На границе Пустоты

— Дай мне руку, и начнем. — Проговорил Третий сухо и ошеломляюще спокойно, словно то, что мы собирались сделать, было формальной профанацией. Мне и так было не по себе, но стоило коснуться ладони Гранжа, нутро совсем сжалось от страха неизвестности, и если бы не воспитанная за последнее время стойкость, сознание наверное совсем решило ретироваться, оставив одинокое тело отдыхать на коврике у очага. Третий хотел опробовать на мне новый способ обучения, который подразумевает перенос навыков и знаний по связи. Мне сначала это показалось безумным, ведь в моем представлении связь двигалась от меня к Творцу в одном направлении в виде потока энергии, разве не так? Оказалось, что не совсем. Энергетические каналы, которые мы строили, подключаясь друг к другу, могли работать в обе стороны, просто до этого момента в противоположном потоке не было необходимости. Творец сам сконцентрировал энергию из резерва и отправлял ее обратно, передавая, например, послание, или картинку так, как это делал Шиз в первые дни моего пребывания здесь. Одним словом, Гранж решил втемяшить в мою голову свое представление о выстраивании нового пространственно-временного кармана в таких экзотических условиях, как наши. *** Помню, как слушая его вводную лекцию о построении систем, я задался несколькими не до конца понятными мне вопросами. Почему ребята считают, что мне вообще удастся попасть на Эрду, хотя ни одному из них это не удавалось? А еще: почему мне придется бродить в неизвестном мире в одиночку, если теоретически по созданному коридору ребята смогли бы пройти вслед за мной? — Гранж, как так-то? Может просто попробуем? — Спросил я и уселся, как любил сидеть Первый, слегка скрестив ноги и опираясь ладонью о бедро. — Тут и пробовать нечего. — Ответил Гранж и, заметив неудволетворенность на моем лице, пояснил. — Для того мира каждый из нас «персона-нон-грата». Он выталкивает нас, как вода выталкивает масло. — Я все равно не понимаю. — Насупившись еще сильнее, пробормотал я, не спуская с Первого глаз и взглядом требуя объяснений. — Так. Смотри, Рик. Мембрана любой системы, весьма условно говоря, разумна. Она что-то вроде… — Художественные сравнения, если он удосуживался в них пускаться, у Гранжа были путанными. — Вроде стража во вратах форпоста, который внимательно следит за тем, чтобы путники по дорогам не провозили контрабанду на внутреннюю территорию. Я приподнял одну бровь и после паузы настороженно спросил: — Хочешь сказать… Что вы… Изгнанники? Может ли быть такое, что вас намеренно заперли здесь? Гранж впервые на моей памяти отвел глаза. Ответил: — Это возможно. Я тоже размышлял об этом. Я серьезно задумался. Возможно ли, что парни, мои парни, к которым я уже так привык, на самом деле злодеи, которых выгнали за пределы мира в качестве наказания, обрекая тем самым на верную гибель? Я содрогнулся. Да нет. Быть такого не может. Ну ладно еще вспыльчивый Шиз, но глядя на Гранжа, я бы мог предполагать все что угодно, только не это. Больше похоже на правду, что он просто ставил какой-нибудь очередной эксперимент и изменил что-то, отчего мир не принимает их обратно… Но ребята говорили, что барьер с той стороны, то есть дело в мире, а не в них самих… Ох, как все сложно-то. А ведь может случится так, что я ненароком, по незнанию, выпущу на волю злодеев! Вдруг они только притворяются добрыми? Я еще раз встряхнул плечами и, повернув голову, уставился на Кея, который мурлыкая что-то себе под нос, рисовал в воздухе узор из цветочков. Да нет… Быть такого не может. Вот на кого на кого, а на группировку якудза парни мало походили. Тогда как и за что их заперли?.. — Мне понятны твои сомнения, Рик. — Промолвил Гранж, дождавшись, когда сознание вновь озарит мои зрачки, вернувшись из путешествия по пространным рассуждениям. — Давай сделаем так. Если ты все же решишь отправиться в мир и узнаешь, что стало причиной нашего заточения, мы обсудим этот вопрос еще раз, тогда ты и решишь, будешь ли помогать нам, и достойны ли мы жизни в большом