Свадьба удалась!

                    Разве думал Дима, что на вторую брачную ночь, точнее, так и не свершившуюся вторую брачную ночь, некий практически незнакомый парень будет дрочить ему, старательно помогая и себе? При этом парень будет являться любовником его младшего брата, с которым они давным давно перестали близко общаться. А ещё этот парень будет похитителем с самой запутанной логикой в мире, да ещё и любящий выпить лишнего и творить безумства под градусом.       Нет, никогда Дима даже и помыслить о таком не мог!       Он вообще даже думать ни о чём не мог, тем более о том, что творит своей рукой Артём, деликатно спрятавшись наполовину под одеялом. Словно это позволит кому-то вообразить его девушкой. Но сознание да и светлые волосы перед его носом, от которых пахло дождём, мускусом и советским шампунем неизвестного происхождения, утверждали обратное Диме, а в голове вертелась целая куча вопросов и мыслей, которые лишь подогревали смущение и возбуждение.       И более того наивная простота Тёмы казалась просто невероятной.       — Ты придурок, — повторил Дима, словно его похититель не уловил смысла. В ответ послышалось недовольное пыхтение, и обжигающе горячее тело выгнулось, прижимаясь ближе.       — Я не придурок! — обиженно проворчал Тёма, жарко дыша в ключицы несостоявшегося жениха. Пальцы Димы обхватили упругую ягодицу, ощущая, как рядом рука студента нетрадиционной ориентации ритмично двигается, уверенно и слишком знакомо.       Самогон баба Варя гнала хороший.       Очень.       — И если я изменяю Коле, то ты своей Насте! — буркнул с придыханием Тёма, словно они продолжали разговор. Дима, честно говоря, уже не помнил, о чём они там говорили.       — Ты придурок! — повторил Дима, судорожно подрагивая от каждого движения Тёминой руки.       — Кто как обзывается, тот сам так называется! — по-детски произнёс Артём с обидой и нырнул под одеяло. Дима только успел ощутить щекотку влажных волос, их запах, как член накрыл горячий рот, отчего едва не подпрыгнул. Единственное, что его остановило, это опасения, что Тёма от этого просто откусит ему член.       Однако стоило лишь взглянуть на горе-студента, вставшего над бёдрами, выгнувшись, как кот, разведя ноги, и упорно массирующее себе некую предстательную железу, именуемую в быту простатой, одной рукой, а второй обхватив Димину мошонку, чтобы было удобнее заглатывать, мозги сшибало напрочь. Потряхивая своими лохмами, кажущимися тем самым уже вышеупомянутым мёдом, Тёма старательно делал приятное Диме, и сам Дима хорошо ощущал это самое «приятное», вцепившись в те самые волосы, чтобы Артём старательнее делал то самое приятное. Сейчас было трудно сравнить его с девушкой, потому как такого минета ему ещё никто не устраивал.       — Конч-шай уше! — невнятно пробурчал Тёма, на секунду вскинув голову и блеснув своими серыми глазами в темноте.       — Не говори с набитым ртом! — поучительно скрипнул зубами ему недожених.       — Мм-м-м-м... — неопределённо промычал на это Тёма, вновь принимаясь за дело.       Ощутив приближающийся оргазм, Дима крепче прижал голову своего похитителя к паху, хотя тот и пытался вырваться. В итоге он извергнулся ему в рот, и тому пришлось проглотить всё. Сам Тёма к тому времени уже благополучно кончил.       Обессиленный Артём поднялся на нетвёрдых ногах и прямо голышом прошёл к полупустому ведру, дабы принять водные процедуры и смыть с себя все следы преступлений. В наступившей тишине и Дима, и Тёма не торопились говорить, несколько прифигевшие от того, что сами натворили.       — Я Коле не изменял! — не выдержал-таки Тёма, явно начиная паниковать.       — То есть анальный секс считается, а оральный — нет? — уточнил Дима, стараясь не смотреть на блестевшее в скудном свете от печки тело Тёмы, которое тот совсем и не думал прикрывать.       — А... это всё баб Варя виновата! И её самогон! — нашёл крайнего Тёма. Чуть подумав, решительно заявил, исходя из предыдущей своей мысли. — Нужно выпить!       — Тебе хватит! — заметил Дима, застёгивая «молнию» брюк. — А вот мне не помешает!       И вновь обиженный Тёма кинул на него возмущённый взгляд, но тут же вспыхнул, осознав, что ходит нагим по даче, не прикрываясь ничем. Съёжившись и словно стараясь исчезнуть, парень стыдливо попросил вновь одеяло и вновь его получил в свою физиономию лица. Накинув на себя сей новомодный наряд, Тёма присел к столику, где уже давно расположился Дима, и получил свои законные сто грамм.       После первой же стопки Артёма понесло:       — Я изменил Коле, — со слезами в голосе запричитал он, вцепившись в волосы.       Дима тем временем опустошил свою стопку и поморщился. На этот раз они не закусывали.       — Ты же говорил, что не изменял?.. — скосил взгляд на нытика Дима.       — Как я покажусь ему на глаза? — спросил Тёма, уползая в дебри своей вины и не вникая в чисто риторические вопросы Дмитрия. Всё-таки кактусы ему никогда не отвечали, разве что Тяпа иногда тявкала в ответ. — И с кем? С его братом! Коленька, прости-и-и мен-я-я-а-а! — заголосил Тёма, прикончив вторую стопку и пустым взглядом уставившись на бутыль самогона. Он растёкся лужицей по столу, уронив голову на подставленные ладони.       Дима скептически оглядел сие недоразумение и отобрал у него третью стопку, которая по идее была и вовсе пятой.       — Закусывать надо! — пробурчал Дима. Тёма его не слышал и бормотал что-то на своей волне, выпрашивая прощения у полупустой бутыли бабы Вари, перечисляя все свои грехи с семи лет. Впрочем, периодически путаясь в показаниях — то он изменял и каялся, то утверждал, что чист душой и телом и всё это Дима, баба Варя, Семён Семёныч, кактус и Тяпа виноваты. Причём все и сразу.       Кто такие Лобивия и Семён Семёныч, Дима не знал, а Тяпу считал невинной жертвой хозяина и обстоятельств. Бабу Варю за её пельмешки он готов был возвести в ранг богинь, спустившихся на землю.       — ...Коля ведь меня простит? Да? Ты же знаешь, как я его люблю. И он меня любит! — уверял Артём бутылку, протягивая к ней загребущие ручки и прижимаясь щекой. — И пусть у Димы «маленький» больше, но Коля всё равно лучше...       Дима едва не подавился, приканчивая остатки самогона.       — Слушай, ты!.. — Эпитетов похищенный подобрать просто не мог существу, которое недавно его похитило, потом устроило ему незабываемый минет, а теперь сравнивало их с Колей мужские достоинства, хотя он предупреждал уже, чтобы тот об этом даже и не думал. И даже комплимент своим размерам его не успокаивал. — Я тебя урою!       — А?.. — Тёма словно только сейчас заметил Диму рядом, обнимая, как ребёнка, бутыль бабы Вари. — Ты кто? Дима или Коля?..       — Хватит пить, пьянь голубая! — вскипел парень, безуспешно пытаясь отобрать «собеседника» Тёмы, в которую тот вцепился аки тот самый утопающий давеча. — Иди спать!       — Не отдам! — взвизгнул Тёма, упираясь всеми конечностями. — Уйди, пра-а-ативный! Я знаю, ты Дима! А я хочу Колю!       — Перестань нести чушь! — возмутился Дима.       