Единственное оправдание бесполезных поступков заключается в безмерном восхищении ими того, кто их совершает Оскар Уайльд
— Знал бы ты, как я устал… Шарль вылил мужу на голову ковш воды и запустил пальцы в белые волосы. Ванная тут же наполнилась густым травяным запахом. То ли на шампуне у заключённых экономили, то ли волосы инарэ разнообразные сборы и впрямь очищали лучше, чем что-либо другое. — Понимаю. — Ничего ты не понимаешь. Сидишь за решёткой ты, а жалуюсь я. Даже не знаю, как это называется. Лицемерие?.. Так, нет, это про другой термин. Не вертись и рот закрой. И глаза. Щипать же будет. Ковш был перевёрнут ещё раз и ещё. Когда воды в тазу осталось на треть, Шарль коснулся её и цыкнул от досады. Волосы мужу он полоскал, считай, из родника. Впрочем, долить кипятка из крана ему не дали. Дарсия забрал таз и опрокинул его самостоятельно, подставляя под струи лицо. — Ну мы же не закалкой тут занимаемся… — Так мы и не на улице, а я не по колено в снегу. Лорд встал на плитку мокрыми ногами и только после взял полотенце, начисто проигнорировав свои мокрые волосы. Шарль хотел иронично уточнить, не капает ли закутавшемуся в мохер северянину за ворот, но лорд эффектно накрутил мокрые волосы на пальцы, а когда отпустил, те идеально прямым шлейфом рассыпались по плечам. С кончиков волос слетело несколько искорок-снежинок. Глаза у графа натурально округлились. — Не сушу я их так обычно, ты ничего не пропустил. Но надо же мне красоваться, право слово. Граф оглядел помещение, никого кроме себя не нашёл и не очень уверенно ткнул пальцем в себя, не убирая вопросительного выражения лица. — Ну как дитё, ей-ей… А перед кем, по-твоему? — Я твой муж. — То есть флиртовать с тобой нельзя? Эмоции у графа на лице промелькнули совсем уж странные, и Дарсия, не то смутившись, не то расстроившись, пошёл в спальню, совмещённую с гардеробом. — Нет, я многое сделал неправильно, но вот чтоб так… Шарль, наконец отмерев, рванул было за мужем разбираться в его бурчании, но запнулся о таз, «вспомнил» про свои мыльные, мокрые руки и предпочёл сначала навести порядок. — Да бросил бы так. У нас слишком мало времени, чтобы тратить его на то, на что у меня часы и дни. Дарсия, уже собранный, забрал у мужа несчастные банные принадлежности и потянул за собой в жилые комнаты. — Если что, ты чудно флиртуешь. — Шарли, ещё пара таких комплиментов — и ты можешь давать частные уроки по закапыванию чужой самооценки. Граф возмутился бы, но его заткнули поцелуем и уронили на кровать. Правда, почему-то не стали тут же раздевать. Так что пришлось отвечать на поцелуй, а потом приподниматься на локте, нависая над противным северянином. — Я вполне честен. Что же я, по-твоему, не могу потерять хватку? — Ты? Нет. Ты по Дому советов не проходишь без пары восторженных обмороков позади. Как бы твоё кокетство не родилось вперёд тебя. Так что если ты не считываешь его у других, то значит это только одно: ты непривычен к их манере. После стольких лет узнать, что непривычен ты к моей манере… Однако… — Ну… Ты сам отчасти виноват. Когда я тебя полюбил, ты со мной ещё не флиртовал, пока ненавидел — спасать нужно было другими методами, а после мы были несколько заняты. На любовь время отыскалось, только когда всё совсем уж полетело к чертям. Даже грустно, если честно. Лорд заправил за ухо супругу вороную прядь и продлил касание ладони к щеке, тем более что Шарль по-кошачьи сначала боднулся, а потом подставил скулу. — Не страшно. Это перемелется и переживётся, и весь остаток моей жизни уйдёт на демонстрацию того, что я чувствую. Не так давно я бы сказал, что всё это ерунда, но ни черта это не ерунда… Маан, не расстраивайся. У тебя глаза