Искры на закате

— Ах вот что, — у герцогини отлегло от сердца. — Он гадает! — И угадывает! «Преступление лорда Артура Сэвила» Оскар Уайльд

       В особняке на улице Гиацинтов Шарль стоит поодаль ото всех и невольно рефлексирует.        Заняться чем-то ещё в любом случае не получается. Мозг отказывается бросать мысленную жвачку, как корова, гоняет её по желудкам, так же наматывает и наматывает круги.        Без супруга под боком гости в тягость. Граф совершенно себя не узнаёт. В другое время он был бы само радушие. Принимать путников, устраивать званые вечера, организовывать шумные посиделки — это было даже больше чем в крови, чем-то наподобие составляющей характера. Но теперь Глава Алой партии ощущал себя взведённым арбалетом. Натянутым до предела.        Изабелла с племянниками прохладно-вежлива. Они ей интересны, но и только. Даффин тысячекратно милее и теплее, общается с интересом, внимательно слушает. И только Ричард в подлинном восторге.        Эрнест уже не знает, куда деваться: неожиданно свалившийся из ниоткуда дядя в каком-то экстазе от факта, что у его брата есть дети, что дети эти взрослые, что они так похожи на кого-то из представителей рода. Выливать этот поток радости на Альфреда все разумно остерегаются: у старшего мальчика абсолютно отцовское выражение лица «не трогай — убью». То, что это выражение скорее признак дискомфорта и некоторой замкнутости, в курсе Шарль, Эрнест да Анри. Гостям такие тонкости чужого характера не разжёвывают, и Эрнесту приходится сносить чужое любопытство самостоятельно.       — Я никогда бы не поверил, что у вайрэ есть брат и сестра. Нет, он говорил, конечно, но я бы всё равно не поверил, — Анри опёрся о родительское плечо, встав рядом весьма экстравагантно и крайне неустойчиво. — Впрочем, в леди Изабеллу поверил бы. А вот в существовании инэ Ричарда до сих пор сомневаюсь. Они что, правда родные?       — Представь себе, — посвящать сына в тонкости чужого семейного древа граф и не думает, но что-то прояснить действительно надо. — Я сам немного опешил при первой встрече. Но есть несколько важных моментов: Ричард переменчив, что ветер, и, веришь ли, бывает серьёзным до ужаса, и ещё ему очень не подходит имя. Не знаю, может, в младенчестве он выглядел как-то…       — Собраннее? Серьёзнее? Жёстче?        Ни одна из характеристик капитану трёх судов не подходит. Он заливисто смеётся, болтает ногами, рассказывает одну из бесконечных морских баек и иллюстрирует слова магией, заставляя ветер складывать сухую листву в картинки.       — По-моему, он без ума от племянников.       — По-моему, тоже, Рири. И я скажу больше — мне это очень нравится. Хорошо в запасе иметь родственников, которые любят твоих детей. Если бы я общался с твоей матерью…        Анри прикусывает родителю ухо. Жест настолько неожиданный, что Шарль теряет всю собранность и напряжённость — он во все глаза смотрит на сына.       — Ты чего?       — А ты? Замучил, честное слово. Если бы я нужен был моей матери, от меня бы не отворачивались при случайной встрече на улице. Не говоря уж о том, чтобы отдать тебе сразу же в день рождения.       — Я оторву кому-то слишком длинный язык.       — Я сам просил мне рассказать. И меня это никак не трогает.        Граф вздыхает и качает головой. Что он может тут поделать?..       — Они такие взрослые! Я вообще не думал, что настолько!        В большой гостиной Шарль наблюдает, как мечется по комнате Ричард. Глаза у капитана натурально горят. Жесты быстрые и беспорядочные, а белая коса не успевает за обладателем, порой бичом щёлкая по воздуху.       — Старший вообще точная копия Дарсии. Почему меня не звали в гости раньше? Маан, я бы приехал. Жаль, не видел их маленькими, наверняка были очаровательными волчатами.        Глава Алой партии медленно цедит чай и думает, что «волчата» — идеальная характеристика. Он и сам так думал про пасынков раньше. Очень недоверчивый и ранее смотрящий исподлобья Альфред и более добросердечный Эрнест. Теперь они подросли, научились вскидывать голову отцовским жестом, только у старшего мальчика выходило истинно по-княжески, а у младшего просто, прямо и уверенно.       — И мне очень понравилось, как они на тебя поглядывают, — капитан наконец упал в кресло, но ни к чему не притронулся. — Очень… Уважительно, я бы сказал. У вас хорошие отношения, они тебя явно любят. А сын не в тебя. Вы, конечно, похожи внешне и в повадках, но по-разному себя держите. Тебя за усы дёргать и дёргать, пока ты зубы покажешь, а мальчик с ходу демонстрирует, даже если не касаешься его. Он точно хочет в военные? Нахлебается на нижних должностях, пока ему будут гнуть характер.       — Увы.       — И ты пустишь?       — А как я, по-твоему, могу не пустить?       — Ну… Поговорить?..       — Тысячу раз говорено. Что у нас из общего, так точно упрямство. Анри если что себе в голову взял — не отпустит из-за одних моих разговоров.        Ричард смотрит как-то странно, а потом мотает головой, возвращая себе одухотворённое настроение.       — Магия. Дети — какое-то невообразимое волшебство. Мне, правда, они никогда не нравились, но, видно, дело в родстве. Кто ж знал!       — Изабелла твоего восторга не разделяет.       — Думаю, она просто смотрит по-другому. Во-первых, наигралась со мной и не подзабыла в должной мере, во-вторых, сейчас ей точно не до детей. Статус Наместницы слишком свеж, она в нём-то не обжилась. До кучи примерять статус мамы слишком… Решительно. Схватить всё разом — это больше про Дарсию. Изабэ осмотрительнее.       — Может, это и не плохо.       — Очень даже может быть. Удачу редко седлают двое родственников. Обычно кому-то приходится идти пешком. Медленнее, но и спокойнее.       — Вне Севера ты дивно рассудительный, Дик.       — Вне Севера я не бешеный. А там хоть из кожи выпрыгивай — как будто иголки в мышцы вгоняют или щекочет кто постоянно. Не будь я северянином, сказал бы, что у меня аллергия на холод, но аллергия у меня на отчий дом. И, честно говоря, я рад, что больше мне не нужно там бывать.        Чужие слова царапнули сознание, но не до такой степени, чтобы Шарль отвлёкся от своих дум.       — Пойдёшь со мной к Ратуше?       — С твоего позволения, нет. Что-то я переволновался и часок-другой поспал бы в оранжерее.       — Там душно, как в парилке.        Капитан трёх судов расплылся в улыбке.       — Поверь мне — не сильнее, чем на Малых островах.

***

       Шарль поднял глаза на шпиль Ратуши и даже чуть сощурился. Облако, серо-синее, плотное и мягкое, как состриженная овечья шерсть, нанизалось на башню, сокрыло крышу и почти спустилось в верхнее окно. Рановато небо стало падать на Рееру. Обычно оно это делало не раньше последнего осеннего месяца, но не теперь же.       — Любуетесь?        Шарль подскочил вверх и вбок, и ему не было ни грамма стыдно, даже если это видело полсотни сородичей.        Княжич Люсьен, который даже разогнулся не сразу, чем полностью подтверждал догадку графа — вопрос шепнули ему прямо в ухо, улыбался мягко и чуточку снисходительно.       — Как и ожидалось, вам ничуть не стыдно.       — А должно быть? — княжич приподнял брови над разноцветными глазами. — Почему?       — А вы находите обыденностью шептать другим в ухо?       — Ну, право слово, я же не пошлость сказал. Всего-то поинтересовался. Я и ещё могу. Подавали списки сопровождающих вас гостей?        Княжич кивнул на Ратушу, а Шарль поджал губы.        Нет, конечно, он мог не извещать о количестве персон, что поучаствуют в празднестве, вот только среди них Наместница с супругом, коих ещё не представили Князю. По бумагам-то было отлично. На Север даже приезжала делегация из столицы. Всё это подробно расписал Шарлю в письмах Даффин. Но одно дело — процедуры и другое — личная встреча. А на балу в честь начала осени (да и дня рождения младшего княжича, которое предпочитали отмечать широко и радостно, как и подобает осенним датам) кто-то из царствующего семейства точно пожелает пообщаться с сиятельной инарой.       — Ваша затея принесёт энное количество неприятностей. Прежде всего вам, граф.       — О, вы смилостивились и стали выдавать прогнозы?       — Я никогда и не был до них жаден.       — Да неужели?        Княжич тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Шарль приготовился к резкой фразе в ответ и критике, но Люсьен кротко улыбнулся и поднял на собеседника лучезарный взгляд.       — Если не откажете мне в прогулке, я поделюсь с вами своими измышлениями. Может, они помогут скорректировать вам план действий.        Шарль нахмурился и сделал ещё шаг назад. Во-первых, ситуация здорово напоминала ту, когда он впервые подал своё имя в списки кандидатов для участия в выборах. Тогда на него налетел Дарсия, но чувство вины, хоть он не сделал ничего противоправного, было абсолютно таким же. Во-вторых, годы взаимодействия со средним сыном Князя не сделали его для Шарля понятнее. Люсьен всегда выдавал не те реакции, что от него ждали. В-третьих, Рауль страшно разбаловал его своими прогнозами и мудростью, которая позволяла знать, как развернутся события. Граф любил точные инструкции. У кого же было их просить, как не у того, кто видит на пять ходов вперёд примерно всех?..       — А ваша репутация?       — А что с ней? Вы любезно сопроводите меня до главной площади. В леса я вас не уведу, шпионы Родерика честно ему расскажут то, что увидят, мне попеняют за проявление публичной симпатии. Вы не рискуете ничем. Даже недоверием со стороны супруга. Не знаю как, но вы переплавили некоторую часть его нрава в полную преданность.       — В последней фразе мне чудится издёвка.       — Маан упаси. Просто у слова «предан» два значения, на удивление противоположных. И вы так же на удивление сделали из одного совсем другое. Но вам очень не нравится ход моих мыслей, даже глаза потемнели, а я совсем не думал вас расстраивать и злить. Так пройдём и побеседуем или пойдёте домой?        Шарль вздохнул и поправил цилиндр.       — Пойдёмте, ваше сиятельство.        Княжич в тысячный раз улыбнулся и пошёл, иногда поглядывая на неохотно бредущего следом Шарля.       — Что-то вы совсем безрадостный.       — Вы как некоторые мои родственники, честное слово. Вы какой радости ждёте от супруга заключённого политика?       — Хм, мне казалось, вы говорили с Виррианом о мотивах такого положения вещей.       — А пояснить всё это Синей партии княжеская семья не желает?       — С чего вдруг?       — С того, что она раскалывается. А Право Ответа не было озвучено.        Средний княжич напрягся, потом смутился и начал как-то неуверенно.       — Вы что же… Требуете денег?       — Восстановления доброго имени.       — Хм. А вы верите в невиновность супруга?       — А вы не верите? Посадить в застенки консерватора — это надо додуматься.       — Ну полно. Консерватором был инэ Амори и за эту же монету продал партии преемника, но Дарсия — нечто иное. Совсем не консерватор.       — Он верен княжеской семье поболее меня! Вашему брату так точно.       — О! В этом нет сомнения.        Шарль развернулся на каблуках и толкнул княжича в грудь. Разные глаза округлились до невозможности. Отпрыска княжеской династии вряд ли кто-то кроме родни касался так смело.       — Так что вам не нравится, чёрт вас дери?! Как можно сидеть в тюрьме, будучи преданным династии, когда династия в этом не сомневается?!       — Очень просто, граф, — княжич рассеянно стряхнул с груди фантомное ощущение чужого прикосновения, подумал и поднял на графа глаза с абсолютно диковинным выражением — въедливым, глубоким, но непонятным. — Ваш супруг верен моему брату, а не отцу. Чувствуете эту тонкую грань?       — Да что он сделал такого против Князя, о чём даже я не знаю?       — Пошёл, куда не должен был, узнал, что не надо, и, возможно, этим поделился. Хотя мне хочется верить, что нет. Иначе вы бы так отчаянно не бросались на закрытую дверь.       — Я не понимаю.       — А у меня нет цели объяснить. Я намекаю и предостерегаю. И я обещал вам прогноз. Пока башня не откроется изнутри, биться в неё бессмысленно. Если что-то не желает проясняться — оно желает открыться живым, а не мёртвым. За горячее сердце нужно платить вдвое. А ещё прошлое иногда приходит обратно, чтобы рассказать о грядущем.       — У вас совсем другой метод предсказания, чем тот, что вы пытаетесь мне показать. Вы входите в число очень малочисленных исключений — ваш дар понятен с рождения из-за глаз. И грядущее вы видите чётко, а не россыпью вероятностей, в отличие от хорошо знакомого нам обоим Господина Рееры.       — Какой вы бука, особенно сейчас. Но нет. Я вижу дальше, а не чётче. Чувствуете разницу? Мой дар не точит мою жизненную энергию, если я хочу конкретики, он просто высыпает на меня ворох вероятностей.       — И как вы находите нужную?        Княжич беззаботно пожал плечами и улыбнулся, страшно собой довольный.       — Никак. Я принимаю их все.       — Чушь.        Шарль страшно злился и не скрывал. Княжич дурил его и думал, что ему спустят. Как же, предсказатель и не знает точного будущего. Рауль вполне понятно рассказывал ему разницу.       — Вы, верно, думаете, что я нечто необычайное, знаю наперёд столетия, направляю судьбу в нужное мне русло, а я челнок в станке. Всё, что я делаю, — сную меж нитей и могу ясно анализировать лишь собранную часть полотна. Видите ли, этот глаз у меня видит лучше, — княжич насмешливо зажмурился и посмотрел на графа чёрным оком. — Смотрю назад и вижу истину. А серый мой глаз дальнозоркий. Очень далеко берёт, где-то на столетие вперёд. То, что происходит в столице, ныне я видел, если вообще видел, глубоко в детстве. А ещё с будущим ведь как… Оно меняется из-за настоящего. Вечно мы выбираем что-то не то. Дружим не по правилам и ссоримся в самый неподходящий момент с теми, кто бы вытянул нас из ямы. Вот вы по уму должны были бы быть мертвы уже дважды. Вас в этом, правда, переплюнул супруг, но тут, верно, цвет глаз сыграл ему на руку. Как иначе объяснить, что безносая так старательно не хочет брать того, кого вы так настойчиво ей предлагаете?       — Я не предлагал.       — Вы сделали вещь хуже. Вы пришили Смерть к нему двойным стежком. Дали гласиру прогуляться по изнанке, где его дар как топор в месте, где даже иголка опасное оружие. Так он ещё и вышел из этого путешествия с преференциями и столетие-другое будет видеть что не должен.       — Говорите прямо или…       — Что? — Люсьен сузил глаза и чуть ли не впервые на памяти Шарля недобро. Очень так нехорошо. — Что? Организуете бунт? Не дразните меня. Вы мне бесконечно приятны, но я сожру вас с потрохами, если вы вздумаете шатать престол моего брата. Я вас предупредил, граф. Не настраивайте меня против. Вам не понравится.       — Чего вы вообще хотели этим фарсом? Запутать? Напугать? Отговорить?       — Предостеречь. И только. Я же сказал — у меня много нитей. Ни одна из них не плоха, даже если поначалу так кажется. Я знаете сколько так наошибался? Так что теперь я лелею каждую, но позволяю себе вносить маленькие коррективы, если верю в их полезность. В случае с вами всегда верю. Уж очень я увлекающаяся натура и если в кого падаю, так надолго. До завтра.        Княжич прикоснулся к тулье своей шляпы и, склонив голову на прощание, удалился.        Шарль не кланялся и сжимал кулаки. Вносить коррективы в планы? Ха. За редким исключением граф предпочитал выжигать землю позади себя и не иметь права на капитуляцию. Он собирался драться, и если средний княжич рассматривает это как «шатание трона», то это его проблемы.