Упираясь, повизгивая и не желая отдавать бутыль, Тёма лишь сильнее злил Диму, которому уже осточертело мучиться с этим недотёпой. Хотелось завалиться спать, но почему-то он не мог оставить сего идиота пьянствовать и болтать с самим собой до утра, хотя ему бы стоило задуматься о таком варианте.       Семидесятикилограммовый, пьяный в дупель парень был достаточно проблематичным противником. Особенно приличный студент Артём Смирнов. Так как тот не желал ничего слушать и не смотрел по сторонам, то Дима не нашёл ничего лучше, чем впиться губами в открытый рот парня, затыкая его и тем самым спасая свои барабанные перепонки. Несколько секунд Тёма ещё что-то пытался завопить, пока не обмяк, отдаваясь поцелую.       Во всём виноват самогон бабы Вари. Дима был в этом уверен.       Точно самогон.       А ещё истеричный Артём, которого иначе было не заткнуть. Лишь потому Дима поцеловал его.       И то, что тот великолепно делал минет и так же непревзойдённо целовался, ничего не меняло в его мнении.       — Ты придурок, — выдохнул Дима, и Артём, полуприкрыв глаза, кивнул, прослушав оскорбление мимо ушей, а может, и правда признавал себя таковым. Но бутыль отпускать категорически отказывался. Студент вновь потянулся к тёплым губам, зажмурившись, жадно проникая языком внутрь, глупо сталкиваясь зубами и глотая чужую слюну.       Потом уткнулся лбом в грудь Димы и... засопел. Всё так же вцепившись намертво в бутыль.       — Убью, — пообещал сам себе горе-жених, с трудом подхватывая расслабленное тело, тяжёлое и слишком оголённое, так как одеяло потерялось во время борьбы.       Устроив наконец пьяно-спящую тушку студента, Дима и сам лёг, моментально отрубившись от усталости и самогона, пробормотав напоследок шелестящему за стеной дождю:       — И что в тебе нашёл Колька?..         — Коль, закрой окно, дует...       — Я не Коля, я Дима, — автоматически поправил он, давно привыкнув, что близнецов путают по жизни все, кому не лень. — Сам закрой...       — Ну Коля-я-а-а!..       — Дима-а-а-а! Я Дима! — буркнул тот самый Дима, приоткрывая глаза одновременно с Тёмой. Парни сонно уставились друг на друга. Один обнимал другого, последний обнимал пустую бутыль самогона. Идиллия.       Медленно, очень медленно они стали вспоминать вчерашнее. Рот беззвучно открылся, явно намереваясь всеми возможными нецензурными словами выразить всё, что вчера они натворили, но...       — Ничего не было, — глухо прошептал Дима, круглыми глазами смотря на Артёма, согласно кивнувшему ему в ответ.       — Да, да, совершенно точно, ничего не было, мы не дрочили, я тебе не...       — Ничего не было! — уже более угрожающе повторил Дима, затыкая прорвавшуюся плотину воспоминаний Тёмы.       — Ничего не было, — послушно и радостно замахал головой Артём. — Со-о-всем ничего!       Как уже говорилось, самогон баба Варя гнала на славу.       Парни одновременно разжали объятья и вскочили с дивана, жалобно скрипнувшего, на котором осталась возлежать лишь та самая всеми знакомая бутыль самогона, которая часто упоминается не потому что рекламируется, а потому что она во всём виновата, точнее то, что в ней находилось не так далее, как вчера вечером, и было выдуто двумя обалдуями, застрявшими на даче вследствие метеорологических условий.       Итак, самогон... кончился. Вернёмся к парням.       Тёма неожиданно широко распахнул глаза, словно что-то вспомнив.       — Стоп, а сегодня что?       — Понедельник, — припомнил Дима, нахмурившись.       — Семён Семёныч! — Тёма всплеснул руками, а потом, спохватившись, прикрыл срам теми самыми руками, ибо до сих пор был голым. Дима отвернулся, а потом поспешно выскочил на крыльцо:       — Оденься уже наконец! — крикнул он ему, и Тёма бросился одеваться, лихорадочно вспоминая расписание пар на понедельник и Семён Семёныча, который его убьёт за пропуск. — Нет, всё, я смываюсь! Это просто дурдом какой-то! — прошептал Тяпе Дима, взбивая себе волосы дыбом. Собака согласно тявкнула, подтверждая его слова.       Из дачного домика раздавались дикие вопли и грохот студента, не попавшего на пары, похитившего не того брата и изменившего другому брату, а оттого нервные и паникующие. Диме было не легче, но прохлада приятно охлаждала разгорячённый ум, напоминая о том, что самогон был всё же на славу, а оттого голова стала нещадно болеть от грохота позади него.       Нужен рассол. А этого на даче предостаточно.       — Что за крики? — послышался бодрый вопль бабы Вари, и в непроглядном тумане, окружающем дачу, появилась смутная фигура. При ближайшем рассмотрении можно было различить велосипед, радостно позвякивающий звонком, и саму соседку, закутанную в дождевик.       — Этот придурок одевается, — ответил, не думая, Дима. — А... велосипед ваш? — глаз парня тут же отметил наилучший способ смыться от своего ходячего несчастья — на двух колёсах. Быстрее и надёжнее.       Только за это он получил такой свирепый взгляд и тонну негодования, что съёжился, как давеча Тёма, пытаясь выпросить зонтик.       — Мой велосипед, мой! И не дам я его вам, вы, гомосеки несчастные! — бодро завопила баба Варя так, что за спиной Димы наступила идеальная тишина, и Тёма ползком, стараясь незаметно, выполз на крыльцо, прячась за похищенного им жениха. — Да как вам не стыдно, да баб на вас нормальных не хватает, совсем от рук отбились!       — Мы не!.. Я не гомосек! — явно неправдоподобно попытался отбить обвинения Дима, залившись румянцем. — И ночью ничего не было!       — Да, ничего не было! — поддакнул Артём, но тут же заткнулся и отшагнул от разъярённого Димы, убрав руки за спину. — А я что? Я ничего! Я ничего не делал тебе! Со-о-овсем ничего! Сам вспомни!       Дима вспомнил. Побагровел, потом побледнел, и Тёма не стал интересоваться и уточнять его воспоминания, исчезнув в домике со словами, что уж больно хочется кушать.       — А что, вы пирожки ещё не ели?! — как-то уж больно заинтересованно спросила баба Варя, нахмурившись. Дима растерялся прямо от её напора. — Тё-о-о-ома!!!!       — Что, баб Варь? — испуганно выскочил парень.       — Быстро съел пирожки! — потребовала баба Варя, упираясь руками в бока для солидности. Тёма рванул в домик, схватил лукошко с пирожками и выскочил вновь на крыльцо, послушно забивая рот едой. — Давай, давай!       — Ф меня больфе не лефет! — пробормотал Тёма. Баба Варя только усмехнулась, поправляя дождевик.       — А больше и не надо!       Тёма на глазах побледнел, пережёвывая последний пирожок. Он наконец понял, что дело явно нечисто.       — Баб Варь, что вы туда напихали?! — в ужасе спросил Тёма.       — Всего понемножку! — ухмыльнулась добрейшая в мире соседка. — Лучше тебе не знать. Но это научит тебя по назначению использовать задницу! И желудок прочистит!       Тёма схватился за живот, как-то мгновенно позеленев. Не говоря ни слова, он припустился в дальний угол дачного участка, где находилось весёлое заведение, именуемое деревенским сортиром. Дверь за Тёмой громко захлопнулась.       — Валить отсюда нужно... — ошеломлённо прошептал Дима себе под нос. Баба Варя залилась громогласным злодейским смехом, развернулась и исчезла в тумане, оставив Данова размышлять о том, куда он попал. Тяпа присела рядом и негромко тявкнула, словно напоминая.       На дачу, сынок, на дачу.