на мокром месте. Шарль не стал отрицать, да и вообще что-то говорить, просто упал на супруга, придавливая его к матрасу всем весом, и боднул под челюсть. Если бы лорд хотел что-то в этот миг сказать — прикусил бы язык. — По части перемелется — как бы не перемололо до кучи нас. — От этого никто не застрахован. — Ты не утешаешь. — Конкретно сейчас не ставил такой задачи. Но я могу с тобой поговорить по душам. Например, заметить, что всё не так страшно. Неприятно, но не страшно. Ты жив и на воле. Я жив и здоров. Несколько ограничен, но что поделать. Дети в порядке, у друзей всё неплохо. — Я хочу тебя под бок. Не через полгода, а сейчас. Немедленно. Сказано было серьёзно, утробно, почти грозно. И, несмотря на то, что Дарсия понял истинный смысл, всё же хмыкнул и съязвил: — Прям немедленно ты на мне возлежишь, — опровергая свою же реплику, лорд приобнял мужа, зарылся одной рукой в обстриженные чёрные кудри, а после, до кучи, ещё и крылья выпустил, накрывая живым одеялом. — Ну что ты… Я понимаю твою тоску, честное слово. Хотя забавно. Как только выберусь, так я тебе неделями буду не нужен. Опять начнёшь сбегать в свои театры, земли и ещё чёрт-те куда. — Не буду. — Будешь. А иначе придётся вызывать врача, потому как это будет верный признак поразившего тебя недуга. — Вот этого я хочу. Чтобы ты был дома и нудил тоже дома. Чтобы мне не нужно было унижаться и просить разрешение тебя увидеть, это вообще моё кровное право. Ворчи на меня дома. Дома. Чтобы я не просыпался, не искал тебя в дрёме по кровати, не вспоминал, где ты и почему не рядом, не оберегал твои рубашки, с которых ещё не выветрился твой дух. У меня никто не спрашивал, готов ли я так вот кого-то ждать. А я не готов. Я вообще нетерпеливый. Мне вынь и положи. Объятия стали крепче, а сам Шарль потяжелел — расслаблялся всё сильнее. — Извини. Я больше не буду попадать в тюрьмы. По крайней мере, по доброй воле. — Ну, сейчас это уже никак не поможет. — Тебе станет легче, если я скажу, что очень плохо сплю без твоего сопения и когда ты не отдавливаешь мне руку? — Мне будет отвратительно. Я столько сил угрохал на твой здоровый сон без кошмаров и ровное сердцебиение, а ты всё беззастенчиво разбазариваешь. А самое обидное — тебя даже не побить. — Я исправлюсь. — Пей всё то, что тебе выписал Марсель. Там много хороших успокоительных, на время сна должно хватать. — Хорошо. — И дар отдавай в камни. — Обязательно. — И, если хоть немного в груди защемит, пусть вызывают Марселя. Если уж его и так оставили в городе. — Сурово ты с нами. — Я чихал на вашу неприязнь. Он хорошо понимает своё дело, меня устраивает тот результат, что я наблюдаю. С учётом того, что он не сангиэ, это впечатляет. И по части дара… Волосы ты… — На это нужно совсем щепотку. — Да, но ошейник должен блокировать подчистую. — Мне сделали послабление. Иначе я не смог бы отдавать излишки дара, ну и гулкую речь, как ты, наверное, заметил, я воспринимаю, но сам не могу воспроизвести. — Снять бы с тебя эту дрянь вовсе. — Ага. Ошейник снять, из тюрьмы отпустить, тебе вернуть — до всех уже дошло, что я тебе нужен целый и как можно скорее, иначе ты начинаешь буянить, тащить мою родню в столицу и шантажировать династию. — Никого я не шантажировал. — Говори уж честно — не успел, — Дарсия тяжело вздохнул и любовно пересчитал мужу рёбра в самом прямом смысле. — Ты похудел. Из-за Кровного Дома? — Мои горести ничтожны рядом с твоими. Я не терял родителей в этом месяце. — Я потерял его куда раньше. А ещё чувствовал, что как-то так в этом году и будет. — Ричард сказал примерно то же самое. — Ну так братья, что с нас взять… Он поругался с Бэ? — Расстались они напряжённо. Уже