мире. Я чуть не подавился, когда дослушал предложение до конца. Я? Решать? Я чуть приподнялся и пересел на колени. Да кто я такой, чтобы судить, кто чего достоин? Третий, посмотрев на меня, молча задумался, не зная, что следует сказать, чтобы привести меня в чувство. Он нахмурился и почти было открыл рот, чтобы произнести что-то, как из-за плеча внезапно выскользнул Кей и с любопытством оценив затянувшуюся сцену, рассмеялся и бросил Третьему: — Умник, не налегай! Источник все еще не может свыкнуться, что именно он заказывает музыку! — И, закачав плечами, пританцовывающей походкой медленно начал удаляться, напевая. — Уап-шуба-дуба-уап-шуба-дубау… Я окаменел от нелепости ситуации, прикрыл веки и, закатив глаза, решил, что если кто-то и был криминальным рецидивистом, то это по-любому Кей. Я потряс отросшей челкой и вновь посмотрел на Гранжа: — Ладно. Не будем об этом сейчас. Но объясни, почему я? Почему ты считаешь, что у меня получится попасть на Эрду? — Я искренне не мог понять, в чем между нами принципиальная разница. — Запрет ставится только на то, что известно. Мембрана Эрды еще ни разу не сталкивалась с тобой и не знает о твоем существовании в принципе. Это дает тебе возможность проникнуть внутрь инкогнито. Я задумался и кивнул, а затем задал еще один вопрос, который напрямую вытекал из последней фразы Третьего: — А есть ли способ, изменить мембрану вселенной таким образом, чтобы она вас впустила? — Должна быть, и понять это можно только изнутри. — Ответил мой собеседник серьезно, но затем улыбнулся, приподняв брови, и с какой-то хитринкой посмотрел прямо на меня. — Мне нравится, на сколько глобально ты начал мыслить, Рик. Уровень вселенной нам подходит. *** Я стоял и внутренне трепетал, в ожидании каких-нибудь новых ощущений. Мою ладонь обхватили пальцы Гранжа, чуть суховатые, с тонкой кожей, но самую малость огрубевшие на кончиках, похожие на твои — пальцы ученого, музыканта или художника, и я нахмурился, поняв что ничего необычного не происходит. Постояв так немного, я уж было начал открывать глаза, когда мысли в моем сознании взбеленились, перемешались, как шарики в лототроне — бешено вращаясь и стукаясь друг о друга. Когда это мельтешение заполонило мой разум полностью, во мне будто предохранитель перегорел, и я, резко выдохнув, как от удара под дых, вырубился. *** Незнакомая комната. Я огляделся по сторонам. Один шкаф, стол, окно и коврик с тумбочкой у кровати. Комната маленькая, и судя по всему гостевая — она казалась необжитой и неуютной. Отель? Окно застилал ночной мрак. Он закрадывался из проема через полупрозрачные занавески, заползая внутрь и покрывая собой все, до чего мог дотянуться. Единственным сопротивлением темноте, помимо робкого отсвета из-под двери, был маленький желтый огонек, призывно мерцающий у стены, периодически очерчивающий вокруг себя окружность из неяркого электрического света. Я опять оказался в видении. Дело для меня почти привычное. Я быстро сориентировался — темнота мне за последние месяцы стала почти как дом родной, и сделал пару шагов в сторону мигающего светлячка. Ступив на коврик у кровати, я разглядел твою спящую фигуру. Ты почти вплотную прижался спиной к стене, и обхватив подушку одной рукой, уткнулся в нее носом так, что мне подумалось, тебе, наверное, дышать тяжело. На простыне у края лежала твоя "раскладушка", которая настойчиво обращала на себя внимание желтым индикатором. Сообщение? Или пропущенный звонок? Не знаю, как она у тебя сейчас настроена. Я хотел присесть на кровать, чтобы не стоять посередине сонной комнаты истуканом, но вспомнил, единственное, что меня держит в этой реальности, это почему-то горизонтальная поверхность пола. Отчего меня игнорировали прочие объекты, я понятия не имел. Я уселся на коврик, и мои глаза оказались вровень с поверхностью матраца. Твоего лица я не видел, только предплечье, обнимающее подушку, и теряющееся в одеяле очертание локтя. Мне захотелось положить подбородок на матрац и, представив эту картину со стороны, я улыбнулся. Я как