На границе Пустоты

Очнувшись в собственной кровати, Агацума почувствовал лишь приятную сонную леность — ни надрывной боли в пробитых ребрах, ни пульсации разгоряченных отеком мышц, и более того, вдохи-выдохи получались легкими, полными, не обремененными кашлем со вкусом солоноватого металла. Ему было настолько хорошо, что даже хотелось курить. И, наверное, кофе. Будто сейчас было самое обычное утро самого обыкновенного дня. Память же подсказывала, что все должно быть совсем по-другому. Последнее запечатлевшееся  — глоток свободной чистой силы, собственное удивление, и… моментально последовавшее предвкушение гибели. Казалось, он уже бесконечное время ждал смерти, как иные ждут невесту перед алтарем — с тщательно скрываемым ужасом и надеждой на неведанную счастливую жизнь, словно бог и вправду там, за гранью, заново распределят судьбы и выдает новые тела — чистенькие, свежие, как только что отпаренные сорочки. И когда энергия, свободная от приказа, неожиданно хлынула по связи, Соби только и мог, что хватать ртом воздух — Сеймей отпускает его? Позволяет ему умереть? И тут же, не задумываясь, позволил китаянке нанести удар — это казалось ему правильным, это было именно тем, что нужно. Он помнил, как тело — инстинкты, рефлексы — взвыло от боли, а ум, возликовав, съежился до слабо мигающей светодиодом точки: вот она, его победа! Однако помнил он и то, как, уже лежа на черном полу системы, ничего не видя, не слыша, даже почти ничего не чувствуя, кроме собственного пульса, он все-таки стремился превозмочь болезненную немощь, все-таки хотел сделать дерущий грудную клетку вдох. Удивительно. Оказывается, какая-то часть внутри все еще стремилась к жизни. Нелепая дихотомия. Тени, отбрасываемые мебелью, ложились под понятными привычными углами. Солнечный свет резво пробирался сквозь приоткрытые шторы, рисуя на полу и стенах четкие ровные трапеции. Соби разглядывал их нехитрое наслоение несколько минут прежде, чем осознал: в доме кто-то есть. Не звуки, а скорее еле осязаемые вибрации служили тому подтверждением, и Агацума ощущал их спиной — странные, не свойственные этому дому колебания вползали в позвоночник, проскальзывая через пол к ножкам кровати, а затем затухали в матраце. А еще влажность — воздух сделался тяжелее, даже представилось, что в ванне парит кипяток, и, наверное, можно было попытаться списать все на жаркий удушливый полдень, если бы не тонкий аромат шампуня. Его, Соби, шампуня. В который раз проведя ладонью по обнаженной груди и так и не обнаружив ничего нового, существенного, Соби поднялся на ноги. На мгновение мир перед глазами дал крен, — наверное, шея затекла, — и Агацума возвратил его на место, мотнув головой. Повел бровями, сощурился, припоминая, куда дел очки, — должно быть, в кармане рубашки, а где она? — внимательно прошелся взглядом по углам, но зеленого пятна так и не обнаружил. Потер глаза пальцами. С его зрением окружающее пространство выглядело достаточно четким, чтобы заварить себе кофе, но предметы представали сглаженным, без однозначных контуров и границ. В ванной что-то упало, и Агацума вздрогнул, бессознательно отреагировав на звук - нервы последнее время ни к черту. Кто-то сейчас возится в его ванной комнате, и это показалось одновременно и тревожным, и озадачивающим. Воображение подкидывало варианты, но ни один из них Соби не казался правдоподобным: Сеймей, Нисей, Оно… — Что за нелепица? — беззвучно прошептал он себе под ноги, на долю секунды представив плещущегося в офуро* домоуправляющего… Через пять длинных шагов он оказался в коридоре у двери в ванную и с сомнением посмотрел на ручку — открывать? Пальцы неуверенно легли на покрытый белой краской металл и неожиданно дрогнули без приложенных усилий, — ручка поехала вниз сама собой. То ли от неожиданности, то ли от того, что сознание оказалось не готово подтверждать догадки, Агацума вцепился в нее, сдерживая движение, сопротивляясь. Когда она со скрипом все-таки повернулась, то дверь рывком потянули с противоположной