написали? — Да и нет. В письмах всё… Прохладно. Очень странно это описывать, если учитывать, что я и сам с Изабеллой не мирился. — И она всё же приехала тебя вытаскивать? — Она приехала поддержать тебя. Ты им обоим нравишься. Ричард просто открыто это демонстрирует, а Бэ делает сложное лицо. — Она меня недолюбливает. — Она знает, что тобой сложно манипулировать, что с тобой нужно считаться, а ещё её впечатлило и впечатляет, как ты кусаешься. И злопамятность она уважает. — И всё же она приехала из-за тебя. Дарсия пожал плечами. С учётом того, что всю левую руку ему отдавливал граф, жест вышел тяжёлым. — Она ради моей учёбы продала украшения. Написала про маму, хотя сама отчасти поспособствовала моему опозданию. Я уже не очень понимаю наши отношения, но да, если у меня действительно будет острая нужда, она может продать не то что диадемы — все рудники Севера, я в этом ни капли не сомневаюсь. — Вы очень похожи. — На мой вкус, я куда прямолинейнее. — О, нет, Дар. Нет. Ясность — это про Ричарда. Вы с Изабеллой с подковырками. Они у вас разные, но такое кружево, что сломаешь не то что ноги, но и мозги. — Неоптимистично. — Ну уж как есть. Шарль полежал, вздохнул и прикрыл глаза. Раз его не собираются пока раздевать, он минутку полежит и подышит запахом чужой кожи. Нужно запомнить на следующие две недели, пока его не пустят вновь. И так использовал два свидания слишком близко друг к другу. Граф задышал медленнее, ещё потяжелел. Лорд уловил момент, когда Шарль задремал, но не стал будить. Ну, эта встреча пройдёт так — они поспят вместе. Тоже неплохо. Когда это было само собой разумеющееся, никто и не обращал внимания. Теперь ценится каждая мелочь. Дарсия тоже прикрыл глаза и скоро задремал. А проснулся оттого, что муж почти сломал ему руку. — Проспал! Почему ты меня не растолкал?! Шарль метался по комнате, собирался, стонал, гневался. Лорд посмотрел-посмотрел, да и махнул мужу не отдавленной рукой. — Родной, подойди. Шарль, весь взвинченный, подошёл и был утянут обратно — Дарсия вполне справился с тем, чтобы уронить мужа одной рукой. — Во-первых, я дивно с тобой поспал. Давно не было так спокойно. Во-вторых, вот тебе небольшой подарок. Но он чуть раньше срока, так что я не уверен в качестве. Граф не успел спросить. Лорд чуть выгнул спину, вжимаясь рёбрами в мужнину грудную клетку, и Шарль прочувствовал, как в грудину скользнула мышка. Летунья, как прежде, не стала рвать ему внутренних органов, а словно свернулась тёплым комочком под диафрагмой. Хотя, конечно, маленькие кости, кровь, шерсть и прочее просто стали частью самого Шарля. Ощущаемой, но лёгкой, незаметной. Глава Алой партии открыл рот, но длинные пальцы тут же зажали ему губы. Лорд приблизил своё лицо так близко, как только мог, и еле уловимо прошелестел «тс-с-с». Шарль не только понятливо заткнулся, но и попытался одними глазами спросить, что всё это значит. Лорд покачал головой. Движение было столь лёгким и неамплитудным, что впору засомневаться, было ли оно вообще. В дверь постучали и даже стали открывать. Граф вмиг оказался у проёма. Лишнее внимание узнику ни к чему, а крошку-мышку ему явно отдали не просто так.***
