На границе Пустоты

За прошедшие двадцать дней подготовки ты показался мне только один раз. По моим расчетам, для тебя прошло не более четырнадцати часов, а для меня… Да… Разница во времени впечатляла… Ты сидел за стойкой у окна и пил какой-то напиток из большой блестящей кружки, задумчиво разглядывая через стекло унылую дождливую улицу. Мне показалось, ты чего-то ждал, всматриваясь в сумерки за окном, иногда оборачивался и окидывал взглядом наполненную посетителями кофейню. У тебя назначена здесь встреча? Я пронаблюдал за тем, как под гомон причудливого иностранного языка ты размешал ложкой содержимое керамического стакана. Там кофе? Странно, ты раньше пил кофе без сахара… Дверь кофейни распахнулась, и внутрь зашло несколько ребят школьного возраста. Один из них шутливо толкнул другого, что-то громко проговорил и рассмеялся. Я перевел взгляд на тебя. Ты на секунду улыбнулся самыми кончиками губ, и отвернулся к окну. Интересно, а ты знаешь корейский? По крайней мере, ты никогда мне об этом не рассказывал. Ну… Если честно, ты вообще мало что рассказывал… Так что… Может ты и по-корейски умеешь… Я зашел к тебе за спину. В большом начищенном стекле отражались желтоватые лампочки, торговая стойка, за которой возился бариста, застывшие перед меню посетители. И ты. Я вздохнул. В тот раз я так ничего путного и не разведал. Ни про смотрителя, которого в сообщении назвали «целью», ни про место, где следует его искать, ни про то, что тебе поручено сделать, когда его отыщешь. Помню, как стоя посреди шумного зала, мне в голову пришла интересная мысль: смогу ли я попасть в твою систему в этом призрачном виде? И если да, то что тогда случится? В любом случае, мне оставалось только ждать, наблюдать и надеяться. *** Когда я начал свои штудии по новому методу Третьего, Кей страшно сопротивлялся. Он искренне считал эксперименты Гранжа опасными и непредсказуемыми, однако спустя несколько дней бдительного контроля за моим самочувствием, все-таки немного расслабился. Спустя еще несколько суток, поняв, что все в порядке, он стал реагировать на новый вид обучения не столь воинственно, лишь изредка советуя не перенапрягаться и лишь один раз вскользь припомнил мой обморок. Когда к проекционному образованию, как назвал это Гранж, присоединился и Шиз, любопытство Второго взяло верх над первым впечатлением, и учителей у меня снова стало трое. Ребята вкладывали в мою бестолковую голову свои знания о механике мира, и там было такое количество тонкостей и нюансов, что я понял, зачем у нас существовала целая специализированная школа, и почему там так долго учились — вечерними курсами тут явно не обойдешься. Мне же знания доставались «готовыми», этакий экстернат для начинающих Творцов. К пятнадцатому дню я более-менее имел представления о работе системы, ее развертке и особенностях построения пространственных коридоров. Все шло согласно плану, составленному Гранжем. Сам план выглядел следующим образом. Я должен был научиться выстраивать пространственный коридор от нашей системы до Эрды по координатам, которые заложил мне в сознание Шиз: в место, которое казалось ему «правильным и хорошим». Что там располагалось, точно он не знал, но был уверен, что ничего опасного я там не встречу. Про координаты, кстати говоря, я успел выяснить следующее: чтобы строить коридор, необходимо было оставить энергетический слепок, который в последствии служил бы якорем для конечной точки пространственного тоннеля. К этому слепку, как к маячку, разворачивалась система. Можно, конечно, выстроить коридор и наобум, но с большой вероятностью это закончилось бы фатально — выход мог открыться где угодно: в десяти метрах над землей, под водой, или вообще можно оказаться погребенным заживо в толще горной породы. Слишком рискованно. Так что было решено воспользоваться слепком Шиза. Далее мне предстояло осторожно провести разведку на местности, и если все-таки я встречу на своем пути что-нибудь опасное, то должен буду экстренно вернуться обратно. В нашем плане существовали две основные проблемы. Первая заключалась в том, что в мире, то есть в более стабильной и отлаженной системе, воспользоваться силой существенно сложнее, чем в нашем рыхлом и податливом пространстве. Это означало, что если тут я мог создать мощный источник света, сравнимый по силе с уличным фонарем, то на Эрде, или например на Земле, с тем же расходом энергии у меня получилась бы только маленькая искорка. Это обязательно надо было учитывать. Вторая проблема — это закон сотворения: все объекты, созданные в менее стабильной системе, в более уравновешенную не перенесутся, просто развеются как иллюзия, не выдерживая соперничества с более «настоящей» реальностью. В моем случае это означало, что на Эрду я попаду в своем естественном виде, то есть без одежды, припасов или каких бы то ни было орудий. Все это придется находить в мире с нуля и соображать по ситуации. Я сначала сильно расстроился, но затем мне подумалось, что это как в компьютерной игре на начальном уровне: у тебя есть только персонаж и космопорт — ходи, договаривайся, зарабатывай. Эта мысль подняла мое настроение. В конце концов, всегда можно вернуться обратно в систему, где тепло, спокойно и, вроде, даже чем-то кормят. Все этапы построения тоннеля мы повторили несколько раз. Я их насоздавал с десяток, гоняя энергию из одной точки системы в другую. Ребята пытались научить необходимому минимуму, требующемуся любому начинающему путешественнику по чужим мирам: первая медицинская помощь, способы экстренного реагирования на местности, способы построения примитивных укрытий… И подавляющая часть этих знаний только в теории. Из практических навыков мне загрузилось только умение Первого вязать узлы. И то пять штук всего… Так что по части теории я был хоть как-то