На границе Пустоты

— Соби, вы с братом куда-то уезжаете? Я полулежал на полу и смотрел, как ты, присев над небольшой стопкой одежды, укладываешь ее в дорожную сумку. — А куда? — Задал я вопрос, в общем-то не ожидая ответа. Спина у тебя… Красивая. Сейчас она была обтянута кофтой, той, черной, как обычно под горло и с длинными рукавами. Я ее помню. Когда стало холодать, ты часто выбирал именно ее. Я еще раз проследил за тем, как появляются и исчезают складки на ткани при каждом твоем движении, вздохнул и, откинувшись, растянулся на боку. Если отбросить то, что ты не замечаешь моего присутствия, можно представить, что ничего в нашей жизни не изменилось: вот ты куда-то собрался и складываешь вещи, а я взволнован твоим отъездом, но не собираюсь этого показывать. Только комната какая-то другая, незнакомая, да и белая полоса клейкой повязки на твоей щеке… Я вздохнул еще раз и, стараясь игнорировать тревогу, оглядел твою фигуру. Высокий, ладный… Я для сравнения вытянул вперед запястье и посмотрел на свою руку: узкое предплечье, худой локоть — на столько, что костяшка выпирает чуть ли не крючком… Эх… Я повертел кисть туда-сюда и проследил, как жилы плотными шнурками то появляются, то убегают, прячась в толще ладони. Кончик губы непроизвольно пополз вниз, и я скривился. Какой-то я… Мелкий, костлявый, все ребра можно пересчитать… Я знаю, что это потом пройдет, когда вырасту, но иногда все-таки иррационально побаиваюсь остаться таким навсегда. Сеймей же вырос, а мы с ним похо… У тебя что-то упало из рук. Я отвлекся от мыслей о своем несовершенстве и увидел, как ты, стоя на коленях перед сумкой, опираясь о пол, ладонью обхватил горло и уставился в стену. Что с тобой? Что происходит? Твои глаза потухли, а челюсти были зажаты так, что проступали желваки на скулах. Ты шумно начал дышать через нос. Меня обдало волной тревоги, и я, вскочив на ноги, подбежал и вгляделся в твое лицо — зрачки расширены, губы плотно сжаты, между бровей угрожающим изломом вздыбилась морщина. И повязка на щеке. Уставившись на нее, я даже на секунду дышать перестал. Откуда? Если я спрошу, ты не ответишь. Я поднял глаза. Казалось, что сейчас ты смотришь прямо на меня жутким взглядом, сосредоточенным и на самом дне опасно злым. Меня передернуло. Я пытался сообразить, что происходит и можно ли чем-нибудь помочь, но и трех моих вдохов не прошло, как твое лицо немного расслабилось и приобрело отстраненное выражение. Только челюсти остались плотно сжаты, да непримиримая складка между бровей не хотела отступать до конца, оставив после себя призрачный след, похожий на первую выталину среди зимнего поля. Ты глубоко вздохнул, привстал и, убрав выбившуюся прядку из-за уха, окинул взглядом оставшиеся вещи. Я растерялся и, поняв, что этот странный приступ закончился, с недоумением продолжал следить за твоими движениями, которые стали какими-то резкими и рваными. Что с тобой? Ты поднялся во весь рост, оставив вещи, отошел слишком быстрым шагом к окну, постоял, будто раздумывая, а затем, отведя плотную занавеску в сторону, впустил в комнату чуть больше солнечного света. Твои волосы вспыхнули золотом по абрису, и я залюбовался этой картиной, на секунду подумав, жаль, что нельзя сделать фотографию. Ты замер у окна, будто разглядывая что-то, а затем, нащупав в кармане пачку сигарет, вытащил одну; щелкнув зажигалкой, прикурил, выпустил вверх тонкую напряженную струйку дыма и так и остался стоять в ореоле сияния и туманных завитков. Моя тревога словно изменилась, преобразовалась во что-то такое… Я не знаю… Появилось какое-то странное ощущение, словно нервничаешь. Оно не было давящим или мрачным, как во время