Свадьба удалась!

          Артём был ошарашен тем, что его так нагло и беспардонно выкинули на улицу. И в очередной раз пришёл к выводу, что его Коля намного лучше этого жестокого Димы! Уж Коля-то точно бы не вышвырнул его под ливень после баньки, дабы притащить еды из соседнего дома! Даже больше — тот ни за что даже не выгонит собаку из дома в такую погоду!       Впрочем, Тёма мог только предполагать, что бы сделал на месте Димы его любимый, так как тот был недоступен в ближайшее время по метеорологическим причинам, а также по ряду других. И ему оставалось лишь шлёпать по лужам, вмиг промокнув до нитки, стучать зубами и с диким воплем вбегать в соседний двор на крыльцо, под прикрытие козырька, а потом с громкими воплями бить кулаками по двери, требуя, чтобы его впустили в сухое помещение погреться.       — Баб Варь! Впустите меня! — завопил студент. — Это я, Артём!       — Тёмка, да какого чёрта ты припёрся?! — возмутилась баба Варя, открывая дверь со свечой в руке, ибо электричества она лишилась по вине некоего горемычного соседа, ныне стоящего перед её ясными очами: мокрого, дрожащего и замёрзшего, зато свежевымытого.       — Пустите меня! — вновь жалобно завопил Тёма, и баба Варя сжалилась, пропуская студента в свой уютный домик, почти так же заставленный, аки соседская дача, из-за чего квадратные метры прихожей-гостиной заметно уменьшались. Вымокший до нитки парень, напоминающий своим видом, как говорится в народе, мокрую курицу, затрясся посреди узкого помещения, переступая с ноги на ногу и громко стуча зубами, чем вызвал лишь гневный взгляд своей спасительницы, негодующе уставившейся на расплывающиеся пятна луж на своём старом, изъеденном молью коврике периода «хрущёвской оттепели».       — Тё-о-о-ома-а! — угрожающе завопила баба Варя, и бедолага-студент виновато глянул себе под ноги, закатывая мокрые джинсы по колено, что, впрочем, не убрало устроенную им лужу.       — Я не хотел! — попытался оправдаться Артём, спешно скидывая кроссовки у порога. Грязь, конечно же, осталась на месте, аки красная тряпка, раздражая глаз бабы Вари при слабом освещении свечи. А Тёма теперь переступал с ноги на ногу в испачканных и мокрых носках. — Я это... помылся, как вы и говорили! Покушать, вот, пришёл взять... — неловко выдавил из себя Артём, припоминая посыл Димы.       — Значит, за «пожрать» пришёл?! — вскинулась соседка, чем вконец запугала незваного гостя.       — Ну, баб Варь! — принялся давить на жалость Тёма, заискивающе глядя на предположительную кормилицу, словно надеясь, что та вспомнит его детские годы и милого мальчика, который любил читать книжки и объедать кусты с малиной. Однако, по-видимому, выросший из него лоботряс вызывал у женщины только чувство брезгливости и жажду перевоспитания в нечто иное и традиционно ориентированное. — Вы ж сказали, что дадите поесть!       Пламя свечи в руках соседки угрожающе зашипело, и Тёма поёжился. Живот бунтовал, требуя положенной еды, а после жарко натопленной собственной дачи студенту было очень и очень холодно, отчего в носу стало подозрительно зудеть. Парень нетерпеливо почесал вредное место, всё чётче и чётче понимая, что он сейчас чихнёт. Он открыл рот и втянул воздух ртом, шумно дыша, закидывая голову и пытаясь сдержать подступы чиханья, и баба Варя в нетерпении замерла, ожидая, получится у него это или нет.       Тёма один раз вдохнул воздух, второй...       — Ап-п... Ч-Х-ХИ-И-И! — громогласно выдал студент, таки не сдержав чиханья. Он неловко шмыгнул носом, виновато смотря на соседку и ожидая упрёка в распространении вредных микробов и иже с ними, однако баба Варя, как-то мгновенно подобрев с виду, автоматически проронила:       — Будь здоров, живи богато и со мной поделись! — Видно, всё-таки отыскалось мифологическое чувство жалости у соседки, в то время как в Диме сего не нашлось ни грамма, к прискорбию многострадального Артёма. Пользуясь временной добротой, которая в любой момент могла сойти на нет, Тёма живо поинтересовался:       — А вы поесть дадите, баб Варя?       — Дам, Тёмка, дам по мордам! Достал! — сверкнула глазами баба Варя в сторону вмиг скромно потупившегося студента, пытающегося скрыть восторг предстоящей кормёжки. Соседка широкими шагами прошла в дальнюю дверку в ещё меньшее помещение, чем предыдущее, и огонь свечи задёргался, пугая тенями по углам. Одну стену занимала печь, в неё вмонтированная, рядышком же стоял слегка покосившийся стол, уютно заправленный порванной кое-где клеёнкой. И на нём стояла еда, самая настоящая еда: кастрюля варёных пельмешек, пирожки, то ли с картошкой, то ли с капустой, тарелка с крупно нарезанными кусками домашнего сала и ломтиками сыра, завершала натюрморт початая трёхлитровая банка вишнёвого компота.       Лишь строгий взгляд бабы Вари не позволил голодному парню мигом налететь на накрытый стол, чтобы опустошить его в считанные секунды. Подобрав слюнки, Артёмка повернул голову к соседке: та вовсю звенела кастрюльками, выбирая по объёму, а потом, удовлетворившись выбором, вернулась и отсыпала пельмешек с килограмм. Глядя на вытянувшееся лицо студента, баба Варя словно неохотно взяла лукошко и положила туда пирожки, немного сала и сыра.       — Спасибо, баб Варь! — Тёма сиял, как лампочка. Соседка подозрительно глянула на него, поднимая одной рукой трёхлитровую бутыль:       — А компот?!       — Нет, не надо компот! У нас есть! — шмыгнул носом Тёма, прижимая к груди заветное лукошко и кастрюлю. На пороге, правда, он замешкался, глядя на сплошные потоки воды в сгустившихся сумерках. — Баб Варь, а у вас водочки или самогончику не будет?..       — Что?! — возмутилась соседка.       — Для профилактики гриппа! — тут же выпалил в оправдание Тёма. Баба Варя прищурилась, всматриваясь в честное-пречестное лицо студента-неудачника в поисках лжи.       — Ладно...       — А перцовки нет? — добавил Тёма с надеждой, которая погасла, едва баба Варя зыркнула на него с негодованием. — Молчу, молчу... Буду рад всему, что дадите! — смиренно пробормотал Артём.       Баба Варя дала самогонку — пузатенькую бутылку с мутновато-молочной жидкостью. Тёма с трудом впихнул ноги в мокрые кроссовки, вышел на крыльцо, печально взглянул на ливень и темноту, а потом глубоко вздохнул:       — Баб Варь, а у вас зонтика нет, а?.. — с тоской обернулся парень, но соседка мотнула головой, упираясь рукой в бок.       — Нет, у меня только один, и то — мне на завтра. Я утром в город, нужно поспеть на работу!       — А я вам занесу! — предложил Артём, пытаясь удержать кастрюлю, лукошко и бутыль под мышкой.       — Ишь чего захотел?! — взъерошилась баба Варя. — И поесть дай, и самогонку дай, и зонтик последний отдай?!       — Нет, нет, не надо! — поспешно пошёл на попятный Артём, опасливо шагнув подальше на всякий пожарный от соседки, дабы та, не дай Бог, не прибегла к рукоприкладству. С бабы Вари станется! — Я и так добегу, всё равно мокрый!.. — оптимистически заявил студент, перехватывая поудобнее добычу и выбегая под холодный дождь.       