На улице Шарль застал неожиданную картину очередного погрома (кровь и человеческие тела перестали вызывать удивление, и это пугало даже больше, чем количество вспышек насилия в столице) и мирно беседовавших деда и лорда-канцлера. — Вы примирились? Ты больше не кидаешь ни в кого огненные шары из-за Княжеских печатей? Граф сделал невозможное — застал старшего родственника врасплох. Бывший дипломат оглянулся на внука и подавился дымом, вместо колечка выдохнув ртом и носом нечто несусветное. Лорд Моррис тут же похлопал заклятого друга по спине. — О, тот конфликт мы давно уладили, — Глава Чёрной партии растянул тонкие губы в вежливом оскале и перебрал пальцами окольцованной в черепа руки. — А уж как сближают общие проблемы! — Какие? Вряд ли политического характера. — Ошибаешься, — бывший дипломат ещё раз кашлянул, да и голос у редко разговаривающего инарэ просел. — У меня внук затеял не то переворот, не то демонстрацию зубов. Я последние дни только и уверяю бывшие роды клана не пороть горячку — через одного готовы ломать ради тебя шпаги. — Полно. Хотели бы помогать — помогли бы на балу. — Ох как! — лорд-канцлер хохотнул. — Шарло, не очень вежливо бить под дых, а после требовать немедленно выпрямиться и задышать как было. Ты взгляни на себя глазами союзников — бал, чудесный вечер, и тут ты влетаешь рассерженной чёрной осой в окружении таких же ледяных шершней и прёшь прямиком к наследникам. Аристократия вообще не поняла, что это было. А подавно — когда все отступили. До родов дошло сильно позже. И они пошли к твоему деду как к пока ещё старшему мужчине рода, пусть и не самому влиятельному. — Мне пришлось объяснять то, чего я не понял, — старший из де`Кавени с удовольствием затянулся и, аккуратно ударив ногтем по длинному мундштуку, сбил пепел с сигареты. — И то, чего, верно, не понял ты. Столица в раздрае. Такие эффектные жесты без продолжения — слабоумие. Шарль пожал плечами. — Когда я попросил помощи, пришли немногие. И отнюдь не побратимы по клану. — Малолетний дурак. Ты просто звать не умеешь. Шарля не тронули слова деда. Даже когда тот выдохнул дым внуку в лицо. Ну манера такая у родственника, не первый год с ним общается, знает. — Так что теперь у нас единая задача. Мы с дымарём обходим улья, которые ты взбудоражил, и объясняем подоплёку вопроса. — Маан ради, вы в этом каким боком, инэ? Шарль недоверчиво вскинул бровь, но лорд-канцлер только каркающе рассмеялся. — Самым прямым. Дрозды не клюют ос. Мы выклёвываем глаза тем, кого вы жалите. А ещё я же говорил тебе, Князь в плохих отношениях со сливками сливок. Не в последнюю очередь из-за этого, — Глава Чёрных указал на десяток разорванных человеческих тел. Инарэ в истинном обличье на месте уже не было — жандармерия дело знала, просто тела ещё не успели убрать и не потрудились оцепить. Фиолетового аромата в воздухе тоже не было, но Шарль поставил бы сотню золотых — он тут был вместе с обезумевшим сородичем. — Столица — прибежище покоя и безопасности. А Князь не желает говорить с теми, кто держит его престол на собственных горбах. — П-фа. А во мне они увидели претендента на престол? Нашли идиота. — Не обязательно претендента. Парламентёра. Осы очень близко к князьям. Если бы ты сказал, что будешь говорить от лица клана, — о, под знамёна встали бы не только кровные родичи, но и парочка чужих. А то и дружественные клановые ячейки. Терпение закончилось, больше никому не сыто и не безопасно. И все хотят ответов. Граф жёстко хмыкнул. — Моими-то руками? А что бы не хотеть, это же не им эрцгерцог откусит руки по самые плечи. — Ты ещё легко отделался, — ещё одна долгая затяжка родственника, а потом бывшая Холодная Голова всея Виеста нехорошо сузил тёмно-карие глаза. — Ты хоть понимаешь степень своего везения? По уму — посадить бы тебя в Башню, да не к мужу под бок, а подальше. И на подольше, чем его. А так всего-то лишение партии, Кровного Дома, да своего ненаглядного реже будешь видеть. А могли лишить титула. И надрать зад. И были бы правы. Шарль открыл рот, грозно полурыкнул-полуфыркнул и рот закрыл. А что, собственно, он бы сказал? — Ещё скажи, что мои мотивы тебе не ясны. — О! — старший граф вмиг преобразился, словно из