твоего непонятного приступа, а чувствовалось легким покалыванием в пальцах, тугим узлом под ребрами, и отчего-то казалось пахнет яблоками. Сердце забилось чаще, но я не испытывал ни страха, ни смущения — я просто смотрел на тебя и не мог понять, что со мной происходит. Что за непонятное волнение?.. Захотелось подойти к тебе и обнять. В голове проснулась мысль, что ты этого даже не заметишь, и в запахе яблок появилась нотка горечи. Постояв недолго, рассматривая тебя в наполовину прикрытом гардиной окне и пытаясь распробовать это непонятное фруктовое чувство, я все-таки подошел и обхватил тебя своими призрачными руками со спины. Буквально на миг, на краткую долю секунды, мне показалось, что под щекой заскользила ткань знакомой кофты, и повеяло теплом твоего тела. Мои пальцы сцепленные замком, врезались в мою же грудь, и я понял, что руки прошли насквозь. Пытаться обнять тебя — это все равно, что попытаться поймать ветер, или прижаться к свету. В веках сделалось влажно, а сердце в очередной раз защемило от чувства утраты. Пытаясь справиться с сумбуром эмоций, я стоял в твоей тени и моргал, стараясь не плакать — сколько уж можно? Но все-таки пару раз шмыгнул носом и глубоко вздохнул. Я отступил на шаг, а ты отвернулся от окна, отпустил штору, и в комнате опять сгустился полумрак, только иногда красно-оранжевым маячком разгорался кончик сигареты. Я наблюдал за твоими движениями, сопя и промаргиваясь. Ты подошел к столу, нашел картонную папку, достал оттуда лист тонкой бумаги, сложенной вчетверо, и разложил его на столе. Мне вдруг стало интересно. Утерев тыльной стороной ладони все-таки прошибившую меня каплю, я подошел ближе и тоже заглянул в лист. На столешнице лежал небольшой набросок тушью. Это же ты рисовал, да? Я всмотрелся пристальнее и понял, что на бумаге изображен кот, черный, большеголовый, будто котенок. Он спал в раскидистой ветви сливы, цветы которой уже начали терять свои лепестки, образуя под собой большое белое облако. Ты прикоснулся пальцем к ветви, разглаживая складку от сгиба, затем провел ладонью по всему наброску и, поведя плечами, будто с неохотой, свернул листок обратно. Я не понял, что значит для тебя этот рисунок. Следя за твоими пальцами, я чувствовал, что ты отчего-то неспокоен — они, будто нервно, проходили по два-три раза по каждому сгибу; а когда ты прятал сложенный лист в папку, она чуть не выскользнула из твоих рук. Я нахмурился и отошел на середину комнаты, будто ожидая, что оттуда все станет более понятным. Ты, докурив, затушил сигарету в пепельнице, оправил манжет и направился обратно к стопке брошенных на полу вещей, оглядываясь по сторонам, словно проверяя все ли взял. Притормозив около одной из полок, ты достал какую-то тонкую стопку бумаг, положил ее в прозрачный пластиковый конверт на кнопке и, подойдя к сумке, по-видимому собирался присесть, чтобы положить его туда… По комнате тревожно разнесся звонок из недр коридора. Ты замер. Я вздрогнул от неожиданности и обернулся на звук — кто это к тебе? Может… Возможно ли, что это брат? Тряхнув головой и немного помедлив с первым шагом, ты как-то нехотя направился в прихожую. Я за тобою не пошел, остался наблюдать из комнаты. То ли от резкого звука дверного звонка, то ли от каких-то еще неосознаваемых причин, мне стало не по себе. Мне не понравилось, что кто-то к тебе пришел. Кто бы там ни был. Он будто… Будто помешал. Мне показалось, словно наше уединение нарушили, вторглись без предупреждения в маленький мирок таких нечастых за последнее время снов-видений. Я не сразу понял причину, по которой реже начал видеть тебя во снах — похоже я подключался к тебе, только когда