Хатико. Сижу и жду неизвестно чего. Мне не показалось это грустным или неправильным, скорее позабавило и согрело. Хорошо было сидеть и смотреть, как ты спишь. Я, немного подумав, решил воспользоваться своей бестелесностью и прополз сквозь кровать, придвигаясь ближе. Теперь, если усесться на колени, можно было представить, что ты обнимаешь не подушку, а мои плечи. Я рассматривал твое ухо со знакомой бабочкой-гвоздиком, то, как падают волосы на лоб и единственное, что заставляло меня хмуриться — все тот же широкий пластырь на лице. Ты вообще к врачу ходил? Повязка либо очень похожа на ту, что я видел последний раз, либо попросту та же самая. Сильные порезы, я слышал, могут заживать по три-четыре недели. Интересно, долго ли тебе ее носить? Я подул на твою щеку, мысленно проговаривая присказку «Что болело — не боли, что зудело — не зуди, глухой ками не уйдет, подношения заберет»*. Эбису, конечно, заботится обычно о маленьких детях, но может ради тебя он все-таки сделает исключение? Я только поджал губы и вздохнул при мысли, что оставить мне для улыбающегося бога в общем-то нечего, а жаль. Я бы многое отдал, чтобы у тебя рана поскорее зажила. Ты, будто что-то почувствовав, завозился, а я, проникшись неловкостью своего положения, отполз обратно на коврик. Твоя рука, выпроставшись из-под оделяла, сжалась в кулак и снова расслабилась. Ты перевернулся на спину, прижав подушку к боку, заметался, завозил головой по простыни. Я встал на ноги и склонился над тобой. Активная фаза сна? Твои глаза метались под веками, волосы, зацепившись за повязку, налипли поверх щеки, и я заметил испарину на твоем лбу. Сильнее прихватив туго набитую подушку, ты стал чаще дышать, а губы словно выговаривая что-то, зашевелились в темноте. Я приблизился еще, желая расслышать, что ты шепчешь, но тут ты дернулся особенно сильно. Я отскочил, а ты, распахивая веки, сдавленным осиплым со сна голосом, словно вдогонку уходящему сновидению, прошептал: — Ри… Спустя одно мгновение тебя подбросило, будто от удара, и ты резко сел в постели, промаргиваясь и продолжая, шумно дышать. Ри… Возможно ли, что ты пытался произнести мое имя? Ри… Это почти Рицка… Я… Ты обтер лоб ладонью, с силой провел по переносице и, морщась, прикусил кожу на ладони у основания большого пальца. Что тебе снилось? Отчего ты такой взъерошенный? Мотнув головой, будто отгоняя наваждение, ты упал обратно на простыню и уставился в потолок. Призывный сигнал светодиода в очередной раз осветил комнату. Заметив его, ты на ощупь нашел телефон, откинул крышку и, прочитав что-то на экране, бессильно уронил руку на матрац. Я среагировал мгновенно. Пока ты рассматривал блики и отсветы на потолке, я подскочил и уставился на дисплей. Дата! Дата и время! Двадцать седьмое января, 5:23 am. Двадцать седьмое? Для тебя прошло лишь меньше суток? Так. Потом буду обо всем думать и считать, сейчас главное запомнить: двадцать седьмое, пять двадцать три. Повторив цифры, я опять уставился на экран, вчитываясь в сообщение, которое так и осталось развернутым. «Цель: Ли Чхан Чхин, смотритель. Фото: http//… Предполагаемое местонахождение: Чьенгпьенгса. Гангвон-до. Чунчеон. Координаты: 37.986409, 127.808930» ** Отправитель: скрытый номер. Тарабарщина какая-то. Корейские названия вообще труднопроизносимы, они квакают и хаотично выпрыгивают из памяти встревоженными лягушками. Так, надо постараться запомнить хоть что-то. Что из этих слов самое основное? Ли Чхан Чхин. Это имя? И если да, почему он «цель»? Я тоже был «целью» когда-то… Когда меня хотели забрать в Семь Лун. Тебе тоже надо кого-то забрать? Или что? Что тебе приказал сделать Сеймей? Подсветка экрана погасла. Мне стало очень неуютно, и я поежился. Почему-то мне показалось, что ничего хорошего он не приказывал. Вообще, когда кого-то называют целью, то на вряд ли подразумевается, что у этого кого-то есть выбор или ему собираются причинить добро. Я перевел взгляд на тебя. Ты лежал, забросив руку через голову, и все так же таращился вверх. Тебе это тоже не нравится, да? Я