него вынули извечное ядовитое жало. — Это я как раз понимаю. Это моя порода. Не отменяет твоего идиотизма, но вот что-что, а желание вытянуть мужа из застенок любыми методами я очень хорошо понимаю. — Ты очень наседаешь, — лорд-канцлер примирительно коснулся плеча бывшего дипломата. Так же легко он, наверное, гладил бы тигра. — Сам в молодости был не лучше. — Я давно не молод, набил шишек и имею, что сказать подрастающему поколению. При всей моей нелюбви к северянам, у них, кажется, правильная система воспитания, куда более жёсткая и авторитарная. Нет же, у нас победил гуманизм, мы детей холим и лелеем, а они творят глупости! Вот что, скажи на милость, ты теперь будешь делать? — Ждать. А что, предлагаешь встать на голову? — А попробуй. Вдруг к мозгам кровь наконец прильёт. Шарль долгим нехорошим взглядом посмотрел на деда и ни с кем не прощаясь пошёл к дому. — Если это была форма поддержки — даже я её еле-еле углядел. А я тебя знаю столько, сколько порядочные граждане не живут. Бывший дипломат хорошенько затянулся и выдохнул носом, как никогда напоминая сердитого дракона. — Если бы я его не поддерживал, он бы уже самостоятельно разгребал бучу в аристократии, а не на свидания бегал. Но ему давно пора понять и принять ответственность за свои действия. — Я бы не сказал, что он не понимает и не отвечает за свои инициативы. — С каких пор Шарло у тебя в любимчиках, старая щипаная птица? — Нет, Регар. Сегодня ты меня не раздразнишь. Уважать можно и тех, с кем у тебя неблизкие взгляды. А он старается. И у него твоё баранье упрямство. Впрочем, оно у тебя с Агнессой одинаковое. Но сказать, что у мальчика кроме носа от твоей супруги ещё и характер, — это ещё один комплимент, так что нет. — Ага, «достарался» до отстранения. — Но он при титуле и, видно, ещё нужен зачем-то династии. Посадить Дарсию в тюрьму было очень кстати. Регар де`Кавени не донёс мундштук до рта и нахмурился. — В каком смысле? — Зачем сажать в вольер послушную собаку? Незачем, но, если соединить её поводком с непослушной, обе останутся в зоне видимости. — А на воле что, непослушная собака послушную бы переупрямила? — А ты не понял? Это уже произошло.***
— Пожалуйста, нет, только не снова! Шарль с выражением непомерной тоски развязал и стянул с шеи алый бант и окинул взглядом друзей, ожидающих в гостиной. — Мне уже хватило деда. Честное слово, мне доходчиво объяснили про мою умственную отсталость, можно хоть от вас не слушать? — Лично я и не планировал, — Этелберт выглядел на удивление хорошо и чуть ли не празднично. Видно, только вернулся из банка. — Я вообще пришёл с тобой поссориться и спокойно пойти домой. Он тут на кой, — указывающий жест кружкой чая на Роярна, — я без понятия. Граф состроил совсем уж несчастное выражение лица. Банкира это никак не поколебало. — Даже не старайся. Ты правда считаешь нормальным своё отношение? Я не стал устраивать тебе головомойку после бала, я не трогал тебя пару дней после, а теперь будь добр — извинись и прекрати сходить с ума. — Справедливости ради, — Роярн сделал небольшой глоток и с удовольствием причмокнул, — на балу ты полез первый. — Молчал бы уже. Тебя полностью информировали о ходе событий. И к тебе не применял дар кровник. А к слову, Шарли, репетируй в следующий раз на Рори. Заодно прочувствует всю гамму эмоций. Мне же это ты любя устроил. Но раз у тебя новые друзья… Граф, неожиданно вымотанный короткой перепалкой с дедом, решительно сел напротив друга детства и, уперев локти сцепленных рук в колени, весь подался вперёд. — За дар — извини. Действительно неприятно, я в курсе особенностей этой практики. Всё остальное я объяснил тебе на месте. У тебя дочка… — Вот не