***

       Шарль перекинул через плечо Изабеллы голубой шёлк, скептически оглядел её в зеркало и сдёрнул потрясающую ткань, уронив её в гору таких же отрезов. Китти на действо смотрела с сожалением и ужасом. Ей самой понравились многие ткани, но графа было не переубедить. У него не было цели слышать и слушать хоть чьё-то мнение.       — Хорошо же было к глазам… — всё же не выдержала секретарь партии.       — Недостаточно, — Шарль отправил в кучу ещё один материал. — Всё недостаточно хорошо.        Нет, у Наместницы Севера был наряд для бала, но Шарль с порога заявил, что в таком она может в сторону Княжеского дворца даже не смотреть. Северяне бы обиделись, но у графа были свои взгляды. Швеи и белошвейки кротко склонили головы, когда их позвали в комнату, и с ног до головы измерили главный козырь графа.       — Нам не надо, чтобы было красиво. Нам надо так, чтобы мужчин хватал удар от восторга. Чтобы половина собравшихся не дышала от восхищения, а вторая подохла от зависти.       — Не добр ты к сородичам.        Шарль бросил на Китти горящий взгляд, но, на её счастье, краткий. Домой после беседы со средним княжичем он вернулся взбешённый, в том состоянии, в котором не нравился Даффину и вызывал здоровое опасение у всех остальных.       — А тебя одного для этих целей будет недостаточно? — Изабелла фыркнула устало и зло. Куда злее, чем хотела.        Ей не нравилось быть куклой и терпеть чужие прихоти. Не нравилась критика её вкуса, не нравились неожиданные сила и напор зятя, перед которыми пришлось уступить даже ей. На Севере этого не проступало, а в столице Шарлю будто прилила кровь всего рода.        Граф сделал шажок назад, в кои-то веки бережно сворачивая материю, а не швыряя её по углам. Он смотрел в глаза золовке долго и неприятно, натурально сверкая медовыми очами.       — Тебе доводилось видеть дипломатические рауты, Изабэ? Настоящие, не ваши переговоры равных инарэ, гордых и прямолинейных. Подлинные. Когда одна кобра хвалит другую, у обеих с клыков сочится яд и против всех законов природы у каждой по погремушке на хвосте. Я вот внук первого дипломата Рееры. И я видел эти танцы. Мы идём не просить, не умолять. Мы идём требовать. Орать о своём праве и ставить перед фактом, что нам нельзя отказывать, потому что мы не просто твари. Мы исчадия. Я иду плеваться, а ты блистать. Блистать, как не один бриллиант. Нам здорово упрощает задачу твоя красота, но ты ведь не просто красива. Ты умна, властолюбива и в чём-то жестока. И всё это должно быть в твоём платье. Никакого декольте и голых плеч. Никакой нежной вышивки и тонких вуалей. И гляди, пожалуйста, как на меня сейчас. Пусть режутся о твой взгляд. Пусть мямлят и опускают голову.       — Я не княжна.       — Ты Наместница Севера. Вам на князей было чихать всю историю, пока вам не предложили стабильные поставки провизии. Соль и серебро — вот что вы такое.        Одна из мастериц, видимо, начальствующая над всеми приглашёнными, бесшумно подала графу очередной отрез. Серебристый. Вспыхнувший переливом чешуек в свете камина. Тяжёлый и гладкий, одновременно напоминающий воду и сталь.        Изабелла не стала спрашивать, накинут ли на неё ещё полсотни других материй. Выбор был вполне очевиден.

***

      — Мы тебя разбудили?       — Я не спал.        Шарль встал подле Ричарда, настраивающего гитару и опасно сидящего на перилах, свесив обе ноги во внутренний двор. Там жгли костёр и негромко переговаривались северяне.        Господские комнаты были в другой части дома, и графу никто и ничто не мешало. Ну, кроме собственного воспалённого мозга. Он решил, что обладателю недостаточно спать на супружеской кровати, порой сквозь сон искать чужой тёплый бок и не находить его. О нет. Подсознание или что там другое решило помучить обладателя изощрённее.        Граф проваливался в некоторое забытьё, чтобы потом обнаружить, что лежал с открытыми глазами и как будто видел сновидения. Правда, мозг ступал в них так стремительно, что граф не всегда понимал, что реально, а что нет, и щипал себя до синяков. В этот раз во сне шёл бал, а по плечам у Шарля кроме волос извивались змеи. Они не кусали, но ощущение холодных гибких тел у самой шеи не доставляло комфорта.       — Ты вечером побывал у цирюльника? За тобой не успеть, Шарло. Впрочем, это, наверное, особенность столичной жизни — более быстрый темп.       — Да…        Граф ответил немного невпопад и рассеянно прошёлся рукой по шее. Отвык от своего каре. Впрочем, минут десять назад он отхватил себе волосы короче, чем хотел. Не страшно. Завтра прическу поправят, а природная кудрявость и так уже скрыла половину огрехов. Дарсия опять будет сетовать на остриженный хвост, но идти к лорду на поклон перед действом — ни за что. Сначала дурость, потом расплата. И нечего путать порядок действий.       — Что вы хотите делать?       — Как что? Конечно же петь! Ты же сказал, нас ждёт бой, а значит, нужно вдоволь наораться.       — Вы что же, собираетесь петь походные тексты?       — Ну что ты. Перед сражением о таком не поют. Перед боем поют о жизни, доме и возвращении в родной край. Воевать никто особо не любит. Поэтому нужно помнить, ради чего всё вообще затевалось.        С этими словами младший лорд провёл пальцами по струнам, дождался, пока стихнет многоголосие инструмента, и запел.        Шарль знал о громком командном голосе деверя, но Ричард умел удивлять. Потому что у него был ещё один — сильный, звучный и вариативный, способный брать широкий диапазон нот от низких до высоких. Более того — северяне не отставали в этом искусстве друг от друга. Поначалу капитану подпевали только олдбрисы. Граф с чувством некоторого превосходства понимал, что голоса рыжих инарэ он, пожалуй, угадает из многих других по особой чуть гортанной манере и весёлому переливу. Когда вступил Даффин, Шарль не смог выделить особых черт, кроме той, что касарец пел глубоким низким голосом, а вот у Ричарда и Изабеллы была общая черта. Они держали звук долго, растягивали его и явно привыкли к песням-балладам — рассказам в рифму и под музыку, нежели к тем, где главенствовала музыка.        Когда отгорел костёр и ночную тьму разгоняли только масляные фонари да звёзды, импровизированный концерт не прекратился. Одна история подхватывала другую, и они текли, сменяя друг друга до самых рассветных часов. Шарль не сказал бы, что действо было весёлым. Скорее, размеренным и немного монотонным, но не как колыбельная, а как… Марш. На равнинах у воинских песен были запал и энергия, но то музыка совсем других народов. Северянам такое не требовалось. Они скатывались с гор лавиной и отходили обратно морским приливом. Совсем другие образ мысли и философия жизни.       — Мы не сильно тебя утомили?        Ричард явно устал петь и играть, и голос у него значительно сел, но голубые глаза всё равно лучились довольством.       — Нет. Спасибо. Не думал, что такое доведётся увидеть. И даже в этнографическую экспедицию не пришлось отправляться.        Ричард фыркнул в нос.       — А ты бы поехал?       — Почему нет? Твой брат же решил делать себе научную карьеру. Воспользуюсь его добрым примером.       — Тогда начни с Малых островов. Нашу культуру и так записывают все кому не лень. Инарэ — они и за срединным континентом инарэ, а вот эйвы…       — Что ж. Я обращусь к Атери за советом. Но кажется мне, он, как и прочие его сородичи, не жалует детей Маан.       — О, он душка. Его ворчание не идёт ни в какое сравнение с тем, что мне высказывают. Они очень переживают за свой вид и свою культуру, но думаю, двум нашим народам есть чему друг у друга поучиться. А мы почему-то предпочитаем игнорировать такие возможности. Ладно, это я так… Пойду напьюсь молока, а то уже горла не чувствую.        С этими словами Ричард перехватил гитару за гриф, перекинул длинные ноги на территорию дома и пошёл, оставив Шарля в одиночестве и утренней прохладе встречать солнце.