вздохнул. Соби… Ощутив первые предвестники пробуждения, мне подумалось, что сегодняшнее видение какое-то слишком короткое, но я все равно расслабился — у меня не было возможности влиять на продолжительность этих странных свиданий. *** Твою маму, как хреново-то! Глаза открывать не хотелось. Голова раскалывалась так, будто кто-то запихнул в нее миксер и старательно взбил все содержимое. В висках пульсировала кровь, подгоняемая ударами сердца, и сосуды, словно старые трубы, выли при каждой новой пропускаемой волне, отзываясь неяркими красноватыми вспышками перед внутренним взглядом. Я поморщился, сводя брови к переносице, и услышал над собой вскрик: — Гранж! Слава Пустоте, он приходит в себя! Я нахмурился еще сильнее и, почти не разжимая губ, проговорил: — Кей, не ори… — Ох… Рик! Я так перепугался… — Уже на пару тонов ниже, почти шепотом проговорил Второй. — Как ты себя чувствуешь? — Хреново. Голова болит. Будто кто-то пожевал мои мозги и выплюнул их обратно… — Подожди… Подожди… Я сейчас… — Пальцы Кея прижались к моим вискам, и их приятная прохладность на мгновение пригасила боль. Второй уселся позади меня, все также держа мою голову между ладонями и умолк. Спустя несколько минут, боль начала отступать. Через десять минут, я уже почувствовал себя вполне приемлемо и раскрыл глаза. Я так и валялся посреди холла у очага, который бросал зеленый отсвет от пламени… А минут через пятнадцать я был совершенно в порядке. — Ух ты, Кей! Как ты умеешь! — Округлил я глаза, рассматривая его снизу вверх. — Спасибо! Это просто здорово! — Обращайтесь. — Проговорил Кей и, улыбнувшись, добавил, — Правда надеюсь, поводов больше не представится. Второй бросил недобрый взгляд куда-то вперед и пробормотал: — Погоди, я сейчас… — И вскочив на ноги, воинственно двинулся в сторону Третьего. Я присел и уставился на то, как фигура Второго угрожающе надвигается на Гранжа. Выражения его лица я рассмотреть не мог — он шел от меня, но вот у Третьего в глазах настороженность, и он отступил на шаг назад. — Кей… — Начал было он, но его перебил звонкий голос нянюшки. — Значит так, Умник! Чтобы я больше подобного не видел! Ты до чего мне ребенка довел?! — Взъярился Второй и, приблизившись к Гранжу почти вплотную, упер руки в бока, зрительно увеличиваясь в размерах. — Твои эксперименты это, конечно, замечательно, пока они касаются неживых объектов. А вот делать из нашего, хочу заметить, единственного Источника подопытного, я тебе не позволю! Что ты там натворил? От чего Рик свалился, как подкошенный? Что это вообще такое? И с чего ты решил… Я впервые видел, как кто-то отчитывает Гранжа. Тот, не сопротивляясь, стоял и, прикрыв глаза, слушал все, что ему выговаривает Кей. Когда Второй выдохся, в системе повисла пауза, Третий неуверенно почесал нос и, глядя на меня, сказал: — Я немного переборщил с объемом информации и… — С объемом он, значит, переборщил! — Не мог успокоится Кей и я, поняв, что его недовольство будет бушевать еще долго, поднялся на ноги и подошел к ребятам. — Эй… Ну не ссорьтесь только, ладно? — Начал я, но уже на полуслове вспомнил, мне надо сделать кое-что очень важное… И мигом крутанувшись на пятках, подбежал к часам, точнее к парящим прямо в воздухе цифрам. Через несколько дней после сотворения стрелки, стало очевидно, что классический циферблат неудобен. Пришлось заменить их аналогом электронных, но уже отсчитывающих не только часы, но и дни. Я выхватил висящий там же блокнот и добавил еще одну строчку. В результате у меня начинала получаться таблица состоящая из четырех столбцов: Время в системе от создания часов, Время в мире***, Место и Примечания. 8ой день — 14:15 / 26.01.2004 — 07:34**** / Аэропорт Кансай / Рейс на Инчхон? 22й день — 09:40 / 27.01.2004 — 05:23 / Отель. (Корея, Инчхон?)