить. — Как вы перескочили от тонизирующих средств к ядам? — Аша — не тоник, — Шарль ещё раз крутанул лист и вернул его Дамиену, чтобы тот спрятал его за железную крышечку. — Аша — яд, разрушающий нашу нервную систему. После неё не оправляются, не выживают и даже не мыслят. И листик — не то же самое, что плод. Ладно, это всё неприятные дискуссии в ясный солнечный день. Эт, тебя ждёт дочка. — Ты теперь всегда будешь использовать этот предлог, чтобы меня выпроводить? Банкир обиделся, но граф встал, перегнулся через стол и невесомо коснулся лба друга губами, после чего отстранился, глядя нежно и устало. — Нет. Просто время аудиенции вышло. Мне нужно ещё раз умыться, потому как я засыпаю, и идти под ясные очи мужа, который будет отрывать мне голову за дурость. Одна радость — оторванная она наверняка перестанет болеть.***
Дарсия сцепил пальцы и положил на них голову, но так «неудачно», что Шарль не видел рта супруга, только глаза. Синющие, ясные и не определившие в эмоции, потому как лорд явно решал, что в нём перевешивает: удивление, злость или сочувствие. — Ну не надо так на меня смотреть. Вообще сам виноват — объяснил бы нормально, что и где мне искать… — Тебе вообще ничего и нигде не нужно искать, — судя по раскатам грома где-то в груди Главы Синей партии — злость брала верх. — От тебя требовалось посидеть дома, повоспитывать детей, почитать хороших книг и пободаться в Парламенте с другими главами. Твоё расследование — нездоровая инициатива твоего больного сознания. Шарль аж задохнулся от возмущения. — Ах значит моё больное сознание?.. А это моё больное сознание, скажи на милость, пытается вытащить из застенок твою тощую… — Уже не раз было сказано: это вынужденная, но обдуманная мера. Я не думал, что она воплотится вот так, но уж как случилось. — У тебя семь пятниц на неделе. От «ах, я невиновен» и до «да, так надо». Так тебя оставить куковать тут на следующее столетие и бегать к тебе по выходным дням с передачами в зубах? Так? Лорд, видя, что граф злится и что-то ему предъявлять совершенно бессмысленно, тяжело вздохнул. — Как с тобой невозможно, Шарло. Я не виноват. Ничего противоправного я не делал, ну, может, немного. Истенхемс мне через столетие не грозит. Всё вообще решится скорее, чем ты думаешь. По крайней мере, я надеюсь. Шарль натурально зарычал и заметался по гостиной. — Не могу! Просто не могу! Ни да, ни нет, ни как будто! Когда со мной в такие кошки-мышки начинали играть барышни, я их слал так далеко и так некультурно, что некоторые мне до сих пор руки не подают! Но нет же! У меня мой рациональный и тошнотворно правильный супруг ударился в точно такую же ерунду! Дарсия посмотрел на эти метания пантеры в тесной клетке и выкрутил вентиль керосиновой горелки, на которую поставил чайник. Кому-то требовался чай с мятой и валерьянкой. — Давай так. Я не должен был оказаться в Белой Башне. Это чертовски неприятно, мне обещали несколько иное, но терпимо. Подробностей не будет — ты лоб себе расшибёшь, а я хочу тебя живого. А теперь объясни мне — на кой чёрт тебе нужен был Старый город? Приключений захотелось? Давай я тебя выпорю, замечательное будет приключение. День точно сидеть не сможешь и спать будешь на животе. — Ха-ха. Очень смешно. Ты сам сказал Роярну, что, если не эта твоя дурость, — Шарль выразительно обвёл глазами покои тюрьмы, — лежать мне трупом в Старой Реере. — Во-первых, нехорошо подслушивать чужие мысли, — лорд дотронулся до чайника, тут же приложил к губам обожжённые пальцы и залил кипятком травяной сбор, — во-вторых, ты, конечно же, не удосужился подумать, почему я так сказал. А сказал я так, потому что там несколько месяцев подряд находили