засыпал Источником. И то не каждый раз, словно на это влияло расположение звезд или действовали какие-то похожие факторы. Послышался шум открываемой двери, а после тяжелая тишина из коридора. Кто там, Соби? Я в нетерпении привстал на носочки, подпрыгивая и стараясь разглядеть, что происходит в сумраке за твоим плечом. — Ты меня пустишь? Или будем разговаривать о делах прямо на площадке? — Послышался смутно знакомый голос. Это точно был не Сеймей. Из-за твоей фигуры показалась еще одна. Не такая высокая, но мрачная и гибкая. Нисей. Я его никогда не забуду. Странный, с болезненно-блестящими глазами. И лицом, выражение которого он с легкостью профессионального актера мог менять в один момент. Акамэ, не разуваясь, прошел в комнату, окинул обстановку недовольным взглядом, поморщился, словно что-то его укусило и, развернувшись к тебе лицом, кинул странную приветственную фразу: — Я слышал, ты пытался бросить? Не вышло? Ты немного помолчал, разглядывая гостя. — Как видишь, мы остались друзьями. — Ответил ты после паузы, а потом, потянувшись к карману, достал еще одну сигарету и прикурил. Нисей стоял ко мне спиной, и я не видел выражения его лица, но вот на твоем было безупречное спокойствие, только во взгляде изредка проскальзывало напряжение. Зачем он пришел? Что ему от тебя надо? Я отошел и замер между вами, растерянно разглядывая то одного, то другого. Ты оперся о косяк, словно скучая, и сложил руки на груди с тлеющим огоньком между пальцами правой, который в полумраке, казалось, периодически озарялся мистическими сполохами. — Ладно. Обмен любезностями окончен. — Проговорил Нисей, достал из внутреннего кармана пальто листок бумаги и нехотя протянул тебе. Ты так же нехотя оторвался от дверного проема и, протянув руку, перехватил лист. Развернул, быстро обежал взглядом содержимое и нахмурился. — Это все? Только инструкции? — Холодно спросил ты. — Нет. Вот еще твой билет. Сеймей сказал, чтобы все было быстро и по-тихому. Одной ногой здесь — другой там. — Нисей порылся в другом кармане, и выудил сложенный пополам конверт. — Обратный возьмешь сам. Он ждет отчет не позже второго февраля. В бумаге все написано. Второго февраля? Я удивился и даже отступил на шаг. Как второго? То есть, сейчас еще нет второго? Ты перехватил конверт, стряхнул пепел прямо на пол и, пройдя к полке, положил записку с конвертом на ее блестящую поверхность. Что значит второго? Получается… Получается, что я исчез не так давно? Я тревожно взъерошил волосы. По моим ощущениям, прошло не меньше месяца, а то и двух, а может и более, в системе сложно определить — я ориентировался на циклы сна и бодрствования… В любом случае, когда пришло сообщение от Бесшумных, было девятнадцатое января… Получается, что тут время течет медленнее, чем у нас? Не наоборот? Или это уже год прошел, а я и не понял? Я обтер лицо ладонью и опять уставился на Акаме, словно ожидая, что он хоть каким-то образом подтвердит или опровергнет догадку. Ты посмотрел на второго бойца в упор и спросил: — Теперь все? — Во фразе сквозило стремление выпроводить его как можно скорее. Нисей приподнял одну бровь и ухмыльнулся. — Не будь таким заносчивым, Агацума. Тебя что, девки начали сильнее хотеть, после того, как сам себе щеку разукрасил? Откуда в тебе столько спеси? — Глаза Нисея сузились, обдавая тебя ядовитым взглядом, в котором презрение пропорционально смешалось с ненавистью. Ты ничего не ответил. Даже позу не поменял. А я попеременно разглядывал то тебя, то Акаме, и пытался сообразить, что тот имеет ввиду… Что значит «сам себе»? Зачем?.. Нисей запахнул пальто, затянул пояс, еще раз окинул тебя оценивающим взглядом и продолжил: — Знаешь, жаль, что Нелюбимый сгинул. Была надежда, что он чудом отберет тебя у Сея, и ты перестанешь постоянно нервировать меня своим присутствием. — Акаме резким движением разгладил несуществующую складку на плече. — Остается надеяться, что удачный случай подвернется как можно скорее, и ты канешь в Лету вслед за младшим. Нисей заскользил по комнате к коридору и, поравнявшись с тобой, еле слышно обронил: — Как я понимаю, эта надежда — единственное, что нас роднит, не так ли? — не дожидаясь ответа, Акаме стремительным шагом удалился в темноту. Послышался звук открываемой двери и финальный хлопок, означающий, что гость покинул полумрак прихожей. Я стоял и смотрел на тебя. Ты стоял и смотрел в пустоту. Сердце бухалось о ребра. С забытой сигареты серым обломком куда-то вниз упал пепел. *** Когда я очнулся, во мне бушевал адреналин. Я подскочил и, прочувствовав за одно мгновенье все увиденное во сне, испугался. Я по-настоящему за тебя испугался, ты там сейчас один… Что там Акаме говорил про рану? Это правда, или же он просто не так выразился? И те слова под конец… Что все это значит? Так мало я могу уловить из тех обрывков, которые вижу в своих коротких видениях... Я был готов биться лбом о мигом созданную для этого стену. Ощущения беспомощности и досады вырывались тихой руганью и проклятиями в адрес мироздания. В голове царила мешанина из мыслей, разбушевавшихся эмоций и желания что-нибудь сделать: как-то помочь, повлиять. Но как? И чем? Разбуженным осиным роем я носился по системе, не зная, за что хвататься. Положение спас Гранж. Устав от моего мельтешения и назойливого метания, он, подойдя ко мне вплотную, посмотрел так красноречиво, что у меня появилось ощущение жара в затылке, как от хорошей увесистой оплеухи. — То, что ты сейчас делаешь, не эффективно. — Сказал он и, растворившись в толще пространства, вернулся в свой закуток. Я завис. Когда мысль ленивым хомячком все-таки раскрутила свое колесо, я уселся обратно к себе на кровать и начал придумывать план. Мне нужен был конструктивный план. *** Как источник, по мнению Гранжа, я неплохо справлялся. Теперь я был способен довольно приличное время держать поток энергии на два, а иногда и на три рукава, не теряя напряжения и не сбиваясь на пульсацию. Как пояснил Шиз, после моего тесного знакомства с Пустотой, я стал свободным Источником, который даже к собственному миру не привязан. Я мог запитать вообще что угодно, или кого угодно, и это открывало довольно большое поле для экспериментов. Парни плохо понимали, как именно функционирует такого рода явление, и только в теории могли себе представить, на что я мог быть способен. А вот как Творец... Темнота системы — вещь уже привычная и почти родная. Меня давно перестала пугать ее даль. Я знал, если зачерпнуть силу, придать ей форму и цель, она устремится вслед моему велению. Как говорил Шиз, нужна сильная концентрация, мощное воображение и точное понимание устройства мира, чтобы использовать сырую энергию в деле. Если создать огонь, а про субстрат для него забыть, он потухнет в туже секунду, стоит только ослабить внимание. А заклинания… Как я понимал, они были удобны тем, что с их помощью можно было задавать параметры события, как своего рода алгоритмы для компьютерных программ. Ребята заявили, что это дурной тон, и что учиться сначала надо первооснове, а все эти слова, знаки и пассы рукой использовать по необходимости, мол, если справишься без них, с заклинаниями вообще не будет проблем — главное понять первичный принцип. Довольно долгое время я раздумывал, что стоит мне делать и в какой последовательности. Первым этапом, решил я, мне необходим метод учета