/ Ли Чхан Чхин (?) смот­ри­тель В имени я все-таки не был уверен. Чхон или Чхан? Чхен или Чхин? Я уставился на получившуюся таблицу. В коленках появилась дрожь — почувствовал, что нервничаю. Я понимал, что надо рассчитать соотношение. Взволнованно обтер вмиг ставшие потными ладони. У тебя прошло чуть меньше суток. Всего-лишь одни сутки… А у меня… Мозги скрипя считали непривычные размерности, — тринадцать дней, девятнадцать часов и двадцать пять минут… Я ухватился за прядь волос у самого лба и, сминая ее в пальцах, таращился на записи. Один к тринадцати… Точнее почти к четырнадцати… То есть… Если посчитать в обратную сторону, то… Я исчез девятнадцатого января… И… В мире прошло восемь дней… Всего восемь… Так… Я быстро чирикал ручкой на соседнем листе. Восемь умножить на… тринадцать умножить на двадцать четыре, да прибавить девятнадцать да... Ладно, бог с ними, с минутами… Получаем… две тысячи шестьсот сорок восемь и разделить обратно на двадцать четыре… Для меня, получается, прошло около ста десяти дней… То есть… Три с половиной месяца… Примерно… Около того… Я оторвался от листка и невидящим взглядом вытаращился в черноту окраины… Три с половиной месяца и восемь дней. Голова закружилась. Одно дело представлять, предчувствовать исход, и совсем другое — получить доказательства. Казалось, все внутренности слиплись, высохли, словно засахарились, и начали рассыпаться от каждого удара сердца. Я понял, что начинал оседать на пол, не чувствуя под собою ног. Меня подхватили за подмышки, и в результате я очень аккуратно приземлился на пятую точку. - Рик… Солнышко… — Кей в тот же момент оказался рядом. — Рик… Не волнуйся ты так… Все будет хорошо… Я мотнул головой и более-менее вернулся в реальность. Чуть отстранившись от Второго, я самостоятельно поднялся и увидел, что Гранж рассматривает мои записи. Он, немного нахмурившись, пробежался по исчирканной мной странице и перевел на меня взгляд. — Рик. Твои подсчеты можно назвать только очень приблизительными. — Заявил он, выжидательно глядя на меня. — Я… Я понимаю. — Сглотнув першащее в горле чувство, отозвался я. — Погрешность наверняка огромна. Время тут идет непонятно как. Секунда отмеренная по моим воспоминаниям — это очень слабый эталон. Гранж кивнул: — Хорошо. И чем дольше будет проходить измерение, тем больше будет накапливающаяся ошибка. Я покачал головой и невесело подумал, что теперь, судя по всему, я никогда не узнаю в точности сколько мне лет. Разница между секундой и полутора "здесь и сейчас" по ощущению невелика, но если их умножить на тысячу… Может прошло три месяца по идеальному мерилу Земли, а может и два, или наоборот больше, например четыре… Никто уже не узнает. — Рик, ты в порядке? — Участливо спросил Кей и потрепал меня по макушке. — Мне надо бежать, подменить Первого в системе... Я кивнул, мол «да, конечно», и Второй исчез в неопределяемом направлении. Я немного постоял, осмысляя весь масштаб бедствия, выдохнул, разгладил волосы, взлохмаченные Кеем, и понял, что хочу побыть немного один. Взглянув на Гранжа, стоящего поодаль, довольно потянувшегося Шиза и, развернувшись в направлении своего угла, я негромко проговорил. — Ребята… Я… Пойду, наверное. Ненадолго. Позже все обсудим, ладно? Третий согласно покачал головой, Гроза недоуменно пожал плечами, и я, чувствуя какое-то внутреннее опустошение, поплелся к своей кровати. *** Первое, что меня заинтересовало после непродолжительного эмоционального анабиоза, это удивительно странная мысль. Я подумал "слоенный пирог". Подумал и не понял о чем. Вроде, как на японском подумал, но я не знаю, что это... Такое со мной в первый раз. Я конечно осознавал, что кухня тут у нас не как во всемирно-известном ресторане, но, признаться, я в своей жизни ни разу не пробовал слоеного пирога... Откуда он всплыл в моем сознании? Я присмотрелся к этому образу, и понял, что он совсем неродной, словно… Эту мысль подменили... Ее присутствие вызывало такое чувство, как если пытаться догнать знакомого и в какой-то момент осознать, что обознался… Вслед за слоеным пирогом, в котором кажется в качестве начинки были овощи, гадость-то-какая, в голове вызрела картинка, как этот пирог уплощается, растягивается, а овощи начинают прободать его толщу с одной стороны насквозь, торча то тут, то