Свадьба удалась!

   Музыка для настроения: Юрий Никулин – Песня про Зайцев.           — В каком таком тазике?       Дима ошарашенно уставился на чудо, не так давно похитившее его со свадьбы с помощью капроновых колготок и газового пистолета, а сейчас с блаженной улыбкой на лице греющееся у печки.       — Обычном тазике. Металлическом, — уточнил Тёма и с большой неохотой поднялся, дабы выйти во двор и несколько минут спустя вернуться с тем самым металлическим тазиком с двумя ручками и странными следами внутри. Кажется, в тазике кто-то некогда замешивал бетон. — Вот! — И Тёма продемонстрировал свою уникальную находку, поставив её рядом с печкой.       Дима воззрился на парня с едва скрываемым негодованием и немым вопросом: «Почему Тёма до сих пор ещё не в дурдоме?» На сей провокационный вопрос Артём, понятное дело, отвечать отказался, а потому, насупившись, ринулся в атаку:       — Не хочешь — сиди голодным и грязным! Или иди под дождь! — буркнул «добрый» похититель, отвернувшись и проверяя температуру воды пальчиком. Кажется, до нужной кондиции вода не дошла, потому как Тёма снова устроился спиной и попой к «буржуйке», дабы прогреть основательно эти части тела. — Баб Варя, она такая: пока по её не сделаешь — всё равно ничего не получишь! — повторил свою недавно озвученную мысль Артём.       Дима тем временем уставился на злополучный тазик, пытаясь представить, как взрослый мужик может его приспособить под мытьё. Метр в диаметре, примерно тридцать сантиметров в высоту. Сесть в него — Дима не сядет. Но и вариант мыться стоя его не прельщал, в особенности ввиду присутствия некоего гомосексуального объекта, который мог натворить непонятно что. Правда, уточнять, что мог сделать этот самый объект, Дима даже мысленно отказывался.       — Я при тебе мыться не буду! — возмутился Дима. Артём с прискорбием на него глянул, словно невинная жертва суровой действительности. — И не надо на меня так смотреть!       — Очень нужно... — пробурчал Тёма. — Если ты думаешь, что раз я гей, то бросаюсь на кого ни попадя, то глубоко ошибаешься! — с гордостью произнёс он, а Дима, саркастически усмехаясь, перебил горе-студента:       — И не похищаешь кого ни попадя?       — Я вас спутал! — напомнил с недовольством Артём, никак не желающий смириться с тем, что его снова тыкают носом в очевидную истину, что он влюблённый до безрассудства идиот.       — А вдруг снова спутаешь?! — Дима разъярённо выдавил из себя свой самый страшный ночной, и не только, кошмар. Казалось, ещё секунда — и Тёма покрутит пальцем у виска и уйдёт гордой походкой обиженного своей неоценённой гениальной гипотезой Галилео Галилея. Хотя кто знает, как учёный тогда ходил?       — Это мне нужно бояться, что меня Коля разлюбит, — обиженно буркнул Тёма и привстал, пальцем проверяя воду. В домике было уже натоплено так, что становилось душно и жарко как в парилке, и Дима имел счастье — или всё-таки несчастье? — видеть, как оголённая спина его похитителя покраснела от жара. — Не спутаю я тебя, не спутаю... Только вот кто мыться будет первым? Ты или я? — спросил Артём, стаскивая одно ведро с уже подогретой водой и на его место водружая второе.       Дима уставился на парня, лихорадочно размышляя и пытаясь сориентироваться. Мыться и тем самым устраивать бесплатный показ стриптиза Артёму он ни в коем случае не собирался — не на того напали! Вот только и смотреть, как будет заниматься тем же этот недоделанный похититель, ему тоже не хотелось, тем более что тучи во дворе подозрительно сгустились и гром слышался буквально рядышком, а потому на улице оказаться, дабы не видеть оголённый зад парня, ему так же было нежелательно. И выбирая между тем, кто из них будет кем любоваться, Дима видел лишь единственный выход:       — Первым будешь ты!       — Ну и ладно! — бросил Артём, нагнувшись и принимаясь стаскивать кроссовки. После чего пришёл черёд брюк, и тут Тёма с сомнением оглянулся на наблюдающего за всем Диму. — Слушай, ну отвернись! Чего уставился?!       Тот чуть было не брякнул, что стесняться, вроде как, и нечего, но вовремя опомнился и, резко развернувшись, отправился на крыльцо, где непривязанная Тяпа уже вольготно развалилась, чуть порыкивая в такт грому вдали.       — Куда я попал? — с глубоко философским видом спросил Дима Тяпу, и та фыркнула в ответ, словно отвечая, мол, на дачу, сынок, на дачу. А ведь хотел в медовый месяц!       За спиной раздался металлический звон, и Дима неохотно навострил уши. Его не покидала навязчивая мысль, скорее, даже вопрос. Ну как в том тазике можно мыться?!       Где-то вдали зашумело, а через минуту на нос Диме и Тяпе уже упали первые капли дождя. Недовольно поморщившись, оба приподнялись и поспешили спрятаться: собака под стол в уголке, а парень, несколько поколебавшись, вернулся в жарко натопленную комнату и тут же замер на пороге, не зная смеяться ли ему или плакать.       Артём Смирнов, сложившись, вероятно, вчетверо, прижав к груди колени и балансируя на пятках, сидел в центре металлического, не так давно помянутого тазика и лил на себя из стеклянной литровой банки воду, что-то припевая про «косивших на поляне траву зайцев». При этом красная спина и примерно такой же поджарый зад были прекрасно видны Дмитрию, чем он и пользовался, рассматривая прогнувшуюся линию позвоночника, широкие плечи, треугольники перекатывающихся лопаток, когда Тёма лил на себя воду, и чисто мужскую задницу с двумя ямочками на ягодицах. Почему-то эти ямочки прямо-таки приковывали его взгляд.       — «А нам всё равно, а нам всё равно, косим мы траву...» — фальшиво пропел Артём, намыливая волосы непонятно откуда взявшимся шампунем и вздрогнув от раздавшегося совсем недалеко грома. Он встал во весь рост, чтобы полностью ополоснуться и, стараясь, чтобы вода текла только в тазик, а не на пол или шипящую на каждую каплю «буржуйку», тут же преобразовывающую её из одного состояния в другое, то бишь из жидкости в пар, принялся лить из литровой тары. Вода стекала куда попало. В сумраке, сгустившемся после начала грозы, и при едва заметном свете, проникающем сквозь неплотно подогнутую дверцу печи и приоткрытое поддувало, тело Тёмы казалось необычайно приятным глазу, хоть и мужским: не заметить бурную растительность на ногах студента было трудно.       Но в этот момент похититель обернулся и увидел не оплатившего стриптиз клиента. Несколько секунд парни смотрели друг на друга, пока Тёма, явно смутившись, резко не присел в тазике, как ребёнок в домике, яростно шипя, словно вторя каплям, попавшим на раскалённую печь.       — Ты чего уставился?! Отвернись!       — Тебе же всё равно... — на автомате выдавил Дима и отвернулся.       — Нифига подобного! — возмутился Тёма. — Вот тебе понравится, если на тебя будет глазеть посторонний мужик и ещё так нагло пожирать глазами?!       — Я не пожирал тебя глазами! — отверг обвинение Дима, дёрнув ногой, и огрызок цепи недовольно звякнул.       — Ну да, как же! — фыркнул Тёма. — Не пожирал он! Я аж за себя испугался!       — Это мне тебя бояться надо! — рыкнул Дима. — И вообще, меня парни не возбуждают, особенно такие задохлики, как ты, с тощей задницей! — бросил он и тут же невольно задумался, что кривит душой. В паху что-то явно пошевелилось от вида моющегося студента.       — Я не задохлик! — буркнул Артём, перебираясь из заполненного до краёв тазика на заранее подставленную тряпку и обтираясь полотенцем, которое было на даче для таких вот случаев. — И вообще, Коле всегда нравилась моя тощая задница!       — Это он сам тебе говорил или ты нафантазировал? — уточнил Дима, наблюдая, как дождь стеной закрывает от него недавно вскопанный огород. Артём споткнулся, пробиваясь к своим брюкам. Вообще-то это он сам говорил кактусу, а тот с ним, вроде как, соглашался, так как не было иного выхода. По-видимому, Дима правильно понял замешкавшегося с ответом парня, так что ехидно продолжил. — Что, это ты на него дрочил?       — Слушай, я тебе сейчас врежу! — прошипел Артём и, повязав на бёдрах полотенце, присел у тазика, дабы простирать грязную одежду. Так что Дима, полуобернувшийся, чтобы оценить решительность и расстояние между ними, так как не хотел получить неожиданный удар, с почти спокойной душой смог вздохнуть. Хотя вид сидящего на корточках парня, драющего с сосредоточенным видом свою одежду в тазике с помощью доисторической советской стиральной пасты «Ландыш», которую Дима видел когда-то в детстве, был довольно смешной. Вероятно, на этой даче были собраны предметы всех эпох и времён, в основном коммунистических, и пора бы открывать музей советского барахла. — И вообще. Мыться будешь?       — Буду. Когда ты уйдёшь!       — Куда? — скептически поинтересовался Тёма, выуживая из тазика брюки и старательно их выкручивая. С трудом в сумраке оценив чистоту брюк на скромное удовлетворительное, парень встал и повесил одежду рядом с печкой на самодельной сушилке из проволоки, на которой ранее висел тюль. Потом несколько минут заняло выливание воды во двор. — Я уже вымылся, больше не хочу, — дёрнув плечом, Тёма кинул взгляд на дождь за спиной, монотонно стучавший где придётся.       — Только взгляни на меня — и тебе каюк! — предупредил Дима и, дождавшись, пока Тёма с выражением бесконечного терпения на лице отвернётся, прошёл к печке и снял предназначенное себе ведро на дощатый пол.       Пока он ёрничал, не желая раздеваться перед Тёмой, вода уже успела стать обжигающей, но парень решил, что так даже лучше. Стянув через цепь брюки и остальную одежду, Дима сложил всё на диван, ежеминутно бросая взгляды на спину добросовестно отвернувшегося к двери студента, философски наблюдающего за дождём; залез в тазик и замер. Потом осторожно присел, откинув болтающуюся на ноге цепь, а затем потянулся за стеклянной банкой и, зачерпнув немного, полил себе на спину. Вода была такой горячей, но до того приятной, что Дима едва сдержал желание промурлыкать какую-нибудь мелодию, ведь он так же, как и Тёма, любил петь во время мытья. Но в голову упорно шли слова «Песни про зайцев», и парень, не желая подражать в чём-либо своему похитителю, упорно держал рот закрытым. И мытьё было бы почти райским, если бы не это, а также тазик, хотя, скорее, это был чан, и дефицит горячей и такой приятной воды.       Шампунь, которым мылся Артём, так же привёл Диму в некое ошарашенное состояние. И эта химия была сделана в советские времена, хотя судить по производству было трудно, ибо этикетка почти, именно почти, отклеилась. Даже клеили в СССР на совесть! Оставалось лишь надеяться, что после подобного эксперимента волосы у парней не выпадут и советские рабочие в своё время постарались на славу.       Ополоснувшись, Дима поднялся, собрался было вылезти из тазика, потянулся к одежде и тут вспомнил, что ему следует её постирать. Но нужно же было вытереться и что-то накинуть на себя. И он застыл, озадаченный новой проблемой: отсутствием полотенца.       — А чем мне вытираться? — грозно поинтересовался Дима у спины своего похитителя.       — А, чёрт! — выругался Артём, хотел было развернуться, но тут же вернулся в исходное положение, устрашившись голого Дмитрия посреди небольшого помещения. — Слушай, оно где-то там... Поищи сам. — И парень куда-то неопределённо махнул вправо.       