готов… А вот что касается реальных навыков… Ну что же, энциклопедические знания — это лучше, чем ничего, ибо как хохотнул однажды Шиз, хлопнув меня по плечу: «Опыт дело наживное». В общем, ребята умудрились разработать для меня целую программу, благодаря которой я, кажется, стал не столь бесполезным Творцом. Я научился справляться с более сложными и глобальными задачами, и Шиз даже доверил мне самостоятельно подержать нашу систему. Она, по словам Первого, отличалась от обычной, как бронепоезд от велосипеда — была тяжелее, больше и во много раз затратнее, так как была рассчитана на длительное изолированное проживание без дополнительных энергопотоков из большого мира. Про эти вливания энергии из материнской вселенной ребята поведали мне только вскользь, но внимание особо не заостряли — у нас сейчас не было цели обучить меня работе с собственной системой Творца. По словам Гранжа, она была ничем иным, как «черновиком реальности». Мне понравилась эта метафора. На двадцатый день подготовки был запланирован час Х. Сейчас я чувствовал себя космонавтом, готовящимся выйти в открытый космос. Получив от Третьего одобрительное «готов», я ощутил нервное дребезжание в районе солнечного сплетения. Мышцы напряглись, как перед прыжком с парашютом — ни шагу ступить, ни слова вымолвить. Одним словом, я испугался. Стоя в самом центре системы, я пытался успокоить взбаламученный рассудок. Лишние вопросы, тревоги и опасения, настырно лезшие ко мне в голову, норовили сбить правильный настрой и разрушить концентрацию. Даже лоб вспотел от напряжения, челка налипла на него и неудобно лезла в глаза. Набрав в грудь побольше воздуха, я медленно, словно сдувая легкое перышко с ладони, выдохнул, представляя, как вместе с этим улетучивается из моей головы непрошеная суета. Вслед за этим, тело отпустила скованность, оставляя вместо себя приятный упругий тонус. Этому приему меня научил Кей, а при определенной сноровке и с привнесенной в нужных местах силой, эффект получался замечательный — в голове воцарялся порядок, цели и намерения не путались со страхами и неуверенностью, а организм был готов действовать, не перебиваясь на приступы нервной потливости и галопирующего сердцебиения. Высвободив силу, я сконцентрировал ее в тугой шар и с рывком отпустил, словно выдернув чеку из гранаты. Мгновение — и она со звоном разрéзала окружающее пространство. Система постепенно разворачивалась, приобретая форму трубы, уходящей в Пустоту. Ее конец стремился к сигнальному слепку Шиза. За моей спиной колыхалась мембрана замкнутого червеобразного тоннеля, а противоположный конец разверстывался туда, где маячком светился якорь Первого — конечная точка перехода. Первый этап пройден. Скоро я должен встретить барьер материнской мембраны Эрды. Именно на этом этапе застряли ребята — у них не выходило состыковаться с границей большого мира. Получится ли у меня? Справлюсь ли? Я нервно повел плечом. За все время пребывания в системе я так привык к присутствию этих троих, что, оставшись один, почувствовал себя неуверенно, неуютно. Захотелось все прекратить. Объяснить парням, что у меня не получается, и спрятавшись под одеялом, забыться крепким сном. Нет. Так дело не пойдет. Я сконцентрировался и, ухватившись за свое любопытство и желание опробовать свои силы, усилием воли вернул себе решимость. Сейчас нельзя отступать. Когда передний конец тоннеля коснулся мембраны большого мира, я почувствовал это, как прикосновение к собственной коже. Она была плотной и толстой, явно больше трех слоев, и частицы, из которых она состояла, были каким-то другими, не такими, как мои, хоть и похожими. Я распластал дальний конец системы по встреченному препятствию на манер присоски, выдавливая из всех зазоров Пустоту. Еще раз убедился, что нигде не осталось небытия и, прижав свою мембрану плотнее, несильным давлением начал погружаться в толщу материнского барьера, покачивающими движениями разрыхляя его границу и походя сцепливаясь с его частицами. Я старался внедряться очень медленно и плавно, чтобы успевать следить за всеми этапами «стыковки» и сделать все в точности, как научили ребята. Когда сопротивление барьера исчезло, я сначала не поверил своим ощущениям и послал мембрану дальше к маяку. Повторно осознав, с какой легкостью передний конец пробиваемого тоннеля устремляется в толщу мира, я сосредоточенно кивнул, и рваный выдох облегчения сам собой сорвался с моих губ. Червеобразный коридор достиг цели… Я стоял и смотрел в черноту пространства, точно осознавая, что стыковка удалась. Теперь мне предстояло выйти за границы домашней системы и ступить в новый незнакомый мир. Вновь в душе завозились сомнения. Вновь я почувствовал себя неготовым. Вдохнув-выдохнув по технике Кея, я сбросил вспыхнувшее напряжение и подобрался. Заставив мембрану моего тоннеля подпереть мне спину, я, словно выталкиваемый поршнем, вылетел из нашего анклава на встречу большой земле. Меня несло сквозь Пустоту. Всего лишь одно мгновение полной темноты, и я уже у маячка Шиза. Осталось последнее: закрыть систему и посмотреть на Эрду своими глазами. *** Я стоял нагой на лесной поляне, засыпанной снегом. После того как меня выбросило из коридора, мне пришлось сделать пару шагов вперед, чтобы сохранить равновесие. Я почувствовал, что касаюсь босыми пятками хрусткой и обжигающе холодной наледи, которая, растрескавшись под тяжестью моего тела, расцвела белесой паутинкой. Я выпрямился и огляделся. Новый мир. Вокруг был лес. А еще вокруг царствовала зима. Белые сугробы вырастали тут и там, укрывая корни деревьев, перемежаясь пологими перекатами. Ветви огромных черноствольных деревьев и кряжистых облетевших кустарников гудели на ветру. Новый мир… Мороз еще не успел пробрать меня до костей — наверное, все дело в адреналине, но я уже