там разноцветными пятнами различной формы. Что это за бред? Что происходит? Я почувствовал, как сердце ускорило бег. Может Шиз что-то в нашу стряпню подмешал, и это что-то меняет восприятие? Я тряхнул головой. Видение было навязчивым и с внутреннего поля зрения уходить не желало. Теперь "пирог" стал тонким, плоским, с волос в толщину. Он разделял все видимое мною пространство на две части: белое и черное. Я откуда-то точно знал, что белое - это внутренняя часть системы, а черное - Пустота. Хоть это уже был и не пирог, но я отчетливо видел в нем три слоя. Самый близкий к Пустоте слой схематично окрасился в красный, следующий за ним в желтый, и последний в зеленый. Сердце немного отпустило, и я, можно сказать, уже с интересом продолжил следить за внутренними картинками. Картинками… Картинками? Так может это Гранж? Может это представления Гранжа сейчас разворачиваются у меня в голове на подобии причудливого индивидуального киносеанса? Я окончательно успокоился и постарался сконцентрироваться. Так, пирог с овощами… Пирог, то есть нить, приблизилась ко мне крупным планом, делаясь различимой на прослойки, и красная ее часть, граничащая с чернотой начала словно размываться, истончаясь и бледнея. Она рассасывалась, исчезая под неумолимым напором Пустоты, которая поглощала любую материю. Первый барьер, не пускающий небытие в систему, исчез. Одновременно с этим, средняя желтая, начала краснеть, наливаясь знакомым алым оттенком и продвигаться вперед, занимая собой место исчезнувшей предшественницы. Затем я… Ну то есть Гранж? Но ощущение было такое, будто это я сам… Высвобождаю запас силы из резерва. Материализуя ее в мелкие сцепленные с друг другом частицы, я распылил энергию по внутреннему слой мембраны. И зеленая линия тоже начала свою метаморфозу, меняя цвет на желтый. Так все и циркулировало: внешний слой исчезал под влиянием Пустоты, средний занимал его место, а тем временем я создавал новый, который должен будет прийти на смену и тоже в свой черед разрушится, оберегая внутренность системы от поглощения первичного небытия. Этот процесс повторялся и повторялся. Я следил за тем, как слоеный пирог циклично обновляется, а попутно думал о том, что три слоя — это более менее надежно, а два — совсем экстренный вариант. Сейчас я понимал, что слоеный пирог — это граница системы, постоянно обновляющаяся и отшелушивающаяся Пустотой, как своего рода кожа живого организма. Ничего себе! Так вот, как это происходит! Я лежал на кровати и раз за разом в своей голове создавал внутренний слой системы: брал силу и волей размазывал ее по поверхности мембраны. Я увлекся этим процессом, следя за мерцанием разноцветных прослоек, и не сразу обратил внимание, что в какой-то момент окраска нитей начала блекнуть, приобретая призрачную прозрачность. Пришло знание, что цвет - это специально созданный Гранжем эффект, чтобы помочь мне быстрее разобраться в происходящем, и что на самом деле никакого конкретного цвета у мембраны нет - она лишь изредка отсвечивает неярким блеском и переливается, как мыльный пузырь, отражая внутренний свет системы. Несмотря на то, что уплощенный пирог стал почти прозрачным, я точно знал, что слоев в нем три, и что останавливаться нельзя: стоит прекратить напыление, как Пустота поглотит нашу, белую часть пространства. Через какое-то время я осознал, что процесс пошел автоматически, сам собой, и я начал творить нижнюю прослойку практически не затрачивая на это внимания - как ходить или бежать. Я пульсировал энергией, как дышал, для меня внезапно это стало очень естественным процессом. Появилось ощущение, что моя суть вспомнила, как это делается, и я с удовольствием наблюдал за призрачным мерцанием обновляемой мембраны. Именно этого отблеска я испугался, когда впервые оказался близко к границе системы. А еще, мне это мерцание напомнило призрачные фигуры братьев, представшие мне во времена их неполной материализации. Как я теперь понимаю, они в самом начале создали себе подобие тел из того же самого материала, что и мембрана