На границе Пустоты

Ты опять ушел. На этот раз чтобы вновь встретиться с вашими богами. Ушел уже четыре дня назад и все никак не возвращался. Я и так постоянно чувствовал себя паршиво, а когда ты уходил, окружающая неподвижность сводила с ума и тянула из меня последние эмоции. Этим вечером я пытался хоть как-то отвлечься — кино. Остался последний непросмотренный диск, который ты принес еще месяц назад с Земли, но… Я не вникал в слова, не слышал фоновой музыки — воспроизведенный прямо в воздухе фильм не увлекал, и весь сюжет проходил мимо. Я смотрел на меняющиеся изображения, лежа прямо на траве, но мыслями был далеко отсюда. В голове полным ходом шла финализация — последняя проверка данных. И я реконструировал свою жизнь от начала до конца. Мама. Брат. Ты. А потом… Я попал в Пустоту. По замыслу Земных богов — они и вправду пытались сделать чистую жертву. А вот ребята действительно случайно поймали мой последний призыв и вытащили к себе. Они никогда меня не обманывали, но и никогда и не рассказывали всей правды — строили коридор из информации таким образом, что я всегда поступал, как надо Трем. Но никогда не чувствовал несвободы — у меня всегда была уверенность, что все решения я принимаю самостоятельно. Даже теперь, стоя на краю пропасти, я собираюсь шагнуть в нее по собственному желанию. Я был для Трех кем-то вроде агнца, приносимого в жертву, кем-то вроде любимой овечки, которую, увы, к священному дню придется заколоть. И самое удивительное, что я не был против. Вот же… Если не создать сбой в работе Звезды, Трое не вернутся. Если Трое не вернутся, значит Арэ за какие-то десятки лет выкачает мир досуха. И погибнут все, кого я любил, будет уничтожено все, что я пытался сохранить. Не было причин сомневаться в видениях Лаи — они не раз подтверждались в мелочах. Нельзя было допустить воплощения ее пророчеств, если был способ их избежать. Эрда теперь была частью меня. Пойти, не пойти? Иллюзия выбора. На самом деле вопрос было только «когда». Я вздохнул. — Гранж… — теперь я чаще обращался к Третьему. Теперь, казалось, именно с ним было понятнее и проще — на четко поставленный вопрос всегда приходил четко сформулированный ответ. — Я могу сам пройти за туман и посмотреть, что там? Ждать Соби необходимо? — Можешь, если готов пойти один. — А я смогу вернуться? — Сможешь, если захочешь. Я повернулся набок и посмотрел на лиловую дымку, еле мерцающую в темноте. Неяркое фиолетоватое свечение медленно и хаотично менялось, будто внутри перемешивались облака, сгущались и разряжались вновь, перекрывали друг друга, и в местах наложения мерцание на долю секунды усиливалось. Мне казалось — звало. Я поднялся, оставил импровизированный киноэкран за спиной и побрел в сторону тумана. Остановился у самого края и коснулся дымки. От места соприкосновения пошли сполохи, которые, будто сжигая дымку, проделывали в ней дыру. Дыра ширилась, разрасталась, пока не превратилась в неглубокий тоннель. На том конце виднелось закатное солнце — прямые лучи проходили сквозь облачный ход и слепили глаза. Проморгавшись и прикрыв свечение ладонью, я двинулся вперед. Несколько шагов, и я сразу разглядел, что с той стороны находится какой-то горный выступ, а прямо за ним обрыв. У самого края — пара деревьев, угадывалось, что елей — просто черные плотные силуэты на фоне красно-оранжевого неба. Я неспеша подошел к одному, и заглянул за ствол: действительно обрыв, а в долине… знакомые очертания башен, высоких шпилей и труб литейных мастерских. Дыхание перехватило. Цитадель. Я чуть было не сиганул с обрыва, — удержался: это всего лишь иллюзия. Огляделся по сторонам. В горной породе по правую руку от меня солнечный свет очерчивал другой проход. Лучи ложились по касательной и четко видимая арка казалась заполненной плотной чернотой — путь в недра. Не потратив и минуты на размышления, я поспешил туда: предчувствовал — проход приведет меня в Ормир, домой… Лишь на мгновение остановился, перед тем как ступить в уже кажущуюся объемной тьму, но все-таки позже сделал несколько шагов, услышал эхо впереди, и отчего-то вздохнул. Обернулся. Надо дождаться тебя. Возвратился к обрыву. Сел на край и принялся смотреть, как солнце медленно-медленно проваливается за линию горизонта. *** Закат сменился ночью, ночь сменилась утром, утро сменилось днем. А я все сидел, смотрел и ни о чем больше не думал. Просто ждал. День окончился очередным закатом, и мне показалось, что я просто