почувствовал его легкое покалывание на коже. Я задрал подбородок вверх и уставился на небо. Ярко-синее, чуть темнее, чем у нас… Его полотно освещалось солнцем, стоящим в зените, сияние которого, казалось, согревало мои щеки. Может зима тут уже на излете? В моем мире солнце светит так в середине февраля, когда тепло небесного светила еще не способно до конца побороть оставшийся от зимы холод, но уже хочется подставить его лучам ладони, и в воздухе иногда мерещится весна. Глаза заслезились от яркого света. Кожа моя имела схожую со снегом бледность, волосы были седы как соседний сугроб, и мне подумалось, что если я захочу спрятаться, то заметить меня можно будет только по желтым радужкам. Так. Знакомство с местной природой — это, конечно, замечательно, но что у меня с резервом? Я проинспектировал запас силы, и удовлетворенно отметил, что на коридор потратил только четверть. Хорошо. За неимением одежды, я скоро начну замерзать, значит надо попробовать сделать вокруг себя прослойку из теплого воздуха. Интересно, на это у меня хватит сил? Я мысленно коснулся резерва и, высвободив из запаса часть энергии, сформировал вокруг себя обогревающий контур, как учил Первый. Фуф. Вроде работает… Энергии это будет тянуть достаточно много, так что на разведку у меня остается не слишком много времени. Так. Часть плана номер два. Осмотреться на местности. Я обратил внимание на огромное количество звуков в, казалось, спящем лесу — скрип деревьев и шуршание их ветвей, крик какой-то птицы, завывание ветра в высоте, скрежет снега под моими ступнями, грохот, с которым упала где-то ветка, по всей видимости не выдержав своего седока… По сравнению с тишиной системы, звуки реального мира, пусть и погруженного в зимнюю дрему, казались мне разнообразными, яркими и очень громкими. Я сделал шаг по направлению к предполагаемой просеке, виднеющейся светлым пятном из-за редеющих стволов, и чуть не свалился, подскользнувшись на обледенелой корке то ли ручейка, то ли большой лужи. Чертыхнувшись и восстановив равновесие, я, потрепав ладонью челку, убедился, что в неизвестном месте надо быть крайне осторожным. Я брел через зимний подлесок и несколько раз, слепив комочки из снега, бросал их прицельно в стволы ближайших деревьев — признаться, я впервые видел снег в таком количестве. В Токио, на моей памяти, снег выпал всего пару раз, и то таял почти моментально… А тут!.. Когда до светлого пятна оставалось несколько рядов деревьев, я понял, что обознался. Никакой поляны или просеки за ними нет. Между толстых могучих стволов синело небо, на котором кое-где заблудшими барашками топтались пушистые облака. Обрыв? Подойдя к последнему дереву, я ухватился за трещины в его коре и, осторожно переступая у основания корней, выглянул за ствол. У меня перехватило дух. Оказалось, я стоял на скалистом отлоге, которым оканчивался гребень одной из гор, что виднелись по правую руку. Огромные хребты серыми призраками возвышались вдалеке мрачно и непримиримо. Только на отступах, где скалистый край выглядывал из-за припорошенного снегом леса, солнечный свет отражался от каменной породы, поблескивая отполированной ветрами гладью, словно грани драгоценных камней. Вершины огромных гор устремлялись ввысь, теряясь в шапках из белых облаков и в сиянии зенитного солнца, я не мог разобрать, где именно они оканчивались. Отлог переходил в просторную долину, кое-где покрытую лесом, спускающимся с гор, и сейчас заметенную снегом на всю свою ширину. Однако, сколько я ни всматривался, человеческого жилья так и не увидел. Посередине полотно долины разрезала широкая река, которая, несмотря на мороз, встала льдом только по берегам. Над самым ее руслом, где виднелись черные воды, в поисках наживы задорно носились какие-то крупные птицы, иногда пикируя вниз с победными криками и взмывая обратно в высоту, чтобы заложить новый вираж над удачным для охоты местом. Я повернул голову влево и понял, что уступ, на котором я стоял, довольно плавно спускается в долину, и если идти вдоль него, рано или поздно выйдешь к реке. Первое время мне очень хотелось раздобыть себе одежду — как-то непривычно разгуливать голышом, особенно зимой. Но спустя минут пятнадцать я освоился. Если сначала у меня и была мысль сделать какую-нибудь набедренную повязку, то сейчас я попросту махнул на задумку рукой. Тут не Филиппины, чтобы пытаться смастерить из пальмовых листьев подобие юбки — вокруг только колючие иголки, которыми были покрыты ветки рослых деревьев, очень сильно напоминавших наши кедры или сосны. Все также подогревая воздух вокруг себя, я пошел по отлогу вниз в сторону реки и решил, что если сумею дойти до русла, то оставлю там маячок, чтобы в следующий раз не пришлось топать по заснеженным камням, рискуя ободрать себе кожу на пятках. Я и так чуть не подвернул лодыжку на неудачно лежащем камне, который замаскировался под снежный сугроб, порезал край стопы об острый заледенелый наст, ушиб палец о поваленный ствол. Когда и в следующий раз мою стопу обожгло болью, я вновь подумал, что ходить вот так без обуви — очень рискованное занятие, и найдя в подлеске ветвь поудобней, начал проверять ей на ощупь все подозрительные места. Оказалось, что снег маскировал ямы, пни и коряги, камни и припорошенные наледи, так что палка была необходимым минимумом. Кое-где приходилось с хрустом и треском продираться сквозь бурелом, и в результате на боку у меня сияла ссадина, полученная в неравном бою с вредным, ветвистым, колючим кустом. В общем, не могу сказать, что мое путешествие вниз было похоже на воскресную прогулку… но через час я даже приноровился. Интересно, как там ребята? С ними все в порядке? После внеочередного падения, я выкатился на поляну и, ругнувшись Пустотой на манер припечатывающих изречений Шиза, поднялся на ноги. В тот