времени в системе. Его нужно изобрести и организовать, так как это позволит ответить ряд уже сильно надоевших мне вопросов. Во-первых, я не понимал принципа частоты появления снов. Мне следовало выявить какую-то закономерность, если таковая существовала, а так же, понять от чего она зависит, и можно ли на нее влиять. Во-вторых, я не мог посчитать «курс времени», то есть соотношение времени системы со временем на Земле — они явно расходились. В-третьих, если я смогу получить хоть какие-нибудь данные, то будет не стыдно просить Гранжа о помощи. Гранж — мозг, но не любил, когда его дергают без подготовки. Еще, надо было понять, существует ли способ связаться с тобой. Для меня наша призрачная связь была единственным огоньком надежды вернуться обратно домой. Ребята не могли мне помочь и объяснить, каким образом работает мое непонятное четвертое измерение, и можно ли в принципе использовать его для построения пространственного коридора через Пустоту. Отдельный вопрос — как быть с парнями. Даже если представить, что все сложится удачно, и способ возвращения будет найден, не оставлять же их тут? Я не смогу бросить их в запертой системе, зная, что обрекаю на мучительную гибель. Их судьба — теперь моя ответственность. Возможно ли забрать их с собой? Гранж что-то говорил о возможности отправить меня в их мир и помочь им «с той стороны»… Не знаю. По этому вопросу нам еще предстояло держать большой совет. В любом случае, я чувствовал, пришло время что-то начать делать. *** Я уговорил Кея помочь мне в создании сносных по точности часов, которые бы автономно, без моего постоянного участия, отмеряли время. Второй с лукавостью морского черта наблюдал, как я вожусь со схемой, перерисовывая ее вновь и вновь, и периодически вносил правки. Нет, я мог сделать циферблат и стрелку, которая будет передвигаться по нему… Но стоило только на секунду отвлечься, и все — она либо останавливалась, либо вообще исчезала, оставляя о себе лишь воспоминания. Этот вариант явно не подходил. У меня не хватало знаний, чтобы сделать такую обыденную вещь, как механические часы. Дальше был вариант песчаных и водяных часов. Но тут появились другие проблемы: как сделать стабильными песок и воду? Для этого пришлось бы воссоздавать всю экосистему планеты, чтобы вода, как явление, могла существовать здесь, не требуя постоянного внимания. Под конец я уже был готов рвать от отчаяния свои белые волосы. Тогда Кей, развалившись на моей кровати и свесившись с нее вверх тормашками, елейным голосом пропел: — Рик, солнце мое, скажи, а почему нельзя к твоему циферблату приделать ту самую батарейку, которую вы с Шизом состряпали для разноцветного огонька? Я замер, уставился на Второго неподвижным взглядом, осознал его вопрос и испытал такой приступ гнева, что показалось, воздух просто обязан воспламениться вокруг меня огненным шаром. — Ты что, издеваешься сейчас? — На контрасте спокойно спросил я. — Только не говори, что эта идея пришла тебе в голову секунду назад. — М… Ну… Честно говоря, я ждал, когда ты сам до этого додумаешься, но процесс явно затянулся. Так что воспринимай, как подарок. — И он вертким движением перевернулся на живот, а затем ловко вскочил с постели. — Рик, смотри, задачу ты, конечно, не решил, но сколько полезного смог понять на собственном опыте. Я не думаю, что время потрачено зря. — Мда? — Чуть поумерив пыл, проговорил я и, с сомнением проследив за акробатическими выкрутасами Кея, размял локоть крутящими движениями. — А то! Иди зови нашу Грозу, пускай поможет. В общем, часы мы все-таки сделали. Понятия не имею, какова у них была погрешность, так как при установке хода мы руководствовались