***

      — Маан ради, ты когда успел подстричься? И зачем? Тебе же вроде нравился твой хвост.        Дамиен, который и вёл восклицающую Китти под руку к особняку в районе Изумрудного дола, посмотрел на хозяина этого особняка, с которым они столкнулись у самых ворот, хорошенько затянулся, вынул трубку и выпустил дым вверх ртом.       — А он как делает глупости, так стрижется. Ты не заметила?       — А ты знаток моей натуры?       — Не-а. Только той твоей части, что отвечает за драки, мстительность, изворотливость и коварство. Ты редко её будишь и ещё реже демонстрируешь, но если уж она берётся за дело, то со всей ответственностью. Ой, не сверкай глазами. Я пуганый. Сколько я с тобой дрался, помнишь, м? — военный вернул трубку в рот и запыхтел с удвоенным удовольствием. — В дом-то пустишь? До нашей авантюры всего ничего.       — Авантюры… — Шарль опробовал слово на вкус, брезгливо скривившись, но Дамиен от души ударил своему главе по плечу, вроде ободряя, а вроде и приводя в чувство.       — Маан. Прекрати, Шарль. Ты лучше меня знаешь, что дело не выгорит. Не отдадут тебе мужа только потому, что ты покрасуешься зубами перед князем. Максимум пообещают компенсацию за его заключение. И ещё вопрос — чем все мы за это заплатим.       — И ты всё равно в этом участвуешь?        Дамиен поднял глаза к небу, тяжело выдыхая и как будто даже порыкивая.       — Невозможный упрямец. Я партию с тобой тяну от нечего делать или ради твоих прекрасных глаз? Если ты не заметил, ну вдруг, я в целом поддерживаю твои начинания. Даже безумные. Даже если ты сам знаешь, что они безумные. Очень стоящий обычно результат.       — Тебя так Старый город пронял?       — Что ты. Вся история нашей дружбы в целом. Чертовски увлекательно, а я всё-таки тот ещё адреналиновый наркоман.        Китти нахмурилась и пихнула приятеля в бок.       — Это ещё почему?       — О, это недуг большинства военных. А я, как видишь, — Дамиен выпустил очередную порцию дыма, — вообще падок на пагубные пристрастия.       — А кто на них не падок?        Лорд-канцлер в сопровождении Роярна стоял почему-то перед входом в дом, но не заходил. И курил, как и Дамиен.       — Вас что, не пустили? — Шарль кинул грозный взгляд на окна особняка, но не увидел никого из слуг. — Вы же предпочитаете кабинет превращать в подобие туманного леса — сплошной бурелом из стульев и завеса дыма.       — Ну, во-первых, это не мой дом. И даже не парламент. Во-вторых, я удачно встретил мальчика, — кивок на Роярна, — расспросил об успехах.       — Вы что же, согласились? — Дамиен натурально округлил глаза и даже перевернул трубку, стряхивая остатки табака на дорожку. — Никогда бы не подумал. Вы же глава Чёрных.        Лорд Моррис фыркнул в нос и растянул тонкие губы в вежливой улыбке. Свою сигару он тушил изощрённо — голыми пальцами отламывая обгоревший конец и сверкая серебряными птичьими черепами колец.       — Ныне такое интересное время… Глава Синей партии в тюрьме, и можете не верить, но я не понимаю — за что. У меня с Дарсией масса разногласий, но до того, как его чуть не убили, мы лили воду на одни жернова и вытягивали Виест из войны. Его деятельность против государства такая эфемерная, что я не вижу от неё даже следа. Даже намёка. У знати много вопросов к Князю. К сожалению, мой голос для него тоже стал неслышим.       — Да, но я думал, нас поддержат Зелёные…       — Я у них даже не спрашивал, — Шарль повернулся к другу. Что хотел он от лорда-канцлера услышал, более того, он вот тут, на расстоянии вытянутой руки. Что ещё нужно? — У них другие интересы, а главное — силы. Рабочие — это хорошо, на них всё держится, но мне нужна поддержка аристократии. Сытой, довольной, всегда осторожной и очень плохо поднимающейся на бунт.       — Ба, — лорд-канцлер осуждающе покачал головой. — Ты бессовестно наврал? Никаких разговоров, а с места и по зубам? Шарли, когда с тебя спросят, тебе не помогут ни былые регалии деда, ни симпатии среднего княжича.       — Почему же? Я не собираюсь входить в залу и орать манифесты. За кого вы меня держите? Мне нужно что-то… Что-то навроде моральной поддержки.        Лорд-канцлер вновь покачал головой, но пошёл за хозяином особняка в дом.       — Не нравится мне это. Ох, не нравится… Последний раз так не нравилось, когда Регар де`Кавени поехал уладить маленький конфликт на Красных Скалах. Уладил. Так уладил, до сих пор расхлёбываем.       — Ну, зато дед при супруге.       — Этого вашему проклятому роду не занимать. Вы и в сточной канаве находите золото. Правда, есть оговорочка — шрамов у твоего родича тоже было бы предостаточно, не залечивай он их. Так что пример для подражания неудачный.       — Как знать. По итогу он желаемого добивался.       — Да. Съев на этом деле собаку, перепортив литры крови себе и окружающим и очень много всего потеряв. Ты неплох в дебатах, Шарли, через столетие-другое, когда поднаберёшься опыта, ваша партия перестанет шататься на хлипкой почве княжеских симпатий и твоего очарования, но то, что ты затеял, — нечто совсем другое.        Гости всё же вошли в дом, и, когда у Китти забрали накидку, мужчины одобрительно закивали.       — Потрясающе красиво, — Роярн даже обошёл инару с нескольких сторон. — Это морфо?       — Нет, на леди, судя по всему, эрасмия, — Ричард сходил с лестницы и очень внимательно разглядывал тёмно-синее платье Китти, а главное, его шлейф — точную копию крыльев бабочки, живущей в тропических лесах. — Впрочем, дивная вышивка, конечно же, меркнет за красотой обладательницы.        Китти благодарно улыбнулась, Шарль же хмыкнул очень выразительно, окидывая северянина взглядом с ног до головы.        Ричард, видя выражение зятя, даже крутанулся вполоборота, демонстрируя дорогой, идеально скроенный по фигуре фрак и сложную, но очень светскую причёску из комбинации полураспущенных волос и тонких кос. Никаких браслетов, кушаков, рубах, расстёгнутых до пупа, и непомерных блях на штанах.       — Не поверишь, но я откололся от той же глыбы, что и твой суженый. У меня плюс-минус такое же образование, и я умею вести себя на балах. На островах они тоже случаются. А теперь иди и переодевайся. Иначе дольше всех мы будем ждать тебя.        Шарль пожал плечами и молча поспешил на второй этаж.        Через пять минут к гостям спустились Изабелла и Даффин. Господин реставратор не очень гармонировал с супругой — ему серый категорически не шёл, поэтому из общего у него с инарой были элементы стальной кольчуги, платиновой у неё и золотой у него. Но чёрная ткань костюма Даффина всё же выгодно оттеняла Изабеллу. Рядом с ним Наместница Севера казалась ещё тоньше и выше, чем была. Серебристая ткань плотно облегала высокую грудь и тонкую талию, а на плечах под тонкой вуалью горели чешуйки доспехов. Золотые локоны обратились в сложное сочетание туго скрученных прядей и горного хрусталя: диадемы и серёжек, разом напоминавших соль и несметные богатства недр её родного сурового края.       — Маан ради… — Китти на Изабеллу смотрела как на воплощение божества и даже не думала пригасить восхищения. — У нас и так не было женщины красивее, теперь всем столичницам что же, разворачиваться прямо у входа в залу?..        Наместница растерялась, но вряд ли кто-то кроме Даффина и Ричарда вообще это понял, зато господин реставратор отреагировал моментально.       — Милостивая госпожа, не отбивайте у меня жену. Я и так её долго добивался, а такие комплименты мне крыть нечем, я бездарен.        Ричард насмешливо фыркнул и протянул застывшей на ступенях сестре руку.       — Честное слово, она за тебя вышла не ради твоего красноречия. Просто кто-то должен содержать местные руины в порядке.        Даффин, который принял реплику за очередное издевательство, нахмурился и высказал почти презрительно.       — Нет на этом свете древностей, стоящих хоть мизинца её стопы.        Капитан трёх судов, который просто дурачился, восторженно заулюлюкал.       — О, дружище, ты обманщик. По-моему, ты только что доказал правильность выбора своей ненаглядной, — Ричард довольно фривольно подмигнул не то сестре, не то зятю. — Когда тебе надо, ты заворачиваешь языком очень причудливые вещи…       — Прекрати сию секунду, пока на месте твои уши.        Изабелла наконец отмерла и почти ощерилась на брата. На лице злость никак не отразилась, а вот в голосе прорезался такой булат, что Ричард даже предпочёл отойти к Дамиену и Китти, тут же нажаловавшись:       — Какого, а? А ведь я её кровь. Страшно представить, что она делает с теми, кто не подпадает под эту категорию.       — Те, кто не её кровь, благоразумно помалкивают, — Индир, флегматичный представитель олдбрисов, что так впечатлил Шарля, свёл за собой с верхнего этажа всех сопровождающих своей Наместницы и встал у неё за левым плечом. — Молчание — золото. Это добрая поговорка, таашэ. Вспоминайте об этом чаще.       — Мы все готовы ехать? — Дамиен оглядел компанию, пересчитывая собравшихся глазами. — Нет. Шарль запропастился. Ладно, пойду его потороплю.       — Незачем. Я и сам явлюсь.        Граф спускался по лестнице не спеша, но и не медля. Гостям и друзьям нужно было дать время разглядеть убор и сделать правильные выводы.        Первым, на удивление, сообразил Роярн.       — Нас посадят всех.        При всей категоричности и безнадёжности фразы баронет сказал её ровным и спокойным голосом. И решительно шагнул вперёд, не сводя с приятеля непреклонных серых глаз.       — Посадят, непременно, и не факт, что рядом друг с другом. Белая Башня просторная, там дивно поместится десяток аристократов. И заодно я понимаю, почему в нашем скромном собрании нет Этелберта. Потому же, почему ты не позвал его в Старый город.        Шарль подёрнул уголком губ. Ну каков умница. Ещё бы не читал морали…       — Может, я чего-то не понимаю… — Даффин продолжал хмуриться, созерцая, и действительно ворочал какую-то тяжёлую мысль. — Это же свадебный наряд?..       — Вообще нет.       — Вообще да, — Роярн, видимо, в полной мере осознав чужую задумку, не желал терять серьёзности ни на мгновение, — я, знаешь ли, был на твоей второй свадьбе. И шлейф у тебя теперь сколько угодно может быть раздвоенным и из другой материи — но это то же одеяние. И ни брошь с осой, ни кольцо тебя не уберегут от гильотины. Маан ради, Шарль… Ты не выручишь Дарсию, потеряв голову, а ты её потеряешь, потому что князья не прощают плевков в лицо.       — А никто не просил красть у меня мужа прям из-под венца, — граф сошёл-таки вниз, мимоходом взял Изабеллу за руку, совершенно не глядя ни на кого, кроме Роярна. — Или, скажешь, было не так?.. Кроме того, Рори, я всё ещё позволяю всем уйти и не участвовать. Я говорил и говорю ещё раз: моя цель — буча и взрыв. Я готов за это платить, но я не собираюсь платить по этому счёту вашими привилегиями.        Роярн сжал зубы так, что у него резко проступили скулы и потемнели глаза.       — Я не собираюсь никуда отступать и следую за тобой осознанно. Но это безумие, и, пока мы не вышли, ты успеешь переодеться во что-нибудь… Легче.        Шарль пригасил гнев во взгляде и покачал головой удивительно мягко, а посмотрел на приятеля кротко.       — Не могу.