же момент меня накрыло неприятным предчувствием. Было такое ощущение, будто за мной следят. Я оглянулся по сторонам и, напружинив колени, как учил Первый, внимательно прошелся взглядом по окружающему меня лесу. Никого. Я еще раз обернулся, но так ничего и не заметил. Подхватив оброненную палку, я постоял пару минут, прислушиваясь к лесным шорохам. Вроде все спокойно. Показалось? Крики птиц, треск веток, раскачиваемых ветром, и… Я расслышал приближающийся шум. Идентифицировать его в точности я не смог, отдельно различались треск веток, будто кто-то сносил их со всего размаху, лязг, топот и даже, мне показалось, человеческий голос, который эхом разносился под ветвями возгласами и сдавленным мычанием. Я испугался. Что там? Опасность? Я попытался сориентироваться и, увидев поодаль развесистый куст у здоровой толстой ели, зайцем шмыгнул туда. Притаившись, я следил за поляной и, на всякий случай потянувшись к резерву, зачерпнул силы, чтобы при первых признаках опасности верстать спасительный коридор обратно к ребятам. Трусливо сбегать прямо сейчас не хотелось. А еще я так и не успел оставить маячок, чтобы в следующий раз не проделывать тот же самый путь, который был не самым комфортным, с учетом отсутствия одежды и обуви. На поляне все было спокойно, и только вдали продолжало громыхать. Я закрыл глаза, внутренне сконцентрировался и, сгустив энергию в себе, словно ставя штамп, ударил ей по пространству. Все. Метка оставлена. Я еще раз проверил ее присутствие, приоткрыв систему, и убедившись, что все сработало правильно, вновь вернул свое внимание к поляне. Все еще держа наготове силу, я всматривался в гущу леса и пытался понять, что же ко мне приближается. С одной стороны, если там и вправду был человеческий голос, то очень интересно посмотреть на местных людей, а с другой — грохот и лязг не предвещали ничего хорошего. Дальние стволы задрожали, с веток свалился снег, и с хрустом и грохотом проламываемого кустарника на поляну выскочил огромный зверь. Больше всего он напоминал нашего обыкновенного коня — такие же длинные ноги, вытянутое туловище и крупная голова, только что-то в нем было немного не так… Небольшие рога торчали из-за ушей, придавая ему сходство с оленем. Цвет его шкуры был серебристо-белым, с небольшим коричневым пятном на боку прямо рядом с седлом. Глаза этой странной лошади полыхали ужасом, голова моталась из стороны в сторону, ноздри раздувались. Лошадь, вломившись на середину поляны, испуганно метнулась налево, но там путь преграждал поваленный наискось ствол. Зверь притормозил и, замотав головой, подался назад, разворачиваясь ко мне другим боком. Тут я увидел, что за собой эта здоровая зверюга тащит своего седока. Голень всадника была плотно запутана в каких-то ремнях и, судя по всему, конной сбруе. Тело безжизненно свисало, волоча укрытой капюшоном головой. Животное, явно напуганное, затопталось на месте, не понимая, куда бежать, а затем застыло как вкопанное, готовое вновь кинуться наутек при первых признаках опасности. Я сидел в кустах, вытаращившись на зверя и его неудачливого седока, судорожно соображая, что мне следует делать. Судя по массивной фигуре, наездником был мужчина, и его голень, очевидно, была сломана. Ткань зеленых брюк пропиталась кровью, и когда животное остановилось, у его копыта снег начал насыщаться красным. Наезднику точно нужна помощь… Но как? Стоит ли мне вмешиваться? Кроме меня тут никого нет… Черт… Что делать? Если я сейчас выскочу из кустов, лошадь снова понесет, и тогда я их не догоню, да и человек может расшибить себе голову, если этого еще не произошло… Я тихо завозился, а затем стараясь не шуметь, выполз из своего убежища и замер. Лошадь переступила ногами, всхрапнула и нервно запряла ушами. Теперь она таращилась на меня, а я неподвижно сидел у куста. Сглотнув, я как можно мягче постарался произнести: — Тише… Тише… Хорошая… Тебя кто-то напугал? Не бойся… — Я пытался выговаривать слова тихо и ласково. Кто-то говорил, что животные откликаются на интонацию. Зверюга попыталась ступить назад, но свисающий сбоку наездник ей явно мешал. Я рассмотрел лошадь пристальней и увидел, что на плече у горла зияет неглубокая, но рваная рана. Ей кто-то попытался клыками выгрызть кусок? Бррр… — Тебе больно, да? — Я сделал попытку приблизиться к скакуну и, стараясь занимать как можно меньше места, сделал плавный перекат с одной ноги на другую в полуприсяде. Убедившись, что конь реагирует на меня более-менее спокойно, я привстал, и, продолжая мягко уговаривать животное, пошел к нему навстречу. — Тише… Красавица… Все хорошо… Я тебя не обижу… Как я могу… Я вон какой маленький… А ты вон какая большая… — Молол я первое, что приходило мне в голову. Подойдя к зверю почти вплотную, я почувствовал как в нос ударил соленый запах крови, и, стараясь обойти морду лошади, приблизился к наезднику. Это действительно был крупный мужчина, не слишком молодой, на его лице время отпечатало глубокие морщины, но и старцем назвать его было нельзя — в темных волосах лишь изредка проскальзывали седые пряди. Его веки были закрыты, а изо рта кровавой пеной пузырилась слюна. Я испугался. Он умер? Я еще никогда не видел покойников так близко… Тут наездник сдавленно захрипел, все так же не разлепляя веки, и я понял, что хоронить его, наверное, рано. Так… Пока лошадка стоит спокойно его надо, как минимум, отвязать. Я присмотрелся к окровавленной ноге и, поняв, что в том узле из ремней и сбруи я не разберусь, быстро окинул взглядом амуницию мужчины — может у него есть нож? Ножа у наездника я не нашел, но открыв первую попавшуюся седельную сумку, я обнаружил что-то вроде кинжала и, отбросив ножны на снег, я постарался перерезать те части сбруи, которые держали ездока в таком неудобном положении. Резать дубленые кожаные ремешки