надо жонглировать детьми. — Не надо меня перебивать. Ты хочешь остаться без банка или без титула? Или без свободы? Ты хотел, чтобы мне дали пощёчину через моё окружение? Будь ты рядом, меня не стали бы лишать Кровного Дома, а что-нибудь сделали бы с тобой. Ты об этом не подумал? Банкир хотел возразить, но тут чашку на стол поставил Роярн, и друзья невольно одновременно к нему обернулись. — К слову, о наказаниях. Пока никого кроме тебя это не коснулось. Я тоже участник. — Ты не организатор. — И всё же. С другой стороны, Кровный Дом — это серьёзно. — Только для меня. Для владетелей ферм — это капля в море. — У тебя нет ферм, Шарли. И заводов по производству крови тоже. У тебя был твой Дом и не абы из каких доноров. Это было вполне ощутимо. Нет, стой, не надо мне возражать. Такие приказы редко отдаются одним членом династии, и такой вариант наверняка подсказал княжич Люсьен. Он знает твою привязанность к людям. И, возможно, твой Дом перекрыл что-то ещё. — Ты как будто на стороне династии. — Я просто стараюсь мыслить логически. Ещё ты при всех показал зубы, но не укусил. Жест несколько… — Компрометирующий, — Этелберт тоже отставил чашку и сцепил пальцы на колене. — Ты весьма доходчиво показал, что у тебя есть претензии и притязания. — Нет у меня притязаний! — Не всех Маан одарила мозгами. У кого-то в черепушке каша. И кто-то вспомнит, что ты не так далеко ушёл от властвующего рода. — Ты из ничего соткал заговор. — А думаешь, его нет? Шарль, воздух в столице воняет тухлятиной, и я вовсе не о куче тел на улицах. Что бы это ни было, сейчас оно поражающе сильно и отвратительно. Последний месяц осени смердит какой-то дрянью. Граф устало откинулся на спинку софы и прикрыл глаза. Как же невыносимо всё стало. Щеки коснулось что-то холодное, и Глава Алой партии не сразу понял, что его касается Роярн. — Ты горячий, смурной и очень худой. Даже щёки подзапали. Я помню тебя в таком состоянии, когда Дар чуть не умер. Ты так и не восстановился до конца? Очень уж быстрый регресс ныне. — Не знаю. Наверное, до организма дошло, что я ударенный головой и лучшее, что со мной можно сделать — вырубить и усыпить на годик. — Ну, долгий сон никому ещё не мешал. Я осмелюсь потревожить Марселя. — Он хирург, а не семейный врач. — Он много умеет и вечно прибедняется, что его удел — мясо да кости. Меньше слушай. Домашнего вашего врача я тоже дёрну, но всё же предпочитаю Марселя.***
— Я не ваш домашний врач и не обязан срываться по первому требованию. Марсель с такой злостью кинул сумку с инструментами на стол, что там что-то жалобно звякнуло. Дарсия улыбался с видом существа, максимально контролирующего и забавляющегося ситуацией, а вот мастер Мишель осуждающе покачал головой. Бывший Мастер Пыток горячность сына своего коллеги не одобрял. Злорадство пленника тоже. — Давай руки. Не вижу смысла смотреть общую симптоматику, всё будет как всегда — тебя просто жрёт дар. — Если бы для избавления от излишка таланта мне не нужно было твоё участие — я бы и не звал. Лорд вытянул руки и охотно нанизал на пальцы «собирательные камни», как перстни. Вообще хитрый артефакт напоминал два очень массивных кастета. На их использовании настояли Алые Жрецы и мастер Мишель. Камни вбирали дар, но лорд один уже расколол и теперь предпочитал дёргать Марселя чаще, но зато без последствий в виде болей в груди и заледенелого пространства. Ошейнику также приходилось несладко: талант Дарсии всячески сопротивлялся ограничению. Шея частенько сильно болела. Ошейник затягивался, подавляя дар, а тот только разрастался, желая избавить организм от инородного железа и выгнать сталь из-под кожи. Схальд также не единожды его