Конечно, под зонтиком было бы уютнее, впрочем, Артём себя успокаивал, у него такого количества рук нет — зонтик он мог нести только в зубах. Потому, натянув свою оригинальную футболку с надписью «Fuck my ass» на голову, он бежал по лужам, так и норовя споткнуться или подскользнуться. С грехом пополам добежав до своей дачи, Тёма оказался под прикрытием козырька, где из-под стола на него тоскливо и с жалостью взглянула Тяпа: её, собаку-то, пожалели, не выгнали, а вот хозяин, впрочем как всегда, отличился...       Отряхнувшись, аки пёс, бедолага-студент толкнул дверь, но был неприятно удивлён тем, что та заперта.       — Э-э?.. Дима, открой! — пошкрябал в дверь ногой Тёма, озадаченный новой напастью, — руки-то были заняты.       — Ты еду принёс? — строго поинтересовались за закрытой дверью. Тёма уставился с возмущением на сие препятствие, грозя прожечь взглядом.       — А если нет?! — капризно поинтересовался дачник-неудачник, пнув дверь, которая выдержала натиск, лишь скрипнула. Зато Тёма при этом едва не уронил лукошко с пирожками и чуть не разбил драгоценную бутыль с результатами брожения неизвестных продуктов.       — Не пущу! — коротко отрезал Дима. — Еду взял?!       — Ты совсем с ума сошёл?! — взвизгнул Тёма в ответ. — Пусти! Почему ты такой злой?!       — Потому что голодный!       — Так я тоже голодный! — здраво заметил Тёма, ещё раз пнув на всякий пожарный дверь ногой, но безрезультатно. — Но я же не веду себя так!       — Ты ещё хуже себя ведёшь, гей-недоумок! Ты похищаешь людей, сажаешь их на цепь, пристаёшь и...       — Я не приставал!       — ...моришь голодом!..       — Я тебя кормил! Аджикой! И помидорками!       — Сам ты жрал свои помидорки недозревшие! — возмутился в тепле дачного домика Дима.       Тёма вновь ударил по двери, но не учёл, что его вестибулярный аппарат даст маху. А посему он, недолго балансируя на одной ноге, дико вращая глазами и затаив дыхание, пытался принять более устойчивое положение, опасаясь в первую очередь за бутыль, во вторую — за кастрюлю, а в-третьих — за лукошко с пирожками, пока не выронил как раз третий предмет беспокойства. После чего он таки завалился, своим телом спасая святая святых — бутыль с «зелёным змием».       Дима, заслышав сперва мат матерный, а потом и звуки падения и звон кастрюли, несколько заинтересовался. Убрав лопату в сторону, подпирающую дверь, он выглянул наружу, и пред его ясными очами предстали два задних кармана, прилагающихся к тому самому заду: Тёма, высоко подняв пятую точку, собирал то, что недавно посеял на крыльце дачи. С учётом того, что сия часть, как и весь студент-неудачник, были мокрыми, а джинсы плотно облегали, да ещё и чуть спускались с бёдер, открывая уютную ложбинку между ягодиц и острые косточки позвоночника, то выглядело всё настолько соблазнительно в тусклом свете от печки, что Дима сглотнул.       И пнул сей соблазнительный зад, дабы не соблазнял перед носом, отчего Тёма распластался на крыльце, обиженно ойкнув.       — Ты чего?! — возмутился дачник-неудачник.       — Заходи! — буркнул Дима, исчезая в домике.       Тёма, попыхтев от обиды и собрав все припасы, двинул за ним следом, ворча под нос сравнительную характеристику братьев-близнецов явно не в пользу Димы. Однако едва он оказался в тепле домика, как на лице застыла благодатная улыбка счастья: продрогший и вновь грязный парень жаждал наконец покоя и уюта.       Дима быстро забрал у него лукошко, кастрюлю, а вот отобрать у дрожащего Тёмы бутыль самогону было невозможно: тот вцепился в неё, аки утопленник в спасательный круг. Дрожа зубами, с трудом переставляя ногами и хлюпая кроссовками, Артём Смирнов дотащился до печки и присел рядом с ней на корточки, как можно ближе пристроив спину и свою соблазнительную пятую точку.       — Ты пельмени будешь? Тебе оставить? — поинтересовался Дима, заглядывая в кастрюлю и налетая на творение кулинарии бабы Вари. Артём повернул голову в сторону недожениха и сверкнул глазами:       — Конечно, буду! — буркнул он, но подняться так и не поднялся, словно прилипнув к «буржуйке». Лишь через несколько минут он наконец смог двигаться и тут же поморщился, ощущая, как тянется на нём мокрая одежда. Бросив неопределённый взгляд на «друга по несчастью», Тёма нерешительно поставил бутыль возле себя и потянул за край своей футболки.       — Ты чего творишь? — заметил его стриптиз Дима, выпучив глаза.       — Не могу я ходить в мокром, — процедил сквозь зубы Артём, непослушными пальцами пытаясь справиться с пуговицей и молнией на джинсах. — Дай одеяло с дивана...       — Ты не будешь!.. — начал было Дима, вскакивая с того самого дивана.       — Либо я хожу голым, либо дай одеяло! — поставил ультиматум Тёма, стаскивая с себя джинсы и принимаясь за трусы, однако едва обернулся к Диме, как получил в свою физиономию тем самым требуемым одеялом. — Благодарствую! — пробурчал Тёма, закутываясь по макушку. Мокрые вещи были аккуратно разложены для просушки, грязные носки скинуты небрежно куда-то в угол. Парень уселся скрестив ноги, устроил бутыль перед собой и печально уставился в щели между поддувалом и дверцей, откуда завораживающе мерцало тёплое пламя.       — Ты жрать будешь? — поинтересовался Дима, ощущая себя не в своей тарелке. Вид ушедшего в свои печальные размышления Артёма наводил на не очень приятные мысли о том, что он переборщил. Студент поднял на него странно блестевшие глаза, а на его щеках был заметен лихорадочный румянец.       — Чего? — тупо переспросил Артём.       — Жрать, говорю, будешь? — нетерпеливо повторил Дима, показывая на кастрюлю. Артём несколько секунд заторможено на него смотрел, потом поднялся, не отнимая прижатой к груди священной бутыли спиртного, и прошёл к столику, у которого расположился его бывший пленник. Дима подвинулся, и горе-студент взял вилку и вытащил пельмешку. Потом вторую и третью, пока Дима не понял с недовольством, что ему сейчас из-за его неизвестно откуда взявшейся доброты просто ничего не останется. — Эй, полегче! Ты делиться будешь самогоном?       Тёма прижал крепче бутыль, аки невинная девица цепляясь за девственность.       — Хочу напиться, — объявил Тёма, решительно ставя бутыль и пытаясь отыскать что-то под столом. Вскоре на свет Божий появились две пыльные стопки. — Будешь? — несколько агрессивно спросил Тёма, вперившись взглядом в Диму, и тот согласно кивнул. Светловолосый обалдуй чуть расслабился и наполнил стопарики, пододвинув один к Данову. — Горько, блин!       Закинув голову, Тёма махом выдул стопарик, прикусив пельмешкой. За дверью пошкряблась Тяпа, и Дима, отчего-то вообще раздобрев, кинул ей угощение, пока Артём всё не слопал. Потом тоже опустошил свою стопку, Тёма — вторую.       — Хватит с тебя! — раздражённо буркнул Дима, заметив, что тот слегка пошатнулся. Отобрав у парня стопку, он толкнул его, и Артём, сделав пару шагов назад, повалился на диван, жалобно скрипнувший от натуги. Возмущаться он не стал, свернувшись калачиком в уголке и закрыв глаза, видно, сильно промёрз, так как при этом его бил озноб.       Дима задумчиво глянул на студента, ощущая, как скребут кошки на душе. Диван был один, Артёма оттуда не выгонишь, вон как на жалость пробивает.       — Слушай, а это ты в пятницу в ателье был? Ну там, на крыльце эту Настю целовал? — тихо спросил Тёма под треск дров в печке. Дима вздрогнул, услышав его голос. Ему казалось, что прошло немало времени и тот уже спит.       