из-за моего роста было сложно, и я, закусив от натуги губу, пилил их, одной рукой стараясь придерживать их у основания, чтобы поврежденную ногу не мотало из стороны в сторону. Когда последний ремень был перерезан, тело наездника тяжелым мешком рухнуло на снег, а лошадь испугано отбежала от нас и встала около дерева. Наскоро осмотрев наездника и, убедившись, что он жив, я подошел к коню и, перехватив узду, привязал его к толстой низкой ветке — вдруг всадник пострадал не так сильно, на лошади ему будет куда проще выбраться из леса… Я вернулся к лежащему на снегу незнакомцу. Так… Сначала надо… Что там говорил Кей… Какого типа кровотечение?.. Я уставился на открытый перелом. Меня начало подташнивать. Брр… Совершенно ужасный вид разверзнутых мышц, и кость отломком торчащая из раны… А еще пар, поднимающийся в морозном воздухе, будто над стаканом теплого чая… Очень неприятное зрелище… Я отвернулся, помотал головой, сглотнул и очень захотел оставить все как есть — я же не врач! Но потом, мысленно дав себе оплеуху и велев собраться, мысленно проговорил, что если я не помогу этому бедняге, никто кроме меня этого не сделает. Я еще раз решил осмотреть повреждение. Какого типа кровотечение я так и не понял, поэтому, подумав, решил, что перевязывать ногу я буду в двух местах сразу — и выше и ниже раны… На всякий случай, а то, кто его знает… Я не настолько опытный врачеватель… Так… У коня остались только уздечка да ремни подпруги… их срезать нельзя — иначе в седло мужчине будет не забраться… Хотя… Так нестись по бурелому вниз головой… А вдруг у него позвоночник сломан?.. Так… Ладно, будем действовать исходя из надежды, что он выживет и сможет удержаться в седле… А может… Может сделать ему что-то типа волокуши?.. Одновременно с размышлениями я взглядом искал что-нибудь подходящее на роль жгута. О! Ремень… У мужчины был ремень! Длинный, обернутый вокруг его меховой куртки в два оборота, с кольцами для крепления, тоже кожаный… Я уцепился пальцами за узел, которым была закреплена перевязь, стараясь протолкнуть свободный конец в металлическую пряжку, с усердием потянул за высвободившуюся петлю и подскочил, как от удара, когда грубые сильные пальцы вцепились в мое запястье. Я ошарашенно уставился в лицо своему пациенту и увидел в них полыхающую ненависть с готовностью драться не смотря на то, что сам он был едва жив. Я попытался отскочить, промелькнул вопрос: бежать ли прямо сейчас или все же попробовать договориться? Хватка всадника была стальной, я несколько раз дернул руку в надежде освободиться, но осознал, что ничего не получается… В голове начала пляску паника. Что делать? Мужчина второй рукой залез за пазуху и вытащил небольшой охотничий нож. Я перепугался окончательно… Сейчас разворачивать систему? Но тогда я утяну этого агрессивного типа вслед за собой! Я еще пару раз дернулся и, посмотрев в его глаза, осознал, что он в точно таком же помешательстве, в каком была и его серебристая лошадь с десяток минут назад… Я замер, перестав дергаться, и медленно, собрав все свое мужество в кулак, как можно спокойнее произнес: — Успокойтесь… Все хорошо, все в порядке… Я хочу вам помочь… Всадник вздрогнул, повернул голову в бок и, словно увидев меня впервые, сощурившись, попробовал придвинуться ближе, чтобы разглядеть. Но зажмурился, одновременно сдавливая мое запястье еще сильнее. Я зашипел и дернулся еще раз, а всадник, Тьма его сожри, тихо кашлянул, и резко поведя челюстями, выдохнул ртом, сплевывая в бок кровавую пену и выбитый в безумной скачке зуб. Блин как больно-то! Мне показалось, что кости в предплечье уже хрустят. Этот неудавшийся пациент мне так все запястье переломает… Я дернул рукой еще раз и, стараясь не срываться в панику, проговорил: — Отпустите! Вы делаете мне больно! Я помочь вам хочу… — Конец фразы вышел уже совсем жалобно. Мужчина, все так же не выпуская моей руки и не давая мне отдалиться, пристально всматривался в мое лицо. Затем нахмурившись, он оглядел мои голые плечи, задержал взгляд на круге, который как татуировка, чернел на солнечном сплетении, рассмотрел такие же нагие живот и бедра, внезапно уронил голову на снег и расхохотался во весь голос… Положив нож рядом с собой, он накрыл глаза рукой и с силой протер веки, а когда ладонь отстранилась от его лица, он громко, победно, даже с какой-то яростью прокричал в небо: — Неамх! Суг неамх дхомх э! Суг неамх дхомх маг! — И вновь рассмеялся. Я ошарашенно замер, хлопая веками, и смотрел на удивительно счастливо смеющегося всадника, а подспудно в голове вертелось, что было невероятно глупым думать, что местный житель поймет японский. С чего я решил, что этот наездник разговаривает на том же языке, что и я? Что происходит с этим человеком? Почему он смеется? Он выглядел довольным, несмотря на боль и ранение… Ничего не понимаю… Я попробовал мягко отстраниться, плавно потянув запястье, и мужчина вновь взглянул на меня, но не яростно, как в первый раз, а уже с внимательным ожиданием. Я протянул свободную руку и, расправив ладонь в успокаивающем жесте, еще раз несильно попробовал высвободить вторую плененную конечность. Всадник долго в меня всматривался, но затем вздохнул и с неохотой отпустил. Так… Наверное, все же ему надо помочь… Я жестом показал мужчине на его ногу, затем ткнул пальцем в его ремень, и крутящим движением показал, будто перевязываю. Всадник задумался, неуверенно покосился в мою сторону, но потом, словно приняв какое-то решение, сам резким движением расстегнул пряжку ремня, и протянул конец мне в руки. Я перехватил пояс, и все еще побаиваясь, приблизился к наезднику. Куртка у него была длинная, теплая и меховая, с большим глубоким капюшоном. По лицевой стороне она была отделана красивой синей тканью с затейливой вышивкой, а поверх в два оборота ее удерживал