***

      — Можно хоть немного деталей? Я уже поняла, что нам не пережить этой ночи без потерь, но хоть примерный масштаб катастрофы можно узнать?        Шарль не хотел игнорировать золовку, но вид из кареты навевал воспоминания. С ночной Реерой, проплывающей за окном, было связано слишком много. И звёзды, взирающие с холодного неба, ныне не радовали, а жгли глаза и сердце, мешая ярость с непрекращающимися отчаянием и болью.        Экипаж с главной тройкой «бунтовщиков» венчал их процессию, и под княжеские очи они должны были попасть первыми. Сразу под раздачу.       — Видишь ли, Изабэ… Дарсию забрали из нашего дома сразу после свадьбы, — Шарль зло и резко дёрнул рукав на правой руке. Пуговицы чудом остались на месте и просто выскользнули из петель, открывая сначала чёрно-серый рисунок, а после живое золото, расползшееся по коже живым разнотравьем. Граф со смесью нежности и восхищения смотрел на собственную вязь, приветливо кивающую зрителям головами соцветий и сверкающую острыми и правильными гранями орнамента. — Не знаю, насколько твой брат расписывал тебе подробности, но мы попали в небольшую неприятность почти полным составом парламентских глав. После этой неприятности Дарсия чуть не умер. По крайней мере, у нас пропала вязь. Решили восстановить. Восстановили на свою голову…       — Могу?..        Изабелла указала на руку зятя, и Шарль безропотно подал конечность. Чужой рисунок инара рассматривала с интересом, тем более что обычно инарэ не рвались его друг другу показывать. Рисунок — штука индивидуальная, и в подавляющем большинстве случаев знать его особенности в точности было принято только у супругов.        У самой инары из-за специфики рукавов руки были полностью обнажены от локтей до кончиков пальцев, так что граф без стеснения глядел на чужой тонкий «дымок». Ильвэ у Наместницы Севера тоже было говорящее. Изящное, сплошь тонкие серебряные линии, лёгкими волнами укутывающие нечто, смутно напоминающее тяжёлый полуторный меч. Конечно, это не был меч в прямом смысле, но очень уж угадывался его смутный силуэт. Ну и серебро, явно такое же маскировочное, как у самого Шарля сдержанно-серый цвет, легко слезающий по первому зову и являющий золото.       — Теперь я не понимаю во всём этом только одного, — Изабелла отпустила чужую руку и впилась в лицо зятя ледяным взглядом, — он правда не сказал тебе, за что сидит?        Граф отстранённо покачал головой.       — Нет. У него и эрцгерцога одна песня на двоих про защиту. Дарсия бережёт меня от знания, наш будущий Князь бережёт одного из политиков от… От чего-то, что тоже не озвучивает.       — Ты отчаялся продавить мужа и хочешь продавить правителя? Неочевидное решение.       — Какой мягкий синоним к идиотизму.       — Не считаю тебя дураком. Недолюбливаю немного, ну так я, в отличие от Дарсии, никогда не любила что-то, что прикидывается одним, а является другим. К тому же наша лёгкая антипатия взаимна. Но мы друг другу полезны, и я вполне тебе доверяю.       — Я понимаю и принимаю твоё неприятие, но я не двуликий.       — Скажем так, ты не лицемер. И во всех своих проявлениях искренен. Но ты таишь шипы за пышными цветами и натыкаешься на них обычно в самый неожиданный момент.       — Тогда, боюсь, дело не во мне конкретно. Это манера поведения целой общности. Вы северяне, в целом прямолинейнее.       — И всё же я имею в виду не совсем это, — Изабелла расслабилась, откинулась на спинку и продолжила говорить из тени. — Ни при первом взгляде, ни при втором ты не кажешь тем, чем являешься. Только в каких-то совсем уж экстренных ситуациях скидываешь шкуру и вдруг оказывается, что всё время под боком была пантера, которую никто не заметил. Если бы не случилось то, что случилось у нас дома, я бы ещё подумала, а ехать ли сюда и сдюжишь ли ты вообще такую борьбу. А ты скоро вывернешься наизнанку, доставая моего братца из застенок. Кроме шуток, у тебя уже кости этой изнаночной части торчат. Не переусердствуй, потому как неизвестно, вывернешься ли в обратную, естественную сторону.       — Твои комплименты, а предпочитаю считать это всё же ими, ходят по очень тонкой грани оскорблений.       — О, я не переживаю на этот счёт. Когда и если это будут оскорбления — ты бесспорно это считаешь.        Шарль хмыкнул и мельком глянул на Даффина, не проронившего за время поездки ни слова. Господин реставратор выглядел крайне довольным и увлечённым, словно только что посмотрел отличный спектакль.       — Я смотрю, ты не любитель полемики.       — Во-первых, нет, а во-вторых, — Даффин кинул полный обожания взгляд на инару, — я никогда ей не мешаю. Я вообще для других целей существую рядом.       — Охраняешь сокровище?       — Выступает в качестве каменного утёса, — Изабелла мягко сверкнула глазами, пряча взгляд за золотом ресниц. — Держит и внушает трепет тем, кто нуждается в устрашении.       — Остались ли безумцы, что перечат тебе?       — Они всегда могут появиться, Шарли. Мы живём на Севере. У нас всегда есть волки.        Граф кивнул и кинул последний взгляд в окно. В следующий миг небо, звёзды и сон столицы загородили княжеские покои, полные светом, шумом и кровью, которая ощущалась даже с улицы.        Из экипажа Шарль выбрался первым, и даже длинный шлейф не помешал его стремительному манёвру. Руку Изабелле он также подал первым. Наместница вышла аккуратно и степенно. Её осанка многим показалась бы излишне горделивой, в то время как у инары просто начинала болеть голова из-за туго собранных золотых волос и количества стали, всё это великолепие сдерживающей.       — Ты у меня её крадёшь прямо сейчас и до конца вечера?        Граф, хмуро осматривающий здание, вздрогнул и обернулся к Даффину.       — Нет… Нет, — Глава Алой партии церемонно передал руку Наместницы её супругу. — Я украду её у тебя только на вальс. А вот дальше по обстоятельствам. Я не уверен, что нас захотят видеть после моих выступлений.        Изабелла пожала плечами. Вышло на удивление уверенно для такого «сомневающегося» жеста.       — Ты предупредил и наши договорённости всё ещё в силе. Идёмте.        Граф невольно хмыкнул.       — Сталь у вас, что ли, вместо крови?..       — Нет, просто особенность родной местности. Нерешительные долго на Севере не живут.        Экипажи подъезжали один за другим, и, пока граф дошёл до верхней ступени, за ним собрались почти все гости дома.       — Я предприму последнюю попытку, Шарли, — Роярн взбежал с самого низа и не очень аккуратно дёрнул Главу Алой партии за свободную руку, заставив полуобернуться к себе. Серые глаза баронета смотрели встревоженно и почти отчаянно. — Ты уверен в том, что делаешь? Минимум ты поссоришься с княжеской династией. Минимум, Шарль! Я даже боюсь думать о всех масштабах гнева. С нами же сделают всё что угодно! Не только с тобой — нами всеми.       — Я осознаю это, Рори. Поэтому всё так же предлагаю не уча…        Роярн тряхнул графа, сильно сжав тому талию. До Шарля даже не сразу дошло, почему его не хватают за грудки или не трясут за плечи — у заместителя Главы Синей партии просто не хватило духа как-то иначе соприкоснуться со свадебным костюмом.       — Да не в том дело! Никто не уходит, а тем более я, просто…       — Мы сильно рискуем, Рори, — Шарль мягко коснулся свободной рукой щеки баронета и позволил себе соприкоснуться с ним лбом. — Очень. Но, видишь ли, я перепробовал прочие методы воздействия. Я понимаю твою тревогу. Истинно так. Но по-другому поступать не буду.        Роярн вздохнул и отступил, освобождая дорогу.        В просторном холле, а тем более на подходе к залам процессию никто не останавливал. Чуть притормаживала иногда Изабелла, не находя источника густого запаха крови, буквально заполонившего здание. Но посреди роскоши переходов он таки нашёлся.        У танцующих, а тем более подле лестниц не было ни еды, ни питья. И всё же официанты иногда курсировали посреди парчи, шёлка и бриллиантов, нашитых на юбки инар, и разносили тонкие хрустальные бокалы. Когда с шампанским, а когда и нет.        Людей резали тихо и быстро. Конечно, старались растянуть удовольствие на нескольких персон, но, если гости просили конкретную группу крови конкретного возраста, им никто не отказывал. В переходах аристократия старательно не замечала доноров, любезно предоставленных на убой. Шарль себя смотреть заставлял.        «Ты всё равно ничего не сделаешь».        «Сейчас — нет».        «Глупо, Шарль».        «Изабэ, есть вопрос, зачем ты вписалась в мой изначально непродуманный план».        «Я расскажу тебе, как только это пойму».        В залах много света и огня. Пиры наверняка в восторге — свечей столько, что половины из них хватит на поджог человеческих кварталов, а второй можно спалить флот.        Электричества тоже много. Под потолком, где-то на высоте четырёх вставших друг на друга инарэ в истинном обличье, гудят исполинские люстры. Их питает гидростанция, а ещё на нескольких улицах не горят фонари. Но аристократия-то вся на балу, и её проблемы среднего класса почти не тревожат.        Шарль не тянет за собой сопровождающих и вообще не спешит, но так уж выходит, что перед ним толпа расступается. Чёрный наряд в пёстрой толпе действует как пощечина — оглушительно для всех зрителей.        Вслед за графом тянется река северян. Нет, в ней видно и Роярна, и Дамиена, и лорда-канцлера, который предпочитает держаться подле заместителя Главы Синей партии, избрав его самым адекватным из вынужденных союзников. Но северян просто нельзя не заметить. Изабелла подле Шарля почти сияет белизной и как минимум сталью. Ричард ей абсолютно под стать. Провожатые Наместницы выделяются рыжими макушками и такими же стальными элементами. Даффин на их фоне более всего походит на столичника, и то его подводит рост — жители Рееры более миниатюрные и тонкие.        Живой поток стопорится лишь однажды: Шарль натыкается на Этелберта.        Банкир стоит прямо на пути друга, и в серых глазах мечутся молнии.        «Как это понимать?»        «Эт, давай…»       — Как это понимать, я тебя спрашиваю, Шарль де`Кавени?!        Дамиен подался было вперёд, но Шарль повёл плечом, останавливая военного, не сводя глаз с друга детства.       — Это называется не втягивать в неприятности, Эт.       — О! То есть все эти господа, — банкир обвёл собрание за спиной друга широким жестом, — могут быть втянуты, а я…       — У тебя маленькая дочка. Очень маленькая, Эт. Не надо делать грозные глаза Китти, во-первых, её не остановить так просто, во-вторых, она пока ещё мать и даже что произойди — её не отлучат от дитя. А тебя могут.       — Какое благородство!       — Не ёрничай, я серьёзно. Я не буду втравливать тебя в опасные авантюры и разберусь сам.       — Давай припомним твою самостоятельность. В Старом Городе ты чуть не схлопотал приступ. Скольких ты не планировал брать туда? Двоих. В итоге я и твой дядя тащили тебя, Роярна и Дамиена, потому что он тоже не сразу опомнился. В лесах у Малой Ратуши ты взял кого-нибудь в подмогу? Нет. Дарсия вытащил тебя чудом, схватил три твоих пули и не умер на силе голого упрямства. Где теперь твой муж? Хм, как будто в Белой Башне. Я так понимаю, ему в компанию ты ведёшь его родных, а сам отправляешься на плаху. Палачей у нас нет, но ты вознамерился персонально себя возложить-таки под нож, верно?       — Можно ты поскандалишь в других обстоятельствах? — Роярн не Дамиен и ждать, пока закончится перепалка, не намерен. — Сейчас не место и не время. Хочешь — пойдём. Нет — отойди в сторону и трепи нервы другу детства после бала.       — А голова у него останется после бала? Хоть что-то? Мизинец там, прядь волос, хоть что-то, над чем будет плакать безутешная родня и дети, которых он бросил чёрт знает на кого.        Последнее задевает до крови. Шарль шагает вперёд, но куда там. У Этелберта нет такого пиетета к свадебному наряду, как у окружающих. Графа в грудь бьют кулаком и весьма чувствительно — грудина протестующе гудит и грозит треснуть.       — О, давай, родной, просверкай мне медовыми глазами. О моей девочке ты печёшься ой-ё-ёй как, а что насчёт твоих мальчиков? Ты вздумал оторвать от отца не только Альфреда и Эрнеста, но и Анри? Вперёд.        Шарль поступает так, как никогда не сделал бы прежде. Он тянет. Буквально приказывает чужой крови, и Этелберт отшатывается в сторону. Банкира наверняка замучает мигрень, но сейчас это неважно. Там, впереди звучит музыка и начинаются танцы. Времени больше не остаётся.        Вначале Изабеллу и впрямь ведёт Даффин. Окружающие почти шарахаются и дают паре место, хотя северянин ведёт мягко, почти несёт супругу над полом и не глядит на толпу. Его целиком занимают вопросы благополучия Наместницы. Правда, есть нюанс — Изабелла прямая и натянутая, что струна арфы. О том, что вообще-то она больше похоже на тетиву лука, Шарль старается не думать. Он смотрит чуть вверх, на эрцгерцога.        Три княжича стоят вместе, и, несмотря на праздник в честь самого младшего, будущий Князь стоял ближе всего к подданным. Один за другим граф ставил ментальные щиты и копил гнев и злость.        Страха было так много, он так душил и жёг нутро, что только гнев смывал и теснил этот ужас в углы сознания и не позволял влить свинец в мышцы. Так что, когда первый круг завершился и Даффин передал Шарлю тонкую руку Изабеллы, Наместницу, наконец расслабившуюся, обдало жаром.        Полкруга, ползала, а ровно столько отделяло от ступеней наверх, Шарль не протанцевал, а пролетел. Ни одна душа не осмелилась даже докоснуться до раздвоенного шлейфа его наряда, а осы-брошки жужжали. По крайней мере, так казалось графу. Но он не ручался за себя — кровь пульсировала в висках и не знала, что ей делать: обратиться в пламень или разорвать владетелю сердце и прервать мучение.        Музыка замерла, и Шарль, против всех приличий и этикета, встал на первую ступень лестницы.        Зал за спиной графа не замер, но мгновенно напрягся и наэлектризовался. А ещё Шарль не знал, но чувствовал: все отступили от северян, вставших плечо к плечу и коснувшихся дара. Нет, они его не использовали, ну, кроме разве что Ричарда, но явственно осязали. Ветерок же, гулявший под потолком и подле графа, никого не смущал. Его природу вряд ли кто понимал, ну, разве что кроме тех, кто знает, какой свежестью обдаёт северная магия.       — Вы верны своим привычкам, инэ. Очень эффектно.        Эрцгерцог мягко улыбается и даже чуть склоняет голову, но Шарль возводит щиты во второй ряд, а заодно накрывает куполом Изабеллу. И вот, судя по её выравнивающемуся дыханию, ей защита от княжеского очарования нужна.        Шарль расправляет плечи и вскидывает голову. Вызывающе дальше некуда. Но у него и глаза ныне не карие, а мешанина мёда и вина, и он вряд ли создаёт впечатление приятного собеседника.       — Прошу простить. Но у нас и так сложные взаимодействия в вами, ваше сиятельство. Если вы желаете меня видеть — боюсь, ваши волеизъявители достанут меня и из склепа, а когда я прошу о вашем внимании, то теряю недели.       — Можете не верить, инэ, но я бываю занят.        Эрцгерцог всё так же улыбается и шаг за шагом сходит вниз. Родерик и Люсьен за его спиной — два каменных изваяния. Эмоции княжичей проступают только в глазах. Гнев у младшего и тревога у среднего. То ли его точные предсказания не так точны, как он бы хотел, то ли, напротив, сбываются доподлинно.       — Отчего же? Государственные дела важны и неотложны. Но я не один и тоже с неотложным делом. Вы подписали бумаги о назначении Изабеллы де`Рэссарэ на должность Наместницы Севера, но, кажется, не знакомы с ней лично. А не знать в лицо ту, кто ведает столь обширными территориями, не очень… Благоразумно.       — Справедливое замечание. Леди, — эрцгерцог резко переводит взгляд на Изабеллу, и та приседает в реверансе и склоняет голову, чтобы, опустившись в самую нижнюю точку, изящно приподнять голову и вперить в будущего Князя отнюдь не робкий взгляд. Впервые за всё время знакомства Шарль искренне рад, что в инаре так много от отца. Тристан де`Рэссарэ должен был бы в эту минуту гордиться дочерью как никем и никогда.       — Ваше сиятельство. Позвольте засвидетельствовать своё почтение перед вами и княжеской семьёй.        Инара поднялась одним слитным движением и аккуратно, естественно встала подле Шарля. Граф и леди почти соприкасались бёдрами, поэтому незримо для венценосных собеседников сцепили пальцы. Обоим стало одновременно больно и чуточку более спокойно.       — Довольны вы своим уделом?       — Я и не смела о нём мечтать. И я бесконечно благодарна правящей семье за оказанные мне честь и доверие.       — Но вряд ли проделали такой долгий путь только для того, чтобы поблагодарить.       — Я смею просить о милости.       — Разумеется, — эрцгерцог Вирриан сцепляет пальцы и смотрит так вежливо, так внимательно и любезно, словно и впрямь живейше заинтересован помочь. — Север не знает в чём-то достатка? Чем может помочь Виест своему уделу? Провизией? Человеческим ресурсом?       — Нет, ваша светлость, вашими трудами у Севера нет нужд такого толка. Моя просьба личного характера и будет касаться моего старшего брата — лорда Дарсии де`Рэссарэ, Главы Синей Партии и, надеюсь, вашего вассала.        Эрцгерцог не меняется в лице. Ни единый мускул не выдаёт, что он чувствует и что думает. Он лишь делает шаг в сторону и указывает Изабелле на лестницу наверх, приглашая за собой. К Шарлю жест не относится — с ним не говорили, но граф и леди делают шаг одновременно, и Глава Алой партии почти задевает наследника плечом и цепляется взглядом. Да, Шарль первым прячет взор за ресницами, но как это спасёт ситуацию? Эрцгерцог всё увидел, прочёл и понял.        В кабинете, удивительно недалеко от лестницы, всего-то в паре метров по одному из коридоров, полумрак, тишина и ни одного окна. Почти аналог Белой Башни, только места куда как меньше, а дискомфорта больше, чем в тюрьме, что забавно и ужасно одновременно.       — Инэ, инэ, инэ… Как дорого всё это будет нам стоить.        Княжич снимает маску добродетели, но за ней не злость, а усталость. А ещё он подходит к столу, наполняет из хрустального графина до краёв бокал и, выпив, звонко кидает пробку о горлышко.       — Не предлагаю, эта дрянь не для женщин и не для симпатичных мне мужчин. Лучше попробуйте то, что разливают для гостей. Там, честное слово, хорошие вина.       — Бросьте, наша семья давно вам не симпатична.        Эрцгерцога заявление Шарля, кажется, искренне удивляет. Смотрит он на графа с немым вопросом. Не получив ответа на незаданный вопрос, он говорит сам.       — Не симпатична? Граф, у меня такие планы на вашего мужа, вы себе даже не представляете. На вас нет, но так вы со мной и не взаимодействуете. Искусство, просвещение, духовные материи — это к Люсьену, и вы, несмотря на всё ваше поведение, всё ещё у него в фаворитах.       — И при всех этих планах вы рушите ему жизнь?       — Чем? Белой Башней? Маан ради, когда и кому она мешала. Ваш дед в ней тоже когда-то сидел, ничего, завершил карьеру по совсем другой причине. Леди, извините, Прародительницы ради, — княжич, как и прежде, к Изабелле обернулся резко, в разгар другого разговора. — Я не общаюсь с вами не из-за неуважения, просто вы явно в роли ферзя в партии вашего зятя и я не могу просто так игнорировать вашу фигуру, хотя моё войско жрут совсем с другого бока.       — Я вовсе не…       — Да перестаньте!        Княжич сердится искренне, возмущается неподдельно и на графа впервые за всё время смотрит сердито.       — Чего вы хотите, граф? Ваш муж будет сидеть столько, сколько потребуется. По тем причинам, по которым мы считаем нужным. Вы худший представитель семьи. Ни один, ни один из де`Кавени не был так обласкан правящей династией. Я лично вам всё уже объяснял, и даже более того, чем должен был. И не нужно делать вид, что вы так необычайны родством с нами, я знаю пять родов куда ближе к нам и они не позволяют себе такого поведения. Вы хоть отдаёте себе отчёт в том, что сотворили? Всё это, — эрцгерцог махнул рукой в сторону зала, — это протест. Это бунт. Это заявление в непокорности, почти призыв к мятежу. Вы не понимаете слова «нет» и ведёте себя как капризное дитя, будто кто-то что вам должен. А напомните-ка заслуги перед отечеством. Вы военный, у вас есть награды за доблесть? Нет. Учёный? Вновь мимо. Меценат, видный политик? Не так и сильно. В культуру вы пока основательного вклада не сделали, а карьерой обязаны моему брату. Но вам хватило наглости перед всеми бросить мне претензию, а это она и она всеми, поверьте, будет так истолкована. Чего ради?       — Права Ответа. Синяя партия сыпется изнутри из-за того, что нарушаются процедуры задержания. И я не верю, что у вас планы на Дарсию, если только это не планы свести все его старания в прах, потому что…        Шарль не смог продолжить. Глаза у княжича были голубые, но вмиг потемнели до черноты. Взгляд у него стал не просто тяжёлым — режущим. Бьющим наотмашь. А ещё эрцгерцог больше не держал на привязи особую энергетику, от которой так выворачивало нутро Шарлю. Княжеская аура, подлинная, густая, пришибала, гнула к земле и вынуждала подчиняться. Она ломала силу духа любого оппонента и была главной причиной того, почему Князей почти не пытались убивать. Хоть как-то противостоять ей получалось, только если частичка подобной силы жила в крови.        Наваждение схлынуло так же быстро, как накрыло. Княжич не был безмятежен, но и не злился. Он просто вышел из кабинета, и графу и Наместнице пришлось чуть ли не бежать вслед за ним.       — Господа, — эрцгерцог заговорил, ещё будучи наверху лестницы и плавно спускаясь ниже. Он не повышал голоса, но Шарль был уверен — его прекрасно слышно с самых дальних рядов бальной залы. — Ни для кого из вас не новость, что Рееру содрогают теракты, волнения, протесты. Идут следственные мероприятия. Не одно, не два и даже не десять, но одним из самых обсуждаемых, конечно же, является дело главы нашей уважаемой Синей партии. Господа консерваторы, уверяю вас, правящая династия помнит своих верных вассалов. Мы не оставим вас без внимания. Если бы вам нужен был новый глава — он бы уже у вас появился. Но вас терзают сомнения, и это естественно. Вы думаете, раз правящая семья не объявила о компенсации, то нет сомнений в вине всех ныне заключённых. Жаль, что мне приходится объяснять такие вещи, но нет. Порядки Виеста неизменны. Все права, записанные в кодексах, положены аристократам без изменений. Доказанная вина карается по тем статьям, которые вменяются подсудимым, а ошибочные злоключения щедро компенсируются. Так было, так есть и так будет. Услышьте это сейчас, запомните и передайте тем, кто сейчас не с нами. Следственная тайна не всегда позволяет раскрывать детали, но судебные процессы Виеста были и будут открытыми и гласными. Надеюсь, этот момент мы обсудили и у вас отлегло от сердца.        Княжичу зааплодировали. Конечно, он говорил что-то ещё, лёгкое и вдохновляющее, и присутствующим постепенно вернут хорошее расположение духа и весёлость. Все забудут вмиг сгустившийся воздух. И консерваторы в толпе уже приободрились и расслабились, и никто, никто не обратит внимание на небольшую группу, уходящую прочь, и абсолютно непомерную жертву, которую пришлось заплатить за это публичное объявление.        Шарль чувствовал себя опустошённым и оплёванным с ног до головы.        Мимоходом его хлопнул по плечу лорд-канцлер. Его вмешательство не потребовалось, но он один из немногих оценил всё правильно.        Процессия не говорила. Никто не обронил ни слова. Никто и никого не тронул, не остановил. Так же быстро и слаженно, как и пришли, столичники и гости с Севера покинули Княжеские апартаменты и умчались в тихую часть Рееры без света, музыки и душного флёра кровавых фонтанов.