инарэ с характерными улыбками под нижней челюстью. Старый город потому и закрыли — туда перекочевали убийства. Не совсем теракты, но и не маньяки. Шарль тут же угомонился, сел напротив мужа и принял кружку чая. — Откуда ты знаешь? — Эрцгерцог просветил. И что-то мне подсказывает, с вашей непутёвой компанией непременно побеседуют. Метки на целостность есть на всех входах и выходах. Вы не умнее жандармерии, но отчаянно не хотите это признавать. — Почему до сих пор не связались? Вчера, например. — Столица — капризный организм. Она искажает время по своему усмотрению и, мне так кажется, очень тебе благоволит. — О Маан, и ты туда же… — Куда же? Ты хоть в курсе, как город к тебе мягок? Ты часто на улице что-то теряешь или теряешься? — Как вообще это связано? — Напрямую, Шарли. Родные места нас любят. Даже если нам кажется, что это не совсем так. Дарсия поднёс чашку к губам, и какое-то время граф вновь видел только его глаза, вобравшие все небесные краски. — Так убитые… — Маан ради, мне казалось, у тебя в роду сплошь военные да дипломаты, но тяга к теориям заговора у тебя такая, как будто каждый второй революционер. — Ну-у-у… У меня бабушка фактически бунтовщица. На Красных Скалах могла возникнуть республика. — Ага, только вмешался твой дед, которого чуть не продали державе, а потом выторговали в обмен на жизни верхушки заговорщиков. Удивительная родня, ничего не скажешь. — Чья бы корова мычала о родне… Так всё же. — И ничем-то тебя не сбить… Сангиэ. Все убитые без исключения. Это всё, что знаю. — Много? — Не меньше двадцати. Шарль присвистнул и надолго замолчал. — Во всей этой истории с твоей дуростью мне нравится только одно: ты не полез сам. — А должен был? — О, ты можешь. Геройству безрассудных поём мы песнь — это твой девиз. Даже удивительно, что у рода совсем другие слова были на штандарте. — Какой ты противный… — Взаимно. Граф посверкал глазами, да и забыл. Какая, в сущности, разница? Спорить и ссориться с Дарсией сподручнее на свободе, когда у него на шее нет проклятой железки, сдерживающей дар и отрезающей телепатию. — Ты можешь мне пообещать больше не лезть в сомнительные места? — Сидеть дома и читать книги? — Если честно — идеальный вариант. Я буду за тебя спокоен. — А если я случайно во что-то влезу? — Это ты любишь. Составляй компанию Роярну или Дамиену. В их надёжности я не сомневаюсь. — А что не Этелберт? — У твоего друга детства маленькая дочка. Ещё одного ребёнка он не потянет. — Обидеться бы на тебя, да не могу. — Я так неотразим? — Просто я по тебе, заразе, страшно скучаю. Полюбил на свою голову, теперь мучаюсь. Нужно было жениться. — Нужно. Но с учётом твоего отвратительного вкуса ты бы выбрал в супруги чёрт-те кого. — Так, собственно, это у меня и вышло. — Что ж, заключим, что мне повезло за нас двоих. — Дар, кроме твоих постоянных издевательств, — граф потянулся и взял супруга за руки, не позволяя ему высвободить пальцев, — что мне всё-таки делать? Хоть натолкни! Я же чокнусь. Лорд молчал. Достаточно долго и явно взвешивая слова. — Читать, Шарли. Очень много читать. — Я тебя покусаю. Но не нежно и не страстно, а так, что будет больно. — Не переживай. Ты причиняешь мне боль без всяких укусов. Тебя должны интересовать невыясненные обстоятельства. Особенно относительно смертей и исчезновений. — И чтение? — И чтение. Очень много чтения и логической работы. Вера в чудо тебе не нужна. Она потребовалась мне, а у тебя с этим показателем и так всегда был порядок. — С чудесами? — Ага. И с верой в них. Что неудивительно. Одному невероятному существу несложно поверить в целую необычайную историю. — Ты ужасен. — Не больше обычного, моё сердце. Не больше обычного.