широкий, почти в три моих пальца, кожаный ремень с увесистой массивной пряжкой, на которую я поначалу не особо обратил внимание. Пряжка была выполнена из блестящего серебристого металла, и ее массивную рамку украшал причудливый орнамент из листьев и переплетающихся ветвей, а навершием смотрела голова какого-то зверя с золотистыми камнями в качестве глаз. Красиво. Я у нас таких вещей не видел. Я нагнулся, все-таки поборов неуверенность, и размотал ремень, а затем, отыскав нож, оставленный хозяином на снегу, попробовал отрезать пряжку от тела ремня. Выходило у меня не очень. Мужчина, заметив мои потуги, сдавленно хохотнул, морщась от боли, и выставил вперед руку, мол «дай я». Получив обратно свое добро, он одним сильным рывком отделил увесистую застежку, а затем протянул мне обратно и нож, и ремень, и пряжку. Я удивлено посмотрел на своего первого в жизни пациента и, пожав плечами, перехватил нож с ремнем. Пряжка-то мне зачем? Я попытался приладить ремень к ноге. Неудобно. Ремень слишком толстый. Под коленом всадника образовалась уже приличного размера красное парящее пятно, а кровь все не останавливалась. Сжав ремень в пальцах, я заглянул в лицо всадника и протянул ему нож, жестом показывая, что надо разрезать ремень напополам по всей длине. Мужчина кивнул и, ухватив рукоять кинжала и сжав между пальцами конец ремня, начал прорезать толстую кожу. Я заметил, как руки мужчины дрожали, и сам он периодически клацал зубами. Он замерз… Или… Надо срочно что-то делать. Я перехватил толстый шнур и, быстро обмотав его чуть ниже колена, перетянул настолько туго, на сколько позволяли мои силы. Я проследил за раной. На поверхность излилось немного крови. Я все сделал правильно? Взяв нож, я пододвинулся к всаднику и, распахнув полу его меховой куртки, под слоем вязанной одежды отыскал более-менее чистый участок нательной рубахи и вырезал максимально большой кусок. Укутав мужчину вновь, я вернулся к сломанной ноге. Промокнув края повреждения, я начал внимательно следить за накапливающейся кровью, но спустя несколько минут в ране ее особо не прибавилось. Я присмотрелся еще раз — вроде все. Надеюсь… Теперь надо было зафиксировать конечность. Я вскочил и, пробежавшись по периметру поляны, довольно быстро отыскал две прямые палки. Одной из них оказалась та самая, которой я щупал снег по пути сюда. Уложив более длинную с наружной стороны бедра, а короткую с внутренней, я, ругаясь про себя как Гроза не в настроении, принялся перетягивать их оставшимися кусками ремня, благо теперь его, после деления надвое, стало больше, и вязать из него узлы было намного удобней. Пока я возился, наездник немного постанывал и морщился от боли, но честно говоря, я был удивлен его стойкости — если бы я повредил ногу настолько сильно, то скорее всего отрубился или как минимум ревел, а он ничего — держится. Только иногда морщится и губу прикусывает. Могучий дядька… Закончив с примитивной первой помощью, я вновь заглянул в лицо всадника и увидел в его глазах смесь боли и благодарности. Вздохнув, я уселся на колени около его головы и устало обтер лоб. Мои руки были перепачканы в крови по локоть, а под ногтями забилась грязь. Эх… Вот тебе и первое погружение в реальность… — Тайнг дхуд. — Устало проговорил мужчина и улыбнулся одними глазами. — Не за что. — Отозвался я, интуитивно поняв, что проговорил сейчас этот стойкий наездник. — Из э мо аним Гедур. — Вновь проговорил он и с ожиданием посмотрел на меня. Я задумался, а после помотал головой, мол «нет, не понимаю». Тогда мужчина сложил руку в кулак и, ударив себя в грудь, четко сказал: — Гедур. Из э мо аним Гедур. Гедур? Гедур — это имя? Я наставил указательный палец на мужчину. — Гедур? — Проговорил я, стараясь удержаться от свойственной моему языку вопросительной частицы «ка». Всадник кивнул и, еще раз прижав кулак груди, сказал: — Гедур. — А потом улыбнулся и ласково добавил. — Мак. Что означало «мак», я не понял, но решил тоже представиться, приложив ладонь к груди: — Рик. Мужчина поразглядывал меня несколько секунд и еще раз улыбнулся: — Рик. — Кивнул он, а затем добавил. — Рикхард. Мак. Что означало это его загадочное «мак», которое он так часто повторял? Ладно… Я улыбнулся в ответ, и поднес ладонь ко лбу всадника. Жара вроде нет. Это хорошо… Мужчина удивленно взбросил брови и вновь ухватил меня за запястье. Затем он поднес мою ладонь к своей щеке, нахмурился и отстранил ее обратно. Немного подождав, он опять приблизил мою руку к лицу и недоуменно посмотрел на меня, выпуская ее из своих пальцев. — Рик? — Вопросительно проговорил он, — А байл тай, а глаусад теас? Его рука потянулась к моему телу и замерла в нескольких сантиметрах. Пальцы сжались в кулак и вновь расправились, словно он не решался меня коснуться. Я удивленно нахмурился. Что не так-то? А спустя несколько секунд до меня дошло: тепловой контур! Тот тепловой контур, который я поставил еще в самом начале! Гедур удивился тому, что моя ладонь источает тепло! Я настороженно замер, следя за реакцией всадника, но он только прикрыл глаза, и грел свою руку в тепле близ моего тела. Вроде бы никаких агрессивных выпадов не предвиделось. Я придвинулся поближе, чтобы немного согреть раненого. Долго тут оставаться нельзя. В зимнем лесу раненому выжить очень сложно. Надо придумать способ отправить Гедура к людям. Я опять почувствовал неладное. Серебристая лошадь встревоженно заржала и потянула узду, сотрясая ветку. С дерева тут же посыпался снег. Гедур раскрыл глаза и приподнялся на руках, оглядываясь по сторонам. Так ничего и не отыскав взглядом, он прикрыл веки и вслушался в звуки зимнего леса. В небо сорвалась стая птиц, шумно хлопая крыльями и поднимая тревожный голосистый крик. Мотнув головой, всадник с тоской и обреченностью посмотрел на меня и произнес: — Бетахэх, — прошептал он еле слышно, — ан сео тиг на бетхан. Он схватил рукоять ножа и тревожно уставился в подлесок. У меня испуганно зачастило сердце. И лошадь, и всадник взволнованны, мое собственное нехорошее предчувствие говорило, что за нами следят… Я повернулся, следуя интуиции, и увидел, как из-за ствола появилась черная тень. Что это?.. Серебристая лошадь испуганно заржала вновь, пытаясь освободиться от уздечки, но у нее ничего не получалось. Гедур, проследив за моим взглядом, проговорил что-то через зубы, а затем, схватив меня за руку, вложил мне в ладонь отрезанную пряжку, а после, толкнув в сторону мечащегося коня, прокричал: — Руит! Руит, мак! Руит! Я, остолбенев, смотрел то на лошадь, то на тень, то на Гедура и, ухватившись за вложенную в мою руку пряжку, судорожно соображал, что мне следует теперь делать. Гедур дернул меня за свободную ладонь и спокойно, но жестко проговорил: — Руит, Рик. — И указав пальцем на тень между стволов, добавил, словно выплевывая, — Бетха. Руит, Рик. Я понял его, не смотря на то, что не знал языка. Я замотал головой и неверяще уставился на всадника, выговаривая: — Нет, Гедур… Нет… Я не могу… Я … Гедур горько улыбнулся и вновь, спокойно прикрывая веки, проговорил: — Руит. Руит, мак. Тайнг дхуд. Тайнг дхуд, Рик. Рикхард. — И вновь подтолкнул меня к серебристой лошади. Нет… Я… — Руит! — Командирским криком долетел до меня голос наездника, и я отступил на шаг назад… Так… Надо открыть систему… Я могу… Я могу забрать его с собой… Я зачерпнул из резерва энергию, но меня прервал нечеловеческий рев. Огромная черная тень метнулась из-за стволов и с каким-то утробным рыком кинулась в нашу сторону. Я по инерции выставил вперед руки, на автомате, абсолютно бессознательно сконцентрировал силу и вытолкнул ее, как учил меня этому Шиз на занятиях по силовым приемам. Ох, как я после вспоминал его слова… «Жизнь — очень неп­ред­ска­зу­емая шту­ка, и ни­ког­да не зна­ешь, что мо­жет пот­ре­бовать­ся те­бе зав­тра»… Воистину… Нет. Тень не снесло. Ее не отбросило назад, не заставило отступить, но она остановилась на границе лесной поляны и, словно бы задумавшись, уставилась на меня. Точнее, у нее не было глаз, чтобы я мог определить направление, в котором она смотрела, но у меня было полное ощущение, что сейчас тень пытается понять, что происходит. У меня в ушах стучало сердце. Одеревенелые мышцы не давали моему телу двинуться с места. Я просто глядел на тень, которая, застыв у черно-коричневого ствола огромного дерева, глядела на меня. Я внезапно понял, что эта тварь материальна. То, что мне в самом начале показалось тенью, имело изменчивое тело, постоянно перетекая из одной формы в другую. Кошмар-то какой! А затем, я увидел в самом центре этой черной массы ужасное зияющее подобие рта с острыми осколками зубов. — Да забери же тебя Пустота! — Проговорил я, и то ли от испуга, то ли от отвращения зачерпнул из резерва приличный комок силы, зажимая пальцы в кулак, и крутанув ладонью, создал огонь в той точке пространства, где сейчас стоял этот кошмар наяву. В системе сейчас полыхнул бы пожар, а тут… Только маленькая яркая искорка проскользнула в пасти чудовища… Я так не планировал, не целился… Так просто получилось… Тварь заверещала и попробовала кинуться обратно в лес, но та искра, которую я умудрился сотворить, похоже что-то нарушила в ее организме, и монстра начало выворачивать наизнанку. И в результате оно выпятило глянцевый, блестящий, словно с бензиновыми разводами пузырь с темной, коричнево-бурой массой внутри. Сзади рыкнул Гедур, и мимо меня пролетел брошенный им клинок. Остриё врезалось в дрожащую желейную оболочку, и она лопнула, разбрызгивая по округе внутренности. Существо еще пыталось ползти в сторону леса, продолжая растекаться через брешь в изменчивом теле, оставляя на снегу полосу из тошнотворно черно-бурой жижи. Мои руки, все еще выставленные на уровне лица, сильно дрожали. В одной ладони я крепко сжимал пряжку ремня, отданную мне всадником. Я вообще весь дрожал, но не от холода, а от ужаса, порожденного этим непонятным существом, его диким ревом и от осознания, что чуть было не погиб на страшных зубах. Меня передернуло и затошнило. Оно мертво? Я сделал несколько шагов в сторону распластанной черной каши, которая вывалилась из чудовища, и в нос ударил мерзкий зловонный запах тухлятины. Я разглядел среди студенистой каши очертание костей и… человеческой головы, словно обглоданной, но с остатками волос и, кажется, серьгой в ухе… Я сначала окаменел, а после почувствовал, как меня начинает колотить уже крупная дрожь, а спустя несколько сбивчивых то ли вздохов, то ли всхлипов, я заорал в голос. Нет, мне не было стыдно, мне не думалось, что сейчас я веду себя не как взрослый… Мне просто было страшно. До ужаса страшно. Что это? Что это за мир? Такого я даже в манге никогда не видел… Я бросился обратно к всаднику, и через трясущуюся губу проговорил, будто ища в нем опору и поддержку: — Гедур, она мертва, да? Гедур, скажи, что она мертва… Все мышцы ходили ходуном, и я трясущимися руками утирал влагу из глаз, сильнее перемазываясь в грязи и крови всадника. Гедур, сам пребывая в шоке, растерянно разглядывал то меня, то размазанные по снегу останки чудовища. Он быстро отошел от оцепенения, и ухватив меня за плечо, притянул к себе. С какой-то грубоватой лаской его большая мозолистая ладонь несколько раз погладила меня по голове. — Бидх, а уиле кай цеарт, Рик. Бидх, а уиле кай цеарт… Дав мне пореветь с пол-минуты, он неожиданно, словно осаждая, встряхнул меня за плечи и, серьезно посмотрев мне в глаза, уверенно произнес: — Фоймар лабх. — И ткнул пальцем в сторону лошади, которая все еще нервно топталась у дерева, а затем сделал приманивающий жест, мол «приведи». Слава Пустоте, тут был Гедур. Он