***

       Ксан разбудил Шарля, когда солнце не показалось ещё из-за горизонта. Утро выдалось холодным и туманным, и граф, который лёг часа три назад, чувствовал себя не просто не выспавшимся, но разбитым и стремительно разваливающимся.       — Что случилось?        Дворецкий одновременно пытался сделать три вещи: посочувствовать хозяину дома, но всё же растолкать его, не разбудить гостей и удержать бумаги, скреплённые княжеской печатью.        Шарль вылез из-под одеяла, накинув его обратно на Роярна и Дамиена, за каким-то чёртом нашедшихся на той же кровати, и разломал первую печать.        Через пятнадцать минут он стоял во внутреннем дворике маленького домика, который когда-то помогал покупать Алеру.        Позади Ксан заботливо водил взмыленного Альшанса и какого-то безродного конягу. Кони выдержали неожиданную скачку, но вороной жеребец ронял хлопья густой пены на траву и бил копытом, явно намереваясь лететь куда-то дальше вперёд, а не ходить позади хозяина и слушать крики людей.        Шарль мог не приезжать и не смотреть, как лишается Кровного Дома, ещё маленького и шаткого и такого… Драгоценного. Потомкам Алера и Бланш одному за другим вскрывали горло. Конечно же, людям не дали ни умыться, ни одеться, ни даже проснуться. Конечно, они боялись, плакали, кричали, молили не убивать. Разумеется, они не понимали, зачем и за что.        Самому графу что-либо объяснить тоже не дали. Расправа была такой быстрой и профессиональной, что даже имя его не прозвучало ни разу. Всё, что успели его бывшие или пока несостоявшиеся доноры, — кинуть умоляющий взгляд, полный надежды, и тут же умирали, не ухватив даже глотка свежего воздуха.        Граф и не подумал выяснять, кто именно это перед ним — жандармерия, военные, слуги княжеского дома. Десяток инарэ всего-то вежливо ему кивнули. Да, им пришлось подпортить хозяйство именитого собрата, но что такое сгоревший хлев с несколькими коровами, когда у тебя таких хлевов может быть сотня? Неприятно, но не критично. Простая, практичная логика. Не учитывающая одного — чувств.        Когда исполнители ушли, Шарль спокойно перетащил всех людей в сад. Ксан явно хотел что-то сказать, но сам себя унял и продолжил заниматься чем сказали — лошадьми.        Наспех надетая рубаха промокла от пота, тумана и крови. Детей было удобнее брать на руки целиком, прижимать на краткий миг к груди и аккуратно класть подле матерей. Конечно же, на ткани оставались следы от перерезанных артерий. Руки тоже быстро стали грязными, а ещё граф поколол их, обрывая розовые кусты и укладывая бесконечные стебли поверх тел.        Дядя, такой же заспанный, как и племянник, появился, когда солнце выплыло из-за крыш целиком и расцветило небо не только в розовый, но и золотой.        Адэр де`Кавени посмотрел на самодельный курган и тяжело вздохнул.       — Чем ещё пришлось заплатить?       — Прочее посильно. По крайней мере, не так неприятно.       — Я почти уверен, что эрцгерцогу это насоветовал Люсьен.        Шарль не отвёл глаз от тел и пожал плечами.       — Какая теперь разница. Сожги, пожалуйста. Так ярко, как только сможешь.        Старший инарэ вновь тяжело вздохнул и щёлкнул пальцами.        Свежие цветы и влажные тела занимались неважно, но пир довёл пламя почти до белого состояния, и огненный, ревущий и чадящий столб, казалось, лизнул небо. Простой огонь не справился бы и за полдня, а дару хватило двадцати минут для того, чтобы затрещали и рассыпались обугленные кости.        Не осталось ни пепла, ни запаха. Только от земли тянуло раскалённой почвой и подпалёнными корнями трав и деревьев. Огромное кострище рядом с пустым домом, где так и не закрыли двери.        Шарль всё так же молча обошёл дядю и вскочил на коня. Дома жеребца вновь придётся выхаживать, чтобы он не рухнул после краткой, но интенсивной нагрузки, но графа, выжженного почище, чем земля у пустого дома, это не трогало.        Старший родственник мудро расценил, что собственные мысли о вчерашнем происшествии и мысли именитого деда он донесёт до любимого племянника позже.

***

       Этелберт увидел друга с порога особняка и тут же поспешил навстречу.       — Маан ради, что…       — Не сейчас.        Банкир тут же замолчал, но не подумал отставать: проследовал за графом в дом, комнату, ванну, забрал рубашку, превратившуюся в холст безумного художника, предпочитающего красно-алую гамму. И подождал, пока склонившийся над тазом Шарль заговорит, сжимая пальцы на меди так, что она погнулась.        К завтраку Шарль вышел уже собранным, бесконечно уставшим, но горящим внутренней злобой. Злость даже радовала — не позволяла отчаянию накрыть с головой. А вот после отъезда гостей его, верно, накроет. Придётся забраться на чердак и жалеть себя там, чтобы из домашних никто не стал свидетелем позорища.       — Насколько мы на дне выгребной ямы?        Изабелла, как истинный управленец, не тратила времени на расшаркивания, а ещё неплохо считывала зятя.       — Вы не насколько. Никаких санкций Наместнице, а тем более Северу не будет. Ссориться с такой территорией — Маан избавь.       — Неочевидное решение, — Даффин хмуро вертел в руках нож для масла, да так быстро, что сталь при каждом обороте кидала блик на лаковую столешницу. — Вчера мне не показалось, что он миролюбиво настроен — вас так прожигали глазами, что Князь, что эрцгерцог.        Шарль нахмурился и не стал прятать непонимания. Он-то вовсе проглядел главу государства.       — Не смущайся, он стоял не рядом с сыновьями, а на одной из галерей. Из-за специфики дара я, видишь ли, падок на золотые отблески.        Реставратор на мгновение отпустил нож и сделал лёгкий жест рукой. Всё бы ничего, но золотое кольцо у него на пальце обратилось в текучий ручеёк и почти тут же вновь застыло.       — Маан, не дай забыть эту фразу, — Ричард, которого, казалось, нельзя загнать, единственный из присутствующих пах и цвёл, а теперь ещё и скалился. — Сколько шуток теперь придумывать про золото волос Изабэ и нашего владетеля. К слову, у него причёска не сильно короче твоей, Бэ.        Наместница на брата глянула так сурово, что тот должен был бы заткнуться, но Ричард совсем уж ощерился, демонстрируя превосходные зубы.       — Так Князь был недоволен, но не спустился? Интересно.       — Не думаю, Изабэ, — Шарль наконец отодвинул стул и сел наравне со всеми. — Он учит щенка кусаться. Эрцгерцог разрешает уже очень многие ситуации, и всё общение с аристократией отец оставил ему. Князю некогда — у него две войны. Вот, к слову, ещё одна причина, почему Северу не о чем тревожиться. Ваши бойцы нужны княжеству, что воздух. Виест просто не справится без северян.       — Полно, государство сильно не нами едиными, — Даффин наконец употребил нож по прямому значению и запустил его в мягкое масло. — Вон, у тебя за столом сидят первоклассные бойцы. Столичников всегда много в таких конфликтах, куда больше, чем нас.        Дамиен, на которого кивнули, вежливо склонил голову.       — И всё же я отмечу правоту Шарля. С вами не будут ссориться. Когда центральные территории начинают враждовать с Севером, выходит дороже любого внешнего конфликта. У вас всё же не за красивые глаза столько семилучных звёзд на душу сотни бойцов. Говорят, наравне только пустынники, но не имел с ними дела.        Шарль хмыкнул.       — Сравнил родственников.        Что северяне, что Дамиен и Этелберт, не всегда посещающие книжные собрания Шарля, вскинули брови.       — Ну, право слово. Ладно они, но вы-то должны быть в курсе, что нынешние жители пустынь ближайшие ваши родичи. Настолько ближайшие, что вы всё ещё один вид, они только окрас сменили да подшёрстка лишились. А так даже конституция такая же.       — Ну, — Ричард хмыкнул в нос, — не совсем. То есть нет, они, конечно, очень похожи, но я никогда не связывал это с родством. Маан, а забавно. Надо будет посмотреть в трактатах Ра`Йшари. Он любит такое.       — Нет, у него не найдёшь, — Шарль покачал головой и придвинул к себе кружку с кофе. Завтрак в горло не лез категорически. — Не профиль Амира, он больше по войнам. Загадками происхождения задаётся его коллега.        Ричард с Изабеллой переглянулись, а потом почему-то пристально посмотрели на Даффина. Реставратор полуиспуганно-полунепонимающе пожал плечами. Шарль ответил на невысказанный вопрос самостоятельно.       — Мы знакомы, знакомы. А Дарсия ещё и поболее моего, он, в конце концов, научный труд пишет для получения степени. С кем ему ещё консультироваться, как не с профессором истории университета Низана.        Глаза у северян стали совсем уж безумные.       — Мой брат пишет исторический труд?! Он эту область решил избрать?       — Изабэ, почему это тебя так удивляет? Я же говорил уже. Да он и сейчас этим занят. Иронизирует, что в тюрьме самая благоприятная обстановка и никто не отвлекает.        На мгновение за столом все затихли, а потом оглушительно расхохотался Ричард. Капитана трёх судов так проняло, что он ладонь о стол немного отбил и, даже когда успокоился, продолжил подхихикивать.       — М-да, боюсь представить, что будет, когда я скажу, что перевожу художественные тексты со старого наречия…       — Нет, Шарли, ничего не будет, — против своих слов, Ричард тут же хихикнул. Проклятущая смешинка никак не желала его оставлять. — Я даже уверен, что ты в этом очень хорош. Но Дарсия со всеми его амбициями, со всем желанием самостоятельно войти в историю и так спокойно отойти на вторые роли и просто фиксировать чужие заслуги… Я знаю, что осточертел тебе с этим суждением, но, видимо, ваш брак — это какое-то столкновение небесных тел. Ты свернул его с привычной орбиты, и теперь у вас какой-то причудливый курс. С ума сойти…       — Честно говоря, я куда больше удивлён твоими познаниями в историках чужих стран.       — А вот это обидно. Я, конечно, раздолбай, но пока ещё лорд и с приличным образованием. Лет через сто напишу что-нибудь из сферы океанологии — и пусть вам всем будет стыдно.       — Ты ещё пригрози две работы сделать.       — А я три сделаю!        Даффин и Дамиен одинаково неправдоподобно закашлялись.