Дима посмотрел в том направлении и увидел неподдающуюся описаниям гору хлама, которую недавно сам устроил, очищая печку для того, чтобы её растопить. И где-то там должно было быть полотенце... То есть для того, чтобы его найти, Диме требовалось, как минимум, несколько минут с голой задницей рыскать в бардаке, с мешающимся под ногами балластом в виде остатков цепи.       — Где — там? — на всякий пожарный уточнил, точнее, прорычал он. Артём пожал обнажёнными плечами, не оборачиваясь:       — Ну, где-то там, у холодильника. — Сказать по правде, это ни на шаг не продвинуло Диму к цели. Кажется, парень медленно, но верно становился гомоубийцей — готовился придушить Артёма.       — Иди и найди! — скомандовал Дима, присаживаясь в тазике, как недавно это делал Тёма. — Только на меня не оборачивайся, понял?!       — Угу, очень нужно... — пробормотал Артём, хотя втайне ему очень даже хотелось посмотреть — как он себя убеждал — чисто сравнить близнецов, ведь он до сих пор с трудом принимал, что этот парень — не его Коля. Так что бочком, торопливо, словно от этого зависела его жизнь, Артём стал продвигаться по помещению, негодуя на его скудные квадратные метры и захламлённость на единицу оного. За спиной раздавался плеск воды и шипение на печке, в ней с треском горели дрова, а за окном уныло колотил по крыше и земле дождь. Замечательная обстановка, особенно с учётом, что ранее из-за кое-каких двух оболтусов электричеством они были обделены, и теперь в помещении царил дивный полумрак.       С тяжким вздохом Артём склонился над бардаком, стараясь не сильно пачкаться, — мыться во второй раз ему было неохота! — даже не осознавая, что вид его, в одном полотенце в некую полоску, смутно припоминающую российский флаг, очень приятно радовал глаза Дмитрия, внимательно наблюдающего за ним, чтобы сразу же потребовать себе находку, едва та отыщется. И как бы тому ни хотелось отвернуться, он всё-таки смотрел, пытаясь вообразить себе это нечто в более непотребном виде и при этом чувствуя себя извращенцем и скрытым геем, только притворяющимся гомофобом. В этот момент в его голову влезла дикая мысль: может, гомосексуализм передаётся воздушно-капельным путём? Однако он всю жизнь провёл со своим братом... Значит, это наследственное? Хотя, стоп, о чём он вообще думает? Он не гей!       — Нашёл! — Всё-таки момент истины Дима пропустил, однако прежде чем он успел напомнить Тёме, чтобы тот не оборачивался, парень это сделал. И тут же застыл, офигевшими глазами глядя на голого мужика в тазике, привставшего, когда он закричал, что нашёл. Несколько длившихся вечно секунд Дима просто стоял, офигевая, а Тёма с истинным любопытством натуралиста и гея в одном флаконе рассматривал открывающийся ему вид. И лишь когда его взгляд опустился ниже пояса, зацепившись за торчащее в кучерявых зарослях жёстких волос мужское достоинство, его натура, то бишь Дима, наконец скинула оцепенение и взорвалась не хуже грозы за окном.       — А ну отвернись, ты, гомофил несчастный! — с этими словами парень подпрыгнул, собираясь всё же набить физиономию похитителю, чего давно хотел, но... перевернул тяжеленный, наполненный до краёв таз, наступив на его край. При этом парень полетел на пол, а следом на него — тот самый тазик, облив водой. Артём прижимал к себе полотенце, ошарашенно смотря на эту картину: в последний момент он сумел с большим трудом избежать участия в данном хаосе, запрыгнув на диван. Где-то рядом зашипела печь, треснуло полено, переломившись надвое, а на крыльце прорычала Тяпа, не одобряя подобный шум.       — Ты цел? — с некоторыми колебаниями, чисто риторически, спросил Тёма, только сейчас вспомнив, что нужно придержать полотенце, которое едва не слетело с него. Ибо было трудно, ведь вид матерящегося голого и мокрого мужика, пинающего ни в чём не повинный тазик, был ещё тем зрелищем.       