моим представлением о секунде, но в конечном итоге, в нашей системе время стало условно измеряемым. После того сна, где ты разговаривал с Нисеем, прошло уже около недели по местному отсчету. Сколько прошло у тебя, я не знал. Я ждал, когда смогу очутиться на Земле, каждый день засыпая Источником, и надеялся, что у меня появится возможность хотя бы приблизительно рассчитать временное соотношение. Возможно после получится выявить хоть какую-то закономерность? Такой случай представился мне только на восьмой день. *** Ты стоял посреди аэропорта и рассматривал табло. Плащ перекинут через руку, в другой та самая дорожная сумка. Интересно, куда ты направляешься? И зачем? Это Сеймей приказал? При этой мысли я скривился, как от неприятного запаха. Приказ… Чеканная монета. Жесткая энергия, строго направленная на конкретное действие, так остро требующая реализации, что ни отвлечься, ни забыться. Она вырывалась из резерва голодным псом и тащила своего носителя вслед за собой. Я себе это только в теории представлял и, честно говоря, на практике — не хотел. Я сам себе Источник. Я сам себе, хоть и неумелый, но Творец. Я попробовал проследить за твоим взглядом и понять, куда именно ты смотришь, но, запутавшись в мелких строчках, только успел прочитать названия городов на английском. Интересно, мы в Токио или в каком-то другом городе? В прошлом, аэропорты я видел только в кино и в новостях по телевизору, мне было сложно понять, в каком именно из них я оказался. Ясно только, что в Японии — все надписи дублировались знакомыми иероглифами. На табло помимо расписания в углу экрана белесыми знаками светилось: 7:34 аm. А рядом… Дата! Наконец-то! Конкретная понятная дата, которая теперь станет точкой отсчета! Двадцать шестое января! Получается… Получается, что с момента моего исчезновения действительно прошло всего чуть больше недели? Я попытался еще раз прочувствовать, осознать эту разницу… Двенадцать дней… И мои месяцы… Нельзя было точно сказать, сколько именно времени я провел в системе, но явно больше, чем отмерилось тут! Гораздо больше! Я так распереживался, что даже не сразу заметил, как ты исчез. Вот только что стоял рядом! Я заозирался по сторонам, и внезапно почувствовал себя потерявшимся ребенком посреди центрального Токио. Куда ты пошел? Вокруг хаотично суетилась масса народа, как в Диснейленде. Спешащая, толкающаяся, гомонящая одновременно на всех языках мира толпа. — Соби! — Закричал я во весь голос. Я понимал, что ты не можешь меня услышать, но твое имя сорвалось само собой. Я еще ни разу не отходил от тебя дальше, чем на десять метров, и мне сделалось страшно: вдруг та призрачная прослойка связи в каком-то четвертом измерении разорвется, если я слишком сильно отстану. Гомон разговоров, детских выкриков, вежливого женского голоса, объявившего начало посадки на какой-то рейс, все это давило на меня ударной волной звуковой гранаты, и выжимало очередное: — Соби! Я, сорвавшись с места, побежал через толпу в направлении, определяемом скорее наитием, нежели логикой. Сначала по привычке я старался оббегать препятствия и прохожих, а если задевал кого-то, бормотал вполголоса «простите, извините, можно я пройду», но потом, представив, как ты уходишь широким шагом все дальше, плюнул на вежливость и понесся к большому широкому коридору напрямик, проскальзывая сквозь тела и предметы. Ну где же ты? Куда ушел? Мчась по холлу, я старался запомнить все мелочи. Если бы из видения меня внезапно выдернуло, возможно немного позже я смог бы понять, где ты находишься, и чем занимаешься теперь… Я начал собирать кусочки из снов, как собирают паззл, чтобы добыть хоть какую-то