***

       Сразу после завтрака Шарль пошёл в кабинет разобрать почту, а заодно подумать, что делать с остальными княжескими санкциями, но побыть в одиночестве ему не дали.       — Извини, но мы испортим тебе настроение, — Ричард придержал дверь, пропуская Изабеллу, и тут же закрыл дверной проём, а для надёжности ещё и привалился, словно задвижки ему было мало. Наместница Севера что-то держала в руках.       — Не думаю, Дик. Время пошло такое… Невесёлое. Все беды она к одной.       — Ага. У нас вот, собственно, ещё одна. И, если совсем начистоту, в основном мы тут из-за неё. Нет, принести эту новость Дарсии на свободе было бы легче, но тут уж… Как получается.        Изабелла поставила Шарлю на стол небольшую шкатулку. Чёрное дерево, инкрустированное бриллиантами и горным хрусталём. Настоящая миниатюра зимнего ночного неба с острым месяцем и мелкими звёздами. Леди её открыла, и на синем бархате оказались две серёжки. Серебряные месяцы без всяких подвесок. Строгие, холодные, сдержанные. Символический знак самого старшего в роду.        Граф долго смотрел на серёжки, а потом так же долго на Изабеллу и Ричарда. Наместница переливчатый взгляд выдержала стойко, а вот капитана корёжило.        Шарль вышел, отозвал в сторону Ксана и, молча погрузившись с Наместницей и капитаном трёх судов в экипаж, покинул особняк в районе Изумрудного дола.        До самой Белой Башни и далее граф не проронил ни слова. Только пожалел, что северяне стали свидетелями того, как демонстративно стража разорвала одно из княжеских писем, более не действительных. Два посещения в месяц вместо четырех. Даже сил на эмоции не осталось, только на констатацию всё новых неприятностей.       — А я не очень понимаю, — Ричард отошёл от первой волны переживаний и, глядя на сломанную печать, наклонился к Шарлю и зачем-то зашептал, — тебе что же, урезают лимит свиданий?       — А ты думал, меня по голове погладят после вчерашнего?        Капитан посмотрел на печать, на графа, обратно на печать и, резко вскинувшись, обратился к Изабелле.       — Давай заплатим. Если хочешь, моей долей серебра за год. Это, — кивок на документы, — совершенно бесчестно. Мы тоже участвовали и можем оплатить.       — По счетам всегда платит инициатор, Ричард, — Шарль отвернулся от стражи и зашагал к лестнице. Дорогу до камеры супруга он выучил уже с точностью до поворота. — К тому же какой прок вас наказывать? Вы и так Дарсию не видите. Я инициатор, я и в ответе.       — Это нечестно!       — Это политика.        Перед камерой Шарль сделал приглашающий жест и на северян посмотрел с прежней смесью гнева и осуждения.       — Прошу. Сами разбивайте ему сердце. С меня довольно.        Наместница и капитан переглянулись. Изабелла впервые за время пребывания в столице откровенно струхнула. И Шарль понимал — почему. Инара рассчитывала, что граф и этот удар возьмёт на себя. Да что там, она была уверена, что оно так и будет. Дудки.        Ричард страшную шкатулку забрал быстро и решительно. Граф в который раз заметил, что капитан в экстренных ситуациях спокойно брал ответственность и подставлял свою шею, а не как сестра — рассчитывался за счёт других. Впрочем, для управленца это не минус. Правда, был нюанс: в семейных делах Изабелла ни над кем не главенствовала, а значит, не имела права так самовольно распоряжаться чужими действиями и чувствами.        Сердце заболело, а после заныло, и Шарль прикрыл глаза.        Ильвэ горела огнём, голова пульсировала, а ещё даже через стены, кирпич, металл, электричество граф ощущал чужую бездну горя, отчаяния, неверия и звенящий холод дара, который не мог найти выхода.        Шарль не зафиксировал, как Ричард вышел из камеры и как сам он туда проскользнул, просто в какой-то момент граф понял, что стоит в центре залитого солнцем помещения, смотрит в серое лицо мужа и не решается стереть алые дорожки слёз.        Всё, что может, — взять чужое лицо в ладони и смотреть, смотреть, смотреть на длинные ресницы, не желающие подниматься и показывать синь чужого взора.        Дарсия держит супруга за предплечья. Иногда длинные пальцы немного дрожат, сжимают чуть сильнее, уже причиняя боль, вновь расслабляются и вновь сжимают.        Шарль готов забрать чужую боль и даже снимает щиты. Он делает всё точно так же, как и когда Рауль рассказал о смерти супруга. Он собирается тонуть в чужой боли, предоставляя себя как сосуд, но ничего не льётся. Лорд свою защиту не снимает.        «Пожалуйста».        Дарсия вздрагивает и немного отворачивается. Не отпускает чужих рук и не выкручивается из чужого аккуратного касания. Он всего-то чуть оборачивает голову к окну, и в этом элементарном жесте считывается «нет».        «Пожалуйста. Я заберу всё, что ты пожелаешь отдать. Пожалуйста. Тебе не будет так больно».        Лорд не отвечает очень долго. Так долго, что даже слёзы в конце концов перестают капать на ковёр.       — Думаю, ты поболее всех понимаешь, что есть боль, которой не хочешь делиться.        Шарль вздыхает, касается лбом чужого лба и так замирает. Каков упрямец…       — Я бы вынес.       — Ни малейшего сомнения. Но это моё горе и я хочу его прожить. В конце концов, это мой отец, хоть его-то я могу оплакать вовремя.       — Потом, когда всё закончится, ты оправишься, наберёшься сил и выйдешь отсюда, ты ударишь меня за эти слова, но я всё равно скажу — ты знать не знаешь, когда умер твой родитель. И, честное слово, с него станется пропасть без вести за два, а то и за три дня до того, как нашли его тело и зафиксировали смерть. Вот ни малейших сомнений, что он на это способен.        Против всех ожиданий, Дарсия смотрит-таки супругу в глаза и никакой злости во взгляде нет, а вот тень усмешки — есть.       — Сейчас ты северянин десятикратно больше меня. Вся правда о покойнике, невзирая на обстоятельства.       — Извини, я изначально предупреждал, что не прощу той пощёчины.       — Он же не прилюдно тебя ударил и…       — Меня? Я говорю о тебе. И том ударе, которым тебя встретили.       — Да-а-а… Я надеюсь лет через пятьдесят привыкнуть, что ты прячешь зубы, а потом вгоняешь их в плоть, ломая кости. Никак не могу привыкнуть, что ты злопамятный.       — Тебя всё ещё удивляет?       — Я привык к твоей мягкости, а когда в тебе проступают повадки твоих предков — каждый раз как в первый. Но это комплимент. Мне не нравится та цена, которую ты решил заплатить за моё освобождение, не по душе метод, но я первый в числе твоих почитателей и бесконечно восхищён дерзостью, — лорд всё же улыбается, пусть и ломано, и проходится нежно пальцами мужу по щеке. — Подлинно мой Шарль.        До графа не сразу доходит, что Глава Синей партии имеет в виду, и он не скрывает удивления.       — Когда Ричард успел рассказать о бале?..       — Нет, Дик и не начинал. Он-то эту дрянь еле в слова облёк, — лорд удивительно небрежно кивает на раскрытую шкатулку. — Ты забыл о Роярне.        Брови графа ползут вверх. Забыл? Да он знать не знал, что заместителю положены визиты.       — А он-то…       — Вчера. Вернее, конечно, уже сегодня, после полуночи.       — Маан ради, когда?! С утра я его в своей кровати нашёл, как бы это сейчас ни звучало.        Лорд пожал плечами.       — Вы там вообще, смотрю, много успеваете. Подстричься, взбунтоваться, объединиться с теми, с кем конфликтовали, и вдрызг разругаться с князьями.        В дверь постучали. Шарль кинул через плечо гневный взгляд и сжал мужу руки. Ему вообще сейчас было не до прощаний.        Дарсия неожиданно мягко клюнул супруга в щеку и выпрямился. Шарль вздрогнул и рассеянно коснулся места неудавшегося поцелуя.       — Иди.       — Я не собираюсь…       — Не доставляй княжеской семье удовольствия. Если ты упрёшься — будет лишний повод отобрать ещё одно свидание. Иди. Я не в порядке, но мне выносимо. И позови Марселя. Господин хирург будет не рад, но сам же вызвался блюсти моё здоровье, вот пусть и поработает. И забери, пожалуйста.        Шарль глянул на шкатулку, всё не отнимая руки от лица.       — А серёжки…       — На твоё усмотрение. Но чтобы я в жизни больше не увидел этой дряни.        Шарль кивнул, схватил шкатулку и натурально выбежал из камеры.        Ни Изабеллы, ни Ричарда не нашёл, хотя северяне и оставили ему экипаж. Впрочем, это оказалось только на руку. Кучеру пришлось гнать коней до Южных Ворот, почти до лечебницы «Тихая гавань» на речном острове.        Обратно экипаж отправился самостоятельно, ну, разве что с чёткими инструкциями, в том числе доставить сообщение военному хирургу, а после проинформировать Роярна, если Марсель заупрямится. Сын Рауля может артачиться сколько угодно, но, если натравить на него Роярна... О, заместитель Главы Синей партии достанет хирурга, как скотч-терьер барсука из норы.        Шарль же снял комнатушку, забежал в аптеку за снотворным и проспал до самой ночи ради «удовольствия» снять лодку и полчаса грести вдаль от берега. Нет, то, что он задумал, можно было реализовать и ближе, но, если уж взялся за дело с таким пафосом, грех не доигрывать до конца.        Чуть ли не в середине реки граф наконец отложил вёсла и с лёгким раздражением сжал и разжал ладони. Отвык от гребли. В институте на соревнованиях это было весело, да и перед инарами было чем щеголять, а потом жизнь завертелась так стремительно, что он, кажется, даже в парках не выбирался на лодочные прогулки. Исправить бы оплошность, если, конечно, не забудет.        Граф освободил шкатулку от тёмно-синего бархата, в который её завернули, и вновь открыл.        Серёжки, несмотря на всю их простоту, были чудесные. Изящные, очень подходящие. Дарсии бы сбавили серьёзности, но добавили изюминки после его неизменных гвоздиков или классических капель различной длины. Месяцы сверкали в лучах Луны-товарки и наверняка бы переливчато звякнули, если бы кто поднял их с ложа.        Шарль захлопнул шкатулку и прошёлся пальцами по инкрустированной крышке.       — Я бесконечно надеюсь, инэ, что мы и на том свете с вами не пересечёмся. Всё, что могли испортить на этом, вы испортили, а хорошего натворили не так много, чтобы вам можно было простить «участие» в судьбе детей. Право слово, лучше бы не брались вовсе, но теперь уж не отмотать. Надеюсь, ваша гордыня того стоила и вам спокойнее, чем было на этом свете. Оставили детей в одиночестве. Вам ваш опыт, что ли, так понравился? Вообще-то вы могли это решить и необязательно радикально. И не надо на меня злобно шикать и обзывать собачьим сыном. Что-то поменять даже у меня вышло, а вы у нас личность во всех смыслах необычайно специфическая, что-нибудь, знаете ли, тоже могли бы придумать, особенно пока жили. Теперь, конечно, разбирайтесь как можете на той стороне. Вашим детям, несмотря на все ваши усилия, всё равно больно с вами прощаться, надеюсь, вы довольны.        Шкатулку хотелось зашвырнуть, но Шарль опустил её в холодную осеннюю воду и она моментально ушла на дно без единого всплеска, и даже пузырьков воздуха так и не появилось на поверхности. А ещё ночь резко стала теплее, словно зимний холодный воздух куда-то отнесло ветром, и это при абсолютном штиле.        Граф добросовестно привязал лодку к тому же пирсу, откуда взял, перекинулся и расправил крылья.