исправлял, ослаблял, корректировал и подгонял под носителя. Хоть какой-то эффект был только после визитов Шарля. Кровник натурально «уговаривал» чужое естество не сходить с ума и смиряться. И дар притихал на какое-то время. Но граф ожидаемо решил взбрыкнуть, и теперь они оба расплачиваются за это решение. Нет, лорд ни в коем случае не винил мужа — это было ожидаемое поведение с его стороны. А вот санкции оказались не слишком милосердными. Особенно лишение Кровного Дома. Маан, как это было компенсировать? Нет, как выйдет, он, конечно, подарит супругу шесть чудесных мальчиков и девочек, и пусть воспитывает, но, как показала практика совместной жизни, он не угадает. Приведёт качественную еду, а Шарль-то будет сожалеть о потере чего-то другого. Это «другое» лорд решительно не мог разгадать. Для него люди были куда проще и примитивнее, он не искал в них ничего кроме еды и даже случайно ничего кроме и не находил. Но Шарль — совсем другое дело. Марсель хмуро смотрел, как камни напитываются чужой силой. Сначала они темнели, а после постепенно становились всё светлее и светлее, пока наконец не приобрели почти седой, беловатый оттенок. Военный хирург нахмурился. — Я же совсем недавно тебе их приносил… Но теперь я в полной мере понимаю замечание княжичей и почему Белая Башня может стать белой. Ну хоть эти не испорть, пожалуйста. — Ты так говоришь, будто я могу это контролировать. — А ты не можешь? Лорд посчитал себя не обязанным отвечать на вопрос. Марсель презрительно фыркнул и молча убрал камни в сумку. Те стали похожи на кусочки угля из давно перегоревшего камина. Казалось, что по одному из камней пошла трещина, но, слава Маан, только казалось. Мастер Мишель вновь неодобрительно покачал головой. — Настанет ли время, когда вы перестанете собачиться? — Вот уж точно зависит не от меня. На реплику лорда хирург только надменно вскинул голову. — Я бы сказал, что вы оба хороши. Вам же немало лет, а ведёте в себя как мальчишки. — Справедливости ради — на девчонок мы не очень похожи. — Не смешная шутка, Марсель, твой родитель бы её не оценил. — У моего родителя была потрясающая возможность рубить головы своим неприятелям. Княжеский совет меня такого права лишил, поэтому я позволю себе едкие комментарии. Лорд останется при голове, а у меня появится чувство лёгкой сатисфакции. — Если бы княжеский совет не упразднил должность палача, ты бы так не злорадствовал. — Если бы, как бы… Работаем с тем, что имеем. А имеем мы то, что я застрял в столице, хотя осмелюсь напомнить, наша держава ныне ведёт войну на двух фронтах. — Тем, что ты застрял в столице, ты обязан исключительно самому себе. Никто тебя не заставлял грубить княжичам. Военный хирург тут же поджал губы, взгляд его глаз стал неласковым и колючим. Ещё немного — и он вполне мог бы соревноваться по холодности со льдами своего недруга. Дарсия только хмыкнул. Невесело и тоже очень жёстко, но он сам не мог не заметить, что, несмотря на весь ужас ситуации, несмотря на заключение, несмотря на одиночество, несмотря на оторванность от семьи и друзей, настроение его всё больше и больше стабилизировалось и улучшалось. Ну, и метаморфоза здорово смущала и самого лорда. Более того, он не понимал, с чего вдруг она стала происходить. Так ли уж радовали его неудобства Марселя? Нет, конечно, он признавал и свою зловредность, и нелёгкий характер, но тихая постоянная радость была почти неизменным спутником. А таким благостным настроем лорд не мог похвастать уже очень давно. — В чём мы действительно сейчас нуждаемся, так это в доброте и сострадании. Марсель закатил глаза на реплику Мастера Пыток. — О да, давайте ходить по улицам, обниматься и дарить друг другу