На границе Пустоты

В этот вечер было как-то по-особенному неуютно. Травяная кошма стелилась вдаль протяжными шелестящими волнами, а пришедшие с моря дождевые тучи отбросили на скалистый берег густо-синюю мглу. Теперь они, холодные и мрачные, висели в небе, перекатываясь, готовые разразиться закатной грозой. Каурая Найденка пряла ушами, нервно топталась на месте, то и дело оглядываясь на свою товарку, — коренастую кобылку, щиплющую влажный ситник у подножья скалы. Набегающие порывы соленого ветра трепали их гривы и хлопали тяжелыми промасленными занавесками в кибитке. В вырезанной ветром и временем пещерке у самого входа трещало сучьями пламя — дым стелился по неровному потолку, оставляя сажевые разводы. — Ну и что мы будем теперь с ним делать? — спросила Финни, покосившись на лежавшее навзничь тело. Уна тоже невесело глянула на безымянного покойника, пристроенного в дальнем углу, и тяжко выдохнула: — Даже не знаю… Словно боялась ненароком разбудить усопшего, Диса сдавленно отозвалась: — Почему он умер? Все же было хорошо… — Странно все это, — рыжая сдунула с носа вылезшую из косы кудряшку, — Казалось, что выздоравливает… Но смотри сама — холодный, не дышит, пульса нет… Мы сделали все, что могли. Знаете, мне кажется, он чувствовал, что все к этому идет. Бредил, мол хоронить не надо… И что-то про Многоликую… Трое женщин задумчиво переглянулись. Костер раскусил ветку со звонким щелчком, и Диса, хлюпнув носом, проговорила: — Помер днем, а все еще коченеть не начал… И мертвецкие пятна не появляются. Девочки… А может не просто так он Древнюю Эйрадэ упоминал? Будто без божественного провидения тут не обошлось… Может действительно… Не будем хоронить? Просто камнями обложим, и пусть так лежит, словно спящий… Старшая, Уна, повернулась к сестрам и пожала плечами: — Хоронить и правда хлопотно будет. В море бросать — не по нашему обычаю. Так что… Давайте оставим так. Чем не последний приют для путника? — она обвела глазами пещерные своды, — Все лучше, чем просто под небом… Финни вздохнула, морща веснушчатый нос: — Я же говорила, не надо его с собой брать… Проблемы одни, — и, подхватив с пола камешек швырнула в глубину их неуютного убежища, — А ну брысь! Твари надоедливые! В темноте раздался испуганный писк, а рыжая продолжила: — Вы как хотите, но лично я ночевать в фургончике буду — соседства с пискунами только не хватало. Диса, сжавшись сильнее, бросила взгляд на старшую сестру: — Ун… А может и правда? Давайте камешки, какие найдем, уложим, и — ну его? Я трупов не люблю… Да и пискунов тоже. Поехали, пока совсем не стемнело? А гроза… Нам не привыкать… Брюнетка сурово нахмурилась, словно раздумывая: — Ехать в вечер, в такую непогоду… — Ун, я тут оставаться не собираюсь. Ты посмотри… Эти твари его уже грызть начали! Ты уж извини, но я лучше в дождь, чем это… — Финни непримиримо свела брови к переносице и, отвернувшись, начала выискивать взглядом камни побольше. — Ладно… Как скажете, — кивнула в ответ старшая сестрица и начала медленно подниматься на ноги. — Давайте тогда уж по-быстрому завалим булыжниками и поедем побыстрее, пока не ливануло… Диса согласно затрясла головой, а Финни уже ухватила камень и поволокла его туда, где находилось безымянное тело. Громко ойкнула и сморщилась в отблесках костра: — Ун… Они уже пальцы ему обожрали, представляешь? На смуглой руке блеснул глазами осмелевший пискун. В ногах у трупа возились еще двое. — А ну прочь пошли! — Крикнула рыжая и со всего размаху опустила булыжник на грудь покойнику. — Вот мы сейчас уедем, тогда и будете трапезничать! — И, повернувшись, чтобы найти еще один, проворчала: — Эти твари просто везде… Куда ни плюнь… Оранжевый свет от разведенного огня изредка долетал до лица усопшего, и Уна вновь глубоко вздохнула: — Жаль его… Молоденький совсем… — и тоже подняла с пола увесистый камень. — Давайте тогда поторопимся. *** Кибитка, громыхая, неслась прочь от побережья, оставляя позади неподвижные мрачные тучи, зависшие над скалистым пиком, а впереди в вечернем солнечном свете проглядывала густая рощица на холме и, кажется, ручей. «Надо же, распогодилось», — подумала старшая из сестер и, задумчиво кивнув сама себе, посильнее дернула поводья, — «Нам еще лагерь ставить, и вообще… Жить да жить…». Скрипя колесами, фургончик продолжил свой путь вверх по залитой солнцем дороге.