такая же ель, как те — неподалеку. Недвижимая, безмолвная. Просто часть пейзажа, словно и сидел так с начала сотворения всех миров. Твое присутствие я почувствовал не оборачиваясь, будто кто-то приоткрыл за спиной дверь и воздух устремился в образовавшуюся щель как в вакуум. Следом раздался звук шагов, — несколько неуверенных, потом все тверже и быстрее, и вот совсем близко… Теплые ладони легли на плечи. А следом прозвучал негромкий голос, твой голос: — Ты здесь! Я долго? В следующий раз… — Нет. Ты вовремя. Время тут не имеет значения, — я поднялся на ноги. Последний раз кинул взгляд на абрис крыш и шпилей, и повернулся в сторону прохода через гору. — Мне надо туда. Стоило двинуться, и твои ладони соскользнули вниз. — Ри… — ты позвал меня по старому короткому имени. Я обернулся. Теперь ты стоял у края и смотрел на вид, открывающийся на долину и Цитадель. — Что это за место? — Дом, — односложно ответил я и шагнул во тьму. *** Ты шел следом, создав световой шар на ладони, —впрочем, пробитый в скале тоннель был прямым, ровным, а пол в нем — гладким. Соизволь я пройти тут в одиночку, не заблудился бы, как в настоящих подземельях Цитадели. Проход привел в Хранилище, но ни стражи, ни переборок, как прежде, не было — объемный грот с заводью, а за ним тяжелые двери. Десяток шагов — и арсенал, тоже пустой, только стенды, где когда-то хранились доспехи; за арсеналом — приемная, а дальше коридоры, лестницы и опять коридоры — все так, как я помнил. Только людей нет. Пустой Замок, все двери нараспашку, эхо в залах почти угрожающее, и повсюду — пыль. Двери в Зеленый зал тоже были открыты. Все тот же ковер на полу, диван, кресла, книжные шкафы до потолка. Я огляделся. Увидел перо Соры, оставленное на одной из полок, прошелся пальцами по корешкам книг, и с них полетели серые пыльные хлопья. Дверь в кабинет — полураскрыта, я потянул ее на себя, и она легко поддалась. Письменный стол, копия Гедуровой карты на стене, недописанная на сукне бумага. Ты все это время шел за мной и ничего не говорил, а зайдя в кабинет, остановился, потушил свет на ладони — закат бил впрямую, на этот раз в окна, и этого было достаточно. Ты пронаблюдал, как я сажусь в кресло у стола, и тихо вздохнул. Я взял сложенное на столе письмо. Автоматически расправил лист, прочитал выведенное собственным почерком: «Милая Диер, леди Ар’Ту­рин Ир’Диер К’Анер, оставляю тебе последние строки, этой рукой написанные. Веселись, танцуй и сыщи занятия поинтереснее досужих сплетен, а если приглянется кто — не брезгуй. Доколе жив, обещаю о тебе думать и тебя целую. Твой Р.». Да… Все так… То самое письмо, оставленное для нее… Рука с листком сама собой упала на столешницу. Я запрокинул голову, посмотрел в потолок, а на деле следил за своими эмоциями, но как-то очень отстраненно: там было что-то вроде смеси из ностальгии, теплоты, злости, раздражения и полного безразличия. Услышал, как ты подходишь, а следом и вопрос: — Что не так? Я почти улыбнулся. Если бы улыбнулся, вышло бы, наверное, зло. Сам себе, едва ли не без голоса, проговорил: — Заботу о маме оставил Сеймею, благополучие всего Княжества — Нари, воспитание Нари — Диер… И все потому что «беспокойство о мире»… Мне всегда приходится оставлять любимых. И по итогу, я везде лишний… Наверное, это и вправду — судьба… Я тихо засмеялся: всегда же твердил, что судьбы не существует. И вот… Ты возник рядом и попробовал заглянуть мне в лицо, но я быстро смежил веки. Не надо. И, почувствовав твое прикосновение где-то у щеки, отпрянул. Что-то внутри взорвалось, сдетанировало. Как ошпаренный вскочил, чуть не перевернув тяжелый деревянный стол, бумаги разлетелись, писчий стек скатился, упал на пол, и его керамическая ручка раскололась, покрылась трещинами. Понимая, что нахожусь в каком-то полуадекватном состоянии и, памятуя о том, что недавно сам рассказывал тебе о вседозволенности Источника, закусил губу, и перекинулся. Дотащился до окна, оборвал занавеску, сжал ее в пальцах, пережидая приступ ярости, но этого не хватало. Пришлось схватить и выдрать кусок каменного подоконника — тот отлетел куда-то назад, и за спиной громыхнуло. Обернулся: ты стоишь прямо, смотришь на меня внимательно, болезненно, с упорством и остротой. Я перевел взгляд дальше и увидел, что полки вдоль стены снесены отброшенным куском кварцита, и что все попадало кое-как, и что вокруг воцарился полный хаос. Силы куда-то улетучились. Бежать — некуда. Это тупик. Я устало