информацию. Одной из самых ценных деталей была табличка, висевшая над аркой перехода: «Международный Аэропорт Кансай». Кансай? Где это? Это точно не в Токио. Я слышал, что где-то еще есть большой аэровокзал, кроме центральной префектуры. Рядом с Киото? Или Осакой? Не знаю… Заметив среди толпы твою светлую макушку, я побежал в три раза быстрей и, пользуясь преимуществом бестелесности, нагнал тебя довольно быстро. Я даже не запыхался. А может, находясь в таком состоянии, я в принципе не способен на физическую усталость?.. Подлетев к тебе, я подстроился под твой шаг, и теперь мы шли рядом. Я постепенно успокаивался, думая о том, что перебирать ногами по правую от тебя сторону — привычное дело. Мне даже показалось, что ты вот-вот предложишь мне свою руку, чтобы было удобнее вместе идти — я бы не отставал, а ты не забегал вперед слишком далеко. Еще сонное утреннее солнце светило через большие витринные окна зала ожидания, подсвечивая зимним холодком лица людей и отбрасывая удлиненные тени от чемоданов, скамеек и редеющих прохожих. По пути народа становилось все меньше и меньше. Похоже, мы попали в ту зону, откуда происходит посадка на рейсы. Я заметил по бокам огороженные синими бортиками регистрационные стойки, девушек в одинаковой служебной форме, а поверху мерцали экранами здоровые мониторы, где крупным белым шрифтом на фирменном синем фоне светилась надпись: «Кореан Эйр». Я шел и чувствовал, как начинаю нервничать, будто и взаправду провожал тебя в поездку. Не знаю, пускают ли в зал ожидания провожающих? Наверное нет, все люди, которых я видел, скорее выглядели как туристы или бизнесмены, собравшиеся в деловую поездку. Но в любом случае, для меня сегодня было сделано исключение. Мне показалось таким правильным, что я иду рядом с тобой, и ты не в одиночку сейчас спешишь к своей стойке. Пусть даже ты не догадываешься о том, что за тобой по пятам бежит призрак твоей неудавшейся жертвы… — Уважаемые пассажиры. Объявляется посадка на рейс компании «Кореан Эйр» номер кей-ар триста сорок четыре, вылетающий в Инчхон. Просим пассажиров подойти к выходу у ворот номер «С 24»… — По громкой связи прозвучала дежурная фраза безупречным безликим голосом. В конце зала разномастное скопление людей, резко засуетившись, принялось выстраиваться в ряд вдоль ярко-синего ограждения, заканчивающегося турникетом. Какой-то мужчина в строгом костюме почти бегом пронесся мимо нас, чуть не задев тебя плечом, и уже через пару минут присоединился к очереди из ожидающих. Ты поправил очки на ходу и, немного расслабившись, сбавил темп. Инчхон? Это в Корее? Тебе туда лететь? Перевесив сумку на другое плечо, ты остановился неподалеку от ворот, в которые по одному проскальзывали пассажиры после финальной проверки документов. Словно не желая присоединяться к ажитации, царящей неподалеку, ты отвернулся к окну и, проследив за взлетающим бортом, потянулся к карману. Вытащив мобильный, ты проверил экран, с резким щелчком захлопнул его обратно и прищурился, оценивая длину вереницы из людей. Я только-только начал замечать, как ноги погружаются в пол все глубже, картинка приобретала все менее четкие очертания. Я приготовился сопротивляться чувству, которое всегда означает, что видение скоро закончится — такому, когда кто-то словно зовет тебя по имени, и очень хочется обернуться. — Ну давай, Соби, иди. До скорого. Хорошей дороги. — Помахал я тебе вслед рукой, понимая, что момент пробуждения подступает все ближе и ближе. Я рад, что проводил тебя сегодня. Соскальзывая с этой реальности куда-то вниз, я увидел, как ты двинулся в сторону ворот. Закрыв глаза, я мирно позволил системе принять меня обратно.