Он припомнил пятницу. Была последняя примерка, и они забирали свадебные наряды, Коля пришёл позже, чтобы забрать свой костюм. У него было плохое настроение, а Настеньке кто-то позвонил и она уехала раньше. Дима вышел её провожать.       — Да, я, — подтвердил Дима.       — Значит, я тебя с Колей спутал, — выдохнул Артём. — Я думал, это был Коля. Ну, целовал эту.       — Ты идиот!       — Как думаешь, Коля меня простит? — проигнорировав его вопль, спросил безнадёжно влюблённый студент. — После такого?       — Я б не простил. И не прощу. Ты мне свадьбу испортил!       — Ну прости, я же не знал! — покаянно прошептал Артём. — Теперь буду знать. И больше так...       — А больше и не надо! — отрезал Дима, отчего-то разозлившись. Влюблённый безнадёга стал раздражать его. Чем Коля мог заслужить такую беззаветную любовь? Или сам Артём был настолько наивным, что ничего вокруг не видел?       Дима прошёл к печке, уже более опытно подкинул дров и приоткрыл поддувало, чтобы дрова тлели до утра, и подошёл к дивану, на котором вольготно развалился Артём.       — Вставай! — растормошил его Дима. Артём сонно на него взглянул, а потом неохотно поднялся. Вдвоём они разложили диван, и Тёма вновь повалился на кровать, поджав голые ступни сорок седьмого размера под себя. — Ты спишь на той стороне, я на этой! И только попробуй что-нибудь вытворить!.. — Дима не закончил свою угрозу, предоставив бурной фантазии Артёма самой представить последствия.       — Нужен ты мне... — буркнул Артём, отодвигаясь на самый край. Дима тоже улёгся на диван, устроившись подальше от таившего в себе опасность нетрадиционного существа. Наступила тишина, в которой отчётливо можно было слышать треск в печке, шум дождя и гром грозы за окном. Приятная, располагающая к себе атмосфера, несмотря на сырость, обитающую в матрасе дивана, и странный запах.       Недалеко слышалось сопение: Артём крепко спал, причмокивая во сне. Над ними разнёсся раскат грома, и парень вздрогнул, ощутив, как медленно скатывается в середину дивана, туда, где была знатная вмятина. Туда же скользил и Тёма, и вскоре светловолосая макушка покоилась на плече опешившего Димы, не понимавшего, как такое могло случиться. Повернув голову, несостоявшийся жених уставился на соседа по дивану.       Светлые крашеные волосы потемнели от влаги и стали похожи на мёд. Дима вдруг понял, что очень хочет... мёд. Пальцы осторожно зарылись в лохмы, ощущая их мягкость, вьющиеся концы. Артём заворочался, глупо улыбаясь во сне и прижимаясь ближе. Одеяло соскользнуло с его плеча, открывая покрытую волосами грудь — было жарко.       Дима сглотнул. Попытался отстраниться, но вновь скатился во вмятину. Рядом заёрзал проснувшийся Тёма, потянулся было к Диме, но резко дёрнулся, по-видимому, вспомнив, кто есть кто.       — Чёрт!.. — выругался Артём, пытаясь отодвинуться подальше и, что подозрительнее, прикрыть пах. Впрочем, Дима уже успел ощутить реакцию его тела.       — Гей недоделанный! — возмутился Дима. К щекам прилила кровь, но сам он ощущал ниже пояса проблему, схожую с Тёминой. — Я не Коля! Какого у тебя встало на меня?!       — Самый глупый вопрос! — буркнул Тёма, отворачивая пылающее лицо. — Хочешь сказать, у тебя будет стоять только на эту Настю, а на другую женщину не встанет?!       Против сей логики Диме нечем было возразить, особенно с учётом того, что у него встал не просто на женщину, а на парня, лежащего рядом. При всей его неприязни к оному существу.       Артём подозрительно завозился рядом, и Дима осознал одну простую вещь:       — Ты что? Дрочишь?! — возмутился он.       — Угадал, — вновь буркнул Тёма как-то смущённо.       Дима не смог сдержать мата, едва не подорвавшись с дивана, словно тот загорелся. Отодвинувшись на самый край, он с ужасом смотрел на обернувшегося к нему Артёма.       — Я не заразный! — Дима мог бы с этим поспорить. Более того, знание того, чем Артём занимается, точнее то, чем занималась его рука, заставляло мысли Димы падать слишком низко, а что-то вставать выше. Несомненно, либо гомосексуализм передаётся воздушно-капельным путём, либо генным. И в том, и в этом были виноваты Тёма и Коля. — Я сейчас, быстро...       Быстро-то быстро, только Дима прекрасно слышал скрип кровати, хлюпающие звуки смазки, как двигалась рука Тёмы, ускоряя темп, его сбитое дыхание, почти срывающееся на стоны... Это было невыносимо, было слишком близко. Дима посмотрел на напряжённую спину соседа по кровати и нахмурился, заметив, что одна рука Тёмы скользит между ягодиц, словно...       — Ты что делаешь?! — вновь возмутился Дима.       — Отвернись и не смотри. Я иначе кончить не смогу... — Голос Тёмы к концу был едва слышен, настолько он смутился. — Я гей, понимаешь? Пассив! Я привык к тому, что меня... что Коля меня...       Дима едва не простонал вслух, понимая к чему ведёт Тёма. Он с ним точно с ума сойдёт в ближайшее время.       — Ты ещё долго? — нетерпеливо спросил Дима. Его брюки сильно давили, потому он расстегнул «молнию» и обхватил свой член ладонью.       У него встало, потому что у него стресс. Да и вообще, это нормальная физиологическая реакция, уверял себя Дима, правда не уточняя, для кого сия реакция нормальна. С кровати донёсся приглушённый вздох, и перед глазами похищенного проплыли дикие картины того, как он...       — А что делаешь ты? — неожиданно спросил Тёма, глянув через плечо. Дима замер, пальцы всё ещё лежали на стволе его мужского достоинства, гордо выглядывающего из белых свадебных брюк. Глаза Тёмы округлились, и он нервно сглотнул. — Ты же вроде... Не из «нас»?       — У меня встало не на тебя! — процедил Дима, однако чувствовал, что член под любопытным взглядом Тёмы наливается кровью.       — А у Коли... — Артём заткнулся на половине фразы, поймав выразительный взгляд Димы. Одно слово про сравнение с Колей, и он — труп. — Ладно, ладно, молчу... Есть идея!       Тёма просиял, повернулся и приблизился к Диме, едва не свалившемуся с края дивана от неожиданности. Тёма прижался к телу похищенного и накрыл себя одеялом, игнорируя маты и отталкивания. Но Дима тут же заткнулся, ощутив, как к его члену прижался другой, а рука обхватила оба, потирая друг о друга. Помимо воли у него вырвался стон.       — Отвали!       — Представь, что ты с девушкой! — хрипло прошептал Тёма. Дима скептически подумал, что вряд ли у девушки будет член.       Пообещав самому себе, что позже убьёт студента, он отдался в опытные руки Тёмы, умело надрачивающего им обоим. Светловолосая макушка мелькала перед глазами, горячее срывающееся дыхание щекотало ключицы. Одна рука Тёмы была заведена за спину, и Дима, устраиваясь поудобнее, скользнул рукой под боком парня, положив ладонь на упругие ягодицы. Погладил, скользнул в напряжённую выемку, ощутив, как замер Тёма, затаив дыхание.       — Ты там... — неловко начал Дима, решив, что самогон был хорош, раз он осмеливается заикаться о таком. Даже мыслить о таком!       — Не нужно, — смущённо прошептал Тёма. — Я... я не готовился. Тебе будет... противно. И вообще... это уже будет измена...       — А совместная дрочка за измену у геев не считается?       — Ну... надеюсь, нет.       — Ты придурок.