осел на пол. Почувствовал, что ты приближаешься, нехотя поднял глаза и проговорил: — Не стоит наблюдать за истерикой. Она будет длиться, пока ты не уйдешь. — Вот и хорошо, — ты кивнул. — По-моему, самое время. Я не хотел. Наоборот, хотел опять сбежать, как в поместье, подальше от тебя, подальше ото всех, даже взгляд сам по себе заметался по углам, словно я мог найти там выход. Но выхода отсюда не было. Закрыл глаза и услышал: — Расскажи мне. Я не узнаю, пока не расскажешь. Раздели, и станет легче. Ты же разделил мои воспоминания? Ты знаешь про меня почти все. Почему же так отчаянно в меня не веришь? — Со… — я уткнулся лбом в ладони. И замолк. Ты присел рядом, я чувствовал. Не хотелось вообще ничего рассказывать, но вместо планируемого сопротивления с языка сорвалось: — Там слишком много… А ты аккуратно положил руку мне на макушку, и от прикосновения болезненно прострелило по позвоночнику до ребер. Захотелось сжаться, но я только покачал головой. Ты продолжил перебирать волосы, почти невесомо касаться, и тихо спросил: — Расскажи, что это за место? Дом? Ты осторожничал. Голос вкрадчивый, будто ты пытался уговорить зверя, и правильно: что-то откликалось внутри на тембр, что-то пыталось пробиться наружу. Я рвано выдохнул: — Дом… Я вырос здесь… Тяжело сейчас переводить названия — язык другой… — я опять умолк, но почти сразу продолжил, — ты неспроста меня гайдзином в начале называл… Хоть я и старался нормально… А тогда с тетушкой вообще забавно вышло, в магазинчике… Ты разозлился… — я вспомнил твой строгий взгляд, хмыкнул и прикусил губу. Подумав, попробовал оправдаться — я не использовал японский почти совсем… только хирагану в тайнописи, в переписке… И вдруг понял, что сказал. Испугался: спросишь или не спросишь — «в переписке с кем»? Я замолк и, похоже, заметно напрягся. Быстро начал просчитывать варианты отступления, на случай если все же спросишь, не понимая — хочу ли я тебе рассказывать про Ди… Но ты успел. Наверняка почувствовал острую тему и задал вопрос: — Кого ты научил нашей азбуке? Я долго молчал. Все время, которое мы провели вместе, я не упоминал о ней, не говорил о личной жизни, мне казалось, что это могло тебя поранить. Чувствовал себя то ли предателем, то ли обманщиком, но искренне считал, что так лучше. — Диер… — я поднял глаза, встретил твой спокойный взгляд и мгновенно занервничал. Тут же постарался это скрыть, но напрасно — ты участливо кивнул, и я заговорил не разбирая: — Диер… Она была моей подругой, самым близким человеком долгие годы, она… — я хлебнул воздуха, — она моя жена… так вышло… все как-то так вышло, и у нас есть дочь, я дал ей свое имя, но… мне пришлось уйти… — я выдохнул и, найдя в себе остатки мужества продолжить, сбился на шепот: — пришлось оставить их, Со… И тебя мне придется оставить… Рано или поздно… мне придется вернуться назад… На Эрде уже прошло почти два года… Так много… Твой взгляд не изменился, пальцы не дрогнули, — ты продолжал перебирать мои волосы и спокойно смотреть, только уголки губ растянулись в какой-то понимающей печальной улыбке: — Я понял, что ты уходишь, когда отдал мне кольцо. Я уже долгое время думаю об этом. Не терзайся. Со мной все будет хорошо, я обещаю. Я замер, зацепился за твой взгляд, еще не до конца осознавая, что именно ты сказал, но к горлу уже подступал спазм, и кажется, меня начало мелко трясти. Так дрожат мышцы после того, как освободишь себя от чрезмерной тяжести. Это было так важно услышать. Я на миг почувствовал себя выигравшим тысячу сражений одновременно, хоть и не участвовал ни в одном. Ты, будто подтверждая собственные слова, чуть встряхнул меня за плечо и повторил: — Все будет хорошо, какую бы жизнь я ни выбрал. Ты открыл все дороги, и я правильно распоряжусь свободой. Всегда буду о тебе помнить, может, иногда ждать, но… — Все пройдет… Ты кивнул. Подхватил за локти, поднялся вместе со мной, привлек к себе, ласково, без нажима проговорил: — Если надо идти — иди. Я провожу… когда скажешь. Я устроил щеку на твоем плече. Не до конца еще понимая, что именно с тобой, со мной — с нами — произошло, я выдохнул и внезапно почувствовал, что во мне уже начала появляться нежданная легкость, светлая, хоть и с толикой грусти. Сил не осталось. Я очень вымотался за последнее время. Потянул тебя к себе: — Пойдем. Я, кажется, сильно устал. Надо хотя бы лечь. За теми дверьми — спальня. Посторожишь мой сон сегодня, ладно? — и я шагнул к приоткрытым дверям.