цветы. — Настолько любовью к ближнему можно не заниматься. Но немного внимания ещё никому не вредило. Как ты метко выразился, сейчас в столице военное положение. Сегодня был ещё один теракт и будет только хуже. — Куда уж дальше? — О, дальше всегда есть куда. Например, сдвинется один из фронтов и сдвинется не куда-нибудь, а вглубь Виеста. Марсель скривился так, будто ему всадили нож между рёбрами. — Или случится что-нибудь другое, но столь же ужасное. Поэтому, Маан ради, прекращайте ваши детские расприи. — К слову, о распрях, — Дарсия встал и облокотился на стол. Пальцы приятно покалывало, как бывало всякий раз, когда избавился от излишков дара, — я могу быть тебе бесконечно неприятен, но сделай одолжение, загляни к Шарлю. Меня смущает его худоба, и, судя по всему, он отвратительно спит. И да-да, я помню, что ты не наш лечащий врач, но я не могу сделать ему втык на расстоянии. Марсель в который раз за столь незначительный промежуток времени дёрнул верхней губой. На удивление, гримаса не сложилась — военный хирург расслабился и примирительно выдохнул. — Загляну. Будут какие-то важные уточнения? — Подозреваю, что это у него нервное. Всё-таки лишиться целого Кровного Дома за один миг — это не шутка. По крайней мере, для него. — После устроенного представления — неудивительно. — Знаю. Более того, он сам это знает. Впрочем, княжеской жестокости это никак не отменяет. — Позволю себе откровенность — это далеко не последняя монета, которой твой супруг оплатит свой долг перед правящей династией. Князь очень не любит, когда ему трепят нервы. Дарсия пожал плечами. — Сделанного не воротишь.***
Поздно вечером, когда наконец удалось выпроводить всех гостей, а главным образом Марселя, который вцепился в Шарля с упорством бульдога, граф даже не лёг — упал на кровать. Густое и чуть горьковатое успокоительное разливалось по крови. Его привкус стоял на языке, а где-то под нёбом притаился едкий травянистый запах. В груди было как будто неспокойно, а потом до графа дошло — это ворочается мышка. Ощущать её было крайне странно. Вот её нет и полдня, и больше, и даже чувства нет, а что-то инородное есть в теле, а вот она шевелится, но не причиняет боли. Шарль запустил руку под ночную рубаху и аккуратно ощупал себе грудину. Мышка скользнула под ладонь охотно и быстро, совсем так же, как это могла сделать бы часть его самого. Граф даже попробовал выдернуть своего зверька. Тот тут же боднул чёрной головой серого собрата и разинул пасть с мелкими острыми зубами, пропищал что-то и нырнул обратно в грудину. Серый мыш, более крупный, чем собрат, а главное — более вытянутый, с узкой головой и маленькими, прижатыми ушами, аккуратно пополз выше, а в какой-то момент подпрыгнул и спланировал уже графу на руку. Шарль рассматривал зверька долго и вдумчиво. Он один в один напоминал более крупный оригинал, разве что глаза были голубые, а не синие. Для летучей мыши очень странная расцветка, а с другой стороны, таких светло-серых летучих мышей Глава Алой партии в принципе не видел до того, как познакомился с мужем. Когда инарэ потянул зверька обратно, тот вывернулся и зацепился когтями за портьеру. — Нет, ты, конечно, можешь поспать там, но мне казалось, тебе более привычно будет у меня под рёбрами. Мыш замечание проигнорировал, расправил крылья и сложил их заново с тем только отличием, что спрятал внутрь голову. Шарль хмыкнул. — Как знаешь. Если что — возвращайся. Граф какое-то время полежал, подумал и незаметно для себя уснул. Момент, когда зверёк развернулся, отцепился от портьеры и уронил книги на столе, спящий не заметил. И, уж конечно, он не заметил, как из голубых глаза у маленькой серой мышки стали синими.