стороны. Соби отцепился от ручки так резко, словно по ней подавалось электрическое напряжение — перед ним стоял тот, кого он меньше всего ожидал увидеть. Рицу, Минами Рицу. Только несколько секунд спустя, когда, чуть сосредоточившись и подобравшись, Агацума вновь, промаргиваясь, взглянул в лицо стоявшего перед ним человека, то понял — он ошибся. У незнакомца были другие глаза — не холодные змеиные радужки Минами, а вполне себе теплые, светло-карие, чуть с золотинкой. Они смотрели на Соби из-за бурелома нечесаных влажных седых волос. Черт было точно не разобрать в скомканности момента, но нос как будто сильнее выдавался горбинкой, и брови на едва загоревшем лице казались шире. Стоя в вывалившихся клубах пара, Агацума пытался судорожно сообразить, знаком ли он с этим человеком, видел ли его раньше, говорил ли? И если да, то откуда, где, когда? — Прошу прощения, — Соби совладал с лицом и зачем-то закрыл дверь обратно. Остался стоять в коридоре до тех пор, пока ручка вновь не начала шевелиться, и быстро отступил в комнату. Схватился за виски и несколько раз прощупал пальцами напряженную жилку, зачесал пятерней волосы назад — что за бред? Надо найти очки. На всякий случай провел по карманам джинсов, хотя и понимал что там их нет, огляделся в надежде, что очки найдутся прежде, чем тот, кого он принял за сенсея, доберется до комнаты и обнаружит его таким — растерянно озирающимся по сторонам. Медленная поступь чужака смолкла в коридоре, и чтобы не встречать незнакомца в ослеплении замешательства, Соби обернулся к неизвестности лицом. Чужак стоял на входе в единственную жилую комнату: бедра завернуты в Собино полотенце, и прямой свет от окна мазал по его бледной груди по-прожекторному ослепительно и жестко. Жаркие прямые лучи искрили в срывавшихся с волос каплях, и вместе с незваным гостем в комнату пришел аромат намытого тела — чуть сладковатый от шампуня и пудровый от чистой кожи. Ростом пришелец был вряд ли выше него, но явно выше Минами, и на вид более крепкий, хорошо сложенный… Могли ли они встречаться до сегодняшнего дня? Соби не помнил. Надо найти очки. — Здравствуй, — поздоровался в неформальной манере незваный гость напротив, и Агацума нахмурился — что-то в речи незнакомца было не так. Не ответил. Лишь пристальнее вгляделся в лицо чужака, сделав несколько медленных шагов назад. И вроде незнакомец улыбался: губы растянулись, но глаза смотрели серьезно, испытывающе — так улыбаются, в основном, иностранцы. Или противники перед боем. Он системный? Пространство не клокотало вокруг угрозой, как будь тот бойцом, но и не разряжалось вспышками силы, как если бы перед ним стояла жертва. Просто человек? — Мы знакомы? Назовись, — Агацума говорил так, словно у него был в руках пистолет, и он держал противника на мушке. Незнакомец чуть повернул голову, словно раздумывая, посмотрел на Соби, но от его резких нелюбезных слов не напрягся, не встревожился, а только едва заметно вздохнул. Пожал голым плечом, отчего над ключицей на мгновение пролегла глубокая ложбинка, и голос, глухой, шуршащий, прозвучал в напряженной тишине: — Мое имя будет по-дурацки звучать в японской транскрипции, так что… Называй меня Дайчи*, оно подойдет. В японской транскрипции? Гайдзин*? Звучание речи было грубоватым, да и слоги чужак тянул непривычно… Наверняка гайдзин… И дежурная улыбка, и неформальное приветствие… Для иностранца он очень хорошо говорит… — Что ты здесь делаешь? — получилось еще менее дружелюбно, чем даже планировалось. Этот Дайчи оккупировал его ванную, натянул его полотенце, и не то чтобы Соби действительно беспокоился за сохранность своих вещей, просто слишком много странностей и совпадений пришлось на это утро. Утро ли? Агацума глянул на часы, — полдень. Черт… Что же происходило с пяти утра? Чужак ответил вопросом на вопрос: — Я поживу у тебя? Дня три, не больше? — а после Дайчи скривился и с досадой поворошил пальцами мокрые волосы. — У меня ни документов, ни вещей, ни денег… Брови сами собой поползли вверх. С