Взгляд Димы, который тот на него кинул, не предвещал ничего хорошего и словно бы намекал, что вопрос не к месту.       — А ты как думаешь? — так же чисто риторически прорычал в ответ Дима, с большим трудом вставая и прикрывая тазиком самое важное. Хотя тут возникал вопрос, что гею в первую очередь опасно показывать. Несостоявшийся жених посчитал пах предпочтительнее пятой точки, ибо сзади её прикрывала «буржуйка», хотя всё равно понимал, что у него уже мания.       — Думаю, нет, — скромно ответил Артём, отводя глаза, передавая полотенце и ежесекундно опасаясь, что за это ему откусят руку как минимум до плеча. К большому счастью, конечность оказалась цела, а Дима наконец заимел возможность нормально прикрыться. — Но Коля лучше, — в сторону, словно самому себе, упрямо прошептал Артём, смотря на лужи воды. Теперь что на дворе, что в домике было одинаково влажно.       — Что?! — Дима расслышал последние слова и возмущённо уставился на парня.       — Ничего! — слишком уж поспешно ответил Тёма, подхватывая тряпку у порога и начиная методично собирать разлитую воду в бедный тазик. Дима тем временем пытался решить вопрос со своей одеждой — её нужно было тоже постирать. Ходить в грязном ему не хотелось, вон, брюки, майка и трусы Тёмы уже давно просохли: жар от печки становился обжигающим. — Вот устроил тут бардак, а я убирай за ним, понимаешь... — проворчал дачник-неудачник, поднимаясь и выходя с тазиком на крыльцо, чтобы вылить воду во двор. Через несколько минут он вернулся, набрав из стоявшей недалеко бочки дождевой воды. — Давай свои вещи! — Дима отдал просимое, и Тёма тут же принялся за дело, используя ту же самую допотопную пасту, коих уже и не водилось. Хотя и эта вроде как кончалась, но Тёма упрямо набирал горсточки и драил вещи. Вскоре и пиджак, и брюки, и рубашка, и трусы, и даже носки оказались утоплены, простираны и развешены, дабы просушиться. Тёма приоткрыл дверцу печи, подкинул поленьев побольше и чуть прикрыл поддувало. После чего принялся активно одеваться. Теперь Дима чувствовал себя идиотом: он голый, наедине с несколько сумасбродным субъектом нетрадиционной ориентации, к тому же, не отличающим его от его брата.       — Слушай, а как мы возьмём еду у этой, как её... — вспомнил Дима самое важное, и его живот услужливо заурчал, требуя себя забить.       — Баб Вари? — уточнил Артём и, дождавшись кивка, поник головой. — Сам не знаю. Зонтика нет, а под таким ливнем идти, после того как помылся... — Парень поёжился.       — Я жрать хочу, — заявил Дима. Он даже мысли об очередной банке с консервацией не допускал.       — Я тоже! — поддакнул Тёма.       — Ты меня сюда притащил, ты и пойдёшь за едой, — не допускающим возражения тоном произнёс Дима.       — И что? Ты меня выгонишь на улицу?! — поразился Артём.       — Да, выгоню! — Дима встал и с явно угрожающими намерениями пошёл на Тёму, тактически отступавшему к единственному выходу: двери.       — Послушай, у тебя совесть есть?! — попытка воззвать к мифологическому органу окончилась неудачей, и Тёма зашёл с другого бока — жалости. — Ну я же только помылся, я же простужусь! У меня слабое здоровье с детства! И зачем я тогда вообще вещи сушил, чтобы снова промокнуть?! Дима, ну ты же должен меня...       — Быстро к соседке, и чтобы без еды не возвращался! — С этими словами парень вытолкнул Артёма под дождь, и тот, взвизгнув и прикрывая голову руками, поскальзываясь на размокшей, превратившейся в жижу земле побежал к калитке, перепрыгивая через особо крупные лужи. Дима довольно хмыкнул ему вслед, подкинул ещё одно поленце в печку и сел ждать возвращения блудного похитителя.