***

       В саду графа первым встретил Этелберт.       — Ты очень свежо выглядишь. Хотя, наверное, это странно звучит.       — Да нет, я славно выспался, а потом поработал мышцами. Физическая нагрузка всё же благоприятно на меня влияет, — Шарль кивнул на дом, сплошь освещённый и шумный, и на гостей в саду. — Как они?       — Устали, но держатся и ждут тебя. Ричард полдня провёл с детьми, он в каком-то неописуемом восторге от племянников.       — Я заметил.       — А по нему не подумаешь. Как вообще можно было дать ему такое имя? Категорически не подходит.        Шарль пожал плечами и пошёл к дому. Конечно же, все к нему повернулись, но граф предостерегающе взмахнул рукой.       — Дайте время. Сначала я закончу всё печальное, нет сил тащить это в завтрашний день. Дамиен, Китти, пойдёмте. Я испорчу вам ночь и вы с миром пойдёте домой к семьям.        Военный и инара легко поднялись и проследовали в жёлтую гостиную за хозяином дома.       — Извините, у меня только один экземпляр, но думаю, вы сможете прочесть.        Шарль передал друзьям бумаги за княжеской подписью и опёрся о стол, пока они рядышком присели на оттоманку. Дамиен хмурился, а Китти, напротив, быстро расслабилась.       — Тут ничего ужасного, Шарли. Ну, то есть неприятно, но, честно говоря, мы как-то так и думали. Даже ещё хуже.        Граф пытливо посмотрел на капитана княжеской сотни.       — А ты что скажешь?        Дамиен дочитал, аккуратно сложил бумаги на низком столике и, посмотрев на своего главу, спокойно пожал плечами.       — Ничего, что нельзя пережить. Двадцать лет вне политической деятельности вообще не самое страшное. Если помнишь, Парламент тоже распускали. Твоего супруга это подкосило сильно, нас — нет.       — Я подставил целую партию.       — Ты её глава, тебе и решать, что с ней будет.       — Какая чушь, нас трое и…       — Шарль, я говорил уже и повторюсь. Партия без тебя не существует. У нас просто нет лидера с равной харизмой и умом. Нет. И он не появится за эти годы. Мы с Китти не ораторы и не больно публичные персоны, нам более чем комфортно в твоей тени.       — Партия держится на тебе, Дамиен.       — Партия держится на том, что у нас троих одинаковые ценности и взгляды. Что мы хотим одного и того же. Что верим в одинаковые вещи и поддерживаем друг друга. Да, мы уйдём с арены, но деятельность нашу вроде никто не запрещает. Будет время на новые тактики и новые проекты. В Земли Отцов основателей ещё раз поедем, с умными инарэ пообщаемся. Жизнь не закончилась.       — Никак не могу понять — ты должен злиться на меня со страшной силой.       — С какой радости? Я вообще без возражений за тобой пошёл вчера. Ты думаешь, я не был морально готов к неприятностям? Плохого же ты обо мне мнения. Я всегда помню о поражении. Не стремлюсь, а именно помню о его вероятности. Мы, — военный показал на себя и Китти, — пошли с тобой и не стали отговаривать. Я бы тоже сражался за свободу своей супруги и тоже пытался отстоять её доброе имя, если бы её оклеветали. Это такие простые вещи, Шарли. Честное слово, странно, что я объясняю тебе, что считаю тебя порядочным мужчиной. Если бы не считал, мы вряд ли продержались бы так долго.       — Ну, когда не считал, ты пытался разбить мне лицо.       — Пф. Одна маленькая драка и годы совместной работы — пролитая кровь того стоила. Всё, ты спокоен? Если да, пойдём ужинать и наконец разойдёмся все по домам. Последние три дня были слишком насыщенными.        Капитан поднялся, подал руку Китти, и, когда та встала, мягко тронула графа за рукав и заглянула в лицо.       — Они подчистую вырезали твой Кровный Дом?       — Даже детей.       — Сказать, что мне жаль, — вообще ничего не сказать. Я скорблю вместе с тобой.        Инара мягко обняла графа за плечи и коснулась щекой щеки.       — Мы поищем тебе новых доноров. Я понимаю, что там дело было не только и не столько в крови, сколько в личности твоего любимчика, но мы правда попробуем найти кого-то, кто тоже будет тебя радовать.       — Это не задача ближайших лет.       — Возможно, это даже не задача десятилетий, — Дамиен хлопнул своего главу по плечу и задержал руку, плавно переводя её графу на спину и легонько подталкивая к двери. — Смотри сам. Я поэтому и не создаю свой Кровный Дом. Этим вообще нельзя заниматься, если в этом замешано что-то кроме выгоды. Начинаешь вкладывать сердце — всё идёт прахом. Людей по итогу жалко. Они, даже если живут полную жизнь, быстро умирают и ты с любого бока виноват. Мрак.        Военный тяжело вздохнул и покачал головой, и от этого вздоха и того, как Китти аккуратно цеплялась за его пальцы и смотрела в глаза, Шарлю стало легче. Впервые за весь день по-настоящему легче.

***

      — И вы так просто к этому отнеслись?        Утром следующего дня Шарль пришёл в комнаты Наместницы Севера и ожидаемо нашёл там капитана трёх судов. Смотрел граф исключительно на Изабеллу, но ответить предпочёл Ричард, запускавший сложенных бумажных птичек. Те летели высоко, быстро и далеко, и, к удивлению графа, дар капитан трёх судов точно не призывал.       — А ты как представляешь протест? Нашего родителя, когда он на расстоянии вытянутой руки, было-то не переубедить, а тут он вообще чёрт знает куда сорвался и оттуда же сразу на войну. Спасибо, хоть проинформировал. Ну и смерть — это было только дело времени, по правде говоря.        На последней фразе Ричард обернулся к сестре и, хотя та прожгла его взглядом, спокойно пожал плечами.       — Дара жаль. Вечно он не попадает на нормальные похороны. Впрочем, тут что считать нормальным или ненормальным, что письмо пришло не ему? Мы же и тела не видели. И, судя по всему, его нет, в Риш-а-Нор рухнула стена. Надо полагать, обледенела от основания до башен.       — Взорвали.        Ричард на ремарку сестры выдал странную эмоцию: съёжился, фыркнул и тут же вскинул голову, одновременно выражая сомнение и не споря.       — Война и бойня. И мы без понятия, что там было на деле. А порохом сверху можно что угодно посыпать и сказать, что всё так и было. В любом случае отец добился чего хотел — умер не дома, и я надеюсь, такой финал его хоть немного удовлетворил.       — У меня нет для тебя слова.       — Ну прости, Бэ. Мальчики вообще злы и ничтожны. Особенно если не потрудиться их полюбить.        Ричард хмыкнул так презрительно и жёстко, демонстрируя клыки, что в нём вмиг проступило нечто родственное со старшим братом. В Дарсии жёсткости и стали было не то чтобы больше, просто он чаще это демонстрировал, в то время как Ричард лицедействовал.        Капитан отвернулся от сестры и весь обратился к Шарлю, предпочитая полусидеть на подоконнике и складывать новых пташек.       — Я так понимаю, второй прокол мой брат делать не будет?       — А зачем, кстати? Всегда думал, что правого уха достаточно.       — Ну, тут в зависимости от того, что хочет сказать обладатель украшения. Вот твоя серёжка…       — Мне легче было проколоть ухо, чем переубедить твоего брата, что я и без подарков его с потрохами. У вас в роду, что ли, собственничество?        Капитана вопрос выбил из колеи. Он даже птичку уронил, но не стал подбирать, а принялся за новую.       — Я пока не могу тебе ответить. Но по части серёжек — если обе мочки проколоты, то это старший мужчина в роду. Или, скорее, возглавляющий, даже при более пожилой родне такое возможно. На Севере эта традиция ещё жива. Впрочем, сейчас многие делают просто для красоты.       — Как ты татуировки?       — Ну примерно. Так-то я тоже рисуюсь, — капитан запустил птичку и, расстегнув пуговицы на груди, стянул рубашку чуть ли не до локтя, демонстрируя расписанную половинку тела. — Вот это всё дело рук Атери. Штаны снимать не буду, хотя самая красивая часть у меня по бедру тянется. Тут целая мешанина и для красоты, и мой статус, а для знающих — ещё и время, проведённое в море. Вот по этой ракушке с наростами считают.       — И что же, каждый раз перерисовывать?       — С моей регенерацией и так ни черта не держится. Каждый год-два заново бить приходится. Но из плюсов — не надоедает. С моим ветреным характером это большой плюс.        Шарль иронично покачал головой. Ветреный? Это Ричард-то, постоянный в своих взглядах, симпатиях и даже стиле? Да из ветра у него только дар.       — …не будем.        Шарль встрепенулся.       — Что? Извини, я прослушал.       — Говорю, беспокоить не будем. Завтра разъедемся. Меня ждёт тёплое море, её, — кивок на Изабеллу, — суровые скалы, снега, соль и серебряные рудники. Если нужна помощь — пиши. Как минимум мне. Я сорваться могу почти в любой момент. И просто в гости явлюсь с удовольствием, особенно вне таких мрачных обстоятельств. А то даже столица серо-чёрная, а мне чудилось, тут вечный праздник.       — Вообще так и есть. Но, пока гремят взрывы и льётся кровь, — тут не будет спокойно.       — Ты не хочешь уехать?        Шарль повернулся к Изабелле, смягчившейся за время беседы и больше не выглядящей отлитой из стали скульптурой. Даже голубые глаза были мягкие и чуть встревоженные.       — Не думаю, что только твоя политическая карьера под вопросом. Тут всё как-то… Нестабильно. Дарсия не будет упираться, если ты захочешь уехать, и я в этом абсолютно уверена.       — Вообще — да. Но тут мой дом. Я столичник чёрт-те знает в каком поколении, меня сама земля держит как корни дерево. Так что нет. С партией или нет, Реера мой дом и я предпочту в меру сил наводить в этом доме порядок, а не съезжать, пока идёт генеральная уборка. Я бы детей отослал, но их отошлёшь, сами пошлют. Одно хорошо — Альфреду отправляться доучиваться за границу, надеемся уговорить Эрнеста составить брату компанию. Анри… Анри никак не может простить, что его забрали из академии. И даже Совьяр его до конца не переубедил, а Совьяр подлинное золото.       — Ну, военную школу мы твоему сыну как раз можем обеспечить.       — Никаких Стальных Скал. Извини за прямоту, Изабэ, но мужа мне там уже перекрутили в нечто, что мы так до конца не открутили в обратную сторону, хотя Дарсия весьма старается. Мне нужен сын, не переломанный через колено.       — Почти невыполнимая задача, если он рвётся на военное поприще.       — Почти.        Ричард хмыкнул, запустил птичку, в этот раз явственно с щепоткой дара, очень уж эффектные вышли виражи.       — Бэ, ты пытаешься переупрямить мужчину с именным знаком барана. Очень хочу посмотреть на лица знатных господ, которым первый маршал Виеста будет представлять отца, а они не поймут, как это солнце в мужском обличье может держать в ежовых рукавах столицу. Презабавное будет время, ох презабавное…