беспардонностью иностранцев Агацума был знаком лишь понаслышке, но… — Без документов даже в гостинице комнату не снять… — продолжил оккупант, складывая руки на груди и запихивая ладони под мышки… Типичный американский жест, если верить кинематографу… — Как ты оказался в квартире? И… — Дальше Соби осекся — говорить с людьми о системе было запрещено. Незванный гость опять вздохнул, и как-то нехотя отозвался: — Ты лежал на земле неподалеку от дома, — и прислонившись спиной к косяку, задумался. Наверное слова подбирает… — Врачей вызывать — телефона у меня нет… Нашел бумажник в твоей сумке, а там — счета, а в счетах и адрес. Ну вот, домой и принес… Нет телефона… Может ограбили? — А тут посмотрел на тебя — вроде просто спишь. Решил подождать. Ну и заодно помылся… Агацума помолчал. Покрутил в голове предложенную версию событий и спросил: — Ты гайдзин? В ответ Дайчи глянул неожиданно остро, резко, чуть прищурившись, и, немного помедлив, проговорил: — В некотором смысле, — а после, поймав такой же острый взгляд в ответ, продолжил, — Меня усыновили, когда мне было около тринадцати. Агацума непроизвольно дернул бровью. Постоял в тишине. — Очки мои не видел? — В сумке, скорее всего, — и, оторвавшись от косяка, Дайчи сделал несколько шагов в сторону кровати, словно собираясь сесть. — Слушай… А можно у тебя во что-нибудь переодеться? Начинается… Соби, окинув взглядом незнакомца сверху вниз, сказал: — Может, и найду. А где моя рубашка? — В стирке — грязная. Да и мои вещи теперь тоже. Судя по спокойному тону этого Дайчи, никаких следов боя он или не обнаружил, или просто делает такой вид. И, значит, китаянка из Гьянгдзе куда-то испарилась, не привлекая к себе внимания. Все было очень подозрительным. Соби сощурился, подходя к сумке у окна, и заметил среди вещей стекольный блеск. Бой, которого вроде как и не было, этот незнакомец в доме, а еще и… новое сообщение, — просвечивая через подкладочную ткань внутреннего кармана сумки, мигал индикатором телефон. Смс. Очки привычно легли в руку. Он оглядел их, — целые. Отогнул первую дужку и краем глаза заметил, что на безымянном, подложенном для удобства под сгиб, осталось какое-то крошево. Растер между пальцами едва заметные маслянистые частички, поднес к носу — болотно-соленый запах, на всякий случай лизнул кончиком языка. Кровь. Задышал глубже, вспомнив, как именно оказался на полу системы. Кровь в стыках… Там, откуда ее можно достать только тогда, когда высохнет, — маленькие шарниры очечных дужек и, кажется, еще под прозрачными упорами для носа. Стараясь не подавать вида, что обеспокоен, Агацума надел очки, методично достал телефон и раскрыл сообщение: «Какого черта происходило этим утром? Жду отчет». Сеймей почувствовал бой. Хорошо. Значит, он, Соби, не бредил. Набил сообщение в ответ: «Разбираюсь». И вытянув из сумки так и не пригодившиеся в доме Оно хлопковые брюки, кинул их чужаку: — Ладно, оставайся. Дайчи повернулся на голос и ловко подхватил одежду прямо в полете. — Спасибо! Я только на несколько дней, — и чужак улыбнулся по-другому, по-настоящему, искренне, отчего Соби передернуло — захотелось зажмуриться, прогоняя иллюзию, но… В этом лице не по возрасту седовласого молодого парня он взглядом художника выцепливал такие знакомые черты — Возлюбленного? Нелюбимого? Обоих вместе взятых? Или это просто очередное совпадение? На мгновение прикрыл глаза, и знакомые черты куда-то испарились — ну, разве только что нос… И брови… И, возможно, разрез глаз… И… — Соби, а у тебя есть что-нибудь прохладное попить? Я загляну в холодильник? Отчего-то в груди сделалось больно. От смутно знакомой интонации ли? От… Откуда Дайчи знает его имя? А… Точно… Счета… Агацума не ответил, а гость по-хозяйски раскрыл одну из декоративных панелей, за которыми пряталась кухня, и нагнулся к маленькому холодильнику. Откуда он знает, где именно тут холодильник? Агацума молча наблюдал за чужаком. Чужак ловко разогнулся, сверкнув изгибом лопаток. Зачем же ты пришел на самом деле? Гайдзин Дайчи.