системы… Когда я догадался до этого, решил, ребята очень находчивы - создание подобных тел должно было выходить не слишком энергозатратным, по сравнению с сотворением полноценного материального объекта, который стоил существенно «дороже». Как только я освоился, перед глазами опять возник тот самый пирог, который снова уплотнился, но в этот раз все мое внимание было приковано не к его слоям, к тому что торчало с нашей стороны пространства. Что-то похожее на красный треугольник представилось мне крупным планом. Он будто торчал из нижнего слоя внутрь и служил чем-то вроде направляющей для мембраны. А еще у него было и другое предназначение. После того, как опору приблизило еще сильнее, я увидел, как на ее конце схематично показан процесс превращения углекислого газа в кислород. Я теперь просто знал, это именно эти молекулы. Я не знал, в чем смысл схемы, но судя по надписи и стрелке, это была какая-то химическая реакция. Вновь высвободив силу, я рассеял ее по внутренней поверхности, но в этот раз не всю энергию я материализовал в частицы, оставив часть в виде сырца - не модифицированной чистой силы. Когда часть ее долетела до «кислородного заводика», она впиталась в него, и красный треугольник тут же схематично выпустил пузырьки жизненно необходимого газа - кислорода. Я вдруг опять обнаружил у себя понимание, что эта штука может продуцировать разное количество пузырьков, но не знал как на это повлиять. Наверное об этом говорили ребята, когда использовали выражение «подкрутить систему»! Они настраивали эти «машинки»? Эти маленькие заводики по производству, изъятию или преобразованию всего, в чем может нуждаться живой организм. Сколькими же знаниями надо обладать, чтобы это все регулировать в ручную… Я откуда-то точно знал, что схема нарисованная в моей голове касается именно нашей системы. Она была особенной. Автономной от материнской. Я смутно предчувствовал разницу между такой как наша и обычной, но пока не мог этого сформулировать. Все дело было в работе именно этих заводиков. Я долго рассматривал разные цветные машинки, их было много разных: по излучению гравитации, которые, теперь я был уверен, располагались только по нижней от нас стороне мембраны, по производству тепла и влаги в воздухе, чтобы легкие не слипались... Их устройство не было мне до конца понятным, так как мне явно не хватало общей теоретической подготовки, но формулу образования кислорода я теперь точно мог написать, так как она являлась моим собственным знанием. Пускай пока без полного понимания, словно я просто вызубрил наизусть параграф из университетского учебника по ядерному синтезу, но и это уже очень много! Процесс такого обучения был схож с образовательной программой на канале BBC, только я рассматривал не фильм, а свои собственные знания. Как Гранж додумался загрузить такую штуку мне в голову, ведь это точно было заранее систематизированным и тщательно подготовленным учебным материалом, не знаю… «Третий точно гений!» — подумалось мне по завершении сеанса. А следующим моментом в голове всплыло: «Хочу еще». С постели я вскочил сразу же, как разлепил веки. Взбаламученные впечатлениями чувства заставили меня рвануть с места в карьер и, когда я бегом донесся до личного закутка Третьего, то выпалил даже не утруждаясь делать паузы между словами: — Гранж! Это потрясающе! Я все видел! Я все понял! Просто чувствую все, что надо делать! Нет, Гранж, я осознаю, что это конечно не все! Мне еще многое предстоит узнать! Я понял только про устройство мембраны! Ничего про раскрытие системы там не было, но я, кажется, могу себе представить, как это должно происходить! — Проговорил я скороговоркой. А затем потупился, внутренне укорив себя за несдержанность, но все равно добавил, — А еще можно? Гранж улыбнулся, что с ним происходило не часто, и во всем его образе можно было прочитать удовлетворение собой. Он оправил прядь волос и проговорил, все так же ухмыляясь: — Только чур с Кеем договариваешься сам. Я, не думая, кивнул головой. Со Вторым я точно договорюсь.