выглядел бледным и измученным, но в его глазах была уверенность. Он знал, что надо делать. Я шмыгнул носом, кивнул и поднялся на ослабевшие ноги. Отвязав лошадь, я потянул ее за узду в сторону лежащего на снегу всадника. Серебристая сначала решила поупираться, но заслышав окрик своего наездника, послушно пошла вслед за мной, отфыркиваясь и взбудоражено махая из стороны в сторону хвостом. Я старался не смотреть в сторону черно-бурого пятна, однако гнилостный сладковатый запах постепенно разнесся по всей поляне, вызывая дурман в голове и тошноту. Я проверил резерв. Надо возвращаться. Мы договорились с ребятами, что как только запас энергии истощится на две трети, я должен буду вернуться назад. Но всадник… Гедур жестом указал на седло. Я, привстав на цыпочки, начал разглядывать седельные сумки. Я указал пальцем на одну из них, но наездник мотнул головой и жестом показал: «раздвинь в стороны». Закусив пряжку во рту — не на снег же ее было кидать? — отодвинул один из мешков в сторону и увидел прикрепленный к седлу извитой, красиво украшенный рог какого-то животного. Узкая его часть была оплетена кожей, мундштук и обод выполнены из того же металла, что и пряжка, а на широкой костяной поверхности виднелась узорная резьба с витиеватым орнаментом. Я посмотрел на Гедура и указал пальцем на рог. Он кивнул. Отцепив инструмент, я передал его в руки всадника, а затем выплюнув в ладонь пряжку, следом протянул и ее. Гедур посмотрел на меня и молча покачал головой. Почему он ее не забирает обратно? — Тха йа теардр дуит, мак. — Проговорил он и, обтерев ладонью мундштук, несильно продул его изнутри. Всадник набрал в грудь побольше воздуха и, прислонив рог к губам, с силой выдохнул, порождая из устья громкий низкий звук, который разлетелся по округе, поднимая в воздух птиц с насиженных веток. Два длинных гудка, один короткий. Это какое-то сообщение? Последовательность гудков повторилась. И мы все втроем, вместе с серебристой лошадью, замерли, прислушиваясь к тишине зимнего леса. Спустя несколько минут со стороны реки донеслось ответное гудение — два длинных. Ему отвечают! Это значит, что в лесу есть еще люди?! Слава богу! Гедур опять приставил к губам сигнальный рог и повторил: два длинных, один короткий. Почти сразу нам ответили: два длинных. Всадник посмотрел на меня и проговорил устало улыбаясь: —  Бидх, а уиле кай цеарт, Рик. Я не знал, что именно Гедур имеет в виду, но я, тоже вымученно улыбнувшись в ответ, произнес: — Я рад, что кто-то может помочь. Я присел на корточки и, взъерошив челку, посмотрел на бледного уставшего всадника. Тот опять указал пальцем на седельные сумки и проговорил: — Габ э! Я нахмурился, встал, протянул руку к ближайшей, но наездник мотнул головой, и кивком указал на вторую. Я расшнуровал завязки, и мне в руку вывалилась белая ткань. — Габ э! — Повторил всадник и кивнул. Я встряхнул вещь и понял, что это скорее всего одна из сменных рубашек Гедура, и я улыбнулся. Одежда… Как же мало иногда нужно человеку для счастья! Я вопросительно еще раз посмотрел на всадника, и он, шутливо нахмурившись, кивнул. Эх… И я с удовольствием влез в рубаху, которая, конечно же, оказалась мне велика. Ее подол спускался ниже колена, а рукава пришлось засучить, чтобы не расхаживать как придворная дама эпохи Эдо. Я благодарно посмотрел на Гедура. Он, поймав мой взгляд, еще раз кивнул на сумку. Я снова засунул в нее нос и обнаружил там вязаный шерстяной свитер насыщенного зеленого цвета. Вытащив и его, я посмотрел на всадника, и он кивнул, «мол, тоже надевай». Настоящий вязаный свитер! Который не развеется при возвращении в систему! Мне подумалось, что я вернусь домой как типичный герой игры после получения первого уровня: человека спас, помог монстра уничтожить, добычу принес. И пускай это всего лишь рубаха, свитер, да пряжка от ремня, но все добыто честным трудом и абсолютно самостоятельно! Правда следующей мыслью было, что ребята за эти приключения мне голову отвернут, под замок посадят и больше никогда из системы не выпустят… Из-за леса уже совсем близко послышался звук сигнального рога: один длинный, один короткий. Гедур ответил двумя длинными. Подмога почти рядом. Наверное, пришло время прощаться?.. Я улыбнулся и, подойдя к мужчине, мягко проговорил: — Удачи тебе, Гедур. Было приятно познакомиться. В ответ мужчина посмотрел мне в лицо и беспокойно нахмурился. — Рик… Рикхард… В чаще уже был слышен шум приближающихся товарищей Гедура. Мне надо уходить прямо сейчас. Пока они меня не увидели, а то потом будет много вопросов, так что… — Рикхард… Мак… — Предчувствуя неладное проговорил всадник, протягивая в мою сторону руку. — Мне пора идти. Помощь вот-вот подоспеет. Теперь все будет хорошо… Мне понравился этот смелый большой мужчина. От него веяло отеческой заботой, которой я не знал, или же не помнил и, признаться, мне было жаль оставлять его на попечение неизвестных товарищей. Мне бы хотелось точно знать, что он благополучно добрется до дома. Однако, и мои ребята сейчас, наверное, от беспокойства с ума сходят, ведь я задержался сильнее предполагаемого… Так что… — Прощай, Гедур. Может быть еще свидимся. — Проговорил я мягко, отступая в сторону высокого кустарника. — Мак… Рик! Мак! — Прокричал мужчина еще раз, на лице его отобразилось отчаянье. Он даже попробовал повернуться в мою сторону, но судорога боли не позволила ему завершить рывок. Я заметил движение в толще леса, и вновь пропели сигнальные рожки, а решимость, как можно скорее вернуться в систему, во мне возросла. Я ступил за кустарник и краем глаза заметил, как на опушку выскочил еще один всадник, отвлекая внимание Гедура на себя. Его нашли, а значит, все будет в порядке. Я закрыл глаза, сконцентрировался, забирая все остатки резерва, и развернул пространственный коридор.